Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
В ВИХРЕ ВРЕМЕН |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Конкурс соискателей » Императрица - 3. Эндшпиль: реванш или провал
Екатерина попыталась рассудить здраво: если их мысли и идеи хоть немного совпадут с ее мыслями, она не будет препятствовать, лишь немного скорректирует и расширит,
Повторы!
Спасибо! опять проглядела((
Большое спасибо за выложенное продолжение!
Большое спасибо за выложенное продолжение!
Спасибо вам за интерес к роману)
Все замечания и ляпы убрала.
Еще раз спасибо за подсказки!
С наступающим праздником, коллеги!
Дорогие коллеги, работа над продолжением начата, но никак не могу определиться в процессе организации образования с духовенством...
Можете кого-нибудь предложить?)
Буду признательна.
Дорогие коллеги, работа над продолжением начата, но никак не могу определиться в процессе организации образования с духовенством...
Можете кого-нибудь предложить?)
Буду признательна.
У Валентина Пикуля упоминается вот об этом человеке:
АМВРОСИЙ (ЗЕРТИС-КАМЕНСКИЙ)
Архиепископ Амвросий (Зертис-Каменский)
Архиепископ Амвросий (Зертис-Каменский)
Амвросий (Зертис-Каменский) (1708 - 1771), архиепископ Московский и Калужский, переводчик Священного Писания и творений отцов Церкви
В миру Зертис-Каменский Андрей Степанович, родился 17 октября 1708 года в г. Нежине в семье молдавского дворянина С. К. Зертиса, служившего при гетмане Украины И. С. Мазепе переводчиком с румынского, греческого и турецкого языков. За противодействие Мазепе, стремившемуся отделить Украину от России, Петр I наградил Зертиса поместьем в Нежинском полку. После смерти отца в 1722 году Андрей жил на попечении дяди - соборного старца Киево-Печерской лавры Владимира (Каменского), фамилию которого присоединил к своей при поступлении в Киевскую духовную академию.
С 1720 по 1728 год обучался в школе Киевского Богоявленского монастыря и Киевской академии.
С 1728 по 1733 год продолжал образование в иезуитской Львовской академии.
С 1733 года - слушатель богословия в Славяно-греко-латинской академии.
В 1734 году поступил в Александро-Невский монастырь в Санкт-Петербурге.
В 1738 году пострижен в монашество и определен учителем в Александро-Невскую семинарию.
В марте 1940 года был рукоположен во иеромонаха.
С 1742 года - префект семинарии, много сделал для ее устроения.
С 5 апреля 1748 года - архимандрит Новоиерусалимского монастыря и член Святейшего Синода. Будучи знатоком церковной архитектуры, восстановил запущенные строения обители.
17 ноября 1753 года хиротонисан во епископа Переяславского и Димитровского с оставлением в должности архимандрита Новоиерусалимского монастыря до окончательного восстановления обители.
7 марта 1761 года переведен на Сарскую и Подонскую кафедру (с 1764 - Крутицкая и Можайская).
7 октября 1764 году возведен в сан архиепископа.
18 января 1768 года назначен архиепископом Московским и Калужским.
Отличаясь незаурядными административными и хозяйственными способностями, начал обновление соборов Кремля, запретил нанимать т. н. крестцовых попов, был опекуном московского Воспитательного дома, на содержание которого тратил личные и епархиальные средства. С духовенством обходился жестко, поэтому имел много недоброжелателей.
Переписывался со митр. Арсением (Мацеевичем) по вопросу о церковных имениях; по преданию, предсказал Арсению (Мацеевичу) мученическую кончину, сказав: "Ядый хлеб со мною, ты возвеличил на меня запинание и как вол ножом заклан будешь". Был участником суда и лишения сана Арсения (Мацеевича).
Убит толпой 16 сентября 1771 года в Донском монастыре, во время чумного бунта.
Спасибо большое!
Рада Вас видеть!
На Екатерину накатывал страх. И заглушить его, успокоить панику никак не получалось.
«Кто я такая, чтобы решать, каким должно быть образование в России? У меня нет ни знаний в этом вопросе, ни необходимой базы! Что я могу предложить? Умного, действенного? Помнится, нас дразнили «жертвами ЕГЭ». Смешно. Но почему-то хочется плакать. Может быть только мне одной? Но кто ж знал, что я попаду туда, где мало что пригодится. А вдруг нужно идти, как это говорится «от обратного»? Пусть я многого не знаю, но мое окружение! Это же в основном – умные и образованные люди, настолько углублены в науку… что не видят ничего, кроме своих колб и книг. Н-да...
Сколько над этим вопросом бьётся Михайло Васильевич? А Бецкой? Да та же Дашкова… Много они смогли реализовать? Знания, а ведь их пока так мало - многие открытия ещё впереди… но их же можно совершить и раньше, может быть, они просто лежат на поверхности и не хватает рук да глаз, которые увидят и поднимут их. Или не время, никому не нужны: когда ещё в космос полетят, если и на воздушном шаре никто не поднимался в небо, даже простого велосипеда не изобрели…"
«Никогда бы не подумала, что такой завал с учебой окажется!»
