Предлагаю Вашему вниманию очередной фрагмент:
Три девицы под окном... Не, не пряли поздно вечерком. Делали вечернюю обработку в процедурной. Мне и двум ребятам из солдатской палаты. На этот раз к нам ещё «заглянул на огонёк» (как это он его увидел через одеяла светомаскировки?) какой-то пожилой дядечка профессорского такого образа. Прямо как с картинки из древнего номера «Мурзилки» - всем известный математик, академик Иванов. О чём-то поговорил с нашими милыми тётушками (блин, больно же! Это левое полупопие, в которое так немилосердно всадили иглу). Потом уделил мне внимание.
- Нуте-с, молодой человек, как мы себя чувствуем.
- Хорошо, но хотелось бы лучше. Пока я тут своим мягким местом испытываю остроту медицинского оборудования (укоризненно посмотрел на тётеньку, которая возилась со шприцами) там ребята за меня мою норму боезапаса фашистам сверху вываливают.
- А, так это вы будете тем лётчиком, который изволил удариться головой. И как же это Вас, батенька, угораздило?
- Я не специально! Меня заставили!
Кажется, студенческие приколы конца девяностых вызвали у уважаемого медработника лёгкую оторопь.
- Как?! Кто же это заставил Вас стучаться головой?
- Да те муд... в смысле мужики, которые на «мессерах» нам на хвост сели! Пид... Паск... Су... Фу-у, то есть очень нехорошие люди! Вот я и хочу им должок вернуть. А то как-то нечестно получается.
- Что именно, мой драгоценный, по Вашему мнению, нечестно?
- Честно будет, когда я им в жо... то есть в расположение войск десятка два «соток» доставлю. Лучше ФАБов, но могу и осколочных. Эрэсы... (Ай, укусить себя за язык, - РСы пока относятся к секретному оружию) В смысле остальной боезапас тоже им же хотелось бы «принести». И поточнее эдак, чтобы процент поражения целей был повыше.
- Ну, что же, с чувством юмора у Вас всё в порядке. А теперь покажите-ка язык. Так. Ещё. Как можно длиннее. Голова больше не болит?
- Да она и раньше не очень-то болела. Башк... То есть голова сначала кружилась, но это уже давно прошло.
- Хорошо. Тэк-с. Следим за молоточком. Только глазами. Молодец. Стисните зубы - вот так сделайте.
- У меня же всё почти зажило. Может, теперь можно отпустить?
- Отпустим - отпустим, непременно отпустим... Так, хорошо... Снимите пижаму... и рубаху тоже снимайте. Вы что же это, мой милый, такой худющий? Нет аппетита?
- Нет аппетита - без аппетита всё летит. В смысле, что аппетит-то как раз присутствует в полной мере, а вот с его насыщением некоторые проблемы. Я, конечно, понимаю, что нам, как ранбольным каши положены, но как же хочется щец! Да с потрошками! Или «одно свиное отбивное»! Я даже на колбасу согласен. И на яишенку. Глазунью... Вот чтобы так шкварчала на сковородке... Ещё чтобы желточек не перестоял - жиденький был. А мы его чуток посолим и с чёрным хлебушком! С мягоньким! И горбушечкой маслице подобрать!
- Как вы, молодой человек, вкусно рассказываете! Мне даже самому захотелось. Посмотрите-ка сюда. Теперь так. Веки придержите. Дайте-ка я сам. Хорошо. А со сном проблемы были?
- Да нет, не жалуюсь. И никогда не жаловался. Хотя нет - вру. Жаловался на то, что всегда не хватало. Тут вроде как уже отоспался.
- Сны вам какие снятся? Кошмары бывают? Неприятные сновидения, например?
- Сейчас нет, а вот раньше в школе бывало снилось, что у доски стою и сказать ничего не могу. И вот ведь урок знаю, а начать отвечать , - как будто рот зашили. И учительница сердится. А ребята уже смеяться начинают.
- Хорошо... Так-так. Головой повращайте. Теперь в разные стороны. Теперь смотрим вот сюда... Ну, что же, батенька. Вот что значит молодой организм.
- Выписываете? Да?
- Какой вы скорый, молодой человек. Пока я могу отметить положительную динамику, но лечение ещё надо продолжить. Тем более к Вам, мой драгоценный, ещё есть претензии у хирурга.
В общем, мило мы так побеседовали. Мне тот Айболит весьма понравился. Вот не удивлюсь, если выяснится потом, что у него была богатейшая практика ещё до Революции.
- Скажите, а кто это приходил? - поинтересовался я потом у наших медиков.
- Да ты что, не знаешь? Это же сам *****-ский! Он, вообще, из центрального военного госпиталя! Его наш начальник иногда приглашает как своего хорошего знакомого. У нас же такого специалиста просто нет.
- Бл.. в смысле «блин»... А я человеку уши заливаю со своей яичницей! Ему же через пол-Москвы теперь добираться. Вы его хоть на дорожку покормили?
- Да ты чего! Он только чай у начальника попьёт и всё. Говорит - не имею права вас объедать - я состою на полном довольствии у себя в клинике.
Как и обещал «профессор» (вот не удивлюсь, что он вообще-то академик) мы встретились ещё пару раз. Очень мило беседовали на разные отвлечённые темы. Он меня приветствовал словами «Мой пылкий Д'Артаньян», а я его звал «товарищ военврач». Доктор отмечал положительную тенденцию и благожелательно отзывался о своих коллегах из нашего госпиталя. Каждое следующее посещение было всё короче и короче. При этом уважаемый военврач выглядел всё более усталым.
При нашей последней беседе я не удержался от того, чтобы предложить ему недельки две отдохнуть на природе - побегать на лыжах, отоспаться... Да и откормиться бы ему не мешало. На что он грустно усмехнулся и сообщил, что обязательно так и сделает, но после Войны. И ещё сообщил по секрету, что всегда предпочитал коньки.
