Ранним утром не успела еще просохнуть от росы трава, на Поганое поле вышли царские полки. Всюду раздавался мерный топот ног, сухой треск барабанов и гортанные команды офицеров. Первым прошли немцы из Мекленбургского полка и на ходу перестроившись из колонны в две батальные линии заняли левый фланг. Следом несколько менее стройно, все-таки довольно ловко вышли стрельцы в красных кафтанах и заняли центр. Следующими старательно маршировали на правый фланг солдаты из недавно сверстанного полка нового строя, для большинства которых этот смотр был первым. Не смотря на то, что опытных солдат среди них было немного, маневр был проделан быстро и четко. Так что даже обычно скупой на похвалу полковник Гротте, одобрительно кивнул головой и буркнул в усы: - гут! Затем раздался стук копыт и на поле появились пушкари из царского артиллерийского полка. На каждое орудие приходилась шестерка крепких ногайских лошадок уверенно тащивших свой груз. Следом за ними четвериком везли телегу с зельем* и прочим припасом, а прислуга за исключением нескольких начальных людей, гарцевавших верхами, бежала рядом. Достигнув назначенных им мест, пушкари споро отстегивали упряжки и, передав их коноводам, выкатывали орудия в первую линию пехоты. Каждый из них настолько хорошо знал свое дело, что казалось, будто пушки двигаются и заряжаются сами собой и мало кто подозревал, скольких трудов стоила подобная слаженность.
Тем временем с другой стороны поля строились кавалеристы: рейтары, кирасиры и драгуны. Едва ратники достигли готовности, командовавший конницей Никита Вельяминов махнул воеводским шестопером и рейтарский полк пришел в движение. Сначала шагом, потом все убыстряя аллюр, московские дворяне двинулись на пехотную линию. Казалось, что тяжелая кавалерия непременно стопчет осмелившихся стать на ее пути пехотинцев, однако у тех было свое мнение. Первыми в дело вступили пушкари вжавшие фитили в затравки своих пушек и давшие дружный залп по атакующим конникам. Будь их орудия заряжены ядрами, а не соломенными пыжами, рейтары наверняка не досчитались бы многих своих товарищей. Позиции обороняющихся затянул дым, под прикрытием которого из строя выбежали саперы, таща на ремнях рогатки, и быстро установили их на пути конной лавы. Рейтары, впрочем, тоже были не лыком шиты и, доскакав до преграды, развернулись и принялись караколировать. В ответ по ним дали несколько залпов из мушкетов, пищалей и пушек, заставив все-таки отступить. Тогда окольничий ввел в дело драгун. Те быстро пересекли поле и дали залп по пехоте, под прикрытием которого их спешившиеся товарищи ринулись к рогаткам и принялись их убирать. Стоящие за заграждением пикинеры не ожидали подобной подлости, но, не растерявшись, бросились вперед, пытаясь достать противника своим оружием. Слава богу, что в чаянии маневров у пик не было наконечников, иначе это бы стоило многим драгунам жизни. Впрочем, копейщики и тут не сплоховали и принялись лупить своих противников плашмя как оглоблями. Те пробовали отвечать, однако у защищенных панцирями и шлемами пехотинцев было преимущество. Тем не менее, осатаневшие от такого противодействия драгуны все-таки растащили заграждения и кинулись драться. Конечно, их ружья были короче пик, но многие пикинеры на свою беду успели их поломать, и не смогли отбиться от ловко махающих прикладами противников. Пока они так «развлекались», Вельяминов подтянул к образовавшимся проходам кирасир и был готов атаковать, но тут я велел трубить отбой. Кавалеристы, услышав сигнал, организованно отошли, кроме тех, кто продолжал ожесточенно драться с пехотой. Расходившихся вояк впору было разливать водой, но, слава богу, вскоре и их утихомирили.
- А все-таки, Хайнц, мы твои заграждения развалили, да не останови нас, порубили бы в песи! – Горделиво заявил Вельяминов командиру оборонявшихся.
- Прости, Никита Иванович, - не согласился с ним Гротте, - но будь наши ружья заряжены свинцом, а не паклей, вы бы до рогаток даже не дошли.
- Чего бы это? – нахмурился окольничий.
- Ладно-ладно, - прервал я спорщиков, - вы еще подеритесь, горячие финские парни!
- Зачем драться, мой кайзер, - флегматично отозвался немец, - все и так ясно.
- Что тебе ясно? – окрысился Вельяминов.
