Продолжение (предыдущий фрагмент на стр.73)

Крупные штрафы, поголовное снижение уровня ответственности, общественные работы крикунам и экзамены после прохождения ими реабилитационных курсов — Лонгвуд был беспощаден. А еще поручение юридическому отделу Службы разработать действенные меры против денежных пари, поручение психологам и педагогам показать гражданам всю безнравственность заключения пари, задания рекламному отделу разработать небольшие агитационные фильмы против пари и настоятельная просьба к знаменитостям свободного мира публично высказать неодобрение подобным забавам — он предусмотрел все, но не мог не признать, что зло свершилось.
Проблема заключалась в том, что даже опытные психологи не могли сказать, что было опаснее для общества — новоявленная зараза денежных пари или последствия поведения бойца Зверя. Как и в случае с внучкой Данкана действия субъекта были безупречны, но при этом нарушали все нормы поведения, принятые для питомцев и бойцов, да и любых граждан свободного мира. Как Зверь ухитрялся совмещать несовместимое, Лонгвуд не знал, но его не оставляло ощущение, будто подобное противоречие способно подорвать саму основу общества.
Оставалось радоваться хотя бы тому, что он не видел знаменитый бой вживую. Лонгвуд опасался, что там, на Арене, мог бы поддаться общему настроению и совершить какое-нибудь безрассудство. Спокойная уверенность доктора Зверя, словно он вышел не на смертельный поединок, а на обычную тренировку, растерянность Сокола и в записи производили сильное впечатление, и шеф Службы адаптации не хотел даже думать, как это выглядело там.
Зато оценить боевую подготовку субъекта он сумел — впервые в жизни.
Прежде Лонгвуд не слишком приглядывался к боям, как правило, испытывая скуку и досаду, что на День отцов-основателей надо так бездарно тратить время. Сидя на праздничной сенаторской трибуне, двумя рядами ниже консулов, чаще всего он пытался украдкой просматривать документы, не слишком обращая внимание на то, что творится внизу.
Зато бои субъекта приходилось изучать как составную часть вышедшего из-под контроля эксперимента.
Сначала субъекту просто везло, а Акулу он порвал на чистом адреналине. Потом в судьбу бойца вмешалось обычное нежелание аренного начальства терять немалый куш на рекламе, открытках, календарях и пожертвованиях. И только теперь Лонгвуд осознал, как основательно натаскивали субъекта тренеры Арены, и как умело он распоряжался полученными навыками.
А еще у него были стальные нервы, и, значит, их эксперимент потерпел полный крах.
Лонгвуд с отвращением взглянул на присланный ему самодельный студенческий плакат в честь любимого профессора и с досадой отвернулся.
Возможно, Сокол и успел научиться большему, чем Зверь, зато подобной же выдержкой похвастать не мог. Он то бросался в бой очертя голову, то испуганно отшатывался, вспоминая, что сражается против друга. Каким образом при подобных метаниях субъект ухитрился ни разу не поранить Сокола и сам не получить ни одной царапины, Лонгвуд не знал и потому счел это свидетельством немалого мастерства Зверя. А уж то, как тот умудрился превратить хаотичные движения противника в нечто заслуживающее внимание, чуть ли не сыграть достойный внимания поединок, и вовсе показалось директору чем-то запредельным. Впервые за время своей работы он признал, что схватка на Арене может доставлять почти физическое наслаждение.
Когда меч Сокола вылетел из его руки, боец проводил его обреченным взглядом. Субъект жестом предложил приятелю меч поднять, но парень лишь жалко улыбнулся, как-то виновато развел руками, а потом опустился на колени, признавая поражение.
Сигнал к началу голосования ударил по нервам. Зверь недоуменно уставился на Сокола, на трибуны, бросил недовольный взгляд на табло голосования, где красный цвет стремительно заливал экран, а потом решительно вонзил меч в песок. Протянул руку Соколу и рывком поднял его с колен.
— Пошли…
На трибунах рос недовольный гул, обычно до смерти пугавший бойцов, но Зверь даже не повернул головы. Только молча отвел правую руку за спину и показал трибунам средний палец.
Директор охнул.
На мгновение зрители смолкли. Возможно, граждане свободного мира и не знали этот жест, но догадаться, что Зверь каким-то образом их оскорбил, смогли. Рев возмущения взметнулся к небесам и тогда Зверь обернулся.
Он не испугался, не растерялся, даже не смутился от этого явного проявления неудовольствия. Только обвел трибуны тяжелым взглядом, и они смолкли.
— Я не имею привычки убивать наставников, — четко произнес он в наступившей тишине, затем отвернулся и увлек Сокола прочь.
Лонгвуд успел досчитать до пяти, а потом зрители взорвались аплодисментами. Пластиковые карты летели на песок, зеленый цвет заливал табло голосования, а из доклада дисциплинарного отдела директор узнал, что восемьдесят девять человек проголосовали еще и за свободу субъекта.
«Безупречен, как всегда, — прошептал Лонгвуд. — И так же, как всегда, возмутителен».
Директор еще раз взглянул на присланный плакат и с досадой отбросил его прочь. Средний палец стал символом почтения учеников и, видя его, Лонгвуд уже не знал, смеяться ему или плакать. Новые смайлы в соцсетях, призванные приветствовать заслуженных наставников, новые открытки и плакаты… И новый обычай приветствовать любимых профессоров не только вставанием, но и вытянутыми вверх руками со средними пальцами...

Продолжение следует...