Прошу проверить очередной фрагмент:

Перелетала каждая эскадрилья самостоятельно. Нашу вторую, как и ожидалось, вёл Андрей. Мне была доверена высокая честь отвечать за третье звено. Вторым рулил Серёга Колосов. Благодаря Ковалёву, долетели без происшествий. Садились по одной машине и заруливали на окраину поля. Первая эскадрилья, которую вёл Белоголовцев села за час перед нами. Впрочем, вылетали они тоже на час раньше.
Потом прибыл Храмов и его заместитель.
Наш 5** полк расквартировался на окраине поля. Правильнее сказать, - луга, потому что земля непаханая. Место было обжитое. Здесь базировались остатки полка, в который вливалось пополнение. Из прежнего состава осталась два «горбатых» и четыре пилота.
Свои машины мы помогли техникам и ребятам из БАО оттащить в лесок и замаскировали. Листвы не было – закрывали еловыми ветками и снегом. Как просто написать «замаскировали»… «Ил» видели? Нет? В парке «Патриот» и на «Поклонной горе» есть экземпляры. В Монино точно имеется. Наберите веточек – лапника для того, чтобы завалить ими штурмовик и припорошить его снежком. Часть разрешается накрыть брезентухой. Ну как понравилось? То есть в процессе проведения маскировки аппетиты все себе заработали волчьи.
Жить предстояло в землянках. Правильнее сказать, в полуземлянках - полупалатках. Обед, собрания и общие разборы полётов проходили в столовой – заглублённом (наполовину зарытом в землю) сооружении с навесом, собранным из нескольких палаток и брезентовых самолётных чехлов. Пара подобных построек меньшего размера – вот вам КП, штаб-канцелярия. И самая маленькая — узел связи.
Видимо, немцам было явно лихо - не до разведывательных полётов, потому что не заметить с высоты наш муравейник мог только слепой.
Боевых заданий ещё не было. По указанию руководства летали звеньями. Бойцы из БАО километрах в пяти оборудовали полигон. Мы упражнялись в стрельбе по щитам и по бочкам из-под топлива. Иногда даже попадали.
В моём звене оказались два сержантика Санька Якименко и Гриша Сотник. Ребята неплохие и в отличие от одного криворукого товарища даже умели пилотировать. Так что авторитет звеньевого поддерживали только кубари.
Я уже успел сообщить, что подо мной снова бегает «шестёрочка»? Точнее «Ил-2» образца 1941 года (с не очень надёжными 20-мм пушками ШВАК) с бортовым номером ноль – шесть. Семёрка досталась Андрею Ковалёву. Помнится, у моего прежнего непосредственного начальника-напарника был «Солярис». Но считаю, что «Ил» лучше. Мне он больше по вкусу.
Сравним? Двигатель мощнее? – Мощнее. Скорость выше? – Выше. Управляемость? Конечно, проигрывает истребителю или «У-2» на вираже, зато явно выигрывает у «Соляриса». Если кто-то хочет поспорить – пусть выпишет боевой разворот с последующей нисходящей бочкой на «Солярисе» эдак на 800 – 900 метрах высоты. Вот пока это не увижу – буду считать, что «Ил» лучше. А, кроме того, – боезапас! Боже! Как же хотелось иногда, чтобы на вазовской «шестёрочке» стоял хотя бы одиночный ШКАС! Может быть, если бы на автомобилях устанавливалось бортовое оружие, у нас, наконец, все стали вести себя на дорогах приличнее! А на «Иле» - два ШКАСа, две ШВАКи на подвеску можно разместить 8 РСов-82 и четыре сотки в люки. Мощщща! Кто не спрятался – я не виноват!
Представляю своё экипаж. Оказывается, весь народ, закреплённый за машиной, вместе образовывал боевую единицу, которая называлась «экипаж». Я-то по наивности думал, что это как в фильме – пилоты, бортмеханик и стюардессы.
Механик и старший над всеми «чёрными душами» - техник-лейтенант Салихов Муса. Он же Миша.  {Салих - благородный, добродетельный, благочестивый. Муса - "Взятый из воды" (аналог — Моисей). Прямолинейный, иногда вспыльчивый, отличный работник и человек, способный повести за собой.  Прототипом одного из основных героев стал мастер бригады слесарей.}
Мишка! Родом из Казани. Последний курс Политеха сменил на ШМАСу, которую закончил с отличием. Далее – профильное училище, кубари лейтенанта-техника и полк. До войны успел почти год отслужить в истребительном полку. Во время очередной эвакуации в сентябре 41-го был легко ранен. Полк ястребков почти весь «сточился» и машин для обслуживания не осталось. Мишку, оставшегося без работы и без экипажа, несмотря на его протесты, увезли лечиться. После госпиталя он был направлен в штурмовой полк.
