Ясным июньским днем «Император», флагман ямайской эскадры, шел под всеми парусами в сопровождении фрегата «Стремительного». Губернатор Блад спешил вернуться в Порт-Ройял после своей очередной (кто бы сомневался!) победы. Сам губернатор читал  Горация, пользуясь редкой возможностью отдохнуть. Время близилось к полудню, когда дверь кают-компании открылась и вошел Джереми Питт.

— Питер, мы прибываем.

— Отлично, Джереми. Когда?

— Если ветер не ослабнет, то через два часа мы уже будем на рейде.

— Пойду подышу свежим воздухом... что-то душно.— Блад отложил томик и встал.

В сопровождении Питта он поднялся на квартердек фрегата, и его взору открылись знакомые виды Ямайки. В подзорную трубу, должно быть, уже хорошо просматривался Порт-Ройял. Ему вдруг показалось, что очертания острова размылись на мгновение; он тряхнул головой, отгоняя наваждение. Чертова жара странно действовала на зрение.

Блад подумал о Арабелле  и Эмили и понял, что сильно скучает по ним. В последнее время он совсем мало уделяет им внимания. Сколько же длится его губернаторство? Года три? Что там говорил лорд Уиллогби? Не пора ли подать в отставку? Отбитый налет пиратов может стать хорошим поводом для разговора. А сегодня им с Арабеллой стоит запереться в спальне и к черту все дела... Он улыбнулся своим мыслям и повернулся к Питту:

— Джереми, а ты все не решишься на женитьбу?

— Где же мне сыскать вторую мисс Арабеллу, – буркнул тот, и оба вдруг рассмеялись, зная о восхищении и почтительности, которые испытывал  штурман «Императора» к Арабелле Блад.

Вдруг «Император» задрожал и как будто споткнулся о невидимую преграду. Это произошло так неожиданно, что им пришлось ухватиться за перила, а со шкафута донеслись проклятья матросов. А потом большая волна начала поднимать фрегат на мягких ладонях, нос его задирался, словно корабль взбирался на крутую гору. Затем волна схлынула и устремилась к горизонту в сторону Ямайки, а «Император» на некоторое время беспомощно закачался на воде; паруса заполоскали. Блад оглянулся: со «Стремительным», идущем в кильватере, творилось то же самое.

— Что за черт! Откуда такая волна посреди спокойного моря? — Блад почувствовал тревогу. Что-то он такое слышал об этих неожиданных волнах, но вспомнить не удавалось.

Питт, также с тревогой глядящий вслед волне, только пожал плечами.

— Джереми, твою трубу, – попросил Блад.

Он взял протянутую подзорную трубу и посмотрел вдаль, туда, где был город: в бухте Порт-Ройяла клубилось нечто, подобно туману, и он никак не мог понять, что там происходит. Его тревога стремительно нарастала.

— Мы не можем увеличить ход? Мне кажется, в городе случилась беда, – он вернул трубу штурману.

— Нет, Питер, если только ветер усилится.

Питт в подзорную трубу вглядывался в приближающийся остров.

— Питер, береговая линия! Она изменилась! – потрясенно воскликнул он.

— Землетрясение! – Блад стиснул зубы, в голове его была единственная мысль: «Арабелла! И  Эмили!»

По мере того, как корабли подходили к Порт-Ройялу, прозрачная морская вода мутнела и наполнялась обломками. Но когда Бладу начал открываться истинный масштаб бедствия, он не сразу смог осознать то, что видели его глаза. На «Стремительном» истошно вскричала сигнальная труба, значит это не было кошмаром, внезапно поразившим его одного, да и Джереми, белый как полотно, все повторял хриплым голосом:

«Господи, помилуй нас...»

Море поглотило не меньше половины города, форт сохранился, но был сильно разрушен, а воды в бухте не было видно из-за обломков домов и кораблей. Питер узнал  «Орион», покоившийся теперь на крышах полузатопленных домов, заброшенный туда неведомой силой. Корабли легли в дрейф: нечего было и пытаться войти в бухту, даже на таком расстоянии от нее плывущие части корабельных корпусов и другой мусор уже представляли опасность.
Прибыл капитан «Стремительного». Было решено пройти западнее города.Там сильное течение сносило обломкив открытое море, и был шанс подойти к берегу на шлюпках.

