Иль-а-Ваш

«Голдсборо»  мягко покачивался на мелких волнах. Корабль стоял на якоре у небольшого острова Коровий — «Иль-а-Ваш», как называли его французы, — милях в десяти к юго-западу от Эспаньолы. Бухту окружали скалистые уступы: вся западная часть острова была возвышенной, а на востоке его сплошной стеной покрывали мангровые леса. В распахнутые окна капитанской каюты врывался ветер, и де Пейраку пришлось прижать углы расстеленной  на столе карты парой серебряных слитков. На столе были еще несколько серебряных слитков, а также десяток золотых дублонов, чудом сохранившиеся блюдца превосходного фарфора, набор навигационных инструментов. Все это его ныряльщики подняли со дна моря. Они довольно быстро отыскали затонувший корабль, но назывался он не «Оксфорд», а «Джамайка Мерчент». Из дневника Моргана выходило, что именно на нем король пиратов появился здесь в поисках своего флагмана. Но то, что не удалось сделать корсару, не удалось и де Пейраку. Он перевел взгляд на смущенного Истерлинга. Прошло полтора месяца с тех пор как он встретился с пиратом, и три недели — с их прибытия к острову Коровий; ныряльщики-мальтийцы обследовали все дно у западной оконечности острова, но никаких других кораблей не обнаружили.

— И что  теперь, Истерлинг? Где же все те несметные сокровища, о которых вы мне рассказали?

Съежившись под его тяжелым взглядом, Истерлинг не знал, что ответить: для него самого неудача в поисках  явилась крайней неприятным сюрпризом. Наконец он выдавил:

— Монсеньор, возможно, Морган намеренно указал неверное место, опасаясь, что дневник может попасть в чужие руки.

— Не исключено. Но что  нам, перепахать все дно? Возможно, он и остров указал неверно?

— «Джамайка Мерчент»...

— Я помню. — Рескатор прервал Истерлинга нетерпеливым жестом руки. — У меня не слишком много времени, чтобы тратить его попусту, я и так чересчур долго занимался вашим мифическим кладом. Утром мы снимаемся с якоря. Что же касается вас... Должен сообщить, что мне придется лишить себя удовольствия и дальше наслаждаться вашим обществом. Вам дадут шлюпку и припасы. В это время года вы и ваши матросы без проблем доберетесь до Эспаньолы.

— Но, монсеньор Рескатор, отсюда еще далеко до Эспаньолы. Во имя Господа, не оставляйте нас здесь! — В голосе пирата была мольба.

— Вот наглец, — развеселился Рескатор. — До Эспаньолы рукой подать — что значит десяток миль для такого морского волка, как вы? Но так и быть: вы покинете корабль завтра, когда мы будем проходить вблизи ее берегов.

Он испытывал сильную досаду, — прежде всего на себя — что так легко согласился приступить к поискам и потратил на это столько времени. Хотя клад и мог бы покоиться где-то здесь — то, что сам Морган не сумел отыскать свой корабль, должно было насторожить его. Скорее всего, взрыв разметал судно, а море довершило дело. Но не беда, у него имелись и иные сведения о местах былых кораблекрушений.

* * *

Ранним утром следующего дня «Голдсборо», подгоняемый ровным попутным ветром, покинул свою стоянку, направляясь на северо-запад. Де Пейрак собирался обогнуть Эспаньолу и пройти вдоль северного ее побережья.

Истерлинг, посылая мысленные проклятия небу, вновь оставшемуся глухим к его мольбам, вышел на палубу и посмотрел в сторону юта. Хозяин корабля был там, он о чем-то беседовал с Язоном. Шлюпка с небольшим запасом еды и воды уже ожидала капитана и его матросов. Впрочем, большая их часть, никем не удерживаемая, давно сошла на берег. С Истерлингом осталось всего лишь два человека.

Сверху раздался крик марсового:

— Справа по носу корабль!

Истерлинг глянул вперед, увидел корабль, появившийся из-за мыса, — и обомлел. Это был «Синко Льягас»! Невероятно! Глаза обманывают его, или это на небо, не внявшее его мольбам, подействовали проклятия? И наверняка Питер Блад по-прежнему капитан корабля... Истерлинг бросился к квартердеку.

