Прошу проверить очередной фрагмент:

                          Мы шагаем по Москве.

Чтобы попасть в ГУМ я решил, что надо выйти на станции «Площадь Революции». Пока мы летели в темноте подземных галерей метро, я успел просветить Салихова и Бородулина о знаменитых приметах этой станции - потереть гранату у матроса, туфельку у студентки, приклад винтовки у солдата. Самое важное - натереть нос у собаки пограничника. Говорили, что это помогает только студентам при сдаче экзаменов (для зачётов надо погладить собаку по задней лапе), но как мне кажется, надраивание статуи приносит удачу и в других делах. В наше время существовал даже полуязыческий обряд, какую из деталей статуй надо полировать для исполнения конкретного желания. И даже отчаянно спорили: стоит ли тереть клюв и бока у петуха, или это, наоборот, приносит только неудачу. Пришлось маскироваться - типа эти приметы узнал, когда сам почти два семестра был московским студентом. Если память мне не изменяет, статуи поставили в 1937-м году, ну а «я учился» 1938 - 1939-м. Сослуживцы поиронизировали по данному вопросу и выразились в том смысле, что всё это пережитки тёмного прошлого. Но когда двери вагона с шипением раскрылись и мы шагали по станции в сторону выхода в город, то крюк для выполнения обряда потирания носа собаки выписали все трое. Что при этом загадали ребята, могу только предположить - по законам жанра говорить об этом нельзя ни в коем случае, иначе не сбудется. Я же имел только одно желание - вернуться.
Разницу со своим временем обнаружил уже в верхнем вестибюле станции. Пройдя тяжёлые дубовые двери (а вот они остались неизменными до времени моей реальности), мы вышли наружу. Не похоже. И улица «25-го октября» отличается от Никольской. Правда, скорее оформлением. И, конечно же, полным отсутствием кафе и бутиков. Но не найти ГУМ и не выйти к Красной площади просто невозможно.
Пытаясь оживить по памяти вкус знаменитого мороженого, которое продавалось «в центре ГУМа у фонтана», я довёл ребят до входа в торговый комплекс. Ага! Четыре раза как торговый... На Никольскую, то есть 25-го октября выходил гастроном. Причём не знаменитый «номер один», а очень даже заштатный. С ломовыми ценами и полупустыми прилавками. Почесав затылки и оглядев местный ассортимент, мы только пополнили запасы кускового сахара.
Чтобы окончательно не пасть в глазах сослуживцев, как главный знаток Москвы я решил уточнить у степенной скучающей продавщицы о состоянии торговли в остальных помещениях.
- Вы, видимо, приезжие. Уже с 35-го года здесь находится только наш гастроном. В остальных помещениях разместились отделы наркомата. А на самых верхних этажах теперь коммунальные квартиры.
- Квартиры?! - не поверил я такому заявлению.
- Ну, квартиры как квартиры. У кого окна выходят на улицу - тем повезло, а у кого внутрь, то дома постоянно надо свет включать. И за водой и удобствами приходится спускаться на нижние этажи.
У меня от такого сообщения получилось лишь выдавить из себя: «Да что вы говорите?!»
- Только возле фонтана сохранился торгсин и комиссионный магазин.
Поблагодарив продавщицу, мы вышли на улицу. Искать мороженое в наркомате и торгсине, - занятие бесперспективное. Слегка поморщившись, я согласился с предложением товарищей посмотреть Красную площадь. Но прежде чем выйти на неё мы на всякий случай проверили состояние формы. Для слегка запылившихся сапог у хозяйственного Мишки нашлась обувная щётка, а для всего прочего - у меня (не менее хозяйственного). В остальном мы решили положиться на волю случая и комендантского патруля, если таковой нам встретится.
Отсутствию храма Казанской иконы Божьей Матери и Иверских ворот я не удивился - их восстанавливали уже при мне. В целом ансамбль Красной площади был таким же, как и в моё время. Ну, ещё остались следы маскировки стен Кремля, Мавзолея и Исторического музея под жилые дома. Интересно, деятель, который предложил разрисовать всё «окнами» и замаскировать центр Москвы под жилые кварталы, сам видел данное «творение» с воздуха? Немцы глубину стратегической мысли оценить не смогли - они этого просто не видели (а то не выдержали бы траекторию бомбардировочного захода). А фотоаппаратура высотных разведчиков позволяла точно и однозначно определить, где находятся здания, являющиеся целями. Заслуга в том, что на территорию Кремля попало только пара десятков бомб, а в Большой и в театр Вахтангова - по одной, принадлежит только системе ПВО Москвы.