Они проследовали дальше, чем они предполагали, пока не нашлось более менее подходящее место для высадки: берега были покрыты оползнями и частично затоплены морской водой. Блад решил оставить на кораблях минимальное количество людей. Остальных он повел к Порт-Ройялу. После высадки им пришлось преодолевать осыпи и трещины и когда они, измотанные и грязные, достигли города, солнце уже садилось.

Блад бежал бесконечной анфиладой парадных залов второго этажа, детский плач, прорывающийся сквозь грохот ломаемой мебели, сводил его с ума. Он уже видел разбитую дверь комнаты, когда два сухих пистолетных выстрела заставили его бешено колотящееся сердце споткнуться. Закричали женщины. В два прыжка он преодолел оставшееся расстояние и ворвался вовнутрь.

Черное дуло пистолета смотрело ему в лицо и такими же черными, бездонными, были глаза его нежной жены,  которая стояла среди распростертых на залитом кровью полу тел и целилась в него.

***

Лучи низкого вечернего солнца, озарившие комнату, мешали Арабелле разглядеть приближающегося противника. Мелькнула тень, но прежде чем она успела спустить курок, задыхающийся и такой родной голос долетел до нее:

— Арабелла! Дорогая, не стреляй... это я!

При звуках этого голоса, который она уже не надеялась услышать, она задрожала, пистолет выпал из ее рук, и весь ужас и отчаяние последних часов вылились в отчаянном крике:

— Питер!

А  Блад уже обнимал ее, прижимая к себе:

— Это я... я. Все кончилось, не надо больше бояться...

— Папа? – Эмилия немедленно перестала плакать и уже стояла рядом, теребя его за полу камзола.

Он подхватил дочь одной рукой, продолжая обнимать Арабеллу, чувствуя, что сердце готово разорваться от радости, что они живы, и он по прежнему может сжимать их в своих объятиях. Увидя кровь на платье жены, Блад встревоженно спросил:

— Ты ранена?

— Ранена? Нет, нет... это не моя кровь.

Она встрепенулась и указала на одного из лежащих:

— Питер, пожалуйста, помоги ему!

Только теперь Блад узнал капитана «Ориона» в мертвенно бледном мужчине, вытянувшимся у стены. На повязке, стягивающей его грудь, расплывалось огромное кровавое пятно. Он столь мало отличался от мертвого, что Блад нахмурился:

— Подожди, моя пташечка...

С этими словами он передал запротестовавшую дочь Мэри и склонился над раненым, осматривая его и хмурясь все сильнее.

Карринг вдруг шевельнулся и проговорил, не открывая глаз:

— Арабелла... что там....

Арабелла уже стояла на коленях по другую сторону от  него, и голос ее был полон нежности, когда она ответила:
— Лежите спокойно, мой дорогой друг. Нас спасли, вы слышите?! Нас спасли!

— Хо...рошо...

Дыхание его сделалось прерывистым, и Арабелла умоляюще посмотрела на мужа. Но Блад только молча покачал головой.

— Не умирайте, Джеймс, — попросила она, и вдруг наклонилась, целуя его в лоб.

Джеймс Карринг, уже шагая в вечность, почувствовал этот поцелуй и успел улыбнуться, потом лицо его разгладилось и стало очень спокойным.

— Он умер по моей вине, – прошептала Арабелла, сотрясаясь от рыданий, — он закрыл меня...

И Блад, вновь обнимая ее, впервые за все время, что они были вместе, не мог ее утешить. Он поднял Арабеллу на руки; она не сопротивлялась, обессилев от слез, и понес к выходу из комнаты, кивнув Хейтону, ожидающему снаружи со своими людьми, на тело капитана Карринга:

— Позаботьтесь о нем.

И ведь надо было еще как-то устроить жену с дочерью среди хаоса, потому что не было никакой возможности отправить их сейчас в другое место, хотя бы даже на «Император».

Мэри с Эмилией, переставшей капризничать и обвивавшей своими ручонками ее шею, пошла следом.

Губернатор Блад шел по разоренному дому, держа на руках свою такую хрупкую, но в то же время такую сильную жену. Он сожалел о смерти Джеймса Карринга, все больше осознавая, какая страшная катастрофа обрушилась на них, что эта потеря не единственная, и что они потеряли еще многих и многое. Он был бы рад назвать своим другом этого сильного человека, чья отвага и мужество сохранили его Арабеллу, упрекая себя за то, что поддавшись азарту, лично отправился в погоню за пиратами и его не было рядом, когда она так отчаянно нуждалась в нем, и кляня свой высокий пост, потому что долг губернатора требовал от него вновь покинуть ее.