- А ты что скажешь, Анисим? – спросил я у стрелецкого полуголовы, не обращая внимания на спорщиков.
- Ежели ляхи попрут на нас так же как Никита Иванович давеча, - спокойно отвечал умевший зрить в корень Пушкарев, - побьём супостата!
- Клюге?
Командовавший новоприборным полком наемник лишь развел руками:
- Ваши солдаты еще не опытны, но уже знают свое дело, ваше величество, а в обороне, под прикрытием артиллерии они будут непобедимы.
- Понятно, а что по действиям конницы скажете, господа стратеги?
- Рейтары действовали неплохо, - отвечал, поразмыслив, Гротте. – На рогатки не налетели, кароколировали весьма изрядно. Будь на нашем месте гайдуки или казаки, они бы их смяли.
- Федькины драгуны умно подошли, - поддакнул Анисим, - не на нас, а на новобранцев. Ну и рогатки как ни крути разобрали. Молодцы, чего там!
- А почему это на вас не умно? – удивился Клюге, - пикинеры лучше стрельцов!
- Это, смотря когда, - охотно пояснил стрелец, - ваши то с жердями стояли без наконечников, а мои с бердышами. Начнись драка, куда больше побитых было бы!
- Кстати, жертв много? – встрепенулся я.
- У других не знаю, а у меня нет! – заявил Пушкарев, - пару человек порохом морды опалили, оттого что на полку сыпали без ума, а так ничего - бог миловал.
- Покалеченных нет, - отрапортовал Клюге, - два десятка пикинеров помято в драке с драгунами, но доспехи защитили!
- У тебя как? – обернулся я к Вельяминову.
- Слава богу, благополучно, - отмахнулся тот, - несколько лошадей охромело, да, когда с пушек палить начали, кое-кто наземь сверзился.
- Хоть не сильно зашиблись то?
- Да не знаю, а только если в седлах не держатся, так и не жалко! Чай не гультяи поверстаны, как у Федьки.
- А у него как?
- Так вот он, пусть сам и доложит.
Услышав что разговор про него, Панин вышел вперед и, сняв шапку, поклонился.
- Два десятка побитых, государь. У кого ребра сломаны, у кого руки-ноги, а иным по голове пришлось. Однако до смерти никого не убили.
По лицу поручика было видно, что переживает за потери, но глаза не прятал и смотрел не мигая.
- Не журись ротмистр, тяжело в учении легко в бою!
- Поручик я, - вздохнул Федор.
- Я сказал ротмистр – значит ротмистр! Ишь чего удумал, с царем спорить!
- Что? Я… государь…
- Ладно-ладно, до Москвы доберемся, получишь указ на руки. Ты ротмистр, прочих начальных людей в поручики, а нынче держи вот.
Повинуясь моему знаку, один из свитских вытащил загодя подготовленную шпагу с богато украшенным эфесом и с поклоном передал ее мне. Я принял оружие и тут же протянул его новоиспеченному ротмистру. Панин осторожно как святыню принял награду и, вынув ее из ножен, истово приложился к клинку.
- Ну, что же, - продолжал я, - драгуны с солдатами экзамен выдержали, что про пушкарей скажете, господа большие начальники?
- Пушкари работали хорошо, – важно заметил Гротте, - я побывал во многих сражениях, но никогда не видел ничего подобного. Могу, не кривя душой сказать вам, ваше величество, что ваша артиллерия лучшая в Европе!
- Так уж и лучшая? – усмехнулся я в ответ, - а кто говорил, что короткие шестифунтовые пушки никуда не годятся?
- И сейчас скажу, - пожал плечами полковник, - в любой другой армии они были бы почти бесполезны. Дело не в пушках, мой кайзер, дело в том, как вы их применяете. Пущенное в упор ядро, сделает просеку во вражеском строю, а картечь и вовсе будет смертельна. А учитывая, с какой скорострельностью они могут давать залпы - ваша армия непобедима!
- А пороху пожгли, - вздохнул долго молчавший Вельяминов, - на немалый поход хватило бы. В Думе коли узнают - с ума сойдут.
- А вот для того ты у меня в пушкарском приказе судьей сидишь, - улыбнулся я, - что бы те кого это не касается ничего не знали.
- Оно так, - тоскливо отозвался Никита, - в пушках я не больно то разумею.
- А тебе зачем? Твое дело споры разбирать, а дело дьяки да мастера знают. Ну и я немножко!