"Стоп! Может быть, вся причина топтания на месте, закрытие школ, неприятие грамотности и просвещения как раз и заключаются в том, что кому-то это невыгодно или наоборот – не было того, тех, кто бы кровно заинтересовался идеями Дашковой, Ломоносова, Бецкого? Понятно, что вопрос не только в деньгах! Но нельзя же с поля получить хороший урожай, если бросать зерна куда упадет, может и не прорасти. Значит, важно, прежде всего создать систему, подкрепленную государственной заинтересованностью, прямым «заказом» императорского дома"
«Катя, приказов можно написать много, хоть всю твою канцелярию лишить бумаги… как убедить родителей и детей учиться?!. Любое начинание разобьётся о неприятие, как волна о волнорез! Но стране, мне нужны специалисты! Новые, грамотные, совсем иные, не чинуши, спящие за столом, а…
Чем можно сломить сопротивление родителей? Ладно наши дворяне – издам манифест, чтобы все богатые обучали детей по одной программе, а чтобы не жульничали… штраф побольше. Ибо экзаменоваться будут дети каждый год. Учителей не хватает? Отдавайте в школы, к тому же дешевле будет, чем каждому преподавателю платить… а на экзамене можно и найти лучших учеников… способны́х, желающих развиваться и строить новое государство»
«Эх, Катя! Спустись на землю, у тебя в стране и читать-то не каждый умеет, а ты о развитии наук мечтаешь. Простой люд думает, как детей прокормить, а не грызть фолианты и рукописи. Невкусные они. Не открывают горизонты. Да о каких горизонтах ты лепечешь?! Вся страна стоит на крепостном праве и рабстве… Материальное благополучие перевешивает призрачное. Потому и все твои приказы, манифесты – обычный пшик, так и будешь топтаться на месте!
А ещё ты никак не займешься медициной. Стыдно, Катя! Ты медик, ты понимаешь, что нужно и как нужно, в ничегошеньки не сделано. Да мне просто страшно даже нос туда совать! Утону по маковку!»
«Отступлюсь, хотя бы на сегодня, и ещё немного дней от медицины, нужно думать об образовании. Как же плохо, что я сама не вижу путей изменения. Ну, не совсем уж не вижу. Я же понимаю, что учебу надо бы как-то систематизировать по времени, это очень важно для тех детей, чьи родители ведут собственное дело. Осень, весна у нас вечная распутица, часть зимы тоже. Вот пусть наследники и учатся, когда бизнес спит. А вызвал родитель, так пусть будет готов, что ребенок получит задание и должен сдать зачёт.
"А платить за обучение кто будет?"
"Нужно пересмотреть… не хочу пересматривать – столько деньжищь нужно, что не осилим! А штрафы? Ха-ха! Некоторые же умники сразу лазейки искать начнут, пусть – а мы их по шапке!
Что ж за ерунда выходит? Вроде страна родная, русские люди, ну дворяне и купцы, а как в неком параллельном мире – никакого желания учиться, никаких мыслей и желаний заглянуть дальше следующей весны! Все преобразования только из под палки или под страхом наказания. Ну это же бред! Почему не понимают, что в конце учебы выпускники получат такие доходные должности и почет, который покроет все семейные убытки. И выгоден ещё и государству! С иначе мыслящим и грамотным человеком можно строить государство, развивать науки…
А вот тут новый тупик – чиновничий аппарат старый, одним же махом не снести… пожалуй тут вопрос - каким образом это сделать? Постепенно и обоснованно. Чтобы сами себя нерадивые выпихнули, уступив место. А что, вон: на каждом предприятии и фирме в прошлом-настоящем все постоянно тестируются, обучаются, экзаменуются! Вот пусть все чиновники разных рангов и подтверждают свою профессиональную пригодность и полезность. Не сдал экзамена ежегодного, иди в писари! К тому же пересмотреть разумность многочисленных коллегий и иных образований.
И с чего начинать? Н-да… пожалуй это самый первый и наиважнейший вопрос. На него пока ответа нет. Есть только русское авось – совещание с Дашковой и Бецким выведет же куда-то эту кривую?!»
Ранним утром Екатерина не ожидала гостей и была в домашнем платье. Неожиданное появление Шаргородской с сообщением, что аудиенцию ожидает Потемкин, причем нервничает и, сохраняя почтительность, настаивает на встрече, удивило ее и заставило начать одеваться раньше. Волосы Екатерина уже уложила в простую прическу, изменять ничего не стала – поторопила прислуживающих ей и поспешила в кабинет. Визит был неожиданным, таил некую интригу. Ей захотелось переключиться на другие вопросы – образование российской империи имело столько подводных камней, что в одиночку Катерине не обогнуть, так стоит ли мозг взрывать? Истина всё равно найдется! Как всегда, как уже было. Стоит только ее поискать, обсудить. Вон вокруг сколько умных людей!
