***
- Тимофей Васильевич, очень рад Вас видеть. Проходите, присаживайтесь, - начальник столичного охранного отделения поднялся из-за стола и с радушной улыбкой указал рукой на стул.
- И я рад Вас видеть, Сергей Васильевич. Что по моей просьбе? – приклеив улыбку на лицо, спросил я Зубатова, присаживаясь.
- Всё что мог, собрал. К сожалению, информации в архиве маловато, но двоих знаю лично. Итак, начнём, - коллежский советник раскрыл папку у себя на столе. - Как Вы знаете, при отработке связей Азефа в революционной среде под моим руководством были разгромлены ячейки «Союза социалистов-революционеров» в Петербурге, Москве, Тамбове, Киеве, Воронеже. Однако, как выяснилось, взяли мы не всех, отнюдь не всех. Работа продолжается, и ваша информация может сильно помочь в этом вопросе.
- Сергей Васильевич, я же Вам сообщил, что у меня есть сведения о том, что сегодня вечером состоится встреча группы эсеров, некоторые из которых подозреваются в организации совместно с Азефом покушения на царский поезд. Эта информация получена сотрудниками Аналитического центра, операцию по захвату заговорщиков будут также проводить сотрудники центра. После первичного допроса все задержанные будут переданы Вам, - я улыбнулся, пытавшему скрыть недовольство Зубатову. – Сергей Васильевич, с учетом того, что действия некоторых подозреваемых попадают под действие статей о преступлениях против священной особы Государя Императора и членов императорского дома, Его императорское величество поручил провести данную операцию сотрудникам Дворцовой полиции и моего центра. Поверьте, никакого перетягивания одеяла на мою службу не будет, как и какой-то конкуренции. Просто так сложились обстоятельства. А я и генерал Ширинкин всегда открыты к сотрудничеству и взаимовыгодному диалогу.
- Я всё понял, Тимофей Васильевич. Со своей стороны также готов к взаимовыгодному сотрудничеству, - Зубатов мягко улыбнулся и вежливо склонил голову.
«Ох уж эта конкуренция между службами и взаимные политесы. Как же я их не любил в прошлой жизни. А здесь придётся учиться, иначе сожрут и не поморщатся. Тут и Николай не поможет! Ладно, сегодня Зубатов получит много плюшек, так что надо будет намекнуть в конце операции про образовавшийся должок», - подумал я про себя, вопросительно смотря на будущего должника.
Тот будто понял мой взгляд и достал из папки несколько скрепленных листков.
- Из представленного Вами списка, я бы поставил этого человека на первое место. Итак, Екатерина Константиновна Брешко-Брешковская, пятьдесят шесть лет, родилась в дворянской семье Вериго в Черниговской губернии. Получила домашнее образование. Окончила женскую гимназию. Помогала отцу в подготовке освобождения крестьян, открытии школы, библиотеки, ссудо-сберегательных касс. В шестьдесят восьмом вышла замуж за помещика Брешко-Брешковского. В семьдесят четвертом году приняла участие в «хождении в народ» в сельские уезды Киевской, Херсонской и Подольской губерний. Была арестована, проходила по «Процессу 193-х», приговорена к пяти годам каторги, с последующей ссылкой. Прибыла на Карийскую каторгу в семьдесят восьмом, в восемьдесят первом году вместе с народниками Тютчевым, Ливневым и Шамариным совершила побег с поселения, но они были пойманы. За побег получила дополнительно ещё четыре года каторги, - Зубатов многозначительно покачал головой. - Десять лет назад после окончания ссылки была приписана к крестьянскому сословию, получила паспорт с правом проживания по всей Сибири. По случаю коронации императора попала под амнистию, но без права пребывания в столице и в Москве. Так что если она, действительно, будет сегодня на встрече, то нелегально. Было бы удачно её на этом прихватить.
С этими словами Зубатов передал мне листки. Сверху была старая фотография, с которой на меня смотрела женщина лет тридцати с жестким и волевым лицом.
- Да уж, активная и идейная женщина. Больше четверти века в революционном движении. Судя по всему, каторга её не успокоила, - я невесело усмехнулся.
- Судя по всему, нет. И вряд ли что её успокоит. Её бы энергию да в мирное русло. Лучше бы отцу да мужу помогала вести хозяйства. Нет, надо, отринув всё личное, нести свободу, равенство и братство в крестьянские массы. Как будто им это надо?! – Зубатов зло усмехнулся. – Любому крестьянину землицы бы побольше, да налогов платить поменьше. И чтобы община крепкой и дружной была. Вот и всё их братство. Равенства им не надо, да и свободы без земли тоже.
- С таким выводом, Сергей Васильевич, полностью согласен. Но давайте дальше по списку.
