Хоть и нелегко поначалу давалась служба княжичу Дмитрию Щербатову, но со временем обучился он драгунской науке. Капрал Васька Лопухин, прежде рычавший на новика, аки змей Горыныч, наказывал его все реже, а иной раз и хвалил. Впрочем, начальным людям в последнее время и без него было много мороки. Люди в полк все прибывали, всех надо было обучить, а службы никто не отменял, потому приходилось им буквально разрываться на части. Поскольку Щербатов был довольно искусным наездником, ему вскоре доверили руководить выездкой новобранцев. Против обыкновения, Дмитрий не стал чиниться и с усердием взялся за дело, а поскольку совсем уж неумех в драгуны не брали, то получалось у него хорошо. Посмотрев на старания княжича, Панин хмыкнул и коротко приказал: - «кто везет, тех и грузить!» После этого дел у молодого человека сразу прибавилось, но, как ни странно, они пришлись ему по душе. В самом деле, быть начальным человеком всегда лучше, чем подчиненным, а командовать легче, чем исполнять. Так что Щербатов с удовольствием учил других тому, что хорошо умел сам, да и нет-нет прикидывал, скоро ли его сделают капралом. А уж когда его поставили старшим патруля, так засветился княжич, будто новенький алтын только что вышедший из монетного двора. Да и то сказать, разве плохо гарцевать на горячем коне в ладном кафтане на зависть всем добрым людям? И вот тут то подстерегла молодца беда. Поначалу все было хорошо, княжич и его люди чинно объезжали улицы, приглядывая за порядком и подмигивая глазеющим из-за заборов девкам. Никакой татьбы или иного воровства в тот день не случилось, и Дмитрий готовился уж скомандовать ехать к приказной избе, где служивых должны были покормить, как вдруг екнуло сердце молодецкое. По улице шла горожанка, встреченная им на торжище в самый первый день, как приехал он в Москву. Красота незнакомки так поразила его тогда, что готов был побежать за ней на край света, если бы поманила. А потеряв из виду до того закручинился что и спать ночью не смог. И вот теперь девушка шла погруженная в свои мысли и не сразу заметила, что ей преградил дорогу своим конем драгун.
- Здравствуй, красна девица, - громко поприветствовал ее Щербатов, приосанившись.
- Не балуй! – воскликнула от неожиданности незнакомка, едва не налетев на него, - чего удумал окаянный, людей пугать!
- Что же ты, красавица, такая неласковая, - покачал головой Дмитрий, - даже здороваться не хочешь!
- А я тебе не жена, чтобы ласковой быть, - ответила она и хотела обойти драгуна, но он снова преградил ей дорогу.
- Что не жена, то дело поправимое, хочешь, посватаюсь?
Горожанка внимательно оглядела молодого человека и видимо признала в статном ратнике давешнего барчука встреченного на торгу.
- Что, купил серьги, а милая не приняла, а теперь ищешь, куда их пристроить? – с вызовом в голосе воскликнула девушка.
- Нет, - покачал головой княжич, - не дарил их никому покуда.
- А что так?
- Тебя нигде не мог найти!
- Вот что, добрый молодец, - нахмурилась незнакомка, - ехал бы ты своей дорогой!
- Ишь какая, - хмыкнул Митрошка, щербатовский холоп, увязавшийся в патруль со своим господином. – Ты как смеешь холопка, эдак с господином разговаривать? Вот возьму и плетью перетяну, враз вежеству научишься!
Дмитрий хотел было остановить расходившегося слугу, но не успел. Девушка, возмущенная словами Митрошки, недолго думая выхватила, непонятно откуда, небольшой пистоль и выстрелила прямо под ноги его коню. Вообще драгунских лошадей приучали к выстрелам, но видимо вылетевшие из замка искры обожгли морду животного и тот взвился на дыбы скинув со спины незадачливого холопа. Конь княжича тоже шарахнулся в сторону, и пока он пытался справиться с ним, незнакомка бегом припустила вдоль тына прочь. Однако остальные патрульные не сплоховали и враз окружили беглянку.
