Наверное, потому, что он маленький.

Прошу рассмотреть и проверить очередной фрагмент:

А потом я полетел. Вот так взял и полетел…
Рассказываю… Как узнал, что  сейчас в кабину и на взлёт… Короче, мордочку изо всех сил старался держать спокойной и серьёзно-сосредоточенной. А то бы получалась рожица как у того товарища, который жутко хочет по-маленькому в центре площади.
Событие великой даты первого полёта прошло как-то очень обыденно. Скорее-скорее, - целый день возили сержантиков на двух самолётиках по очереди. А когда уже начали намечаться лёгкие сумерки, досталось и нам чуток побаловаться.
Андрей Ковалёв, с которым вроде бы как нашли точки взаимного понимания и приятствования, вылез из кабины, снял с помощью техника парашют и протянул мне.
- Ну, как? – Перекрикивая двигатель, работающий на холостых, спросил я его.
- При заходе на посадку порывы у земли учти. Слабые, но мешают. А в остальном – даже неинтересно, если б не соскучился.
Инструктор тоже сменился. Они чередовались через два-три вылета, чтобы не замёрзнуть.
Двигатель даже не глушили – так что осталось только пристегнуться у пояса и постучать по борту – типа готов. Незнакомый (а может и знакомый? – в шлеме с очками и комбезе не разберёшь) – мужик покивал головой и махнул рукой – типа выруливай. Скрипа под лыжами не слышно – слишком сильно трещит движок этой кофемолки. По звуку – как будто стая пьяных рокеров носятся на мотоциклах без глушителей.
Ну, что? Третий звонок? Прощай вокзай, трамвал отправляется. Чуток поработал (прибавил – убавил) левой рукой газком. Двигатель реагирует нормально: рыкнул и снова ушёл в тарахтение на холостом. Теперь прибавляем до 20. Тронулись. Проверить педальки – помахали хвостиком – слушается меня этот птеродактиль, надо же! Вырулил, поставил газ в ноль. На старте. Готов. Страшно, аж дух захватило. Заиндевелый товарищ в тулупе, стоявший у взлётной полосы, махнул белым флажком. Это что? Типа разрешил? Прибавлю потихонечку газ. Плавненько так газ веду вперёд. Сам не очень хорошо вижу, что находится впереди, смотреть можно только сбоку. Блин, ну неудобно же! Ладно, у меня это чудо техники уже хвост подняло… Раз - два – три и оно само полетело. Честное слово! Я даже ручку только потом чуток на себя взял. Та-а-ак, прибрать газ, переведём аппарат в горизонт. Приборы… Чего? Всего сто двадцать километров в час?! Либо трубка Пито накрылась, либо одно из двух. Офигеть – подпрыгнуть! У меня «шестёрочка»  так вот по трассе бегала на пятой передаче! И ещё быстрее могла. Да у нас  «золотая молодёжь» по МКАДу носится на скоростях за двести!
Команды улетать не было, поэтому даю наклончик РУСом и педалькой. Виражик получился почти блинчиком – осторожненький такой, размазанный. О, пора ещё один делать. Мужик в кабине показывает, что нужно следующий поворотик выполнить. Ну и ещё один. Что уже всё? Ох, теперь самое вкусное – посадка. Захожу… Минуточку, а как же посадочное «Т», о котором столько слышал и читал? Так и знал… Везде норовят объе… «Объехать» то есть. Или «обмануть». Ладно, потом разберёмся. Газ прибрать… Вообще, зачем такой машинке пилот нужен? Эта умница и сама лучше меня знает, как и что  делать надо.  Вот уже легонечко подходим, снизились… Ещё ниже. Скорость даже прибавлять не нужно – так и садимся на холостом ходу. 90 – 80… Высота… Ручку чуток на себя... выравниваю... Оп-ля! Встряхнуло, и мы уже катимся на лыжах. А как тут тормозить? Однозначно эта швейная машинка умнее меня – "дельтаплан" сам сбросил скорость (или инструктор тормозил, матеря мою безрукость). Мужик в кабине стал сердито тыкать влево. Ну, правильно, требуется освободить взлётку. Отползли в сторонку и прокатились ещё чуток в этом же направлении. Крест руками? Что чего? А, типа, всё? И, верно, всё. Глуши мотор – сливай воду. Сумерки стали гуще. Так скоро и совсем стемнеет. Видимо, инструктор решил не рисковать, и завершил на сегодня «покатушки».
