Глава 3. Переговоры.
Я шёл за генералом Вогаком по зданию русской дипмиссии в Тяньцзине и наслаждался чувством чистоты души и тела.
Вчера, прибыв на поезде в город ближе к вечеру, мы направились домой к Константину Ипполитовичу, который располагался на окраине улицы Московской в русской концессии города, занимавшей довольно обширное пространство по левую сторону реки Байхэ. На этом берегу реки она граничила с Итальянской и Бельгийской концессиями а напротив, по другую сторону реки, располагались Японская, Французская, Британская и бывшая Германская.
Русская концессия была густо застроена в районе вокзала, далее же, вниз по реке Байхэ строения становились редкими, и этот район принимал характер дачной местности. Здесь на берегу реки и стоял небольшой дом военного агента, выполненный в китайском стиле. Только вот во дворе имелась самая настоящая русская баня, топившаяся по белому, и небольшой под крышей прудик-бассейн, в который можно было окунуться после парной.
В общем, я оторвался по полной.  Последний раз такое удовольствие получал почти два месяца назад, когда заезжал в родную станицу. Но здесь всё было цивилизованнее что ли или изысканнее. Вогак только ополоснулся, после чего попал в заботливые руки местной домоправительницы – симпатичной китаянки лет двадцати, а я дальше парился один, пока не выдохся после четвёртого захода.
Потом был ужин, а утром я в чистой, отутюженной форме при всех орденах вместе с Константином Ипполитовичем посетил Русский парк, где была братская могила русских солдат погибших при взятии Тяньцзиня, а также другие захоронения русских воинов и просто подданных Российской империи. Отметил про себя, что охрану парка надо усилить, так на некоторых могилах были видны следы свежего вандализма, о чём ещё на миноносце говорил генерал.
Зашли и поставили свечи в небольшую часовню рядом с братской могилой, а потом проехали на рикше в Британскую концессию, где зажгли свечи перед тремя  мемориальными бронзовыми досками в честь погибших во время подавления боксёрского восстания русских солдат и моряков.
Мои глаза долго скользили по фамилиям погибших из 16-го, 12-го и 2-го Восточно-Сибирских стрелковых полков, 1-го Верхнеудинского и 1-го Читинского Забайкальских казачьих полков, крейсеров «Россия», «Дмитрий Донской», «Наварин», канонерских лодок «Кореец», «Маньчжур», «Сивуч» и «Гиляк».
Сделав эти необходимые для русской души действия, с какой-то внутренней просветлённостью направились в дипмиссию, где располагалось рабочее место генерала Вогака.
И вот мы в его кабинете. Я уселся на предложенный стул, а Константин Ипполитович полез в сейф за своими бумагами. Оглянувшись по сторонам, попытался впитать в себя атмосферу этого кабинета, чтобы лучше понять Вогака, как личность.
За эти две недели, что мы тесно общались, у меня сложилось о генерале  положительное мнение. Одиннадцать лет служит военным агентом в Китае и Японии. Прекрасные знания китайского, корейского, японского, не считая четырёх европейских языков. Обаятельный, общительный с искромётным юмором, смелый, решительный и профессионал своего дела. Об этом говорят звание генерал-майора, ордена Владимира, Анны и Станислава 3-й степени, а также девять зарубежных орденов, из них японский орден Священного сокровища 3-й степени, японский орден Восходящего солнца 3-й степени, командорский крест Аннамского ордена дракона, китайский орден Двойного дракона 2 класса 3-й степени.
Посланник и полномочный министр в Пекине действительный статский советник Павел Михайлович Лессар, сменивший в сентябре 1901 года Гирса, был сугубо штатским человеком и противником конфронтации с Японией. Все вопросы хотел решать мирным путём, несмотря на то, что был ярко выраженным максималистом в политических вопросах. Его последние доклады об обстановке в Китае после начала войны с Японией были паническими и без какой-то конкретики.
Вогак же, насколько я понял из его обмолвок, сумел создать личную разведсеть, состоящую в основном из служащих купца первой гильдии Алексея Дмитриевича Старцева, который был по слухам незаконнорожденным сыном декабриста Николая Александровича Бестужева -  автора проекта «Манифест к русскому народу». Кроме того, именно капитан-лейтенант Бестужев вывел на Сенатскую площадь весь Гвардейский экипаж и возьми тогда командование всеми восставшими на себя, вполне мог бы стать диктатором Российской империи.
Его же внебрачный сын  считался самым богатым человеком в Тяньцзине, где имел сорок каменных домов из них две трети доходных. Именно он подарил Британской концессии землю, на которой был разбит огромный парк королевы Виктории, а в своём парке в своё время построил первую в Китае демонстрационную железную дорогу длиной в две мили и телеграф, начав тем самым железнодорожный бум в Империи Цин.
Константин Ипполитович был другом семьи Старцева и даже пытался ухаживать за младшей дочерью купца-миллионера Евдокией, которой в этом году стукнуло уже двадцать пять, но она до сих пор не вышла замуж, ухаживая за больным отцом.