-Ату ее! – азартно закричали они, преследуя ее.
- Стоять! – раздался зычный голос, заставивший драгун замереть на месте, ибо принадлежал он их командиру Федору Панину. – Это что тут за пальба?
Взгляд поручика, которым он окинул своих подчиненных, не сулил ничего доброго, а княжич просто превратился в соляной столб. Остальные тоже не знали что сказать, и лишь недоуменно переглядывались. Первым, как ни странно, пришел в себя Митрошка.
- Так что господин поручик, разбойницу поймали, – бодро отрапортовал он, держа руки по швам. – Она, окаянная чуть нашего княжича не застрелила!
- Эва как, - удивился Федор, - ну как дайте посмотреть, что там за разбойница?
Драгуны расступились, и грозный начальник посмотрел на едва не схваченную ими девушку. Щербатов, к которому так и не вернулся дар речи, тоже посмотрел туда и едва не застонал от нескладности происходящего. Незнакомка была чудо как хороша! Глаза ее горели яростным огнем, высокая грудь под шелком летника прерывисто вздымалась, и вся она казалась неистовой девой-воительницей из сказки. Но то, что случилось дальше, было еще удивительнее, увидев Панина, она сразу успокоилась и, приняв будничный вид коротко поклонилась. Дмитрий удивлено перевел глаза на своего командира, но тот был похоже удивлен еще больше.
- Здравствуй, Федор Семенович – певуче пропела она поручику.
- Здра-вствуй, - сглотнул пересохшим ртом поручик.
- Каково поживаешь, как твои детки, как Ефросиния Ефимовна, давно ее не видала?
- Слава богу, - ошарашено отозвался тот.
- А меня вот тут ратники царские ловили, не иначе в Туретчину продать хотели!
- Щербатов! – строго сказал Панин, к которому вернулось самообладание, - собирай своих людей, и дуйте в слободу. А ежели вы об сем конфузе кому хоть под пыткой, хоть под исповедью расскажете, то вас даже сам господь бог не спасет! Внял ли?
Ничего непонимающий Дмитрий, поклонился и повел своих подчиненных назад. Вернувшись в лагерь, он прежде всего велел выпороть не в меру деятельного холопа. Не понимающий за что его наказывают Митрошка орал благим матом, а драгуны видимо опасаясь, что и им достанется, секли его плетями, боязливо оглядываясь на грозного начальника. Более, княжича в патрули не назначали и новиков обучать не велели.
***
- Что вы говорите – удивленно переспросил я, - вот прямо так из пистолета?
Вельяминов в ответ обреченно кивнул, а я не в силах более сдерживаться заржал как десять жеребцов из мекленбургских конюшен.
- Драгуны, блин, ратники царские! – смеялся я над рассказом своего ближника, - а их девчонка! Нет, я немогу!
- Тебе смешно государь, - насупился окольничий, - а мне каково?
- А чего тебе? – отозвался я, немного успокоившись и вытирая заслезившиеся от бурного веселья глаза.
- Так ведь она мне сестра! – взорвался Никита. - Что люди скажут? Как я им в глаза смотреть буду?
- Да ладно, кто узнает то?
- А вот все и узнают! Не нынче, так завтра, не завтра, так послезавтра, а проедают о позоре моем. Это хорошо еще, что их Панин встретил, а не кто иной, а то ведь уже бы вся Москва знала!
В общем, история действительно получилась презанятная. Оказывается сестрица моего верного Никиты, привыкшая к вольной жизни в деревне, оказавшись в скованной домостроем и тысячей патриархальных традиций Москве, и не подумала поступаться хоть каплей своей свободы. Переодевшись в платье зажиточной горожанки, она частенько тайком ускользала из дома и ходила на рынки, в церковь и бог знает куда еще. Слуги если и замечали ее исчезновения, то помалкивали и занятый службой брат и не подозревал, что его сестра ведет столь бурную для начала семнадцатого века жизнь. Все открылось случайно, когда воспылавший к красавице молодой драгун вздумал с ней познакомиться, а Алена недолго думая пальнула в него из пистолета. Слава богу обошлось без смертоубийства, а весьма кстати подоспевший мой бывший рында Федька Панин сумел замять скандал. Узнал я об этом совершенно случайно, когда прискакавший в Кремль поручик попытался потихоньку доложить Вельяминову о случившемся, а тот от неожиданности взревел, как медведь, которому прищемили лапу. На несчастье моего ближника, рядом оказался я и такая бурная реакция не могла меня не заинтриговать. Через минуту оба были в моих покоях, а через еще две полностью раскололись и поведали о случившемся во всех леденящих душу подробностях. Теперь Никита бурно негодовал, а Федор притворился истуканом и старался не отсвечивать.
