Часть первая
Семьдесят второй день

Глава 1.
В которой прапорщик Ильинский получает задание

Тонкие тиковые планки настила вздрогнули от тяжелого удара.  Подполковник Ковалевский чуть повернул голову – ну конечно, прапорщик Ильинский поленился карабкаться вниз и просто спрыгнул. Спрыгнул, разом миновав полдесятка ступенек легкой металлической лесенки, что ведет наверх, на «хребет» воздушного корабля -  несущую ферму, к которой крепятся растяжки и тросы, скрепляющие воедино конструкцию всю конструкцию.
- Полегче, прапорщик, так вы нам весь корабль развалите!
Молодой человек не ожидал упрека, а потому только и сумел, что буркнуть что-то невразумительное, да попытаться щелкнуть каблуками. Попытка не слишком удалась, зато он еще сильнее раскачал  хлипкое сооружение, привешенное под брюхом дирижабля, что окончательно вогнало несчастного прапора в  ступор. Он вцепился в леер и замер, ожидая, по видимому, выволочки.
«Вот и жди! Потому как порядок должен быть везде, даже и в воздух, как бы не изощрялись иные остряки: «где начинается воздухоплавание, там кончается дисциплина!»
Командир 9-й воздухоплавательной роты, и, по совместительству,  капитан первого в России военного дирижабля «Кречет», хоть и изображал сейчас строгость, но поглядывал на на своего подчиненного с явным удовольствием: бывший студент, из вольноперов,  а какой отчаянный парняга! Не каждый отважится ползать по ажурной решетке, раскачивающейся под брюхом дирижабля – это, знаете ли, похлеще, чем кувыркаться на трапеции в шапито. Там, хоть и высоко падать, а все ж, может и повезти, отделаешься переломанными костями. А здесь шалишь, до земли лететь никак не меньше полутора тысяч футов, и никакие опилки не помогут – разве что свалишься по невероятному везению в стог сена.
- Господин полковник, осмотр произведен!  Третья и пятая растяжки по правому борту слегка ослабли, я подтянул наскоро. На земле надо будет заняться ими поосновательнее…
А прапор быстро учится, отметил Ковалевский. Уже усвоил, что между офицерами принято опускать добавки к званию, вроде «под» или «штабс». И ведь не  скажешь, что совсем недавно был студиозусом! Впрочем, среди воздухоплавателей хватало и бывших студентов, и даже преподавателей, читавших курсы разных наук в военных учебных заведениях – нарождающемуся роду войск отчаянно требовались люди не просто грамотные, а хорошо разбирающиеся в сложной современной технике.
Внизу проплыли соломенные крыши очередной мызы, стадо пятнистых черно-белых молочных коров на выгоне а дальше, за жиденькой рощицей сверкнула отраженными солнечными лучами гладь Западной Двины. Пора было делать поворот – Ковалевский заранее намерил на карте эту точку, составляя план полета.
- Штурвальный, лево пять!
- Слушш, вашсокобродь, лево пять!
Усатый унтер в кожаном шоферском шлеме и кожаной же куртке с двумя рядами латунных застежек (такие полагались всем воздухоплавателям) отрепетовал команду и быстро завертел никелированное колесо штурвала. Заскрипели тросы, ведущие на корму, к рулям направления, и «Кречет» неторопливо, с достоинством, полагающимся повелителю балтийского неба, описал широкую дугу. По правому борту замелькали на фоне серой полоски Рижского залива готические шпили, среди которых  бросались в глаза острые иглы Домского собора и ратуши. Ковалевскому вдруг остро захотелось развернуться к норду и пройти над городом низко, на трех сотнях футов, чтобы можно было разглядеть  каждый камень в брусчатке средневековых улочек, круглую туру Пороховой башни, каждую лодочку в гавани, набитой судами,  как бочка балтийской селедкой, именуемой «салака». А потом - развернуться над угрюмой калошей броненосца «Цесаревич», коптящего небо над рейдом своими двумя трубами, и снова проплыть над городом, веселя мальчишек, пугая извозчичьих лошадей и заставляя хвататься за сердце жен почтенных бюргеров – как же, невиданный скандал, колбаса летит по небу!
В спину Ковалевскому уперлось что-то твердое. Давешний прапор наклонился жестяному циферблату указателя воздушной скорости, соединенному с трубкой Вентури – это устройство недавно установили на «Кречете» по чертежам профессора Жуковского. Прапор возится с отладкой капризного устройства,  не замечая, что заехал отцу-командиру локтем повыше поясницы. Ничего не поделаешь: на мостике почти все место занимали громоздкие газолиновые моторы, так что, едва оставалось место для него самого, прапорщика, выполняющего в этом полете обязанности такелажмейстера, штурвального унтер-офицера, сигнальщика да механика, не отходящего от  пятидесятисильных «газолинок», по одной на каждый из двух пропеллеров, старательно перемалывающих воздух по обе стороны от гондолы. А еще ходят разговоры, что «Кречет» собираются вооружить то ли двумя, то ли сразу четырьмя ружьями-пулеметами системы «Мадсен»! Конечно, его, как военного воздухоплавателя, это не может не радовать – но как, скажите на милость, управляться в этой тесноте с громоздкими «мадсенами», когда и без них постоянно локтями толкаешься?
