Принимая во внимание, что маловато текста предлагаю ещё:
Учебная эскадрилья
Рано утром мы стояли на перекрёстке Свердлова и Володарского (неподалёку от вокзала). Иван Прохорович договорился на фабрике и меня в Щелчок забросит машина, которая направляется в Москву. Правда, водила сделает небольшой незапланированный крюк, но ведь «ПЛАТОНА» и «Глонаса» пока нет, так что совершит маленькую (километров в пятнадцать) петлю не возбраняется. «Сидор» немножко похудел, но все настойчивые попытки сунуть что-нибудь «в дорогу» решительно отверг. Я скоро буду на полном довольствии, а вот как «сладко» живётся в тылу, уже увидел. Вещей мне никаких с собой брать тоже не надо. Всё, что требуется – выдадут. А не выдадут, так обойдусь.
Прощаемся.
Странно, я этих людей даже толком узнать не успел. Родные они мне только чисто формально. А надо же… Что-то на душе муторно и уезжать не хочется. С Ниночкой мы даже друзьями стали. Буду стараться выполнять обещание писать и играть для неё роль энциклопедии. Здесь осталась работать только школьная библиотека, а книг в продаже я не видел. (Как тогда народ обходился?)
С «батей» серьёзно и крепко пожали руки. Потом, не разжимая пожатия, обнялись.
- Лексей! Ты, это, давай, - не подкачай! Мне прежде за тебя краснеть приходилось, только когда ты в школе по малолетству дурил. Так что, теперь хочу тобой исключительно гордиться, - не посрами нашу фамилию. – Взгляд в глаза. Серьёзный. Хотя чую, у него кошечки тоже на душе скребут. Мейкуны, как минимум, а, может, и манулы.
- Ты побереги себя, - это Дарья Никитична обнимает и целует меня. И моя щека становится немножко мокрой от её слёз.
- Он постарается! – попытался изобразить Никулина. Не очень получилось, да и фильм выйдет лет на двадцать позднее. Теперь я её осторожно обнял и прошептал на ухо:
- Ждите меня. Что бы ни случилось, что бы вам не написали или не сказали. Я обязательно вернусь – у меня дома ещё дел невпроворот!
А теперь и Ниночку надо подбодрить.
- Ну, что, мелкая? Обнимашки?
Пришлось присесть, чтобы её обнять.
- Мокроту отставить! Задание тебе – следить за своим здоровьем, пить рыбий жир и обязательно хорошо учиться. Я ещё буду в письмах писать и рассказывать, как у меня дела. А потом после Войны отведу тебя в спортивную секцию. Есть такой красивый вид спорта, которой только для девчонок. Называется «Художественная гимнастика». Станешь заниматься?
- Угу.
- Приеду – проверю, как ты выполняешь школьные задания.
Ну, всё – вон и водила уже нетерпеливо поглядывает. Кроме того, всем надо спешить по делам – кому в школу, кому в госпиталь, кому на фабрику.
Отошёл на несколько шагов, помахал снятой ушанкой и скорее забрался в фанерную кабину изделия советского автопрома. Трёхтонка? ЗИС? Шильдик рассмотреть не успел. А урчит-то как! Весь народ по дороге перебудим. Ну, и ладно, и так людям уже пора вставать, а то будильники здесь – редкость.
Поехали.
Водитель десантировал меня в самом центре Щёлкова – сразу за мостом у церкви. Странного такого вида - нехарактерен у нас готический стиль. Шофёр сказал, что он не знает, куда мне дальше идти, но при этом пожелал доброй дороги. Кургузый грузовичок, застеленный сверху сероватым брезентом, пофыркал, поурчал и укатил, выпустив на прощание клубы сизого дыма. Ладно, «язык до Киева доведёт». Вещмешок – «на плечо», «шагом марш». При этом помним, что «длинный язык может и до Колымы довести». А мне туда не хочется. Ничего, поплутал пару часиков. Сначала пошёл не в ту сторону. Нагуляв аппетит, добрался до Хомутово {Воспоминания Андреева Ивана Ивановича 810-й ШАП}. А потом упёрся КПП воинской части.
Боец, которого разглядел на дорожке за воротами, меня позабавил своим внешним видом. Будёновка, застёгнутая так, что только глаза из-под козырька можно было разглядеть, бараний тулуп в пол, рукавицы размером с двенадцатиунцовые боксёрские перчатки и трёхлинейка со штыком. Сероватый овчинный тулуп был подпоясан брезентовым ремнём, на котором крепились целых два подсумка с запасными обоймами. Из-под тулупа торчат только носки валенок. Гроза диверсантов из «Брандербурга». Хотя с другой стороны, - его главные задачи: «не допустить проникновения...» и «подать сигнал...». А с этим можно справиться и в тулупе. В ватнике или шинели двигаться, а также вести огонь, конечно, сподручнее. А вот насчёт «постоять» при той же десяточке минусов - сильно сомневаюсь. Думаю, что «вратарю» тепло. Это в отличие от меня. Пиницилин, вроде бы, находится в стадии опытных разработок, так что воспаление лёгких будет совсем некстати.
