А если таким образом?

Мы «загорали» на КП, просматривая метеосообщения и оперативные сведения на 12-00. На особиста, прошедшего в командирский отсек, особого внимания никто не обратил. Наш лейтенант, как киплинговский кот, всегда ходил сам по себе и там, где ему вздумается. Через некоторое время он вышел с майором Черновым и направился к выходу. Возле нашего столика, где мы сидели со сводками и картами, особист на секунду остановился и внимательно посмотрел в мою сторону.
- Журавлёв, ты в таблице вылетов?
- Резерв. После обеда первая работает.
- Предупреди Кузнецова и давай, - догоняй нас. Я на сегодня тебя забираю.
Всё страньше и стараньше, как говорила Алиса. Не сказать, что я трепетал перед водянистыми очами нашего «Змея», но лишний раз беседовать с ним на темы далёкие от истории, анатомии и боевых навыком не хотелось категорически. Расслабляться было совершенно невозможно. Как на минном поле: такое ощущение, что, того и гляди, языком «растяжку» зацепишь.
Ну вот для примера: сижу это так это после обеда. Особист рядом покуривает и мух-комаров веточкой отгоняет. Я палочку строгаю и жду своих ребят, которые переходят от стадии насыщения в стадию пресыщения.
- А как у тебя, Мария Никитична, в операционку перевелась?
Невинный такой вопросец. С тремя капканами. О том, как живут «родители», я с ним не говорил. Да и, вообще, никто из ребят об этом не знает. Здесь, как я обратил внимание, тему дома как-то стараются обходить. У кого родня в оккупации осталась, у кого в эвакуации незнамо где находится, у кого и совсем... как у Андрюхи...
- Мать ещё в мае в операционное отделение перевели. Но она пока только обслуживает. Ей только иногда разрешают ассистировать. У них там хирург просто зверь: ему сестра по ошибке не тот зажим подала, так он в неё этим зажимом запулил и обматерил вдобавок. Только матушку Дарья Никитична зовут. И медики жутко обижаются на такое название – «операционка». Они говорят с уважением: «операционное» или «операционное отделение». Бородулин наверняка подтвердит. Это всё равно, как пожарного «пожарником» обозвать – обида на всю жизнь, можно сказать.
Особист пустил струйку дыма в сторону особо настойчивого слепня и отмахнулся веточкой. Причём с таким видом, что ошибся мол, ну с кем не бывает.
- Вот у вас будет медицинская династия. Вернёшься в свой медицинский доучиваться после войны. Станешь доктором. Как наш Бородулин. Но ты это, инструментами в сестёр не бросайся!
- Медицинская династия у Мишки могла бы быть. Это его мать в медицинский заставляла поступать. Я в химико-технологическом учиться начинал.
- Хм, надо же. А иногда про кости или обмен веществ что-нибудь загнёшь, так я считал, что ты у нас Айболитом после Войны станешь.
- Не, таришь лейтенант, Айболит, - это ветеринария. Если уж идти в медики, так лучше в зубные врачи.
- Это ж почему?
- Все бояться будут, но всё равно придут, когда зубы заболят.
- Будут бояться, но придут? - Хмыкнул особист. Оценил завуалированный «прогиб». — Ладно. Расслабься. Ты чё такой серьёзный? (О, блин, почти по-пацански, как в моё время принято было).
Особист тогда дождался Храмова и нашего комиссара, а затем пошёл с ними в сторону штаба. Я же чувствовал себя, как после экзамена по высшей математике. Чуть по пальцу ножом не попал.
Андрей, который и так слышал, что меня забирает к себе особист, выглянул в окошко, оценив перспективы нашей дальнейшей работы, и махнул рукой - типа уматывай.
Нашего «Змея» и Чернова я догнал на половине дороги к штабу.
Они негромко переговаривались, а когда я подбежал, особист резко повернулся ко мне и спросил, как само собой разумеющееся.
- Хабе ищь дас рищьтихь ферштанден, дас ду дойч гут шпрахен? {Я правильно понял, что ты хорошо говоришь по-немецки?}
- Им гегентайль! Мальхь-мальхь унд зер шлейхьт. {Напротив! Немножко и очень плохо.} - Выдал «на автомате». Я виноват опять же, что учительница в моей школе нас гоняла так, что тройка в аттестате о среднем образовании превратилась в твёрдую четвёрку в институте? Это не считая того, что затем на заводе пришлось локоть-в-локоть работать с парнями из гамбургского «Маера», которые у нас на участке монтировали оборудование.
Чернов усмехнулся и уточнил:
- Мир шайнт, альзо об лернт ин шуле? Я? {Мне кажется, что учил в школе? Да?}
- Ин шуле, унд ин хохшуле штудирен. Вохер воллен зи дас ден виссен? {В школе и в институте. Откуда вы это знаете?}
- Из твоего личного дела. А вот твоё «хь» вместо «щь» меня позабавило. Будем считать, что на четвёрку знаешь, - усмехнулся особист.
- От Журавлёва толку много ли? Да и нужен ли он? – Как будто продолжая прерванный разговор спросил Чернов.