- Молодец девка! - не смог удержаться я от восклицания.
- Да ты что ее хвалишь! – едва не вскипел мой окольничий, затем опасливо покосился на Панина и замолк.
Я тем временем открыл небольшой ларец и вынул из него пригоршню монет. Отобрав золотой червонец и несколько серебряных полтин, которые за соответствие номиналу иноземцы иногда звали московскими талерами, а русские царскими ефимками и протянул поручику.
- Вот тебе Федя за службу и за смекалку. Хвалю! Никита тебя потом еще наградит, да и я не забуду. Теперь ступай, да уж постарайся, чтобы твои добры молодцы языками не трепали, а если и трепали, то где-нибудь в другом месте.
- Все исполню государь! – поклонился Панин и вышел.
- Крестников поцелуй, - крикнул я ему вдогонку.
Федька обернувшись, еще раз поклонился и исчез. Вельяминов тем временем смотрел на меня с самым мрачным выражением на лице, на какое только был способен.
- Жениться тебе надо Никитушка!
- Чего? – протянул окольничий явно не ожидавший от меня такого вердикта.
- Точно тебе говорю! Вот посуди сам, был бы ты женат, супруга твоя за сестрой присматривала бы? Опять же той хоть поговорить было с кем, глядишь, и не выкидывала такие фортели. А так сидит девка одна в четырех стенах, тут уж поневоле или взвоешь как волк или сбежишь куда.
- Это ты хочешь сказать, что я сам виноват? – нахмурился Вельяминов.
- Да господь с тобой, – сделал я невинное лицо, - как ты мог такое обо мне подумать! Конечно Аленушка учудила не по детски, но ты и ее пойми.
- Что тут понимать то?
- Ну, как тебе объяснить, порядки у нас не то чтобы плохие, просто чуточку устаревшие. Ну, вот какая бы беда приключилась, если бы девицы незамужние могли собираться где, да общаться по девичьи?
- Так ведь собираются, - не понял меня Никита, - на посиделки, да на праздники. В церкви еще бывает видятся.
- Под присмотром всяких старых кошелок, у которых своя жизнь не сложилась, а теперь они ее другим портят?
- А как надо?
- Как-как, не знаю, как. Вот, к примеру, поехал ты к князю Долгорукову, да сестрицу с собой взял. Ты бы с Владимиром Тимофеевичем пообщался, а Аленушка с княжной Марьей.
- Это чего бы я к Долгоруким то поехал, - насторожился Вельяминов.
- Как чего, говорю же тебе, девка там на выданье, и ты у меня холостой.
- Ты что это государь, женить меня надумал?
- Ну, ты же сам мышей совсем не ловишь.
- Тьфу ты, прости Господи, никак не привыкну к твоей манере говорить государь! Ну, каких мышей? Да и не ладим мы с Долгоруковыми то, сам, поди, знаешь, что они Филаретову руку держат.
- Вот и помирились бы. А Владимир Тимофеевич человек дельный.
- Он Шуйскому служил.
- И что характерно – не предал, как иные и прочие.
- У Лисовского в плену был, когда тот Коломну изгоном взял.
- И на старуху бывает проруха, за то со шведами не худо воевал. Делагарди укорот дать, это тебе не фунт изюму, это я тебе говорю!
- Ну, про укорот, это ты сильно сказал, - задумчиво проговорил Никита, - хотя в Тверь не пустил, было такое. Да не отдаст он за меня дочку!