Рядом с воротами, которые служи для проезда транспорта (как автомобильного, так и гужевого, о чём свидетельствовало несколько «яблок» на дороге, ведущей к военным) находился пропускной пункт.
На его оштукатуренной стенке не обнаружилось ни одного окошечка. Зато присутствовала табличка, из которых явствовало (по номеру в/ч), что первая учебно-тренировочная эскадрилья первой запасной авиационной бригады расположена именно здесь, что я попал по адресу. Справедливо решив, что сегодня слишком холодно для того, чтобы брать эту неприступную крепость при помощи верного тумена Сабудай-багатура и его таранов, решил просто постучаться в железную дверь с закрытой форточкой. Потом оповестил о своём приходе сильнее и настойчивее. Нет контакта. Уснули они там, что ли? Я уже собрался избрать тактику проникновения в стиле Вини-Пуха (в дверь - ногой) и почти развернулся для решительной атаки при поддержке тыловых возможностей, когда что-то заскрежетало. Отрылась щель форточки и недовольный товарищ с егерскими усами и рядом треугльничков на петлицах поинтересовался целью моего визита.
- Милейший, соблаговолите передать его сиятельству, что прибыл корнет Журавлёв – третий и готов засвидетельствовать своё почтение, а также воспользоваться оказанной высокой честью - быть зачисленным в Его Императорского Высочества отдельный гвардейский гусарский эскадрон! Да пошевеливайся! Аллюр три креста!
Эх, ведь не поймут – провинция…
Поэтому просто предъявил удостоверение и предписание.
Изделия полиграфии, удостоверяющие что я – это младший лейтенант Журавлёв А.И. и прибыл не ради своего интереса, а согласно воле пославшего меня провидения, нареканий не вызвали. После выполнения этих ритуальных жестов и обмена приветствиями мою замерзающую тушку пропустили в границы лётного царства. Темноватый коридор от помещения «дежурки» оделяло стеклянное окно с «кормушкой». Внутри за столом обнаружился ещё один сидящий воин, охранявший покой авиаторов и их техники.
- Синицын! – Рявкнул старшой.
- Я! – с табуретки подлетел боец. Если бы секунду назад не видел, как этот герой успел задремать (пока начальство повернулось к нему спиной), то мог подумать, что в сидении табурета установили пружину.
- Проводишь товарища младшего лейтенанта до канцелярии, - старший сержант, проводящий меня по коридорчику. При этом он дал понять, что «отъезд зафиксирован» и весьма недвусмысленно погрозил виновному кулаком. Выпустив меня с другой стороны проходной, он от двери окликнул «вратаря», продолжавшего топтаться у ворот.
- Тяпушкин! Всё, - снимайся с усиления. Сдашь тулуп и оружие и пулей сюда ко мне.
Тяпушкин приложил серьёзные старания, для того чтобы высвободить свой "кричальник". В результате героического напряжения будёновка слезла бойцу на "клюв". Рот освободился, но при этом островерхий головной убор закрыл ему нос и глаза.
- Есть сниматься с усиления, - ответил боец и приступил к выполнению поставленной задачи. При манипуляциях с будёновкой съехал ремень винтовки. При попытке вернуть трёхлинейку на место и начать движение в сторону «караулки» этот воин умудрился запутаться в полах тулупа и поскользнуться. С неотвратимостью снежного обвала боец рухнул на утоптанную дорожку. Карамультук, пролетев в опасной близости с моим фасадом, грохнулась на дорогу. Чтобы это тело вернуть в вертикальное положение теперь потребуется мощь всего наряда, - вон он на спине барахтается, как жук–бронзовка, перевернуться никак не может... А я не Жаботинский, чтобы такие тяжести поднимать. Поэтому ограничился только тем, что обратился к старшему сержанту:
- Будьте добры поторопить Синицина. - Затем добавил. - И вызовете подъёмный кран. - Потом, вспомнив о необходимости вежливости, присовокупил: "Пожалуйста".
Старший сержант, как паровоз в кино, с шипением выпустил пар, добавив тройку непечатных слов. Облако повисло в морозном воздухе. От «ласковых» выражений продолжал дрожать лёгкий звон. Ещё десять секунд мы постояли, посмотрели на мизансцену и друг на друга, после чего обоих «пробило на ха-ха».
- Синицын! – Крикнул переборовший смех помдеж в темноту КПП. – Давай живее!
Аккуратно обойдя ворочавшегося на дороге Тяпушкина, мы проследовали по направлению к нескольким двухэтажным домикам. Возле одного из них, получив заверение, что канцелярия находится именно здесь на втором этаже, я отпустил сопровождающего и пошёл оформляться. В «военные авиаторы», так сказать. Не имея при этом ни одной минуты налёта.