По центру площади ходил патруль милиции. Мы прошли до Спасской башни и собора Василия Блаженного. Я попытался восстановить своё реноме знатока столицы рассказами о строительстве храма, и о проведение парадов. Чтобы не вызывать лишних вопросов, сообщил, что эти мероприятия видел, когда хронику в кино прокручивали, а о параде 41-го года, - от ребят, с которыми валялся в госпитале.
Дождались, пока куранты на Спасской башне пробили полпервого. Но дожидаться часа дня, чтобы послушать всю композицию целиком, не стали. У нас и так времени немного было. Интересно, а смена караула у Мавзолея проводилась тогда?
Мы несколько раз козырнули военным, которые проходили мимо нас. На обратном пути к зданию Исторического музея встретились с патрулём. Наши документы не заставили усомниться в их подлинности. Проверки вещей тоже не последовало, и нас благополучно отпустили.
Бородулин и Мишка назвали меня Сусаниным и предложили продолжить экскурсию. Но пообещали, что если заведу их в болото, то просто так отвертеться мне не удастся. На это я сообщил, что в Москве с этим делом (с болотами) навели порядок ещё в тридцатых годах, и что в столице теперь можно нормально передвигаться даже во время дождей.
Манежная площадь поразила своей пустотой. А ещё тем, что по ней проехал в «потоке» (несколько грузовиков и забавных ретролегковушек) одинокий троллейбус, похожий на жука. Гостиница «Москва» мимо которой мы проходили, заставила ребят позадирать голову в попытке рассмотреть её получше. Дальше я повёл наш дружный коллектив по улице Горького. И умудрился не назвать её «Пешков-стрит» или Тверской.
Здесь приметы войны были видны более отчётливо. Бумажными ленточкам крест-накрест были заклеены вообще все стёкла в окнах домов, мимо которых мы проходили. Но если в ГУМе (назову его так, хотя он, собственно говоря, ГУМом и не был) здоровенные окна витрин были забиты фанерными щитами, то здесь часть тротуара занимали мешки с песком, которые были призваны сыграть роль дополнительной защиты.
Улица оказалась оживлённой. Конечно, до знаменитой московской толчеи было далеко, но откуда тут столько народа? И почему в основном гражданские? А кто же тогда уехал в эвакуацию, и что же это писали о пустом голодном городе? Спешащие граждане выглядели, конечно, какими-то осунувшимися (ни одного толстяка не встретилось) и немного потрёпанными. Новыми нарядами и туфлями не могли похвастаться даже дамы, встречавшиеся по дороге. А в целом всё было как всегда: озабоченный и спешащий по своим делам народ. Небольшой затор встретился у стенда, на котором за стеклом были выставлены газеты. По самой улице наблюдалось движение транспорта. Преобладали грузовики различных типов, но было немало и легковых автомобилей. По сравнению с зимой просто бешеный трафик. Ещё немного и появятся знаменитые московские пробки. Правда, для этого транспортный парк надо бы увеличить раз в десять.
И тут я увидел вожделенную вывеску над забитыми окнами - «Мороженое». На фанере, загораживавшей проём, был плакат, изображавший женщину за колючей проволокой. Говорил же, что наглядная агитация могла бы вестись и более ярко. Достаточно проехать по освобождённым территориям посмотреть и порасспрашивать уцелевших людей. Неудача, конечно же, ждала нас и здесь. Естественно, никакого мороженого тут не было и в помине. В помещении проводилось отоваривание карточек. Поскольку у нас таковых не было, то и делать нам в этом магазине было нечего.
Дальше мы просто шли по улице Горького, глазея по сторонам и прикидывая, где бы можно перекусить. С каждой минутой этот вопрос становился всё актуальнее и актуальнее. Как-то мимоходом отметилось, что Юрия Долгорукого на своём законном месте нет, и Маяковский тоже отсутствовал. На углу дома на Пушкинской обнаружил статую с серпом и молотом в поднятой вверх руке. Кстати, по-моему, уважаемый Александр Сергеевич раньше (вернее, позже) стоял с другой стороны улицы, а на месте кинотеатра «Россия» наличествовала здоровенная пустая площадь. Ещё я смог узнать здание «Известий». Мы продолжали идти по улице Горького и почти дошли до Белорусского вокзала, когда я предложил свернуть через показавшиеся мне знакомым места на Новослободскую и возвратиться по ней обратно. Прошли мимо нескольких точек общепита в виде «Кафе» и заманчивых надписей «Пиво - Воды». У всех их был только один недостаток - они были закрыты.