- На второе место по опасности я бы поставил Григория Андреевича Гершуни. С этим скользким и относительно молодым человеком я знаком лично. И не скажу, что остался довольным этим знакомством, - Зубатов как-то презрительно фыркнул. – Родился Герши-Исаак Гершуни в семидесятом году, в еврейской семье. В двадцать пять лет умудрился поступить на фармацевтические курсы Киевского университета. Сразу же активно окунулся в студенческое движение. В девяносто шестом году был первый раз арестован, но быстро освобождён. В девяносто девятом перебрался в Москву, работал провизором. Азеф в прошлом году дал по нему информацию, что Гершуни организовал нелегальную типографию. Мы произвели её арест, но наш Герши на допросах всячески отрицал свою связь с революционерами.
Начальник охранки замолчал, будто бы собираясь с мыслями.
- Понимаете, Тимофей Васильевич, у наших революционеров есть как бы неписаный кодекс чести. По нему, если ты являешься членом революционной организации отрицать это на следствии как бы нельзя. Ты должен взойти на свою Голгофу и там быть распятым. Гершуни выбрал другой путь и это меня пугает.
- Почему? – поинтересовался я.
- Нам не удалось собрать доказательной базы о причастности Гершуни к типографии. Поторопились, надеясь на признание, и просчитались. Гершуни пришлось отпустить, и тот сразу перешёл на нелегальное положение. За полтора года он отметился в Петербурге, Нижнем Новгороде, Самаре, Саратове, Уфе, Воронеже, пытаясь объединить разрозненные организации социалистов-революционеров в единую партию. А напугало меня то, что когда в этом году мы арестовывали эти ячейки, многие из подозреваемых отрицали свою причастность к революционному движению, и их приходилось отпускать, - Зубатов достал из папки ещё несколько листков и протянул их мне.
Я взял их в руки, а, рассмотрев, понял, что здесь информация на два человека.
- Сверху Гершуни, следующий Николай Иванович Ракитников, шестьдесят четвёртого года рождения, из крестьян. В восемьдесят пятом году закончил юридический факультет столичного университета, и в том же году вступил в партию «Народная воля». Через два года был арестован и сослан на четыре года в Вологодскую область. По окончании ссылки живёт в Саратове, работает в земстве. Организовал в Саратове объединённую группу социалистов-революционеров и социал-демократов. Когда эта группа была арестована, единственный из всех ушёл в полный отказ, - Зубатов поднял вверх указательный палец правой руки. - Показаний против Ракитникова никто из остальных членов этой группы не дал. Пришлось Николая Ивановича, как и Гершуни отпускать. После этого, тот сразу же стал нелегалом и пропал из нашего вида. Вот такая стала складываться тенденция. И она мне не нравится.
- В нашем случае, Сергей Васильевич, я гарантирую, что доказательства для судебного разбирательства будут, даже если все будут молчать.
- Хочется в такое верить, - мой собеседник нервно поправил ворот рубахи. – По остальным информации мало.
- Сергей Васильевич, а Серафима Клитчоглу не дочь ли директора Амурского пароходного общества статского советника Клитчоглу?
- Да, это она. А Вы что, знакомы?
- Со статским советником да, а вот дочь не видел. Нда, дела.
- Вы правы, Тимофей Васильевич, жалко, что у достойных родителей такие дети вырастают.
- Влияние студенческой среды? – понимающе улыбнулся я.
- Оно самое. В девяносто третьем стала слушательницей историко-филологического отделения женских курсов и сразу примкнула к народовольцам. В девяносто седьмом поступила в Медицинский институт и примкнула к эсерам. Занималась революционной агитацией среди молодежи, хранила и распространяла нелегальную литературу. За это была арестована три года назад и выслана в Саратов под гласный полицейский надзор, где и должна находиться. Вот материалы на неё, - с этими словами Зубатов передал мне очередную стопку листов.
- Что по последнему фигуранту? – поинтересовался я, беря их.
- Езерская, урождённая Казанович Лидия Павловна, тридцать пять лет, из дворян Могилёвской губернии. Зубной врач, имеет зубоврачебный кабинет в Петербурге. Насколько я понимаю, именно там и будет проходить встреча?!
- Вам не откажешь в проницательности, Сергей Васильевич. Надеюсь, Вы не отправили кого-нибудь из филеров проверять адрес? – спросил я, холодея в душе.
- Была такая мысль. Но пока ещё не знаю профессиональные возможности столичного филерского отряда. Операция ваша, так что я думаю, там агенты дворцовой полиции работают. Я прав?! – с улыбкой поинтересовался Зубатов.
- Правы, и спасибо за Ваш профессионализм. А теперь давайте договоримся, где вечером Вы выставите своих людей и будете сами. Свои распоряжения до подчинённых доведёте как можно ближе к началу операции, - строго произнёс я.
- Понял, Тимофей Васильевич. Если бы мы были в Москве, я бы поручился за своих людей. Здесь пока таких слов я сказать не могу. Изучаю пока, кто чем дышит.
Отредактировано Курсант (17-01-2021 14:41:38)