Де Пейрак не особо встревожился, увидев фрегат с красным корпусом, идущий встречным курсом. Тем не менее он велел Язону отдать приказ готовиться к бою. Любая подобная встреча таила в себе неожиданность, тем более что на корабле не было никакого флага. Будет совсем нелишним продемонстрировать неизвестному капитану, что «Голдсборо» не является легкой добычей. Этого часто бывало достаточно, чтобы отпугнуть не в меру жадных пиратов, — а в том, что перед ними пиратский корабль, он почти не сомневался.

— Монсеньор Рескатор! Это пиратский корабль, я узнал его! — подтверждая его догадку, закричал внезапно появившийся на юте Истерлинг. — А командует им один из самых жестоких пиратов Карибского моря, его имя капитан Кровь — Ле Сан!

Истерлинг, который, несмотря на безупречный английский Рескатора, давно уже понял, что имеет дело с французом, буквально перевел фамилию Блада.

— Я не слышал этого имени, — Рескатор смотрел недоверчиво.

— Он недавно появился в Карибском море, но уже успел прославиться! Недаром он взял себе такое имя. Это беглый каторжник, осужденный за чудовищные преступления!

«Тебе ли говорить о преступлениях», — с досадой подумал де Пейрак, не горя желанием ввязываться в бой без особой необходимости.

Он пристально следил за приближающимся фрегатом, ожидая, что предпримет его капитан. Корабли почти поравнялись друг с другом, когда Истерлинг вновь завопил:

— Смотрите, он меняет курс! Он готовится атаковать!

Де Пейраку показалось, что в голосе пирата прозвучало злобное торжество.

Ноздри Истерлинга раздувались: пусть ему не улыбнулась удача, но он страстно желал, чтобы Блад вступил в бой и проиграл. Тогда он почувствовал бы себя отомщенным, ведь этому докторишке не выстоять в стычке с Рескатором.

Действительно, фрегат совершал поворот оверштаг, и на нем начали происходить те же приготовления, что и на «Голдсборо»: открывались порты пушек, на марсы стремительно поднимались матросы с мушкетами в руках.

— Это может быть всего лишь ответом на наши действия, — Рескатор все еще был настроен скептически. — С чего ему атаковать нас? «Голдсборо» не галеон, полный золота, и не какой-нибудь торговый корабль.

Теперь красный фрегат двигался параллельным курсом, и Жоффрей де Пейрак мог разглядеть его название: «Арабелла». До них долетело пение сигнальной трубы.

— Вы слышите! — продолжал вопить Истерлинг. — Играют атаку! Какие могут быть сомнения?!

«И в самом деле, откуда эта нерешительность? Неужели я отвык от баталий, связавшись с купцами? Это обычный пират, и если он желает драться — будем драться».

Времени на раздумья не оставалось. Де Пейрак махнул рукой, отдавая приказ сигнальщику «Голдсборо», и его горн немедленно ответил трубе с «Арабеллы».

Монсенньор Рескатор

Рескатор, опираясь на плечо мавра, медленно шел по палубе захваченного корабля. Он направлялся к пленникам, угрюмой толпой стоявших на шкафуте под охраной его людей. Победа досталась дорогой ценой. Он схватился с одноглазым верзилой и уже выбил из его рук абордажную саблю, как вдруг  раздался выстрел, и левое плечо обожгло. Он бы все равно свалил противника, но за эту секунду тот успел подхватить валявшийся под ногами обломок реи и обрушить его на голову Рескатора.

И теперь в глазах все мутилось, по шее щекочущей струйкой сбегала кровь, а плечо при каждом движении пронзала резкая, дергающая боль. Сквозь повязку, наспех наложенную Абдуллой, уже проступили алые пятна, но хуже всего было то, что пуля не прошла навылет и оставалась в плече. Бедный мавр готов был броситься в море: в неразберихе боя он отстал и не успел защитить своего обожаемого хозяина.

Язон настаивал, чтобы монсеньор Рескатор немедленно позволил заняться собой. Что касается пленников, то было достаточно отдать приказ – и с ними расправились бы безо всякого сожаления, из мести за кровь своего капитана и погибших товарищей. Но Рескатор медлил, желая посмотреть на тех, кто так яростно с ним сражался. Этот бой стал для него неожиданностью – ведь обычно пираты, благодаря договоренностям, достигнутым с их вожаками, не досаждали ему.