Отец – врач, мать – учительница. Два младших брата. А сколько двоюродных братьев и сестёр - Муса и сам сбивается при подсчёте. Попытки заставить его играть на скрипке отразил с полным успехом на третьем году обучения в музыкальной школе. Мишка решил, что для развития его личности больше подходит секция лёгкой атлетики и лыжи. В кружке ОСОАВИАХИМа «заболел» машинами и прочими железками. Поэтому и поступал в политехнический, а не в медицинский (вопреки настойчивым советам матери). Отец же предоставил ему полную свободу действий.
О том, что случай свёл с непросто талантом, а талантищем, я узнал позднее. У парня были не только золотые руки, но и светлая голова. Прирождённый инженер – изобретатель. Его место было в авиационном КБ, а не во фронтовом полку. Но все мои последующие попытки повлиять на его карьерный рост отметались словами «после войны». Вот вбил себе в голову, что «настоящ мужчин (джигит)» должен быть воином, а не сидеть в тылу, и хоть ты тресни - его не переубедишь. Все мои аргументы он либо играючи обходил с небрежностью высокого интеллекта, либо упирался как баран. А мог войти в роль царственного эмира на троне. Весь такой важный – преважный, спина прямая, взор орлиный смотрит вдаль выше голов. Молчит, не отвечает - на всё только надменно поводит одной бровью (тонкой чёрной и длинной – иной красавице впору). Парень мог идеально выставлять поршни в АМ-38 и читать нам Низами.
Вы когда-нибудь слышали Низами? Ни в коем случае не слушайте! Это священное действо должен совершать молодой парень поздним вечером при восходе луны. Мишка как-то раз устроил «показательное выступление». Нам на завтрашний день «давали небо» после дождей. Вечером на закате всё очистилось от сырой хмари, и появилась розово-жёлтый полумесяц с первыми звёздочками. На настоящего восточного поэта это не могло не произвести впечатления, и Муса дал сольный концерт. Читал стихи. А один раз даже на арабском. Отбой мы «прохлопали» потому что слушали его с открытыми ртами. Вот говорят – талантливый человек талантлив во всём. Это про Мишку. Драмтеатр может обкусывать ногти – такого чтеца и актёра искать надо долго и упорно. Мы едва лишь выдыхали: «…ещё… …а ещё…».
Это только в его исполнении рассказов Чехова я понял, почему этого грустного писателя до Революции числили сатириком. …А как он читал Есенина!
А уж если Муса начинал шутить и дурачиться, можно было животы от смеха надорвать. У нас эту тему исполнял Галустян – в репризах про Равшана и Джамшута. Ну вот для примера сценка в его исполнении.
Предстартовый осмотр машины. Я глажу ладошкой по плоскости – проверяю, как заделали дырочки, Муса сзади стоит с журналом приёма техники.
- Командира, Муса говрить можона?
- Хорош дурачиться, говори по нормальному.
- Норамалино говори хорош. Разрешенье пиши – на склад Муса ходить, сырой кожа получай.
- И за чем тебе сыромятные ремни? …Смотри - на тросике слабина. Подтянуть не мешает вечером.
- Камча делать буду – Игорёк пороть немножко буду.
- И чем у нас провинился сержант Петров? …А что если эту латку сверху лаком залить?
- Совсем плохой нукер. Ему говорят – мотора масл вечер фильтруй – утро заливай, он умный лицо делать.
- То есть?
- Моя говорить – он умный лицо делать, а руки ничего не делать.
- И чем же сержант Петров оправдывает своё преступное бездействие?
- Совсем нехороший моториста говорит, фильтровал уже. Масл такой же остался. Тряпк грязный - масл чёрный.
- Телесные наказания в ВВС РККА не предусмотрены уставом. Для фильтрации пусть у старшины возьмёт списанный валенок.
- Вай, командира умный! Вай, командира всё знай! Только хорошо самолёта – земля сажать не умей. Муса снова стойка ночь выпрямляй.
- Г-м. Ладно, виноват – дурак – исправлюсь. Но вы с Игорьком точно от голенища старого валенка кусок отрежьте, верх растеребите и фильтруйте. Будет медленно, зато масло чище.
- Хорошо, мы попробуем. Но Игорёк всё равно последнее время какой-то особенно сонный, еле ползает.
- Миш, ну ты же тоже кубари носишь, вот и яви свои командирские полномочия. Хочешь – влепи ему пару нарядов, а хочешь – дай сутки отоспаться.
- У тебя, - а сам изображает Чеширского Кота, - убедительнее получается. Ты, – командир звена, вот и распоряжайся.