Ну, в принципе, понравилось. А вообще-то – не распробовал. Надо бы ещё парочку – другую разиков слетать. И непросто «коробочку» выписать, а поработать рулями, чтобы машину почувствовать.
- Норма. – Это сообщил парням, что нас дожидались. Типа, я такой крутой и мне подобное дело вроде забавы. Инструктор заглушил аппарат и тоже выбрался со своего места. Сообщил нам, что замёрз как бобик, что топливо закончилось, и что это был последний вылет. Остальные станут кататься завтра.
Вот так и прошёл первый полёт. А что так «за восторги», «за ощущения полёта»? Радостная приподнятость? Ни фига не было! Было только желание не обделаться перед всеми (а если и обделаться, то не жидко). Ещё рожица горела от ветра. На улице явно меньше, чем минус десять. Радость была – что не выставил себя полным… и вроде бы как удачно прокатился. Только как это у меня получилось? Даже, если честно, не очень-то и старался.  Не успел сообразить, что надо стараться. Лёшка Журавлёв помог своими вбитыми до автоматизма навыками? Не знаю…
Снятый парашют закинул за спину, и мы побрели к корпусам. Я в принципе не против прогуляться (особенно теперь – унять дрожь в коленках), но могли бы и машину прислать, а то почти километр топать…
Парни негромко переговаривалась о том – о сём, а я просто шёл и балдел. Немного покалывало – побаливало в ногах, где остались отметки от ранений, и чесался шрам, надавленный шлемаком и очками. Почему-то начало подниматься настроение. Ни с чего – просто так. А потом дошло, - всё это было очень похоже на прежнюю реальность. Вот точно так же мы покидали рабочий корпус и шли к проходной. Как будто сейчас вечер пятницы и впереди было целых два дня отдыха. Мужики строили планы на выходные, договаривались об общих делах…
Ну, что же. Всё правильно. Всё хорошо. Сегодня мы свой пшённый паёк вполне оправдали.

Прибыло наше будущее начальство. Майор Храмов и компания. По сарафанному радио во всех красках гуляло описание, как командиры учебно-тренировочной эскадрильи обломали комполка, решившего забрать себе сразу всех лейтенантиков и оставить в ЗАПе сержантов. Отдали только шестерых. Остальные – сержанты и старшие сержанты. Из них некоторые даже успели сделать несколько вылетов уже в военное время. Но в основном парни были необстрелянные, или как у нас тут говорят «неоперившиеся».
Потом  пригнали пару потрёпанных «Илов». Затем ещё один. В люки цепляли по четыре П-40 (бомба практическая, цементная, 40 килограммов). Началась отработка боевого применения.
Попадал ли я? Ну… Ну, не попадал. Так ведь почитай все мазали. Зато по фанеркам и шалашам (это вроде как мишени изображали), установленным в зоне, из бортового оружия бил точнее, чем бомбил. Ненамного, но точнее.
«Ил».
«Горбатый».
Вы можете говорить что угодно, но машина красивая. Лично мне даже очень понравилась, чисто эстетически. Может, что-то и можно было сделать с эргономикой и прочим (увеличить обзор по бокам и назад, кресло, панель приборов). Думается, и ещё что-нибудь можно было подвергнуть тюнингу, но меня «Ильюша» и так впечатлил. В отличие от У-2, который и так сам летел, машина требовала пилота. Возможно, даже средненького пилота (у меня-то уровень ближе к нулевому), но этот утюг надо было двигать. Реально так ворочать рулями и работать газом. У меня лично без «козлов» садиться так и не получалось. И к посадочному знаку «Т», нанесённому чёрными полотнами, «притереть» машину у меня не выходило. К счастью, на общем фоне личная криворукость не выделялась.
Самое страшное мучение – полёт строем. То налезаю на своего ведущего, то отстаю. И только приноровлюсь – поворот и всё нужно начинать сначала. А ещё надо следить за вторым ведомым. На эту роль давали совсем «зелёного» сержанта, недавно закончившего училище. Радиосвязи нет, сигналы – только жестами и покачиванием крыльями. А наверное, это к лучшему, - когда идёт бой редко что-то связное получится сказать или крикнуть. Это из опыта виртуального пилота знаю. Хотя по здравому рассуждению… Короче, пользуемся тем, что есть.

Отредактировано CHAK_alchemist (14-07-2019 14:03:07)

Прошу рассмотреть очередной фрагмент:

Ура капитану Смоллетту! Гип-гип ура!
То есть имелся в виду наш будущий командир полка майор Храмов. Ура майору Храмову! (Это ассоциации такие – перед приездом нашего будущего командира в кино на «Остров сокровищ» ходили).