***

– Дьявол побери твою душу, проклятый пират! – произнес по-арабски хриплый голос.

Де Пейрак в удивлении остановился. Кто мог обращаться к нему здесь, за тысячи миль от Средиземного моря, на арабском языке? Он взглянул на говорившего: невысокий широкогрудый человек злобно смотрелна него. Похож на грека, однако де Пейрак видел его впервые. К чему гадать? Ведь он уже решил предоставить пленников их судьбе, пригласив прогуляться за борт.

Сделав следующий шаг, он встретился взглядом с пронзительными и удивительно спокойными глазами мужчины лет тридцати в погнутой вороненой кирасе, который стоял немного впереди прочих пиратов. Судя по всему, это и был капитан Ле Сан.

Во время схватки им не пришлось сойтись в поединке. Де Пейрак видел, как он увлекал своих корсаров в бой, и начал уже прорубаться к нему, когда на его пути появился тот одноглазый головорез. И теперь он молча рассматривал своего противника.

Если Жоффрей де Пейрак понимал что-то в людях, – а у него были основания так полагать, – то Ле Сан совсем не соответствовал образу, нарисованному Истерлингом. Он больше походил на испанца, чем на француза. В синих глазах де Пейрак не увидел ни следа порока или алчности, обычных для пиратов всех мастей, – напротив, в них читались ум и мужество.

Несмотря на потрепанный после боя вид, на всем его облике лежал отпечаток изящества и благородства, и об этом же говорила гордая посадка головы и манера держаться. Ле Сан вдруг показался де Пейраку похожим на него самого в этом возрасте.

«Что за вздор, – тут же подумал он. – Что может быть общего у меня, калеки, который был, невзирая на увечье, эпикурейцем, любившем жизнь во всех ее проявлениях, с жестоким пиратом? Возможно, только это упорство во взгляде – упорство человека, не желающего склоняться перед судьбой, какой бы она ни была...»

Все же он признался себе, что этот человек принадлежит к одной с ним породе. Ну что же, и благородные господа становятся разбойниками, он сам тому пример. Что это меняет? Разве полная опасностей жизнь не научила его, опального графа, потерявшего все, а потом вновь достигшего всех желаемых им высот, что не стоит проявлять слишком много милосердия, ибо это может привести к тяжелым последствиям? Он давно уже отвык оставлять у себя за спиной живых врагов.

Он не будет обманываться благородным видом. Этот человек вступил с ним в противоборство и проиграл. Vae victis, как говорили римляне. Но неожиданно для самого себя де Пейрак вдруг решил заговорить с корсаром.

***

Питер Блад смотрел, как к ним медленно приближается победитель. Все складывалось вполне удачно для них, пока в бой не вмешался этот высокий крепкий мужчина, одетый в черное. Он оказался страшным бойцом, никто не мог устоять перед ним. Волверстону повезло, что кто-то из корсаров, стреляя с мачты, ухитрился попасть в Рескатора. Но они все равно потерпели поражение.

Однако Блад не собирался терять присутствие духа, даже когда стоящий рядом Коста обрисовал ему их печальные перспективы, в красках расписывая жестокость мусульманских пиратов. Пока что Блад не нашел ничего, что позволяло бы отнести Рескатора к их числу. Правда, он заметил нескольких мавров в его команде – один из них повсюду сопровождал своего капитана.

Блад услышал, как Коста хрипло и гортанно сказал что-то, прекрасно понятое капитаном «Голдсборо». Тот остановился напротив них, потом его мрачные черные глаза изучающе глянули на  Питера.

Тот, лихорадочно ища в уме выход из положения, в свою очередь разглядывал Рескатора. Это был человек лет пятидесяти, с властным  лицом и твердой линией губ; старые рубцы, пересекающие щеку, говорили о непростой жизни. Он был без камзола, по его белой рубахе расплывались кровавые пятна. По тому, как он наваливался на плечо идущего рядом мавра, Блад мог сделать вывод, что раны Рескатора не были пустяковыми. Тот некоторое время молча смотрел на него, а потом спросил по-французски:

– Это вы командовали этим кораблем? Вы капитан  Ле Сан?

