Продолжение (предыдущий фрагмент на стр.63)

Бои Тюленя почти всегда проходили по одному сценарию — он расшвыривал противников, и при этом у него на лице было выражение хорошо воспитанного мальчика, который никак не может понять, почему другие детишки в детском саду так упорно к нему цепляются.  Видимо, этот контраст — детское выражение на лице гиганта — немало веселил зрителей, но Роберт не находил в ситуации ничего смешного. Несмотря на рост, силу и длинный меч присутствие Тюленя на Арене казалось ему вопиюще неуместным.
Очень скоро Роберт в этом убедился.
Здешние столовые были центром светской жизни, как для бойцов, так и для многих работников Арены. Даже волосатики, которым правила позволяли завтракать, обедать и ужинать в своих апартаментах или вовсе где-нибудь в городе, неизменно обедали на публике, наслаждаясь опасливым и восторженным шепотком вокруг. А еще в столовых можно было за пять минут собрать все новости Арены (в этом плане с ними не могли сравниться даже туалеты, душевые и склад), и здесь же за немалые деньги обедали и ужинали поклонники боев, очарованные возможностью понаблюдать за своими кумирами в неформальной обстановке.
Тюлень, как и все, трапезничал в столовой и просто купался в восторгах и внимании фанатов. Это зрелище было настолько привычным, что Роберт немало удивился, обнаружив, что гигант горько рыдает за столом и как маленький ребенок утирает глаза кулаками. Обитатели Арены привычно обходили Тюленя по синусоиде, Роберт тоже собирался покинуть столовую, но то же чувство, что заставило его ощутить себя мерзавцем после наивного восклицания волосатика «Но так же нечестно!», принудило его остановиться, а потом с тяжким вздохом направиться к рыдавшему гиганту.
— Эй, парень, что случилось? — проговорил Роберт, осторожно коснувшись плеча Тюленя.
— Он надо мной смеется, — жалобно сообщил гигант и всхлипнул. Вопрос Роберта «Кто этот сумасшедший?» так и остался незаданным, потому что Тюлень, глотая слова и слезы, по детски поведал, будто один из его поклонников может смотреть сквозь стены, потому что всегда знает, что он покупает, и всегда твердит, что у него нет вкуса, что на его наряды тошно смотреть. — Ну, как, как он узнает? — в слезах жаловался Тюлень. — И что у меня не так?! Я же стара-а-аюсь, — пожаловался он, сотрясаясь от рыданий.
Роберт понимающе кивнул. Наряд Тюленя и правда не отличался вкусом — ядовито-желтая рубашка, зеленый плед, синий пояс и красные сандалии на лиловые носки производили диковатое впечатление, но, с другой стороны, что с того? На Арене Тюленя ценили явно не за стиль и вкус. Да и в любом случае, Роберт никогда не понимал садистского желания доводить кого-то до слез.
— Я покупки прятал, а он все равно… узнава-а-ал, — говорил Тюлень, хлюпая носом. — Говорит, я бестолочь… Но я же… я же… не хочу-у-у… быть бестолочью…
— А вот скажи, — задумчиво проговорил Роберт, — эти покупки ты делал на деньги, что тут дают за бои, или их подарил твой поклонник?
— Поклонник… подарил… — еще раз хлюпнул носом Тюлень.
— А тебе что важнее, — продолжил расспросы Роберт, — чтобы он не знал о твоих покупках, или чтобы у тебя был вкус?
— Все! — выпалил заплаканный волосатик и с надеждой уставился на Роберта. — Чтобы не знал! И чтобы я не был бестолочью…
Роберт вздохнул. Начать стоило с того, что проще.
— Покажи платежную карту, — попросил он. — Это поможет…
Тюлень с готовностью полез за пояс и вытащил золотую пластиковую карточку. Как и предполагал Роберт, карта оказалась именной. Попаданец на всякий случай запомнил фамилию и имя фаната-садиста. Встал.
— Пошли, — Роберт качнул головой в сторону выхода из столовой. — Я покажу, что надо делать.
— И у меня будет вкус? — обрадовался Тюлень и посмотрел на Роберта с таким наивным доверием, что попаданцу стало неловко.
— Со вкусом мы разберемся чуть позже, — мягко сообщил Роберт. — Зато твой поклонник больше не сможет смотреть сквозь стены. Идем, это очень просто.

Продолжение следует...