Мужик крупный, а, точнее, здоровый, с наметившейся тонзурой и залысинами. И не просто наметившимся, но даже вполне заметным брюшком. Глаза внимательные, оценивающие. Где-то уже успел повоевать, причём явно до 22-го июня, о чём говорят «звёздочка» на самой настоящей лётчицкой гимнастёрке с «курицей». Левую руку старается не беспокоить и держит ближе к своему боку. Несмотря на лёгкий морозец пижонит в настоящем кожаном реглане. Начальник нашей разношёрстной компании сегодня представил майора на построении. Ну вот и свиделись.
По слухам, наш будущий комполка сейчас сидел в канцелярии и раскладывал пасьянс из  личных дел. Пасьянс не сходился, да и не мог сойтись – Храмову требовалось набрать в полк двадцать пилотов по новому штатному расписанию. Предложено было тридцать три. Из них следовало оставить в учебной эскадрилье хотя бы человек пять из тех, у кого есть опыт боевых полётов. Оставшимся придётся ждать новых «курсантов», а потом другого «купца», который ехал следом. Наши сержантики курсировали разнообразными галсами в районе канцелярии и пытались обратить на себя внимание нашего будущего командира.
Всеобщее мельтешение меня не забирало, как, впрочем, как и Андрюху, с которым сидели на подоконнике в конце коридора и, болтая ногами, обсуждали, что лучше фильм или книжка про Остров сокровищ. Я, конечно, больше ратовал за первоисточник:
- Старик, ну сам посуди – ну что это за гнусный пасквиль на гордую английскую аристократию – джентльмен, связавшийся с пиратами! В книжке и в жизни такого и близко нет!
- Знаешь, с моей точки зрения, все эти джентльмены – чемберлены и пираты из одного теста сделаны!
- Позвольте вам решительно возразить, Сэр! (подделывая голос под капитана из одноимённого мультика) – Во, - улыбается. Похоже, у меня получилось растормошить приятеля, пребывающего в мрачном настроении. Скорее всего, это, из-за того, что он всё на фронт рвался, а его всё не брали – отсюда, наверное, и повышенная нервозность. – Конечно же, во времена Кромвеля ряды гордой британской аристократии подверглись серьёзному опустошению и многие здравствующие английские и шотландские лорды в действительности ведут род от конюхов и дворецких… Кто такой Кромвель помнишь?
- Кто-кто?…
- Кромвель, это тот, который Оливер, который «пивной король».
- Ну не помню…
- Стыдно, как стыдно Красному командиру – летучему лейтенанту не знать школьный курс истории.
- Стыдно «козлить» как некоторые вчера на поле. Особенно должно быть стыдно перед сержантами! Что там потом плёл в оправдание? Что небольшие отклонения в технике пилотирования не сказываются на точности бомбометания? Так и бомбить ты тоже не умеешь.
- Ну, надо же было что-нибудь конструктивное слепить. А то бы засмеяли. Ну ладно, я про кино… И зачем переделали Дика в девушку? Подозреваю, что у них просто не нашлось нормального парнишки на эту роль. А того, который нашёлся, утащили конкуренты на «Детей капитана Гранта».
- Парень, девушка, - какая разница? Зато кино интересное и играла она здорово. И спела неплохо.
- Песенка просто чудо! Я на подвиг тебя провожала... Пушкин и Лермонтов нервно курят в сторонке. А Маяковский уже бежит в аптеку за валерьянкой.(Снова получилось – Андрей улыбнулся).
- Да ты сам и смотрел, и смеялся, и даже хлопал в конце.
- Это из чувства коллективизма. Лично мне больше песенка пиратов понравилась – и попробовал изобразить киношного Сильвера:
Приятель веселей разворачивай парус!
Йо-хо-хо веселись как чёрт.
Одни убиты пулями, других убила старость,
Йо-хо-хо всё равно за борт!
Ну, как? Получилось? Похоже?
А Андрюха вместо оценки моих вокальных способностей спрыгнул с подоконника, одёрнул гимнастёрку и встал «смирно».
- Неплохо. Значит, споёмся, - раздалось за спиной.
Приходится повторять андрюхиниы действия и делать разворот кругом.
- Тарищ… - на петлицах командира, зашедшего к нам "с хвоста" две шпалы. Так вот ты какой - майор Храмов. Покупатель наших душ и тел.
- Вольно! Представьтесь.
- Лейтенант Ковалёв!
- Младший лейтенант Журавлёв!
- Ваши дела видел. Со мной полетите?