Шесть лет назад Старцев с семьёй уехал во Владивосток и уже оттуда руководил своей огромной коммерческой империей в Китае. Во время боксёрского восстания и штурма Тяньцзиня  городу были нанесены большие разрушения. Сильно пострадали и дома, принадлежавших Старцеву, в том числе и здание, где хранилась его знаменитая коллекция предметов буддийского культа.
В свое время парижский Лувр предлагал купить её за три миллиона франков, фантастическую по тем временам сумму, но Алексей Дмитриевич только пожал плечами и сказал: «Нет на свете денег, за которые я бы смог продать свою коллекцию».
Когда весть об её уничтожении дошла до Алексея Дмитриевича, того, как здесь говорят - разбил паралич, а, вернее всего, инсульт стукнул, обездвижив левую сторону. Дела в Китае перешли к старшему управляющему, с которым Вогак давно был в дружеских отношениях. Постепенно целая армия приказчиков, продавцов, управляющих домов и прочих служащих торговой империи Старцева начала выполнять различные поручения военного агента.
Кроме этого ресурса, на Вогака работали и китайцы, ставшие жертвами чиновников императрицы Цы Си и японцев во время японо-китайской войны. Как мне удалось узнать,   ту же свою домоправительницу Вогак подобрал голодной, грязной, обвшивившейся, двенадцатилетней сиротой во время тех боевых действий. Точнее, она забралась к нему в сад, чтобы своровать фруктов, а он её случайно застал за этим и поймал.
Вместо того, чтобы отдать её в руки местного правосудия, Вогак оставил Джу Ли при себе воспитанницей. Дал ей образование, приобщил к управлению своего домашнего хозяйства. Теперь она у него домоправительница, а также основной источник всех сплетен и слухов с рынков Тяньцзиня.
Я при разговоре с Константином Ипполитовичем как бы в шутку упомянул, что самой первой «медовой ловушкой» была Далила для Самсона. Но тот лишь усмехнулся и ответил, что его орхидея, а так переводится имя  Джу, для него скорее дочь Лота, а не Далила.
Мои размышления прервал генерал, положив передо мной три папки.
- Вот ознакомьтесь, Тимофей Васильевич, здесь краткие сведения и характеристики людей из ближайшего окружения императрицы, императора и Юань Шикая.
Я начал листать материалы. О многом генерал мне уже поведал, благодаря своей феноменальной памяти, но всё равно читать строки, в которых кратко, но ёмко давалась информация по верхушке Империи Цин было интересно. Особое внимание уделил, возможно, будущему китайскому диктатору. Мне нужно было понять, почему военные решили сместить императрицу, и хватит ли у них на это решимости. Да и с императором-узником, что они делать будут. Про вероятные  направления международной политики нового правительства также можно было только гадать. Даже Вогак с учётом того, что он долго варился в этой дворцовой кухне, выдал с десяток возможных действий Юань Шикая.
Чем больше анализировал полученную информацию, тем больше у меня складывалось мнение, что всё дело в сильном влиянии англичан на   Великого князя Чуня Цзэй Фэна, который начал набирать силу при императрице Цы Си, можно сказать, потихоньку  беря управление двором и империей на себя, собирая вокруг себя молодую маньчжурскую аристократию.
Этот двадцатилетний юноша доводится по отцу младшим братом императору Гуан Сюю. Его поездка с извинениями в Германию и встреча с Вильгельмом II сделали его популярной личностью в европейских, британской и штатовской концессиях
Цы Си была удовлетворена тем, как он справился со своей миссией, и в следующем году он был назначен на ряд важных постов в Пекине. Однако при этом Цы Си не нравилось то, что Цзай Фэну симпатизируют иностранные державы, и чтобы устранить потенциальную угрозу, она женила его на Юлань - дочери маньчжурского генерала Жунлу, который был в весьма близких отношениях с Цы Си. Этот брак должен  был привязать Цзай Фэна к Цы Си. 
Судя по всему, данная привязка состоялась, но при этом молодой  Великий князь Чунь не мог простить Юань Шикаю его предательства в отношении императора Гуан Сюя во время кровавого завершения «Ста дней реформ».
Его отношение нашло живой отклик у императрицы, так как Юань Шикай с военной кликой пытался всё больше и больше прибрать власти к своим рукам. А тут ещё смерть в апреле этого года личного охранника и любовника императрицы генерала Жунлу, которая сильно ослабила влияние Цы Си на армию.
В общем, всё складывалось один к одному. Либо военная клика берёт власть в свои руки, либо её придавит императрица Цы Си вместе  со своим новым политическим фаворитом, пользующегося поддержкой иностранных держав, особенно со стороны Британия.
По данным Вогака из Лондона срочно в Пекин вернулся из недогулянного отпуска  Чрезвычайный посланник и полномочный министры Великобритании в императорском Китае - сэр Эрнест Мейсон Сатоу. Да не один, а с поверенным в делах сэром Уолтер Бопре Таунли. Старый зубр дипломатии и молодой представитель предполагаемой английской разведки, усиленно начали обрабатывать Цзай Фэна и императрицу, обвиняя Юань Шикая в прорусских убеждениях и в возможности дворцового переворота силами военной клики.

Отредактировано Курсант (22-11-2021 15:33:32)