Евпатий остановился перед прозрачными мостками в камеру машины времени. Операторы следили за экранами. Уровень заряда накопителей рос медленно, мощности двух десятков электростанций едва хватало. Наконец, вспыхнули зеленые лампы и дежурный смены доложил: «Готово!»
Кто-то дотронулся до плеча солдата. Евпатий вздрогнул: перед ним стоял доцент Лиманов.
- А если тебе станет страшно, - зашептал он. – Нажми на красную кнопку, и ты окажешься дома.
Лиманов хлопнул Евпатия по плечу. Тот прошел по мосткам, словно по воздуху. Закрылась толстая стальная дверь. В ушах загудело, будто заработали десятки трансформаторов, пол куда-то провалился и сержант полетел в невидимую бездну…
Мерзлая земля больно ударила по плечу. В горле запершило от едкого запаха гари. В лицо хлестко ударил пронизывающий ветер. Евпатий окончательно пришел в себя, открыл глаза и увидел перед собой бревенчатую крепостную стену. Обернулся и замер в растерянности: похоже, он опоздал.
Рязань догорала. Черный дым от сгоревших построек стлался над землей. То здесь, то там, пробивались языки пламени. Кругом валялись искромсанные тела защитников, снег потемнел от крови.
Евпатий посмотрел на пресловутую красную кнопку. Возвращаться домой? Сержант обошел деревянный дом с провалившейся крышей и увидел труп утыканного стрелами подростка. Рядом с ним лежала молодая женщина с разрубленной головой. Ярость застлала глаза.
Ну уж нет! Он будет сражаться и кусать, рвать зубами татарскую нечисть пока… пока ему по-настоящему не станет страшно!
Ветер донес чьи-то гортанные крики. Евпатий, не ощущая тяжести снаряжения, побежал на шум.
Несколько монгольских всадников гонялись за человеком в грязной, покрытой пятнами, рубахе. Они могли бы легко порубать его саблями, но почему-то щадили и клинки свистели над самой головой несчастного. Так вот, значит, какие здесь развлечения!
«И да прольется кровь захватчиков» - мрачно усмехнулся Евпатий, опустил на глаза рамку прицела, нажал на гашетку и повел стволами пулемета.
Оглушительное брррррт – и монголы, как подкошенные, повалились на землю. Чудом уцелевший воин вскочил на ноги, взмахнул саблей и храбро кинулся на сержанта. Очередь перерубила его пополам. «Получи, нерусь поганая» - процедил Евпатий.
Горожанин сидел на корточках, закрыв голову руками. Сержант схватил его за шкирку, поставил на ноги так, что затрещала ткань, и глянул незнакомцу в лицо. Совсем юный парень, светлая растительность только-только пробивается на бледном лице.
- Идем со мной, если хочешь жить! – прорычал Евпатий. – Ты кто?
- Бориска… - прошептал парень.
- Будем знакомы. Евпатий Колесов. Где Батыга окаянный? – сержант вспомнил книгу «Батый». - Веди меня к нему!
Юноша поднял взгляд чистых синих глаз и удивительно твердо сказал:
- Боярин. Побиваша тебя. Ордынцев – тьма тьмущая!
Слова Бориски подействовали, будто ледяной душ. Ярость уступила место трезвому расчету. Евпатий мысленно пожурил себя: спецназовец – самостоятельная боевая единица. Поддаваться эмоциям значит провалить задание ко всем чертям!
Сержант нагнулся и тихо сказал:
- Можешь провести меня незаметно к татарам? Надо разведать. Так, чтобы нас не заметили.
Бориска что-то буркнул и потянул Евпатия к сгоревшим домам. Сержант остановил его. Сорвал с мертвого татарина шапку, пробитый пулями халат и сапоги.
- Надевай, а то замерзнешь! И возьми оружие! – и протянул юноше саблю и ножны.
Бориска дворами проскользнул к пролому в крепостной стене. Евпатий осторожно выглянул и обомлел: насколько хватало глаз, мерцали огни костров. Перекрикивались люди, ржали лошади. Сержант вспомнил инструктаж: историк говорил что-то о тридцати тысячах татар. В одиночку столько не одолеть. Но можно устроить захватчикам партизанскую войну.
К счастью, Евпатий и Бориска понимали друг друга, несмотря на различие в языках. Не обошлось без недоразумений, но все же оба товарища по несчастью добрались до сбежавших в леса рязанцев. Когда их встретил дозор, Бориска вовремя успел сорвать монгольскую шапку, иначе дело могло закончиться перестрелкой со своими. Два дюжих воина отвели путников к начальнику над остатками рязанского войска.
Седобородый мужчина в меховой шапке хрустел аппетитным куском жареного мяса, двигая челюстями так, что алый шрам на щеке ходил ходуном. У Евпатия потекли слюнки: яйцеголовые не догадались снабдить его синтезатором пищи. Наверное, думали, что во время кратковременной миссии он вряд ли успеет проголодаться.
Рязанцы усадили гостей возле костра. Кто-то сунул Евпатию и Бориске горшок с кашей и ложки. Предводитель сам отрезал мяса от своего куска. Немного заморив червячка, Евпатий предложил:
- Давайте крошить татар! Я, если что, впереди!
- Погоди, дядя, - сказал начальник. – Ты видел, сколько ордынцев? А нас?
К этому времени Евпатий уже научился преобразовывать корявую речь местных в понятный язык. Впрочем, ему все равно казалось, будто рязанцев обучал разговаривать магистр Йода.
- Значит, вы трусы? А хотите, я вам кое-что покажу? – Евпатий вскочил, навел пулемет на молодую ель и нажал на спуск. Проревела очередь, и дерево с треском повалилось на землю. Рязанцы шарахнулись в сторону.
- Неужели вы не пойдете воевать за землю русскую? – пафосно воскликнул Евпатий.
- С иноземцем-то во главе? Ты и одет не по-нашему, и морда бритая! И даже разговаривать не научился, - ехидно сказал кто-то.
- Братцы! Я же свой, красный! Русский! Евпатий меня зовут, Колесов! Даже пулемет называется Стволоврат! – в отчаянии вскричал сержант и, не получив поддержки, махнул рукой.
- Ну и пропадите вы пропадом, - спокойно сказал он и разродился отборным четырехэтажным матом.
Шапка предводителя буквально поползла вверх. Рот приоткрылся, обнажив ряд гнилых зубов.
- Кажись, свой… - сказал главарь. – Прости, боярин. Сам видишь, времена какие. Тысяцкий я. Всеволод звать. Приказывай, за тобой пойдем.
Евпатий закинул пулемет за спину, сел у костра и затянул могучим басом: «Враги сожгли родную хату…» Песня пришлась рязанцам по душе, каждый подхватил ее, как умел, и мелодия, будто поминальный звон, лилась над непроходимыми лесами.