- Конечно! Так точно!
- Хорошо, можете идти. Хотя постойте. Папиросами небогаты?
Я с курением подвязал ещё в прошлой реальности, а Андрей со своей спортсменистостью изредка покуривал, но сейчас с собой у него ничего не было. Вот незадача, уже заработали маленький минус - не смогли угодить будущему начальнику. Мы неловко потоптались и признались в полном фиаско по данному вопросу.
- Свободны.
Настоящий начальник. Даже не счёл нужным скрывать своё разочарование будущими подчинёнными. В принципе он прав – любая поставленная задача должна быть выполнена быстро, точно и с проявлением разумной инициативы. А тут… Всё. Погубили, ой погубили  своё карьерное продвижение… Хотя… Мы в этот момент были уже на первом этаже.
- Эй, сержант, у тебя какое курево?
- «Беломор», товарищ лейтенант, - весь вид парнишки выразил страдание. Вот так - в ком-то веке разживёшься нормальными папиросами, и тут же появляются старшие товарищи по службе и раскулачивают. А вы решили, что дедовщину придумали в Советской Армии?
- На фронт хочешь? Дуй на второй этаж. Там майор такой плотный у канцелярии без «табачного довольствия» мучается. Угостишь, он может тебя с собой заберёт.
- Есть.
Сержантик довольно похоже изобразил голубого лягушонка в шлеме, который умудрялся носиться с грохотом Бра-бра-браммм и без мотоцикла. То есть вот он был – и вот его не стало.
- Вот, дурак… - Адрюхе вернулось мрачное настроение.
- Ты чего это?
- На фронт рвётся.
- Не понял… Так ведь и ты туда же стремишься.
- Я-то, - ясное дело.
- А он чем хуже?
- Тем, что ничего не умеет и ни фига не знает, - и лезет.
- Ты тоже не корифей неба.
- И ты тоже. Я фронт хочу вернуться потому, что у меня к этим ***** свой счёт имеется. Из-за этого и надо скорее.
- Расскажешь или как?..
Говори Андрюша, говори… Душевная боль – это как гной в ране – её выдавить из себя надо, потом вычистить, иначе легче не станет, а то начнётся патология. Так и рассудка лишиться недолго.
- Да, что там… говорить-то…
Помалкиваю, не надо к человеку лезть. Абсцесс нужно вскрывать осторожно, чтобы потом заражение не вызвать ненароком… Ты только говори, дружище, говори.
- Мы это… первый раз отступали мы тогда… вот... Ну, и свою площадку когда под Витебском оставляли, людей и что из имущества было с аэродрома на машины погрузили. Ну, чтобы это… чтобы ехать… - Плохо Андрею. Ой, как погано! Бледный стал. Дышать тяжело начал, словно ему грудь что-то свинцовое сдавило. Вот и в сторону глядит, как будто видит снова то, что тогда случилось.
- На тракте слились с общим потоком. Там беженцы были. Много… и мы это… еле-еле на своих транспортах толкались. Им уйти с дороги некуда - канавы мешали. Вот... И по полю, по пашне далеко не пройдёшь... Пыльно было. А они кто на чём... Вещи, чемоданы там, узлы всякие. На подводы нагрузили, а детей сверху сажали. Кто-то на велосипеде чемоданы катил. Жара. Женщины в лёгких платьях, детишки в панамках и платочках. Белых... Наши клаксонами гудеть стали, а что толку - отойти всё равно некуда, да и гражданским тоже идти надо...
А потом эти… эти… Зашли, сволочи, грамотно… осторожно, как будто у нас на каждой машине по пулемёту стояло… Сначала сирены врубили, потом удар нанесли. *****! Дальше обочин ни один фугас не положили – всё точно по дороге. А там… ведь видно же им было! Там почти одни гражданские! Там же в форме-то почитай никого не было, разве что шофёры. Даже защититься нечем… только из своего ТТ по ним садил… А они возвращались и с бреющего - бортовым оружием… По дороге. И по тем, кто бежал... А там потом машины… автобус наш… А Костик - звеньевой мой, - на коленях сидит, свою Светочку с дочкой обнимает и качает их так… как спать укладывает… а там всё залито было… у него потом вся гимнастёрка  в крови была, как будто он в ней купался... Он только иногда голову поднимал и кричал, словно выл... Транспорта почти все пожгли и разбили. Автобус... фу-о-о-о - Ковалёв, издав протяжный звук похожий на вздох или стон, потёр грудь под левым карманом гимнастёрки, как старик, у которого прихватило сердце... - Его «прямым» накрыло… там наши девчонки из канцелярии и столовой ехали… И мой Галчонок…
Голос у Андрея всё глуше и тише. Еле шевелит побледневшими губами... Слёз нет. Смотрит уже не в сторону. Смотрит себе под ноги. Всё это он не один раз пропустил через свою душу. Снова теперь видит воронку и обломки штабного автобуса на пыльной дороге. И разбитые телеги... И разбросанных как рваные окровавленные тряпичные куклы людей... И кровь, перемешанную с дорожной пылью. Снова чувствует смрад и гарь, стоящие над разбитой колонной.