- А если я посватаю?
- Погоди-погоди, государь, - испугался окольничий, - такие дела с налета не делаются! Надо узнать, что за девка, может она кривая какая? Майся потом всю жизнь!
- Вот я и говорю, поехали бы с сестрой, да она бы и посмотрела женским глазом. Чай худого брату то не желает?
- Ага, не желает, - тяжко вздохнул Никита, - она же меня чуть в могилу не загнала.
- Да ладно тебе!
- Я думал…, - нерешительно начал Вельяминов.
- Что думал?
- Ну как, сперва Алену замуж выдам, а уж потом сам, как-нибудь…
- Вот тут уволь, - сразу отказался я, - я ей, грешным делом, еще до Смоленского похода предложил за Кароля выйти, так она мне такую бучу устроила. Что смотришь, он тогда еще холостой был!
- Ты мне об этом не рассказывал, - подозрительно посмотрел на меня мой ближник.
- А чего рассказывать? Они оба отказались сразу, а мне в таких делах настаивать не с руки.
- То есть меня женить, неизвестно на ком, тебе с руки!
- Никитушка, дорогой, не путай! Ты же мне как брат. Младший. Стало быть, я лучше знаю, что хорошо для моего младшего брата и плохого не посоветую.
- Ох, о тебе бы самом кто побеспокоился! Катарина Карловна то к нам, как я погляжу, совсем не собирается?
- Что поделаешь, сапожник без сапог, - засмеялся я, - не знаю я, что тебе ответить.
- Так может Анисим то и прав? – осторожно спросил Никита, стараясь не вызвать гнев.
- В чем это? – отозвался я, сделав вид, что не понял.
- Ну, как это… - он явно мялся, подбирая слова.
- Ты про развод?
- Про него.
- Может и прав.
- Тогда чего ждем? – деловито спросил он, как будто готов был немедля ринуться на поиски невесты.
Меня позабавила реакция моего ближника, и я решил ему подыграть.
- А как у вас цари женятся?
- Дык известно как, посылают во все концы Руси весть, чтобы все бояре и дворяне, да прочего звания люди, у которых есть дочери на выданье, везли их в Москву на смотр.
- О как! И что дальше?
- Ну, как соберут невест, их ближние его бояре смотрят, выбирают высоких, да красивых и чтобы из рода большого, в котором женщины плодовиты. Потом тех, что уже выбрали, смотрит сам государь в палатах лично. Тут уж можно и спросить чего.
- Вот даже как!
- Ну конечно, а вдруг она дура или косноязычная какая!
- Это правильно, - поддакнул я, еле сдерживаясь от смеха, - а иное попробовать можно?
- Что, иное? – не понял Вельяминов.
- Как что, а вдруг она бревно бревном!
- Тьфу на тебя! – разозлился понявший наконец Никита, - горбатого могила исправит! Я тебе про серьезные вещи рассказываю, а у тебя один блуд на уме! Уж если так приспичило, так съезди в Кукуй, али еще куда. Мало ли девок для таких дел!
Отсмеявшись, я присел ближе к нему и положил руку на плечо.
- А дальше что?
- Как что, - буркнул он, - царевич родится православный! Весь народ будет рад.
- А Карлушку я куда дену, и Женечку?
Насупившийся Вельяминов, как видно решил, что раз я задаю такие вопросы, значит, отнесся к его идее серьезно, снова повернулся ко мне и горячо заговорил:
- Государь, ты ведь, пока тебя царем не выбрали, не последний из князей в неметчине был! И удел у тебя там не малый и весьма богатый, к тому же. Вот и пусть достанется Карлу Ивановичу! Он там свой и вера у него лютеранская, вот пусть и княжит. Шутка ли, великий князь Мекленбургский! И царевне Евгении, я чаю, приданое найдется, особливо, если батюшка у нее, ни кто-нибудь, а царь русский, и родной брат – великий князь. Всем хорошо и греха никакого! А король свейский пусть не обижается. Где это видано, чтобы жена к мужу пятый год носа не казала?
Отредактировано Старший матрос (29-01-2018 15:45:41)