Если Блада и удивило, что Рескатору известно его имя, то он не подал виду и ответил тоже по-французски:

– Мое имя Питер Блад, и да, я капитан этого корабля.

– Бывший капитан, – язвительно поправил его Рескатор. – Теперь корабль принадлежит мне.

Глаза Блада строптиво сверкнули, но он оставил обсуждение этого вопроса до более благоприятного момента.

– Вы англичанин? – Рескатор перешел на английский.

– Ирландец, – уточнил Блад. – А вы, как я полагаю, капитан Рескатор?

Тот в знак согласия наклонил голову, немедленно взорвавшуюся сильной болью.

Черт! И плечо горит, как в огне. Следовало побыстрее кончать с этим.

– Как вы намерены поступить с нами? – Блад успешно скрывал чувство неуверенности и даже обреченности, которое возникло в нем после ужасных рассказов Косты.

– Ну а как бы вы поступили на моем месте?

– Я бы дал уцелевшим шлюпку и велел убираться к дьяволу.

Он издевается? Рескатор не удержался от сарказма:

– Да ну? Разве капитан Кровь оставляет кого-нибудь в живых? Я слышал совсем другое.

Неожиданно пленники, до сих пор в молчании слушавшие их разговор, зароптали, из их толпы выступил молодой пират, глядевший на Рескатора со смелостью человека, которому нечего терять:

– Монсеньор Рескатор, кто поведал вам столь гнусную ложь? У капитана Блада есть свой кодекс чести, и он никогда бы не пошел на бессмысленную жестокость!

Рескатор прищурился, глядя на нового участника их беседы, речь и манеры которого были уместны скорее при дворе, чем на залитой кровью палубе, и только взгляд выдавал лихого искателя приключений.

– Благодарю тебя, Ибервиль, но это было излишне, – сухо произнес Блад.

Де Пейрак едва не рассмеялся, настолько происходящее показалось ему абсурдным. Право, скоро в Карибском море будет не протолкнуться от благородных разбойников! На этом корабле они так и кишат.

Интуиция подсказывала  ему, что Истерлинг лгал ему, по какой-то причине желая этого боя. Однако в этот момент он больше всего на свете хотел лечь и был не в том состоянии, чтобы заниматься поисками истины. Иль-а-Ваш находился не так далеко, и у пиратов был шанс, хоть и небольшой, добраться до него вплавь – а там пусть полагаются на милость Всевышнего.

– К большому сожалению, господа, вынужден прервать нашу светскую беседу. Даже если это и правда, я не последую вашему примеру и предложу вам перешагнуть через борт, – голос Рескатора звучал глухо.

От Питера Блада не ускользнуло, что держится его противник из последних сил, и внезапно ему пришла в голову одна мысль.

– Несмотря на то, что вы настроены так решительно, монсеньор Рескатор, позвольте предложить вам сделку.

– В вашем ли положении говорить о сделке?

– И, тем не менее, я рискну. Я окажу врачебную помощь вам и членам вашей команды в обмен на наши жизни.

– Вы что, врач?

– Medicinae baccalaureus, – ответил Блад на латыни.

Еще и врач к тому же? Рескатор хотел было отмахнуться от неожиданного предложения, ему было не привыкать к ранам, но волной поднявшаяся дурнота заставила его пошатнуться.

Пожалуй, он недооценил полученный по голове удар. К тому же у него в плече сидела пуля, а арабский врач Абд-эль-Мешрат, почти всегда сопровождавший его, в этот раз остался в Голдсборо: старому ученому нездоровилось, и Рескатор не взял его в плавание, полагаясь на собственные познания в медицине.

– Черт с вами... Я потом решу, как с вами поступить. Сейчас ваши люди будут заперты в трюмах этого корабля, а вас покорнейше прошу проследовать за мной на борт «Голдсборо»... Мы вернемся к Иль-а-Ваш.

– Среди моей команды тоже есть раненые, я должен буду помочь и им. – Дерзость корсара не знала границ.

– Хорошо, вам будет предоставлена некоторая свобода передвижения. Если ваш соратник не лжет, мне будет достаточно вашего честного слова. Обещайте, что вы не попытаетесь бежать или не устроите какую-нибудь каверзу.

– Монсеньор Рескатор! – вскричал возмущенный Ибервиль.

