То что Анисим Пушкарев - человек хозяйственный в Стремянном полку ведали все, а потому никто не удивился его приказу тащить из ляшского лагеря все что только можно унести. Стрельцы, впрочем, ничуть не уступали в этом своему командиру, и споро покидав нажитое непосильным трудом имущество в захваченные возы, запрягли в них трофейных лошадей. Ездовых в импровизированный обоз назначили из числа легко раненных. Одним из таких был чернобородый Семен, едва не заколотый венгерским пикинером в утреннем бою. Впрочем, от пики он ловко увернулся и тут же достал своего противника заостренным концом бердыша. Обливающийся кровью мадьяр упал, а его убийца тут же запнулся об тело убитого и охромел. И вот теперь, он сидел на козлах и правил парой лошадок, периодически морщась от боли в поврежденной ноге.
- Как нога-то? – поинтересовался поравнявшийся с ним верховой стрелец.
- Болит проклятая мочи нет, - скривился тот в ответ.
- Сказывают, тебя царские лекари смотрели?
- Да что этот басурманин понимать может, - отмахнулся чернобородый. – Дернул за ногу окаянный так, что я свету божьего не чаял увидеть, да велел ногу не тревожить. А как ее не тревожить?
- Все же лучше, чем верхом, - рассудительно заметил его товарищ.
- Скажешь тоже, лучше, да лучше бы они мне винца налили! Я сам видал, как Прохору наливали.
- Не гневи бога Семен, Прошке то весь бок пропороли. Сейчас лежит в беспамятстве, того и гляди богу душу отдаст!
- Вот-вот, ему оно все одно без надобности. – Пробурчал стрелец и с надеждой посмотрел на приятеля. – Слышь, Игнат, ты бы попросил у артельщика?
- Ополоумел? В походе за пьянство и повесить могут!
- Так то здорового, а я хворый.
- А Пушкареву без разницы, какой ты!
- Это верно, - пригорюнился чернобородый. – Ну и ладно, не помру как-нибудь. Чего нового-то слыхать?
- Да чего тут нового, - пожал плечами Игнат, - побили маленько ляхов, да и удираем. Драгуны остались их задержать елико возможно, да потом нас догонят.
- Немецкие драгун или русские?
- Панина.
- Понятное дело, православных не жалко.
- Тьфу на тебя! Хотя слушай, сказывают, один рейтар из московских жильцов поймал ляха, а тот оказался девкой!
- Иди ты!
- Вот тебе крест.
- И чего?
- Да ничего, ее государь увидал и захотел выкупить, а тот ни в какую! Женюсь мол на ней и все тут!
- А царь чего, неужто зарубил?
- Кого зарубил? – изумился Игнат.
- Как кого, жильца!
- Да господь с тобой, не стал он его рубить.
- Но девку отобрал?
- Зачем отобрал? Она сама с ним поехала, а государь рейтару свою шапку пожаловал.
- Ишь ты, - озадаченно покрутил головой стрелец, а потом, тряхнув головой заявил: - Честь велика, а деньгами лучше!
- Я тоже думаю что лучше, чего на латинянке жениться.
- Ага, особливо после царя.
- Ты о чем это?
- А ты думаешь, она ему для чего занадобилась? Царица не едет, Лизка в Кукуе осталась, беса тешить и не с кем.
- Тьфу ты, прости господи! Ну тебя, Семен, доведешь когда-нибудь до греха.
Между тем, девушка, о которой они говорили, тряслась в седле посреди царских телохранителей. Панна Карнковская после всех приключений чувствовала себя совершенно разбитой и готовой вот-вот упасть. К тому же у бедняжки со вчерашнего вечера не было во рту даже маковой росинки, и она ужасно хотела есть. Но попросить окружавших ее суровых ратников не позволяла гордость, а пленивший ее герцог, казалось, совсем позабыл о бедной Агнешке. «Прежде он был совсем не такой» - невольно подумала она, припомнив взятие Дерпта. Город тогда был захвачен, прислуга в ужасе разбежалась, а Иоганн Альбрехт вдруг сам встал к плите и приготовил завтрак для себя и своих людей, не забыв пригласить к столу своих пленников Карнковских. При этом он шутил, рассказывал занятные истории и вообще был очень мил. Потом он добился, чтобы в Дерптский замок приехала ее тетя, и честное имя Агнешки не пострадало. Боже, были же времена, когда у нее было честное имя! Но почему он тогда отверг ее любовь? Когда войска, наконец, остановились для привала, девушка была на грани обморока. Кое-как соскользнув с седла, она сделала несколько шагов и в изнеможении опустилась на траву. По-прежнему окружавшие ее русские ратники, продолжали смотреть на нее с подозрением, как будто подозревали в каком-то злом умысле, но у нее уже не было сил обижаться.