- Я её мёртвой не видел. Там и хоронить некого и нечего было… Мы потом на поле закапывали тех, кто на машинах остался. И гражданских тоже... Которых... Страшно или гадливо не было. Ничего не чувствовал, как неживой стал тогда. И гражданских убитых много лежало. Были те, кого взрывами… Их тоже хоронили. Что осталось и что смогли собрать в пыли. Не помню... Помню, что копал, что носил… Свою гимнастёрку, бриджи… всё потом выбросил – всё в крови было. Дети… Из них почти никто не выжил. Много ли малышу надо… Что можно - подбирали… Потом колонна ещё подошла… Пехота нам помогла… А что было затем, - не помню. Шли мы куда-то. Всё шли и шли… «Комэск раз» документы наших на дороге собрал. Раздал всем через неделю. Кому можно было... Ммффоо... - Выдохнув со стоном, и, закрыв глаза, Андрей ещё раз прижал ладонь к левому карману. Сделал трущее движение. - Мне отдал её паспорт... и комсомольский билет. Кого-то в госпиталь отправили. Костик с ума сошёл. Хотели его отвезти, а он убежал… А потом получили машины и на другую «поляну» перелетели...
- А дальше…
- Дальше на своих эР-зетах штурмовали эту сволочь. Мстили. Ребята осатанели просто. Об осторожности и осмотрительности никто и не думал. Только ударить сильнее хотелось, убивать их, крошить. Прилетали всего лишь для того, чтобы боезапас взять. За пару недель полк почти полностью «сточился» - остался штаб и техники. Ты про Гастелло слышал? У нас несколько ребят вот так же… На моих глазах… Герка из второй лучше всех ударил – прямо в центр колонны.
- Хреновая машина Р-Z…
- Для разведки – ещё ничего, а так точно хреновая. Горит как факел. Ни брони, ни пушек. Вон – как У-2. Тоже фанерный. Только движок малость мощнее. У нас что ни день, так вместо двух–трёх экипажей в столовой стакан водки с хлебушком стоит. Останется у нас машин десять – двенадцать, нам в пополнение кого-нибудь пришлют. На чём только не летали: и на И-15, и на «бисе», и на «чайках» штурмовали. Всё равно через месяц кончились и пилоты, и машины. Нас направили на переобучение, а полк на переформирование. Там из довоенного состава только замполит и старший техник остались.
- Ты поэтому…
- Поэтому. Не знаешь, что ли? Такие сержантики, если вот только вылупились, живут три-четыре вылета. Они же ничего не умеют, сами порой бьются… А те, кто ещё до войны научились, те нормально выживают. Могут целую неделю или даже две протянуть.
Мы уже на мороз вышли. Правильно, от такого разговора остыть надо. А то, как-то мне нехорошо стало. Вот и голова снова закружилась.
- Ты, Андрюх… Ты это… Ты же мужик-то крутой, вот и давай!...
- А я и даю – вот поэтому на фронт хочу. А пацанам там не место – им ещё надо хотя бы научиться летать.
- Так ты их и учи. Вот получишь эскадрилью и будешь учить, а я чем могу тоже помогу.
- Ну, во-первых, кто это меня на эскадрилью поставит… А ,во-вторых, это тебя ещё за компанию с ними учить надо.
- Знаешь, что сказал товарищ Ленин на третьем съезде Комсомола? Учиться, учиться и ещё раз учиться! Вот я и буду настойчиво овладевать знаниями под твоим чутким руководством. А по поводу комэска, смотри – Симагин старлей, но его с нами не берут. Ребята говорят, его дело на другой стол переложили.
- Ну и словечко «старлей»…
- Хорошо, «старший лейтенант». Остался из лейтенантов только ты и Белоголовцев, - все остальные младшие. В полку теперь две эскадрильи по девять машин, то есть по три звена и плюс пара – управление. Так что тебя точно на эскадрилью поставят.
- Поживём – увидим. Пошли греться!