Вот он единственный недостаток Мишки – не любит приказывать и руководить. И норовит всё сделать сам. Когда  при этом успевал поесть и поспать – даже не представляю.
После того как мы притёрлись друг к другу Мишка по моей просьбе и приблизительному наброску смастерил нож . Вещь! Я его потом постоянно с собой таскал. Если что случалось он и стропорез заменял, и долото, и шило, и штык. Ещё Мишка на лезвие орнамент нанёс. И вот точно, - завитушки посредине – это арабская вязь. Интересно, что же это такое он написал?
Техник-старший сержант Горшнев Анатолий. Толик – оружейник. Аккуратист. Где этот чистюля на фронте находил одеколон, даже близко придумать не могу. Но употреблял его строго по прямому назначению – освежиться после бритья. Всегда чисто и идеально подшит.
Для тех, кто откосил от армии и для уважаемых девушек делаю лирическое отступление. А то я уже несколько раз использовал термины «подшить», «подшиваться», «подшива» и не расшифровал его. Для гигиенических целей на внутренней части воротника гимнастёрки или кителя вровень со сгибом ворота пришивался покупной лоскуток простроченной белой хлопчатой материи – подворотничок. В условиях реальной службы подворотнички приходили в полную негодность спустя пару недель употребления, а военторга, где их можно приобрести, поблизости не наблюдалось. В радиусе километров десяти или ста. Тогда брался любой, желательно хлопчатобумажный, кусочек белой материи и пришивался. Обычно разумный старшина списывал простынь и отдавал на растерзание. В противном случае недобросовестные товарищи могли остаться без постельного белья - изводили свои простыни, - с последующим удержанием суммы из денежного довольствия. Самым высшим шиком было подшиться парашютным шёлком – и классно выглядело, и шею не натирало, и дольше не пачкалось. Вот только пойди и найди его – списанный парашют.
Дополнительная информация для любителей военных историй: многих диверсантов вылавливали как раз по «подшиве». В РККА, как впрочем, потом и в СА, подворотнички, продаваемые в воентоге, носили в основном новобранцы. Потому что продукция, которую в массовом порядке выпускала отечественная лёгкая промышленность без доработки (ушить – надставить – подогнать) носить было невозможно. Это касалось и дамских платьев, и мужских костюмов и, конечно же, такого неотъемлемого атрибута воинской формы как подворотничок. Поэтому ученики старших классов (в которых было введено обязательное ношение форменной одежды), учащиеся ремесленных училищ, и прочие, в том числе новобранцы и курсанты училищ РККА знали, как пришивается «подшива», и как должен выглядеть подворотничок. То, как был подшит военный, служило его визитной карточкой. Толщина материала, высота выступа над воротом, направление и частота стежков (иногда вышитый элементарный узор) степень проглаживания – это как открытая книга для такого же военного. Естественно «подшива» по всей длине ворота должна была лежать идеально ровно. Диверсанты на этом «сыпались на раз». А что вы сказали бы, увидев бравого капитана-орденоносца с подворотничком как у новобранца? А какие ассоциации вызвал бы у Вас свеженький лейтенантик с барской «подшивой» как у старшины-сверхсрочника?
Ещё подсказка для любителей киноляпов: как заправлялась за ремень гимнастёрка и как немецкий китель – это большая разница (или «две больших разницы» – для любителей афоризмов). Замечу, что ни Борис Полевой, ни Казакевич, ни Симонов, описывая своих героев, этой детали не упускали. Если гимнастёрку заправить таким же образом, как это делали немцы на своей форме, то на гимнастёрке образуется «павлиний (или петушиный) хвост» - множество складок, которые смешно топорщились сзади. А уж если тебя несколько месяцев гонял фельдфебель, а не старшина, то и заправляться будешь в соответствии с прижившимся навыком. Ещё одна деталька – зимой и летом гимнастёрка заправлялась по-разному. Когда жарко сзади делался небольшой горбик или мешочек – иначе потом ткань прилипала к спине. Зимой форма носилась «в облипочку».
Возвращаемся.
Ну, как, вы оценили нашего Толика? Нет? Не дошло? Тогда ещё раз: апрельский (майский) прифронтовой аэродром в виде бывшего колхозного выгона. До воентога и прочих благ армейской цивилизации – километров сто. Все живут в землянках и палатках. Холодная вода бывает, если её кто-нибудь привезёт. «Пожарка», например. Горячей воды нет априори. Утюгов нет, столы и прочие ровные поверхности – в дефиците. В избытке только грязь всех видов сортов и оттенков.