– Ибервиль, успокойся. Я даю вам слово. Я должен взять лекарства и инструменты...

– Не нужно. Можете быть уверены: сундук корабельного врача на «Голдсборо» вас не разочарует.

Зеленоватые волны накатывали на песчаный берег внизу, ветер срывал с них пену, и она мерцающей взвесью плыла в воздухе. По ярко-синему небу стремительно летели облака, а до горизонта тянулась бесконечная вереница песчаных дюн с чахлыми пучками травы, стелющейся под порывами ветра.

Жоффрей де Пейрак стоял на невысокой обрывистой гряде, идущей вдоль изрезанной линии побережья с множеством бухт и выступающих мысов, и чувствовал, как соленая водяная пыль оседает на его лице. Прямо перед ним в море лежали два острова, а вдалеке виднелся город в зубчатой короне белых стен.

– Жоффрей! – Сквозь рокот прибоя он услышал ее нежный голос и обернулся: Анжелика, одетая почему-то в темную грубую одежду служанки и странной формы чепец, стояла всего в паре шагов от него...

...Броситься к ней, сжать ее в объятиях, – живую, теплую, – забыть на мгновение о безвестной могиле, затерянной в пустыне... Сорвать нелепый чепец, освобождая золотой водопад ее волос, пахнущих ветром, зарыться в них лицом, вдыхая ее аромат, заглянуть в ее морскую глубину ее глаз...

Она никогда не являлась ему во снах. А может, он и не спит? Де Пейрак помнил, что был ранен...

– Я умер? – спросил он.

– Нет, любовь моя, – с улыбкой ответила она, – у тебя впереди еще много лет.

Потом Анжелика высвободилась из его объятий, ее взгляд потемнел, стал тревожным:

– Приходи за мной, Жоффрей! Я жду тебя здесь, – она обвела рукой пустынный берег.

– Где «здесь»? Где это место?! – закричал он в отчаянии, потому что Анжелика стала отступать от него.

Она не ответила, а солнце, выглянувшее из-за туч в эту минуту, ударило ему по глазам ослепительным светом. Силуэт Анжелики таял в этом неистовом свете, и рука де Пейрака, протянутая, чтобы удержать ее, ощутила лишь пустоту.

***

Блад, задремавший на узком диване в каюте Рескатора, услышал, как тот беспокойно мечется на кушетке. Было еще темно, но, посмотрев в окна, он увидел, что уже начинается рассвет. На столе неярко мерцала зажженная лампа.

Он подошел и склонился над раненым, лицо которого искажала мука – однако у Блада сложилось впечатление, что не телесные страдания были тому виной. С губ Рескатора сорвался глухой вскрик:

– Анжелика!

На его сомкнутых ресницах предательски блеснула влага.

«Монсеньор Рескатор, а вы вовсе не из гранита и стали, как хотите казаться. Вам есть кого вспоминать... и кого оплакивать», – с удивлением подумал Блад.

Он услышал, как пробили две склянки: пять часов утра.

Рескатор открыл глаза. Обрывки сна, подобно клочьям тумана, все еще плавали вокруг него – сна, в котором он обрел и вновь потерял ее. Над ним склонялся смуглый темноволосый человек. Ах да, тот пиратский доктор... Однако Рескатор разглядывал его, словно видел впервые, – настолько разительным был переход от залитого солнцем неизвестного побережья к полумраку каюты.

– Черт, – сказал Блад, – неужели удар по голове оказался сильнее, чем я предполагал? – В его взгляде мелькнуло беспокойство. – Монсеньор, вы помните, кто я?

– Разумеется, господин пират. Вы Питер Блад, я взял ваш корабль на абордаж. И в глазах у меня не двоится, – де Пейрак уже вновь владел собой, облачаясь в броню привычного сарказма, но в его голосе все же был оттенок смущения, когда он спросил: – Я кричал во сне? Что я сказал?

– Я не разобрал слов, – с чистой совестью солгал Блад.

– Который час?

– Недавно били две склянки, – ответил Блад.– Как вы себя чувствуете?

Он взял руку Рескатора, проверяя пульс.

– Хорошо.

Блад быстро взглянул на него, зная, что определение «хорошо» не вполне отвечает действительности, но возражать не стал, догадавшись о нежелании Рескатора демонстрировать слабость перед лицом врага.