К слову сказать, мой окольничий совершенно напрасно прибеднялся. Разумеется, в некоторых тонкостях он не разбирался, но учиться зазорным не считал, а потому не стеснялся спрашивать у более знающих людей. Что же касается управления людьми, тут он был на своем месте. Мастера пушечных дворов были сыты, одеты, исправно получали жалованье и потому место свое ценили. Из волостей и сел, приписанных к приказу, жалоб на него тоже не поступало, что по нынешним временам редкость. Иной раз мы с ним до хрипоты спорили, причем главным образом по поводу этого самого артиллерийского полка. Во-первых, Никита не желал понимать: зачем в нем так много людей? Все-таки их содержание стоило денег. Каждый раз, когда из пушечного двора поступала новая партия пушек и к ним уже был готов расчет, он вздыхал, делал вид что соглашался с тем, что обученный резерв необходим, но стоило пройти времени и бодяга начиналась по новой. Во-вторых, к необходимому типу пушек мы пришли далеко не сразу. Эксперименты шли довольно долго, меняли все: калибр и длину ствола, форму каморы, с лафетом намучились так, что страшно вспомнить. В конце концов, получилась довольно короткое орудие, стрелявшее шестифунтовым кованым ядром или каменной картечью. Из-за короткого ствола дальность была невелика, однако пушка получилась относительно легкой и могла действовать в пехотных рядах, к тому же ее было быстрее заряжать. Правда ядра, саржевые* картузы и порох обходились в немалые деньги, но дело того стоило. Если Ван Дейку удастся наладить литье чугуна ситуация с ядрами должна улучшиться. К тому же я собирался перейти на чугунную картечь и даже приказал закупить в Швеции жести для поддонов. Никита пока не знал, для чего она нужна и, наверное, поэтому молчал. Что он скажет, когда узнает об истинном назначении этого довольно дорогого материала, я не хочу даже думать. Впрочем, полагаю как всегда, сначала постонет, а потом, увидев результаты испытаний, скрепя сердце согласится.
-----------
*Саржа – хлопчатобумажная ткань.
Тем временем, раздача слонов продолжалась. Иоахим Клюге, бессменный заместитель Хайнца Гротте стал, наконец, полковником. Подготовленный им полк нового строя был недурно обучен, так что заслужил. Началось все с того, что после потерь в полк Гротте стали брать русских рекрутов. Командиров они понимали плохо, но потихоньку научились. Потом, когда прибыло пополнение из Мекленбурга, русских солдат свели в отдельную роту, потом их стало две, потом батальон и, наконец, развернули в полк. Начальные люди от командира роты и выше были пока из немцев, а ниже дослужившиеся из нижних чинов. Впрочем, это временно, вон у драгун прежде тоже все начальство было немецкое, а теперь целый русский полк под началом Панина. Почему он только ротмистр? Ну, пусть послужит еще, глядишь, и в полковники выбьется. К тому же ротмистру меньше жалованье. Такая вот арифметика. Вельяминов и так целый окольничий, придет время станет боярином, но не сейчас.
- Анисим? – окликаю потихоньку Пушкарева, - а ты в полковники не желаешь? Или как там у вас, полковые головы?
- Господь с тобой, кормилец, - смеется стрелец, - на что мне такая напасть? Стрелецких голов у тебя не мало, а многие ли из них, государь, тебя в своем дому принимали? На меня и так, многие косоротятся, на что собак дразнить? Вот сын мой вырастет, так его и пожалуешь.
- Быстрый какой, а будет ли из него толк?
- Отчего же не быть? Батюшка у него, я чаю, не за печкой уродился. Матушка тоже, не совсем убогая. Да и сестры – разумницы, сам говорил!
- Говорил, - соглашаюсь я, - что же, подрастет твой парень, да покажет себя, быть ему полковником! Кстати, а господа, новый чин получившие, проставляться думают или как?
***
Пока царские войска выполняли мудреные маневры, а вошедшие в раж ратники азартно лупили друг друга дрекольем, солнце успело проделать большую часть своего пути по небу, и день стал клониться к вечеру. Служивые, ясное дело, проголодались и втихомолку матерились на свое начальство заставившее заниматься невесть чем, не подумав при том о кормежке. Особенно громко судачат стрельцы, у которых дома своих дел невпроворот.
- Эхма, - мечтательно тянет один из них, чистя мушкет, - сейчас бы горячего похлебать!