- Вы голодны? – раздался негромкий голос совсем рядом.
Агнешка хотела было гордо отказаться от подачки, но смогла лишь измучено кивнуть. Человек спросивший хочет ли она есть, тут же сунул ей в руки кувшин с парным молоком и краюху хлеба. Господи, ей приходилось бывать на пирах у королевича и самых знатных магнатов Речи Посполитой, но никогда она не ела ничего более вкусного. Ожесточенно вгрызаясь в черствый хлеб, и жадно запивая его молоком девушка, как ей показалось, мгновенно покончила с предложенной ей пищей. Закончив есть, она подняла глаза и увидела, что Иоганн все это время внимательно наблюдал за ней. Внезапно Агнешке стало ужасно стыдно, что она ведет себя при нем последняя мужичка. Однако в глазах герцога не было ни малейшей насмешки, а скорее сочувствие.
- Прошу простить меня за проявленную невнимательность, - мягко сказал я ей. – В походе мы обходимся самой простой пищей, которая была бы слишком груба для вас. Но скоро будет готов ужин, и я прошу вас, оказать мне честь…
Девушка рассеяно слушала, что он говорил, не слишком понимая смысл слов, очевидно надо было что-то ответить и она собралась с силами, но покачнулась и так ничего и не сказав, растянулась на земле.
- Сомлела девка, - сочувственно прогудел Вельяминов, - умаялась.
- Не похоже, - покачал я головой в ответ, - где О´Конор? Кажется у нее обморок.
- Известно где, раненных пользует.
- Он ведь не один? Пусть хоть помощника какого пришлет…
Похоже у Никиты на этот счет было свое мнение, но перечить он не стал и послал одного из свитских за лекарем.
- Возможно это от голода, – заметил Михальский, - вполне вероятно, что утром она не успела поесть.
- Ты бы еще дольше молоко искал, - пробурчал я в ответ, - она бы точно окочурилась. Не вяленой же кониной ее кормить было?
- Я не пастух, чтобы коров искать, - пожал плечами Корнилий, - тем более для нее.
- А кто же тогда так расстарался?
- Известно кто, - усмехнулся Вельяминов, - Савка Протасов все окрестности обшарил, покуда нашел.
- Слушай, вот как у нее это получается? – покачал я головой, - он же ее в первый раз в жизни увидел! Болик тогда тоже так, глянул раз и пропал.
- Таковы уж польские девушки, - грустно усмехнулся Михальский, - уж если ранят мужчину в сердце, так нет от такой раны спасения. Только время.
- Да она тогда дите совсем была. Красивая девочка конечно, но ведь не более…
- Так и Болеслав твой еще совсем мальчишка был в ту пору, - прогудел Никита, - а сейчас, гляди, справная девка! Недаром при королевиче состояла.
- Н да, ситуация… надо бы как то намекнуть про это Протасову то.
- Лучше матери, она конечно и так благословление на брак с латинянкой не дала бы, но лишним не будет. А так еще взбрыкнет по молодости лет…
Пока мы так беседовали, появился наш эскулап в забрызганном кровью кожаном фартуке и в сопровождении ученика тащившего сумку с инструментами. Изобразив поклон в мою сторону, он наклонился над девушкой и, взяв ее за запястье, принялся считать пульс. Затем расстегнув кунтуш и завязки на рубашке, приставил к ее груди ухо и попытался прослушать. 
- Говорите Пьер, что с нашей очаровательной пленницей? – Спросил я доктора, когда он закончил осмотр.