Нашими новыми соседями стали два танкиста. Один из-под Волоколамска, где он участвовал в боях, а другого перевели из полевого лазарета откуда–то из-под Тулы.
Димке Лихолету повезло – когда в его лёгкий танчик прилетела болванка, он успел выскочить из горящей машины. Его механик так и остался навсегда «в броне» возле крошечной деревушки под Волоколамском.
Второй танкач – Васька, - подхватил простуду в составе маршевой колонны, когда шёл к фронту. Ни остановиться, ни сдать взвод, ни просто обратиться в медпункт он не мог. Лечился народными методами – «наркомовскими», благо бойцы ему ещё понемножку отливали на вторую пайку. На этом его беды не закончились. Как-то спрыгивая с машины, Василий умудрился повредить стопу. На первой же большой остановке комбат, видя качающегося взводного с красной мордой, решил его сначала расстрелять, потом хотел сдать в трибунал. Когда разобрались, то Ваську отправили в медпункт, а к нам попал с подозрением на воспаление лёгких и перелом. Дохал он постоянно. Всё как положено – сухой трескучий кашель. Если не воспаление лёгких, то бронхит парень точно заработал. Вдобавок к костяной ноге.
Димка, держа на перевязи руку, пошитую шальным осколком, теперь составил компанию Паше в игре в шахматы. Из-за того, что у него были обожжены ноги, в качестве низа больничного одеяния ему выдали короткие (обрезанные) синие пижамные брюки. Он заявил, что теперь снова стал юным пионером, поскольку такие короткие штаны носил только в пионерском лагере, а на его улице одевать шорты было «западло». МедФёдоровну и врачей на обходе приветствовал дурашливым пионерским салютом здоровой рукой. Если его куда-либо отправляли – на перевязки или на процедуры, то неизменно отвечал: «Всегда готов!»
Однажды МедФёдоровна зашла в нашу палату с каким-то небольшим ящичком.
- Так, сынки, - строгим тоном произнесла она, оглядывая население нашей палаты. Обычно после такого вступления следовал разнос за нарушение правил нахождения в лечебном заведении. Особенно доставалось Пашке за курение в помещении. Но тут последовало неожиданное продолжение.
- Вам посылки прислали.
Какие ещё посылки? От кого? Почему нам всем? Видимо, моих у соседей тоже возникла масса вопросов по этому поводу. Так что ни я один «не догоняю ситуёвину».
- Ребятишки собрали посылки для армии. Так что принимайте и угощайтесь. Не забудьте ответ написать.
Оказалось, что в это время существовала такая практика. Народ в тылу – пацанята, тётушки, рабочий люд, мужики, оставшиеся в деревне, - на свои кровные собирали посылки. Вышитые кисеты, тёплые вещи, портсигары, сласти, курево и ещё много разнообразных мелочей, которые вроде были и не очень нужны, но как-то согревали чем-то тёплым и участливым. Собирали трудовые бригады, собирали пионерские отряды, деревни… Просто так, как своим. На посылке, вот как на нашей, обычно писалось: «В Красную армию. Бойцам и командирам». И ещё вкладывалось письмо с напутствием. Обычно писалось что-нибудь типа «бейте врагов». Нам же в этот раз прислали пожелание выздоровления и скорейшего возвращения в строй. И как только узнали, что посылка будет направлена в госпиталь? Видимо, об этом тоже была надпись, но мы её не увидели.
Как потом оказалось, посылок было несколько. Ребята из солдатских палат получили вязаные носки, носовые платки, мёд в деревянном туеске приличного размера и холщовый мешочек с настоящими кедровыми орешками. Я ещё с видом знатока сообщил парням, что оболочки орехов тоже вещь хорошая. А если сделать настой (на горячей воде, а совсем не на том, о чём вы подумали, хотя мне нравится направление ваших рассуждений), то будет очень пользительно для внутренностей.
Нашей палате достались папиросы «Казбек» и какие-то плиточки, завёрнутые в коричневатую бумагу. Как оказалось, это был шоколад. Попытку тут же слопать всё сладенькое жёстко пресёк хозяйственный Пашка. Он разделил поровну пачки папирос и плитки шоколада на четверых. Мои слабые возражения, что я типа не курящий, были встречены винтообразным движением указательного пальца у виска. Меня, как особо тупого, поставили в известность, что нам просто неслыханно повезло, что курево и шоколад стали своего рода волютой, и что всегда пригодится. И что всё это надо завернуть, отложить в тумбочки и беречь от возможного расхищения как зеницу ока.
Попыток написать письмо в ответ нашим дарителям я даже не предпринимал. Среди личных вещей и небольшой пачки документов у меня нашлась потрёпанная синяя книжечка «КУЛП» («Курс учебно-лётной подготовки»). Как только в ней встретил «эксплоатация» вместо «эксплуатация» сразу решил, что объёмы деловой переписки будут значительно сокращены. Хотя странно – читаешь «Красную звезду» или «Правду» - язык и орфография очень похожи на наши. Только вместо твёрдого и мягкого знака апострофы ставят на французский манер. Плюс ко всему ещё обстоятельство - чем писать. Как-то в своей реальности потребовалось чертить тушью. Это был самый чёрный день в моей жизни во всех отношениях (тушь вдобавок плохо отмывалась). А здесь все писали пером, которое периодически макали в чернильницы. Боюсь, что это незамысловатое действо вызовет не только смех окружающих, но и некоторое подозрение. Хотя бы в том, что я не до конца выздоровел.
Написание ответного послания в небольшое село под далёким Новосибирском взял на себя Паша. А мы помогали советами.