– Я должен проведать раненых на обоих кораблях, а после загляну к вам. Сегодняшний день покажет, но думаю, что кризис уже миновал, и мне будет достаточно навещать вас время от времени. Я останусь на «Арабелле». В случае необходимости смело посылайте за мной, – усмехнулся он.

– Вы можете располагаться в каюте, смежной с моими апартаментами, – Рескатор показал на дверь в переборке.

– Это неприемлемо, монсеньор, – твердо ответил Блад. – Я провел эту ночь здесь, потому что исполнял долг врача. И дальше я буду оказывать вам и вашим раненым необходимую помощь, поскольку таковы условия нашей сделки. Но теперь мне надо вернуться к моим людям, этого требует мой долг капитана... хоть и бывшего, – его усмешка на этот раз была полна горечи. – До принятия вами окончательного решения относительно наших судеб.

Он поднялся и, учтиво кивнув Рескатору, направился к двери.

Рескатор, чувствуя, что проникается уважением к своему противнику, остановил его.

– Погодите, капитан Блад. Один вопрос: какого дьявола вы атаковали меня?

– А разве на «Голдсборо» не шли полным ходом приготовления к бою?

– Обычная предосторожность. Это часто помогает охладить пыл чересчур воинственного или жадного до наживы противника.

– Да? А ваша попытка пересечь мой курс за кормой тоже была предосторожностью? – в голосе Блада теперь было не меньше сарказма.

– Мы услышали, что на вашем корабле играют атаку, – Рескатор рассмеялся. – Не будем уподобляться юнцам, которые толкаются плечами и раздумывают, не сцепиться ли им. То, что случилось, случилось... Если вы столь щепетильны, оставайтесь со своими людьми.

– Раз уж мы заговорили об этом, проясните один момент: от кого вы услышали обо мне?

– От капитана Истерлинга, я подобрал его с севшей на мель шхуны. Кстати, совсем забыл: я уже собирался расстаться с ним, ему должны были дать шлюпку...

– Истерлинг?! Этот мерзавец здесь? Тогда понятно, почему вы были так настроены!

Рескатор с интересом взглянул на Блада, но в этот момент они услышали отдаленные выстрелы из мушкета, потом с палубы до них донеслись крики.

– Что за дьявольщина! – воскликнул Рескатор. – Абдулла!

– Монсеньор!

– Не мешайте мне!

Мавр уже стоял рядом. Рескатор, опираясь на него, поднялся. В глазах у него потемнело, но он, стиснув зубы, упрямо пошел по качающемуся словно в шторм полу.

Они появились на палубе – и Блад не поверил своим глазам: в свете занимающегося дня «Арабелла» все быстрее и быстрее скользила к выходу в открытое море, на ее мачтах один за другим распускались паруса.

К ним подскочил капитан Язон.

– Что случилось, Язон?

– Я не знаю, монсеньор! Все было тихо, потом вдруг мы заметили, как с борта фрегата кинулся в воду человек. В него стреляли, я отправил за ним наших лучших пловцов. Сразу же фрегат начал двигаться. Убит часовой на корме «Голдсборо».

– Проклятье! Это ваших рук дело? – Рескатор повернул к Бладу гневное лицо.

– Ваш мавр караулил меня всю ночь, я здесь ни при чем. – Блад, пораженный до глубины души,  заставил свой голос звучать спокойно. – Для меня это полная неожиданность. То, что я нахожусь здесь, а не на борту моего корабля, должно бы убедить вас.

– Разберемся.

Двое моряков подняли безвольное тело на палубу, и Рескатор медленно двинулся к ним.

– Язон, поднять паруса! Мы должны настичь фрегат.

Тот прокричал в рупор приказ. Матросы уже взбирались вверх по вантам, корабль поворачивался, устремляясь вслед за «Арабеллой».

Они подошли к раненому, выглядевшему довольно скверно.

– Как ты, Тормини? – обратился к нему Рескатор по-итальянски.

– Ничего, монсеньор... заживет...

– Кто это был?

– Тот капитан, подобранный вами ... возле Бостона...

– Вот как! – Рескатор обернулся к Бладу, который, не зная языка, не понимал, о чем они разговаривали. – Тормини говорит, что это был ваш друг Истерлинг!