- Ничего. Сгодится. Будет протокол вести. А то если мои архаровцы писать станут, то затем без стакана не разберёшь их каракули.

- Итак, товарищи командиры, в силу сложившихся обстоятельств вы поможете допросить задержанных. Вероятно, они являются немецкими диверсантами. Через несколько часов прибудут сотрудники особого отдела дивизии. Вы будете освобождены от этого задания и вернётесь к выполнению обычных обязанностей. Сейчас же надо как можно скорее вытрясти из них максимальное количество информации. Не исключено, что у них скоро должен быть сеанс радиосвязи, или встреча со страхующей группой. Если они не выйдут в эфир или не появятся в условленном месте, то это будет сигналом об их захвате. Получится, что сорняк вырвем, а корешки оставим. Что вам следует делать и что говорить, сейчас объясню.
Тем временем мы уже зашли в землянко-палатку штаба. Особист быстро снял плащ-палатку, которой обычно был отгорожен его угол. Под ведение допроса решили использовать всё невеликое помещение штаба. В штабе кто-то навёл образцовый порядок. На столах было пусто. Даже карандашей или листа бумаги нигде не было.
- Товарищи командиры, попрошу сдать оружие. Орешников, прими. Журавлёв, нож тоже снимай с ножнами.
Мы были несколько удивлены. Не сказать, что ТТ нам придавали значительности и уверенности. Просто уже как-то привычно ощущать тяжесть на боку и знать, что под рукой есть «весомый аргумент». А свой стропорез вообще последние два месяца снимал с пояса, только когда заваливался спать. Нож при этом обычно лежал у меня под подушкой.
- Это потому что вы, лётчики, народ горячий, ещё стрельбу здесь устроите. Особенно если эти клиенты начнут «качать права» или решат что вас будет проще убить. Они заразы, сейчас живыми могут быть важнее нас всех вместе взятых.
Особист критически осмотрел нас, вздохнул и махнул рукой. Типа: «на безрыбье и рак - рыба». Ну ладно так охарактеризовать мою «героическую» личность (правда, за время на свежем воздухе и здоровом (не, не так - «на здоровенном») питании удалось округлиться и окрепнуть «мыщцОй»), но по поводу Чернова это было излишне критичным. Штурман полка, а заодно и начальник по огневой и тактической подготовке, был товарищем представительным. Ростом за 185, косая сажень в плечах, крепко сбитый. В наше время его бы звали культуристом. И вполне заслужено - попробуйте «перекреститься» двухпудовой гирей, а он это делал довольно свободно. Правда, когда мог время найти для физкультуры среди полётов, циркуляров-документов, дежурств, занятий по штурманскому делу и прочих своих обязанностей. При этом лоск добавляли чёрные, коротко постриженные волнистые волосы с лёгкой сединой на висках, и карие глаза (погибель «вольняшек», которые тайно обожали нашего зама). Пожалуй, даже симпатичный мужик. Как бы выразились в прежней реальности, - «породистый». Правильнее же сказать - приятный, если бы в его манерах не проскальзывала некоторая властность, умение и желание командовать. Где он успел получить уроки хороших манер, - не в курсе. Возможно в семье, а может училище. Но для того чтобы знать, в какой руке следует держать вилку, и как полагается себя вести в обществе, Чернову уроки хороших манер абсолютно не требовались. Остаётся добавить для завершения описания нашего заместителя командира полка, что, не смотря ни на что, он был постоянно наглажен, выбрит и надраен, как будто собирался через час на приём к Калинину за очередным орденом. Ну вот чем он не угодил нашему особисту?
- Журавлёв, у тебя роль самая простая. Бери бумагу и карандаши. Будешь записывать. Только успевай. Посторонних вопросов не задаёшь. Если возникнет пиковая ситуация, блокируй движение в твоём секторе. В схватке на себя не надейся, если что, - ори громко и звонко, чтобы ребята их успели нейтрализовать.
- Товарищ майор, у вас задание будет сложнее, но и более важное. Нужны некоторые театральные способности. Надо представиться влиятельным начальником. К задержанными не приближайтесь. Постоянно фиксируйте их поведение. Вам то же самое указание - не надейтесь на свою силу. В любой ситуации только закричать и позвать на помощь. Никаких самостоятельных действий. Прохаживайтесь вот здесь. Не садитесь. Задержанных не разглядывайте. Даже старайтесь не смотреть на них, как будто они вам неинтересны. Время от времени делайте вид, что проявляете нетерпение и негромко говорите: «давайте скорее», «что с ними возиться», «пристрелить к такой-то матери», «это неинтересно», «это мы и так знаем», - что-нибудь далее в этом роде. Давите на них «начальственным присутствием». Если начнут говорить - не прерывайте и не мешайте. Делайте вид, что немецкого вы не знаете. Они должны поверить, что для того, чтобы выжить или легко умереть они обязаны заинтересовать чем-то именно вас. В схватке задача - блокировать им выход.
Особист посмотрел на свои часы. Обвёл помещение штаба оценивающим взглядом.