- Гляди, сейчас тебя попотчуют, – зло отозвался его чернобородый сосед, в сбитом набекрень колпаке, - того и гляди ноги протянем с такою службой!
- Ладно тебе, Семен, - миролюбиво отвечает стрелец, - мне Маланья пирогов завернула, да луковицу, чай, не пропадем.
- Пирогов ему жена завернула, - продолжает бубнить чернобородый, - а я уж забыл, каковы они и на вкус бывают!
- Чего так? - простодушно удивился собеседник, - корма только на той неделе получали. Нешто все съел?
- Дурак ты. Игнашка, ить у меня дети! Это тебе четверть ржаной муки отсыпали, так ты и рад, а мне в мастерскую надо. Кой день, то караулы, то учения, то еще какую бесовщину выдумают.
- Не гневи бога, Семен, мы царскую службу справляем, а за то жалованье получаем: и хлебное, и денежное, и всякое прочее. А дети не только у тебя есть.
- То-то что получаем, - махнул рукой тот и обернувшись к собеседнику спросил: - с чем пироги то?
- Так с горохом и с требухой.
- С собачьей, небось?
- Тьфу на тебя, – обиделся стрелец, - не хочешь не ешь!
Внезапно переменился ветер и до бивуака донесся дым костров и просто сводящий с ума запах жарящегося мяса. Все стрельцы дружно повернулись к источнику умопомрачительных ароматов и синхронно сглотнули слюну.
- До чего же хорошо пахнет, - не удержался Игнат.
- Должно немцам готовят, нехристи! – Злобно буркнул чернобородый.
- Может и так, у них своих домов нет, готовить некому.
- Становись! - прервала их разговор команда, и стрельцы, оставив свои дела, бросились в строй.
Едва они успели построиться и выровнять ряды, как мимо них проскакала кавалькада из богато одетых всадников. Одни были в шитых золотом кафтанах, другие в блестящих доспехах и все на добрых аргамаках. Доскакав до середины строя, они осадили коней и развернулись к евшим их глазами служивым. Затем вперед выехал молодой человек одетый проще других, но на таком великолепном жеребце, что и царю в пору. Впрочем, его тут же узнали, ибо это и впрямь был государь.
- Здорово стрельцы! – звонко крикнул он.
- Здравия желаем вашему царскому величеству! – проревела в ответ недавно заеденное в царских полках приветствие добрая тысяча глоток.
- Благодарю за службу!
- Ура! Ура! Ура!
Под крики стрельцов царь повернул коня и, помахав на прощание рукой, поскакал дальше. Кавалькада двинулась за ним, и перед стрелецким строем остался только полуголова Пушкарев.
- Вот что служивые, - объявил он, едва стихли крики, - за то, что потешили вы царя-батюшку учением военным, жалует он вас: вином, хлебом и мясом. Хотя, верно, сами уж учуяли. Ну-ка, шагом марш к котлам! Да не толпитесь, оглоеды, всем хватит.
Стрельцы, повеселев, зашагали в сторону костров, где для них варилось и жарилось угощение. Как выяснилось, государь не поскупился. На каждый стрелецкий десяток пришлось по зажаренному целиком на вертеле барану, да по полуведру хлебного вина и это не считая вареной в котлах говядины, да еще по караваю хлеба каждому ратнику. Неподалеку от стрельцов расположились солдаты, а следом за ними драгуны и напротив рейтары. Посреди лагеря были накрыты столы для царя и его ближних бояр и полкового начальства. Время от времени, оттуда выкликали отличившихся на учении ратников и потчевали их с царского стола. Потом говорили, что некие вызванные вместе драгуны и солдаты едва снова не подрались, но государь не осерчал на них, а напротив смеялся и даже поднес по чарке из своих рук, велев помириться. Таковой чести не всякий боярин удостаивался, так что польщенные царской милостью служивые тут же помирились и обнялись, не забыв при этом посулить на ухо противнику вдругорядь переломать кости.
Чернобородый Семен, пил и ел в три горла, пока было куда, а затем, икнув, посетовал:
- Я слышал, что немцам по барану каждому дали и вина без меры наливали!
- Откуда слышал-то, - усмехнулся Игнат, - ты же не отходил никуда?
- Ты что мне не веришь? – Пьяно вскинулся стрелец и посмотрел на собеседника осоловелыми глазами.
- Да ну тебя!
Отредактировано Старший матрос (14-02-2018 14:19:30)
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