Ильинский оторвался от прибора.
- Тридцать пять верст в час, господин подполковник! Можно еще добавить оборотов, на испытаниях аппарат показывал до сорока трех!
- Незачем, прапорщик. Торопиться некуда - идем домой, да и масло начало греться, непорядок…
Отчет Главного инженерного управления гласил, что на стендовых испытаниях  «мотор работал исправно 2 часа без перерыва, затем обнаружилось сильное разогревание масла, вследствие чего произошла порча картера». Сегодня они провели в воздухе боле полутора часов, и, хотя и останавливали попеременно моторы, пользуясь попутным ветром, Ковалевский все же не  хотел без нужды перенапрягать и без того не слишком надежные механизмы.
- Кстати, прапорщик, давно хотел спросить -  вы сами попросились к нам в роту,  или по назначению?  - осведомился подполковник, слегка отодвинувшись от чересчур ретивого подчиненного.
- Так точно, сам, господин полковник! Я ведь участвовал в достройке и испытаниях аппарата, вот и  попросился…
Полгода назад прапор прибыл в часть вместе с новым воздушным кораблем и знает его как свои пять пальцев – недаром год без малого прослужил в Гатчинском воздухоплавательном парке, где «Кречет» испытывали и доводили до ума, излечивая от «детских болезней».
- Да, первый российский военный дирижабль – тут есть чем гордиться! Знаете ли, я ведь принял роту 31-го июля, на следующий день, после того, как «Кречет совершил свой первый полет». Стал, так сказать, преемником полковника Найденова, одного из создателей «Кречета» - это ведь он еще в пятом году сформировал роту в составе  Восточносибирского воздухоплавательного батальона. Кстати, он ведь и вам оказывает протекцию?
Коля смутился, покраснел и  что-то забормотал в оправдание. Ковалевский усмехнулся.
- Ну-ну, прапорщик, не стоит. Не сомневайтесь, офицерские погоны вы носите вполне заслуженно. Воздухоплавание – новое  дело, и в нем нужны такие толковые молодые люди.
Коля смутился еще больше, так, что даже уши у него покраснели. Правда, на этот раз смущение было вызвано похвалой. Положительно, этот прапор – удачное приобретение для роты! Скромен, старателен, храбр, технику знает «на ять». Жаль, что приходится отпускать его,  ну да с прямым указанием начальства не поспоришь…
- Кстати, вас тоже можно поздравить с новым назначением. Давеча из Главного инженерного управления пришла бумага – вас командируют в Париж, в распоряжение комиссии по приемке только что построенного для российской армии дирижабля «Клеман-Байяр». Так что, как причалим – ступайте в канцелярию, сегодня оформляете бумаги, получаете проездные, командировочные. Литер  вам выпишут завтра, в военной комендатуре, так что – счастливого пути! И поаккуратней там с француженками, а то знаете ли, гусарский насморк… Оно вам надо?»
На этот раз Колины уши по густоте пурпура вполне могли посоперничать с иными сортами бархатных роз. Ковалевский снова ухмыльнулся – про себя, конечно. То-то, молодой человек, привыкайте к реалиям армейской жизни! Конечно, воздухоплавательная рота – не кавалерия, но известная лихость в поведении присутствовать должна непременно. Аэронавты мы, или нет?
- И вот еще что. Будете в Париже – советую обзавестись автоматическим пистолетом, если, конечно, средства позволят. Только выбирайте модель со стволом подлиннее, а то, случись война, придется из наганов от аэропланов отстреливаться.
Ильинский в ответ на шутку командира торопливо закивал. Подполковник неодобрительно покосился на штурвального - тот изо всех сил пытался скрыть ухмылку в роскошных боцманских усах. Между тем, Ковалевский нисколько не шутил - он, поощрял   офицеров своей роты обзаводиться разрешенными для ношения в строю пистолетами-карабинами, пригодными для стрельбы на большое расстояние. Да и внешний форс не помешает - пусть армейская крупа таскает штатные "наганы", а им, небожителям, более к лицу длинные кожаные  кобуры  германских "люгеров" и лаковые маузерные коробки. Такое приобретение, конечно, не по жалованью прапорщика – даже с учетом того, что денежное довольствие у воздухоплавателей не впример выше армейского. Но, вроде бы,  папаша Ильинского богатый московский заводчик - вот пусть и оплатит недешевую покупку сына. Не пижонские ведь шмотки вроде дорогой тросточки или золотого портсигара – личное оружие, вещь солидная, нужная. Глядишь, когда-нибудь и в дело придется пустить...

Отредактировано Ромей (28-10-2018 21:13:20)