Снова не оценили? Тогда ставлю задачу – поменяйте колесо на личном автомобиле (самостоятельно, своими ручками, а не с помощью работников шиномонтажа), а потом подшейте края несколько белых хлопчатобумажных салфеток для праздничного стола. При этом воды (помыть руки), утюга (разгладить ткань), швейной машинки (да что там - иголки с нитками!) и всего прочего не предусмотрено. Как и самой ткани.
Оценили? Во! И я о том же. У Толика всегда был вид, будто он только вернулся со строевого смотра. Вероятно, поэтому отказов оружия на «шестёрочке» не было. Совсем (ну, почти совсем). Пушки и пулемёты переставали работать только после полного расходования боекомплекта.
Представляю дальше - наш Игорёк. Точнее – моторист техник-сержант Петров. Мечтатель и молчун. Из Горькова. Это в пику гражданам из Калифорнии. После школы пошёл на завод и затем на курсы мотористов. Отработал немного на производстве. Потом с началом войны был направлен в ШМАС в соответствии со специальностью. О чём мечтал этот невысокий белобрысый парнишка, я не знаю. Может, о своей невесте (а чего – натуральный блондин, голубоглазый и ресницы как у девчонки), а, может, о Гренаде или Плутонии. Он, вообще-то,  малый неразговорчивый, а расспрашивать, когда человек не хочет разводить тары-бары это всё равно, что в унавоженных сапожищах на белую скатерть влезть. Ещё отмечу, дело он своё знал и качественно выполнял. Ну а то, что из сальника винта масло сочилось – так это дефект всей моторной техники в Союзе. В полевых условиях прокладку можно было заменить берестой и спрессованным мхом (а что вы улыбаетесь? на час или полтора хватало). Недаром даже спустя полвека  ходила шутка, что если на нашенской машине переставал травить сальник, то, значит, - кончилось масло. Да, ещё замечу что, на моей «шестёрке» на лобовом стекле налёт был меньше, чем на «семёрке» Андрея. Всё равно тот же самый Муса между мечтательной задумчивостью и ленивой сонливостью разницы не наблюдал, и иногда шумел на бедного Игорька по поводу и без оного.
Ещё для обслуживания наших пепелатцев «по вызову» прибегали «радиолюбители» - специалисты по связи. По прозвищу «Резистор» и «Триод». Почему-то их здесь звали радистами, хотя они обслуживали все виды связи, в том числе и телефонную, и почти полностью - электрику полка. За несколько визитов шумы, шипение, щелчки и прочее они устранили «на ноль». Как? Так я же писал выше – радиолюбители. В отличие от пацанят, которые познакомились с подобной техникой только в армии, а до этого ничего сложнее керосиновой лампы в руках не держали, наши «спецы» в свои пятнадцать – шестнадцать лет слушали папанинцев и челюскинцев, общались с «Северным полюсом». Сам Кренкиль не погнушался бы пожать им руки, назови они свои позывные. Экранирование и «заведение «массы» на корпус» сотворили чудо, о котором остальные могли лишь мечтать – «чистую» связь. Передатчики стояли на машинах звеньевых и комэска. У остальных – только приёмники.
С позывными была целая история. Из штаба нас стандартно с изменением раз в пару недель приходило наименование, то «орлы», то «соколы», то ещё что-нибудь в этом роде. Хорошо, что хоть «петухами» не окрестили! А после штатного позывного шёл номер машины. Если вызов - «орёл ноль шесть» ещё переносимо, что надо было отвечать на обращение «Шестёрка»? Пришлось давить авторитетом и кулаком в печень (не сильно – только обозначить) – чтобы сменить «шестёрку» на «шаху» или на «Грача». Игральные карты в полку были не сильно распространены (больше в почёте домино), и что шестёрка пик – это «шаха» почти никто не знал. Зато позывной «Грач» прижился. Как и «грач шесть».
Комполка сам же сказал, что следует разработать личные позывные. Про то, чтобы в слове была буква «р» он тоже заострил внимание. Ну а чего такого, - в моём мире наши штурмовики были «Грачами». Так что я только поддерживаю традицию. Вернее, начинаю. Санька и Гришка стали «Грач десять» и «Грач двенадцать». А в том, что их начали называть «грачатами» - чур, я не виноват!
Что ещё добавить? Скажу, что встретили нас технари насторожено и недоверчиво. Ну, что – это стало вполне оправдано: вид у нашей команды был далеко не бравый и не очень воинственный. Вот точно – «грачата». Едва лишь оперившиеся (и не утратившие пуха). Вот как студенты-курсанты военной кафедры, которых только-только привезли на сборы в матёрую воинскую часть. Потом через некоторое время Муса поведал ещё одну причину – я у него был третьим пилотом, а у некоторых экипажей сменилось по пять летунов.