- Журавлёв, на этот столик печатную машинку поставь и начинай что-нибудь набирать. Хоть стихи. Главное, чтобы стук был и у тебя вид имелся соответствующий. Запомните условные фразы. В зависимости от ситуации я буду их произносить. «Душно сегодня», - это команда усиления внимания. Задержанный может попытаться вырваться. Журавлёв, тебе при этом следует подойти к окну и откинуть комариную сетку. Это будет сигнал нашим, которые будут страховать снаружи. «Чёрт», или «к чёртовой матери», «чертей тебе в дышло» - это сигнал готовности к бою. Вы должны будете встать, освободить руки, заблокировать проходы между столами. Следует быть готовыми к ведению рукопашного боя. Сейчас, пока есть несколько минут освободите карманы, снимите с рук часы... Товарищ майор, если сможете, то кольцо тоже снимите. Расстегните пуговицы на воротниках, подтяните брючные ремни и ослабьте поясные. И прошу вас, товарищи командиры, ведите себя естественно. У вас же имеются артистические способности. У лейтенанта точно есть. А уж вам, товарищ майор, сам бог велел.
Чернов как-то замедлился на секунду, как будто его иголкой ширнули, и весьма недобро посмотрел на особиста. Интересно, на что это «Змей» ему время от времени намекает. Вот садист - постоянно, несильно, но по «любимой мозоли». Кажется, после этого допроса наш зам возненавидит особиста всеми фибрами души.

* * *

Он сидел на лавке с тупым и упрямым выражением лица. Молодой, вообще-то, парень. Таких каждый день встречаешь на улице. Глазами он вперился в стенку нашего помещения. Руки опустил между ног, как будто хотел прикрыться от удара в пах. На самом деле он поддерживал распоротые штаны, которые так и норовили съехать представить его в стиле «ню». Рукава гимнастёрки также красовались разрезами, ворот был отпорот, и из ещё одного разреза на плече выглядывала нижняя рубаха. Видимо, нательное бельё тоже было распорото.
Интересно потом узнать, кто это у комендачей такой затейник. Арестант при малейшей попытке сделать резкие движения, или побежать тут же запутается в своих штанах и в робе. И никаких наручников не надо. Вот ведь умельцы!
Впрочем, на такие мелочи задержанный внимания не обращал. Он был очень занят разглядыванием стены. Кем же являлся клиент? Немцем, русским? На вопросы он не отвечал, и даже головы не поворачивал. Глухой, что ли? На меня, Чернова и на особиста он никак не реагировал. Если бы по моим временам, то можно решить, что парень или обкурился, или наширялся - полная отключка. Может глухой? Вроде бы не похоже. Всей своей позой он как будто выражал, что говорить не сбирается совсем.
М-да. Явный прокол нашего особиста. Такого клиента надо было оставлять «на потом». Когда «дозреет». Впрочем «Змей» и сам сообразил, что теряем драгоценные минуты и комендачи увели этого типа.
Второй задержанный оказался интереснее. Своего пренебрежительного превосходства он почти не скрывал. Распоротую гимнастёрку и штаны держал небрежно, без особого напряжения. Как будто это обстоятельство его несколько беспокоило, но не особенно напрягало. Сначала поигрался в «вопросы - ответы» при помощи «хохдойч» в моём исполнении, затем, посмотрев на «толмача» с явным пренебрежением, заявил на довольно сносном русском (хотя и с сильным акцентом), что он, Петер Малер, готов рассмотреть возможность сохранения своей жизни в обмен на предоставление некоторых интересующих нас сведений. Но предупредил, чтобы мы ни на что не рассчитывали, потому что ему, собственно говоря, терять особенно нечего и он готов умереть как истинный германский солдат.
Наш особист сделал вид, что поверил ему и продолжил вести допрос. На моём листочке начали ложиться строчки текста. Конечно же, я торопился записывать и сокращал, где можно, стараясь сохранить хотя бы общий смысл. Один раз даже успел вякнуть:
- Вас, вас? Битте, нох айн маль видерхолен. {Что-что? Пожалуйста, повторите ещё раз.}
За что получил возмущённый и явно неодобрительный взгляд «Змея» и грозный окрик Чернова:
- Лейтенант!..
А я чё? Я ни чё. Вот пишу. А чего они так тараторят.
Впрочем, всё равно ясно, что этот «художник» врёт и не краснеет. {Der Maler - художник}. Из его рассказа выходило, что он и его командир перешли линию фронта и углубились в расположение наших войск с целью проведения разведки. Рации у них нет, добытые сведения они должны будут доложить своему командованию устно по возвращении. Перейти обратно линию фронта им следовало через два дня. У нас в тылу провели почти неделю. Изначально в группе задействовали четырех человек, но на нейтральной полосе группа была обстреляна. Один был ранен, и второй разведчик остался, чтобы помочь ему вернуться обратно. Русскую форму и оружие они украли три дня назад у каких-то ротозеев, которые ночевали в лесу, выставив всего одного часового, который тоже уснул. По дороге остановили машину. Русский офицер, который сидел рядом с водителем, искал какое-то воинское подразделение и они, заявив, что совершенно точно знают, где оно находится, подложили свои услуги. По дороге они собирались захватить транспорт и пленных, а потом вернуться в своё расположение.