Пишу повесть. На ваш суд, уважаемые коллеги.

Без права на жизнь.

Часть первая. Зомби.
Правильно, что Всевышний милостиво стирает память о предыдущих жизнях в душе, получившей жизнь новую. Воспоминания, постоянное ощущение потери, неразрывная связь с близкими — все это лежит грузом боли и тоски от одной прошлой жизни. А если помнить их все?
Я не рождался в этом мире, хотя навсегда покинул тот, суматошный и неустроенный, полный потерь и приобретений, развала великой советской империи и смутного существования России. Но там русское государство, по крайней мере, осталась...
Ничего не говорило о последнем дне. Не было примет и предчувствий. Теплое солнце Дивноморска неспешно затягивали тучи, море волновалось на балл-полтора. По светлой набережной от пляжа и ставшего неприветливым, с серым отливом и песком в прибое моря  неспешно расходились отдыхающие. Вкусные, резкие запахи разносились из снимающих обязательную дань кафешек, снисходительно скучали продавцы курортной ерунды в палатках. Я решил воспользоваться отсутствием назойливого спасателя на лодке и от души поплавать за линией буйков, не переходя, впрочем, незримую границу, отмеченную дальними бакенами. Размеренно, с удовольствием выгребая в чистой, сине-зеленой волне, наслаждался ароматом моря, прибрежным пейзажем, ощущением отпуска. Семья уехала раньше — сыну на учебу в политех, у жены заканчивался отпуск. Я остался на бархатный сезон первых сентябрьских дней. Много ли надо от жизни мужчине «за сорок», чтобы снова почувствовать душой привкус счастья?
А волна потихоньку усиливалась. Это заметно становилось при взгляде на берег: прибой уже давал неплохой вал, подхватывая и легко выбрасывая на берег визжащую от восторга и переполнявших чувств малышню. И вроде как еще потемнело. О, отлично, только дождя  не хватало. Первые грузные капли неспешно и с достоинством зашлепали по волнам, иногда чувствительно попадая по лысине. Наддав к своему пляжу,  живо представил перспективу возвращения в съемную квартиру под мощными струями южного ливня, да с бьющим порывами ветром.  Сзади ощутимо громыхнуло. Оглянувшись, перешел на саженки — быстро наползающая фиолетово-черная туча выглядела крайне зловеще. Громыхнуло резче и заметно ближе, в затылок потянуло промозглым холодком, воздух наполнился запахом влаги и озона. Почти одновременно со вспышкой, отразившейся на волнах, резко-разрывающе шарахнул гром. Совсем близко. Еще раз. Еще... Ярчайшая вспышка засветила, превратила в черно-белый застывший в напряжении окружающий мир, свинцовая плита вышибла дыхание из груди.
Не было последней мысли, не было тоннеля и черноты. Все составляющее истинное «я» плыло в мягкой обволакивающей теплоте. Я видел одновременно все стороны, чувствовал... Наверное, то же, что и ребенок под сердцем матери. Заботу, ласку, нежность, любовь. Незримый, всемогущий и бесконечно добрый нес меня в своих ладонях, отдаляя горе, печаль и заботы. В сознании шевельнулось воспоминание о близких — и тут же развернулись яркие живые фрагменты: свадьба возмужавшего сына, жена вытирает слезу у памятника, сын передает улыбающейся жене маленький запеленутый кулечек. Внук... Картины растаяли, оставив спокойствие.
Я был не один — из темных раскрывающихся окон выплывали окутанные жемчужными оболочками золотые искры, заполняя бесконечное пространство и образуя гармоничный прекрасный узор. Вот одно из окон распахнулось совсем рядом. Из него неловко, теряя осколки распадающейся жемчужной сферы, выпала искра, распространяя вокруг ощущение боли и безумия. Серебристый поток стремительно подхватил несчастную и унес вдаль.  Парящий исчезающей дымкой осколок приблизился ко мне, впитался, обдав чужими чувствами и воспоминаниями. Это было непередаваемо. Еще один, зацепившийся за край темного портала, неудержимо потянул к себе, льдисто-обжигающе прикоснулся, и темнота ударила ослепительной вспышкой.
                                                                  ***
 - Охерел, полудурок, дергать? Кожан, засади ему еще раз, мля, поумнеет.
 - Слышь, Вялый, это, типа, не он.
 - А кто, жмур, что ли?
 - Ну.
Меня перестали тащить за ноги, глаза наконец-то открылись.  Перед лицом маячила счастливо улыбающаяся, с разбитым, сочащимся кровавой соплей носом, грязноватая физиономия худющего молодого парня.
 - Сеант, Сеант...
 - Свали, полудурок.
Получив ощутимую затрещину, счастливый отшатнулся, поле зрения заполнила отвратная, с неопрятной бородой, рожа.
 - Гля, точно смотрит.
 - Вялый, ты шухеруй, а вдруг он, типа, зомби стал, ща как начнет тебя хавать.
 - Хавалка не выросла.
Тем не менее, бородатый отстранился (о, глаза уже работают, слежу за ним взором) и попинал меня в ребра.
 - Зомбак, ну-ка вякни что-нибудь. Слышишь меня, дохлятина?
Ощущения доходили как сквозь толстый слой ваты, а звуки все лучше. С неимоверным трудом разлепив губы, я попробовал ответить. Вместо мата из пересохшего горла вышел жалобный сип.
 - Мля, точно зомбак. Полудурок, вода есть? Вода, дебил, пить?
Парень (и что он все время улыбается?), скособоченно прихрамывая, убежал и через минуту вернулся, протягивая пластиковую полуторку с мутноватой жидкостью.
 - Хули мне суешь, сам своего кореша пои.
 - Сеант, сеант, ить.
Он заботливо приподнял мне голову, поднес бутылку к губам. Выдохшаяся, отдающая затхлой пластмассой газировка оживляюще потекла в горло. Сделав несколько глотков, я обессиленно (Что со мной? Как же плохо себя чувствую.) отстранился.
 - Спасибо, - удалось прошептать.
 - Гля, Кожан, живой. А был жмуром. Точно, зомбак. Слушай сюда, дохлятина. Неделя тебе, чтобы очухаться. Через неделю — на сортировку, вместе с корешем твоим. Один раз в день — жрачка, услышишь звон — иди. Ну, полудурок знает. Разожжешь костер, подпалишь свалку — ты труп. На ломти настрогаем. Все, зомбак, не кашляй.   
Развернувшись, бородач в рваной рубашке ушел со своим напарником, таким же бомжарой на вид. Улыбающийся подхватил меня сзади под руки и с трудом потащил. Голова не держалась, глаза закрывались, тошнило, бросало то в жар, то в холод. Остатками сознания зафиксировал подобие низкого шалаша и как меня накрывают чем-то рваным.

Отредактировано niklom (10-02-2011 13:54:56)