Дон Мигель встал с узкой кровати и прошелся по камере. Со дня несостоявшейся казни прошло почти три месяца, показавшихся ему вечностью. Он тяжко прогневил Творца: что может быть хуже заточения в тюрьме, в ожидании, когда же придет избавительница-смерть?
Адмирал, проигравший свое самое важное сражение, мужчина, который оказался не в состоянии отомстить за брата. Да еще этот сон… И даже во сне он не смог убить Питера Блада!
Почему? Неужто он настолько свыкся с наличием у него заклятого врага, что не пожелал расстаться с ним? Или внезапно преисполнился добродетелью всепрощения?
«Возлюби врага своего…»
Он саркастически хмыкнул: должно быть, заключение уже пагубно действует на его рассудок.
«…ибо враг твой и ты есть одно…» — возникли в голове неожиданные слова.
Что за бессмыслица? Он не помнил такого в тексте Писания! И в конце концов, это же был только сон, пусть и поразительно связный. Дьявольские козни. А наяву разве он колебался бы хоть миг, прежде чем прикончить Блада? Однако в глубине души де Эспиноса вновь ощутил тень непонятной неуверенности, что встревожила его и во сне. К дьяволу! Если он начнет размышлять еще и об этом…
Де Эспиноса взглянул на узкое зарешеченное оконце. Из него не видно море, он лишь слышал неумолчный шум волн. И ему вдруг страстно, до клокочущего в горле рыка, захотелось вырваться на свободу. Снова ощущать палубу под ногами, и чтобы ветер бил в лицо. Снова… жить!
Затем он горько усмехнулся: что проку в пустых мечтах. Единственное что у него осталось — время. Ему предстоит провести в этой камере много времени, вероятно, — долгие годы, так что как раз возможности поразмышлять у него будет предостаточно. В том числе — и о природе странных сновидений…
***
Мадрид, полгода спустя
— Вы уверены в целесообразности освобождения для дона Мигеля де Эспиносы, ваше величество? — дон Хуан де ла Серда, герцог Мединасели**, пристально смотрел на короля.
В руках дон Хуан держал бордовый сафьяновый портфель с важными документами, подготовленными к подписи. Но всесильному валидо было сейчас не до них. Он едва сдерживал раздражение: его усилия, направленные на то, чтобы свалить адмирала де Эспиносу, грозили пойти прахом.
Немногим более года назад к нему обратился маркиз де Риконете*** с просьбой помочь в одном щекотливом вопросе: маркиза крайне удручало, что флотом его величества в Карибском море командует адмирал де Эспиноса. Казалось, что за дело королевскому фавориту до адмирала, находящегося за многие лиги от Мадрида? Однако финансовое положение де ла Серды оставляло желать лучшего, и когда маркиз намекнул, что ему есть, чем отблагодарить дона Хуана за содействие, тот согласился использовать свое влияние на слабого умом и волей монарха. У де Риконете были личные мотивы ненавидеть дона Мигеля, а интерес дона Хуана подогревался уязвленным самолюбием: уж слишком Карлос Второй благоволил к роду де Эспиноса.
И задуманное почти удалось. Неожиданно король заупрямился, противясь казни бывшего адмирала, а сегодня и вовсе — вызвал фаворита, чтобы сообщить о своем намерении освободить де Эспиносу. Обескураживающая новость!
Карлос будто не слышал его, и дон Хуан проявил нетерпение:
— Ваше величество?
— По…вее-ливаааю… — промямлил король и замолк; из уголка его рта потянулась ниточка слюны.
Дон Хуан подавил рвотный позыв и принялся разглядывать фрески, в изобилии украшающие стены полутемных королевских покоев. Повисла пауза. Казалось, король тоже разглядывал нечто, впрочем — недоступное для зрения де ла Серды.
— Достаточно того, что ему сохранили жизнь, — вновь вкрадчиво заговорил дон Хуан. — Можно смягчить условия его заключения, но освобождение… Позволю себе заметить, что это было бы недальновидно. Его прошлые победы не могут искупить череду катастрофичных промахов последних лет. Сколько он потерял кораблей…
В маленьких глазках Карлоса зажегся тусклый упрямый огонек. Он властным жестом остановил фаворита. Дон Хуан с досадой закусил губу: неужели все хуже, чем он предполагал?
Однако лицо короля вновь приобрело отсутствующее выражение, а рука упала на подлокотник кресла, как будто его силы были полностью исчерпаны этим проявлением воли. И дон Хуан счел возможным продолжить борьбу:
— Я лишь прошу ваше величество не подписывать указ немедленно, а вернуться к данному вопросу… завтра. Или на днях.
Король не отвечал, и доном Хуаном овладело смутное беспокойство. Уж не совершил ли он ошибку, впутавшись в интригу маркиза де Риконете?
— Как будет угодно вашему величеству, — помолчав, нарочито равнодушно проговорил он и попятился к дверям.
Аккуратно притворив за собой двери, он дал наконец волю ярости, швырнув портфель под ноги какому-то расфуфыренному юнцу. Юнец отпрянул и поспешил убраться прочь, страшась гнева королевского валидо. А дон Хуан долго стоял посреди галереи, мысленно проклиная честолюбие де Риконете и королевские капризы. Затем, немного успокоившись, он пришел к выводу, что шансы все еще есть. Он не будет торопиться с подготовкой указа. Вполне вероятно, назавтра Карлос позабудет про свой странный порыв. В последнее время такое случалось все чаще, и это давало де ла Серде определенную надежду. Дон Мигель де Эспиноса может и не дожить до дня освобождения. В своем последнем письме комендант крепости дель Морро сообщал, что здоровье узника пошатнулось. Жернова королевского правосудия мелют медленно, и дон Хуан пообещал себе сделать все, от него зависящее, чтобы еще более замедлить их ход…
____________________________________________________________________
*Santa Virgen de los Milagros. Автор предполагает, что на носу галеона вполне могла быть установлена скульптура, изображающая Деву Марию
**Хуан Франсиско де ла Серда с 1680 г. возглавлял правительство короля Карла II в качестве его избранного фаворита (вали́до). После провала своих политических начинаний ушёл в отставку. Авторским произволом срок его правления продлен до 1689 года.
***маркиз де Риконете — персонаж «Удач капитана Блада», командующий испанским флотом в Карибском море, вероятно — вследствие опалы дона Мигеля.