- Ничего особенного, сир, обычное переутомление вызвавшее упадок сил и нервное расстройство крайне негативно сказавшееся на здоровье мадемуазель. Как ни крути, а сражение не самое подобающее зрелище для женских глаз.
- Не могу не согласиться. Кстати, а ты чего так перепачкан, много раненных?
- Не мало, сир, но дело не только в этом. К сожалению, многие русские боятся меня больше, чем своих ран. К примеру, один из рейтар вместо того чтобы показаться мне присыпал свою рану землей. Сейчас она распухла, почернела, а сам он то и дело впадает в беспамятство. Но при всем при этом, всячески отказывается от операции и, говоря по совести, я даже немного рад этому.
- Вот как?
- Посудите сами, не дав вовремя оказать себе помощь, он практически обрек себя на смерть и даже если б согласился на нее сейчас, шансов прискорбно мало. А как вы думаете, кого объявят виноватым при летальном исходе?
- Вот сволочь!
- Простите, сир?
- Это я не тебе Пьер, просто на обучение и экипировку войска ушло совсем немало средств. И каждая потеря чувствительна, а уж такая глупая втройне. Впрочем, судя по крови на твоем фартуке, далеко не все мои солдаты отказались от врачебных услуг.
- Это верно, немецкие драгуны и кирасиры не боятся врачевателей, а глядя на них так поступают и многие русские, например, стрельцы.
- Хорошо, дружище, раз у тебя так много дел, не стану тебя задерживать.
- Счастлив служить вашему величеству, - изящно поклонился О´ Конор и вернулся к своим делам.
Тем временем, внимательно наблюдавший за манипуляциями лейб-медика и его разговором с царем, Никита Вельяминов толкнул локтем в бок Михальского и тихонько спросил:
- Слышь Корнилий, а может эта паненка в тягостях?
Литвин лишь удивленно поднял глаза и коротко ответил:
- Рановато.
- Для чего рановато, - не понял сначала окольничий, - ты же сам сказывал, что она при королевиче больше года состоит.
- Вот-вот, при королевиче больше года и ничего, а к царю едва в полон угодила и пожалуйте!
- Тьфу ты, прости господи, - выругался Вельяминов, - я думал у нашего Анисима один блуд на уме, а и ты туда же.
- Вернуть бы ее, - задумчиво отвечал Михальский, не обращая внимания на слова товарища. – Только так, что бы в польском войске даже самый последний пахолик узнал, что Владислав коханку* в бою потерял, а его кузен ему ее вернул тут же.
- Зачем это?
- Ну как тебе сказать, - задумался Корнилий, - для людей благородных это будет выглядеть по-рыцарски. К тому же королевич, потащивший с собой на войну благородную пани, но не сумевший ее сберечь изрядно потеряет в их глазах. Весьма многие будут смеяться над ним…
- Вы о чем тут разговор ведете, господа хорошие? – подозрительно спросил я.
- О бабах, Иван Федорович, - тут же ответил Вельяминов.
- О бабах, это хорошо! О бабах, это я люблю. Ну и до чего договорились?
- Да вот гадаем, что ты с этой блудницей польской делать будешь?
- Никита, ты это у Мелентия научился? «Блудницей»!
- А как ее назвать, благородной девой? Нет, ежели ты эту краюшку надкусанную удостоишь, так мы со всем почтением…
- Злой ты, Никита Иванович, - усмехнулся Михальский.
- Это точно, - авторитетно подтвердил я, - все лиходеи отчего-то Корнилия опасаются, а он по сравнению с тобой просто добряк.
- Этот добряк, предложил ее отпустить, дескать, пусть королевичу стыдно будет перед всем своим воинством.
- Хм, а мысль-то недурна. Кстати мне ее папаша до сих пор выкуп должен, за то, что я их из Дерпта отпустил. Но, вообще есть идея получше. Скажи, мне милый друг, а что тот шляхтич сопливый, что ты в Можайск притащил, правда, влюблен в Агнешку?
- Правда, государь. По крайней мере, со службы его выгнали именно за это.
- Любопытно. Я бы даже сказал, очень любопытно!
- Что любопытного-то, - удивился Никита, - или задумал чего?
- Да так, есть кое-какие мысли…
----------------------
*Коханка. – Любовница (польск.)