– Он такой же мой друг, как и ваш. Полгода назад Истерлинг, рассказывая историю про клад Моргана, пытался заманить меня в ловушку, чтобы завладеть «Арабеллой».

– Так он и вам рассказал эту сказку?

Блад внимательно взглянул на  него. По словам Косты, Рескатор прибыл в Карибское море в поисках сокровищ Моргана. Значит, он не нашел их... На всякий случай Блад решил пока ничего не говорить про критянина.

– Меня он пытался завлечь на Панамский перешеек.

– Этот ваш Морган... – пробормотал  Рескатор. Ему еще трудно было доверять тому, с кем он недавно сражался, тем не менее он кивнул: - Хорошо. Но он не мог в одиночку управиться с фрегатом! Кто-то из ваших корсаров ему помог.

Эта мысль и Бладу не давала покоя. Неужели его люди пошли на предательство? Он пожал плечами:

- Очевидно,  монсеньор.

– Осмотрите Тормини, может быть, вам удастся спасти его.

– Вам надо вернуться в постель,  – Блад видел, что на повязке, наложенной им на плечо Рескатора, вновь проступила кровь. – Я помогу раненому, потом приду к вам.

Он напряженно размышлял, что заставило его корсаров встать на сторону Истерлинга, и что будет, если Рескатор вновь захватит «Арабеллу».

Отредактировано Анна (09-10-2020 12:44:18)

Идея Истерлинга стравить моряков двух команд не привела к ожидаемым результатам. Когда корсары Блада надвинулись на прижавшихся к переборке противников, Ибервиль, некоторое время не сводивший глаз с одного из них, вдруг вскочил на ноги, бросился вперед и воскликнул,:

– Эй, Ле Руа! Неужели это ты, каналья онисская?!

– Ибервиль! Дьявол тебя побери! Мне показалось, что я слышал твой противный голос...

Коренастый моряк шагнул к корсару, и они сжали друг друга в объятии столь крепком, что Волверстон с минуту раздумывал, не приложить ли незнакомца по голове, дабы спасти своего товарища. Ребра Ибервиля, кажется, уже начинали трещать. Но дело не дошло до смертоубийства – вместо этого раздалось чуть ли не всхлипывание:

– Разве тебе не снесло голову ядром, Ле Руа?

– Я вылетел за борт и долго еще цеплялся за обломок нашей бизани, дрейфуя вместе с ним к Сицилии. Когда монсеньор Рескатор подобрал меня, я уже прощался с жизнью...

Случай ли сыграл свою шутку, или это было вмешательством Провидения, но Ибервиль встретил своего друга, с которым плавал недолгое время в Средиземном море перед тем как появиться на Тортуге.

– Рескатор занимается спасением тонущих христиан, да к тому же берет их в свою команду? – спросил Хагторп. Он, как и все присутствующие, скептически смотрел на друга Ибервиля, наслушавшись рассказов мрачного критянина.

– Истерлинг! Мы сняли эту гадину в Бостонской бухте со старого корыта, а он отплатил предательством и гнусной ложью! – гневно ответил тот.

– Так он давно на «Голдсборо»? И наверняка узнал наш корабль еще до начала боя... – задумчиво проговорил Ибервиль.

– Монсеньор – один из самых благородных людей, каких я знаю. Для него все равно, какой ты веры, лишь бы ты годился в дело. Он и сам христианин, если на то пошло, а в его команде есть и мусульмане, и язычники-индейцы, – возмущенно продолжал Ле Руа.

Пираты слушали недоверчиво: слишком неожиданной была сама встреча двух друзей, не говоря уже о словах, прозвучавших в защиту того, кто представлялся им исчадием ада.

– Вы можете верить его словам: это мой друг и я ручаюсь, что он не врет, – заявил Ибервиль.

Корабль между тем двигался, они все больше ощущали качку. А их капитан остался на «Голдсборо»!

– Этот ваш благородный монсеньор вздернет Питера... – с тревогой сказал Волверстон.

– Он не сделает этого, – возразил Ле Руа.

– Ты не можешь этого знать наверняка. – Волверстона нелегко было убедить. – Куда же направился этот ублюдок Истерлинг? И что будем делать, ребята?

