Прошу рассмотреть очередной фрагмент:
На фронт
Конец марта. Мы улетаем. Завтра. На Войну.
Сегодня ребята достали свои заначки. У кого полбутылки, у кого – треть фляжки. После отбоя нам разрешили уйти в учебный корпус. Дежурный покосился, потом махнул рукой и сделал вид, что нарушители дисциплины стали призраками бестелесными и невидимыми. Сегодня мы все равны и те, кто увидел «Ил» только здесь и те, что сделали несколько боевых вылетов. Лейтенанты, старшие сержанты, сержанты… Вот старшины у нас нет. То есть по званию «старшины». Я в учебном центре немного сблизился с Андреем, да, пожалуй, и всё. Даже с ребятами, с которыми бегал по утрам, боксировал и боролся по вечерам, старался не сходиться «по душам». Что такое терять «своих» уже и так знаю по прежней реальности. Не хочу я снова чувствовать эту жгучую боль в груди, когда как будто из тебя кусок выдирают. Сколько из этих двадцати парней доживут до мая сорок пятого? Один? Два? А если я останусь в этом крошечном числе, то на долгий ли срок? «Моторчик» такое сможет осилить? Сумею ли подняться после ночи, когда погибшие друзья придут ко мне во сне? У нас-то лет через двадцать пять не стало половины тех, кто побывал «на передке» и выжил. Припоминаю я эту «вспышку сердечно-сосудистых заболеваний». Помню своего «железного» деда, который один раз при мне плакал во сне. Его не стало через двадцать восемь лет после Войны…
Почему на своих будущих однополчан смотрю как со стороны, я ведь стал почти таким же, как они. Почему в душе живёт странная каменная уверенность, что со мной ничего не случится? Даже и не знаю, что сказать. Вот думаю, что если и собьют, то просто выпаду из этой реальности. И может, смогу вернуться к себе.
К себе…
Сколько я здесь? Не успел оглянуться, а уже почти пять месяцев прошло.
Письма иногда посылаю. «Родителям» и «брату». Как будто пишу своим. Как тогда, когда сам был в армии. А девчонкам (Лизочке и Машеньке) я писал только SMS-ки, когда они без меня отдыхали на юге…
На столе в учебном классе стоят только кружки. «На закусить» никто даже хлеба не догадался взять. Эх, молодёжь!
- Ну, как всем хватило? Разбирайте.
- Тихо, не шумите, ещё есть.
- Кому не досталось?
- Мне давай!
- И нас забыли!
- Ну что? Готовы?
- Давай говори!
- Ну, чего я-то?
- Ты, наверно будешь командиром или заместителем первой эскадрильи, вот тебе и карты в руки.
- Вон Андрей, он тоже лейтенант.
- А я после тебя по алфавиту.
- Ну, ладно.
Белоголовцев встал и окинул нашу компанию. Кабинет учебного корпуса освещала только самодельная светилка из гильзы от ШВАК, поэтому лица ребят, сидящих дальше от стола, тонули в темноте.
- Ну, что, товарищи, вот мы и закончили наше обучение. Впереди нас ждёт фронт. Там и покажем, как хорошо или как плохо мы усвоили уроки. Где будет воевать, знает пока только Храмов. Ну, что же… Давайте выпьем за то, чтобы после Победы бы вот так же собрались где-нибудь и выпили за нас, за наш будущий полк и за наши боевые дела. Выпьем за то, чтобы не было стыдно смотреть людям в глаза, за то чтобы вычистили эту погань с нашей Земли. За Победу, братцы!
- За Победу!
Грохнули сдвинутые кружки.
Мы выпили ещё за погоду на маршруте, за то, чтобы количество взлётов равнялось количеству посадок. А потом всё - топливо кончилось, надо было закругляться. Ну а что вы хотели? Мы и так нарушили всё, что можно нарушать, принеся спиртное в расположение, не говоря уже о злостном злоупотреблении. Так что теперь ребята изо всех сил начали портить воздух табачищем. Впрочем, не стоит пенять – у самого ручки дёрнулись к коробке, когда парни выложили папиросы на стол. Но слово есть слово. В конце концов – давал его себе вот и перед самим собой и надо «держать марку».
Кто принёс гитару, я не видел. А также не знал того сержанта, который заиграл, и его напарника, который начал негромко, но душевно напевать:
В далёкий край товарищ улетает,
Родные ветры вслед за ним летят.
А потом было несколько песен, которые я смутно помнил, но тоже со всеми пытался подтягивать.
- А «Чёрного ворона» сможешь?
- Да она же белоказачья!
- Сам ты!.. Её даже Чапаев в кино пел!
- Давай! Подхватывайте, хлопцы!
Потом ещё пели про сотню юных бойцов и про то, как уходили комсомольцы на Гражданскую войну.
Потом уже из озорства спели
Любо, братцы, любо
Любо братцы, жить!
- Ребята, а вот эту песню знаете?
Ой, то не вечер, то не вечер,
Мне малым мало спалось…
Мне малым мало спалось,
Ой, да во сне привиделось…
Оказалось ещё некоторые знали и поддержали мои скромные музыкальные потуги.
Кончается март. Апрель должен «дать небо», а то из-за низкой облачности половину программы пришлось заменить на «шагистику» и конспектирование «наставления по ремонту и эксплуатации». Я-то себя считал криворуким, а в общей куче оказался даже ближе к хорошим пилотам. Может, сказался автомобильный опыт и навыки компьютерного лётчика. А возможно, знания и навыки прежнего Алексея Журавлёва…
Подготовку «учебка» дала на уровне ниже среднего. У меня получилось в районе четырёх часов на «Ил-2» и трёх часа на «У-2», у Андрея и того меньше. Сержантикам дали полетать побольше, у них получалось в среднем по 10 часов на «Иле».
Ах-ах-ах, какие гады – сволочи! Необученных мальчишек бросили на убой!
По-о-озво-о-ольте! Мне отсюда, вообще-то, лучше видно!
Да! Мы были необученными мальчишками.
Да! Мальчишками по восемнадцать - двадцать лет! Из моих сослуживцев женатых не было. Кроме Андрея, но тут другая песня… И я подозреваю (да, что там – уверен), что две трети даже и не целовались. Это они, что ли, виноваты, что кто-то там очередной раз решил, что триста миллиардов долларов (тугриков, рупий, марок, фунтов, франков, ракушек Каури) меньше, чем четыреста? Это им нужны были чужие ресурсы, рабы и площади (жизненные пространства)? Идеологию и религию можете смело откидывать (разрешаю) – это не очень красивая ширма для откровенной мрази. А эти пацаны не лезли завоёвывать чужие страны – им и в своей державе забот хватало.
Да! Нам не дали времени нормально обучиться. Когда Генеральный штаб поштучно выделяет штурмовики на фронт, такую роскошь, как держать на переучивании целый полк, позволить себе никто не мог. Нас сковывало даже не отсутствие топлива и боеприпасов, нас сковывала в основном погода. Январь – февраль – март не самые лучшие месяцы для полётов.
Да! Мы знали, что идём «на убой». Но мы пытались заткнуть дыры фронтов и дать хоть неделю, хоть пару лётных часов для тех, кто шёл вслед за нами. Я не ошивался в канцелярии и не знаю, были ли рапорты с просьбой оставить в учебной эскадрильи, или хотя бы задержать отправку на фронт. Зато видел, как в «спалке», в учебных классах наши инструкторы писали рапорты с требованием отправить их в боевые части.
Нас не надо жалеть,
Ведь и мы никого не жалели!
Отредактировано CHAK_alchemist (23-07-2019 22:42:40)