***

Когда Питер Блад вернулся в каюту хозяина «Голдсборо», ему показалось, что Рескатор спит, но тот немедленно  спросил, не открывая глаз:

– Что Тормини?

– Выживет.

– Хорошо. А Истерлинг? – задав вопрос, Рескатор открыл глаза и в упор посмотрел на Питера.

– «Голдсборо» начинает нагонять «Арабеллу».

Тревожные мысли продолжали терзать Блада. Если Рескатор настигнет корабль, его людям останется только снова вступить с ним в бой. И каков же будет исход такого боя? Рассказы Косты об этом пирате совсем не соответствовали действительности. Блад видел перед собой не жестокое чудовище, а сильного и справедливого человека. Пусть Рескатор и был закован в броню язвительности и суровости, но Блад не забыл, как этой ночью услышал его крик, полный душевной боли...

Команда Рескатора, от капитана Язона до юнги, испытывала по отношению к своему командиру не страх, а преданность и почтение. Можно ли как-то предотвратить кровопролитие? Бладу уже стало ясно, что Коста с одной стороны, а Истерлинг – с другой сыграли роковую роль, превратив их в противников. Не будь этих двоих, дело скорее всего ограничилось бы «мерами предосторожности», как это назвал Рескатор.

Это же было очевидно и для Жоффрея де Пейрака. Он понимал, что Истерлинг, желая мести, попытался как можно сильнее очернить капитана Блада в его глазах, а он вовремя не понял этого, несмотря на всю свою проницательность. Де Пейрак посмотрел в мужественное лицо человека, стоящего перед ним, и встретил его понимающий, но твердый взгляд. Пожалуй, этот пиратский капитан готов сам надеть петлю себе на шею, чтобы разделить судьбу своей команды. Вздохнув, де Пейрак сказал:

– Капитан Блад, я сожалею, что так вышло. Сейчас у меня превосходство в людях. Если ваши корсары сдадутся без боя, я даю слово отпустить вас и дать шлюпки, чтобы вы смогли добраться до Эспаньолы.

– Я не могу обещать вам, что они сделают это, монсеньор.

– Понимаю. Если представится возможность, попробуйте убедить их сложить оружие.

– А если на этот раз удача изменит вам?

Самообладание молодого пирата нравилось Рескатору все больше.

– В своем лице вы дали мне очень ценного заложника.

– Вы преувеличиваете мою значимость. Как вы верно заметили, минимум треть моих людей перешла на сторону Истерлинга.

– Что же, не будем гадать. Положимся на судьбу, иногда это бывает полезно.

Рескатор попытался сесть на своем ложе, и Абдулла, не отлучавшийся от него ни на минуту, немедленно подошел.

– Вам не следует вставать, – Блад вспомнил о своей второй ипостаси.

– Пустяки. Все не так уж и плохо. Вы хороший врач и вряд ли должны были испытывать нехватку пациентов. Как случилось, что вы стали капитаном пиратского корабля?

– Именно благодаря профессии врача я им и стал, – буркнул Блад, которому надоело в который раз отвечать на этот вопрос самым различным людям.

– Уверен, это захватывающая история. Я бы не отказался выслушать ее… в более спокойной обстановке, – сказал Рескатор, поднимаясь на ноги и отстраняя руку мавра.

Он и в самом деле чувствовал себя лучше, хотя голова еще кружилась и плечо продолжало его донимать. Блад помог ему устроить раненую руку в перевязи, сделанной из широкой косынки.

Оказавшись на палубе, де Пейрак увидел «Арабеллу» в нескольких кабельтовых впереди.

Вместе с Бладом они подошли к квартердеку, где был Язон. «Голдсборо» проходил восточную оконечность Иль-а-Ваш, и как только остров перестал закрывать от них Эспаньолу, марсовый закричал, что видит французский военный корабль слева по носу. Наперерез «Арабелле» шел патрульный фрегат с явно недружественными намерениями.

– Черт побери! Еще его нам не хватало, чтобы почувствовать себя полностью счастливыми! – воскликнул Рескатор.

Но до полноты счастья им не хватало того, что произошло в следующий миг: послышался хлопок, и «Голдсборо» тут же повело, разворачивая поперек курса. Паруса захлопали, и стоящий у штурвала матрос завопил, что корабль не слушается руля.