Потемкин приветствовал ее поклоном и заговорил, как только Екатерина ответила:Ч- Меня привело дело государственной важности, ваше императорское величество. Не сочтите мой разговор доносом, прошу вас. Но не доложить вам и сохранить в тайне не могу. Дело касается наследника Павла Петровича.
- Наследника?! - Екатерина изумлённо захлопали глазами, стараясь сдержать волнение. Вот тебе и переключение на другую проблему, уж лучше бы не мечтала, а взрывала мозг образовательными делами! – Что с Павлом Петровичем не так?! Не молчите, докладывайте немедленно!
- Его Императорское высочество изъявил желание принять участие в испытании переделанной формы.
Первые же слова Екатерину успокоили, даже в какой-то степени порадовали. Но самовольство, которое могло привести к непоправимым последствиям, подало тревожный звонок.
- Форму вы ему изготовили, как я понимаю?
- Не посмел отказать.П- А теперь наследник в столице, форма готова, дата испытания назначена и вы попали в ловушку? Почему раньше не доложили? Чего теперь испугались?
- Павел Петрович не изъявлял желание испытывать ее.
- А теперь объявил о своем решении?
- Все верно.
- Катерина! – позвала Шаргородскую государыня, - Приведите Павла Петровича ко мне, немедленно!
Екатерина предложила Потемкину сесть в кресло напротив, она была рассержена, а потому многочисленные вопросы по переделке военной формы как-то отпали. Да и что она, собственно могла предложить в ее изменении? Не носила, не применяла, куда больше знаний показали боевые офицеры, чего уж скрывать. В данном вопросе ей было понятно, что Потемкин не виноват, к тому же, он пришел и доложил. Мелькнула мысль, что верный Шешковский бы рассмотрел этот поступок с другой позиции, и явно Потемкину досталось. Что ж, пусть впредь будет осторожен потакать наследнику без ведома императрицы.
Павел Петрович прибежал, обогнав сопровождавшую его Шаргородскую. На щеках румянец, глаза радостно блестят, хорошим настроением может поделиться с каждым и зарядить бодростью тоже. Недовольный вид государыни его не смутил – она часто хмурится и витает где-то. Понятно: у нее же занятия и дела не прерываются даже летом, как у него. У императрицы не бывает выходных. Вот так и с ним случится, когда вырастет.
«Интересно, а как долго у меня будет возможность отдыхать? Ничего же занимательного в государственных делах нет! Вон, у матушки морщинка между бровей появилась… а я должен быть всегда суровым и строгим. Не хочется как-то… о! Григорий Григорьевич! А что он у матушки делает?»
- Рада видеть вас в хорошем настроении, Павел Петрович!
- И я вас, матушка-государыня! – нарушил этикет наследник, но решил, что ему удалось все соединить и выразить одновременно и коротко, остался доволен своей находчивостью, понадеявшись, что императрице либо понравится шалость, либо не заметит.
- Павел Петрович, попрошу вас прояснить ситуацию, в которую вы втянули Григория Григорьевича. Так с людьми, которые не смеют вам отказать, поддержав шалость, не поступают.
- Я попросил изготовить мне новую форму…
- С какой целью?
- Чтобы принять участие в испытаниях. Ведь Петр Александрович отправляется в Малороссию, а вы меня с ним ни за что не отпустите! Да и в лагеря тоже… упросить взять меня к себе Суворова я не решился. Без вашего ведома.
- Господи, Павел Петрович! Я рада, что вы общаетесь с военными, завели себе друзей, но существуют же границы дозволенного!
- Я никаких границ не переступал, вы напрасно сердитесь, матушка-государыня!
- Сержусь, потому что вы пренебрегаете свой безопасностью, Павел Петрович!
- Но какую опасность несёт мне Григорий Григорьевич? – с искренним недоумением перевел взгляд с матери на Потемкина наследник.
- Григорий Григорьевич - очень занятой и ответственный человек. Я не поручала ему приглядывать за вами и отвечать за вашу безопасность. Вы считаете, что он, потакая вашей прихоти, должен отбросить мои поручения и угождать вам? Причем, это государственные дела, у которых есть сроки и затрачиваются средства! Вы отняли его время, время государственного человека,потому что вы – наследник. Вы считаете это разумным? Я не ругаю вас, я с вами обсуждаю вопрос, который больше никогда не должен возникать.
- Я все понял, простите меня, матушка-государыня! Не наказывайте Григория Григорьевича, во всем виноват только я.
- Рада, что вы поняли и имели смелость взять вину на себя.
- А вы позволите мне испытывать военную форму? – перевел дух наследник, но, понимая, что его желание участвовать в испытаниях того и гляди пересекут в самом начале, решил прояснить ситуацию.
- ВПетрович! Ну как вы себе это представляете? – не сдержала улыбки Екатерина.
- Так ведь генерал Румянцев уезжает… В лагерь вы меня не пустите. Неужели, - наследник расширил глаза, демонстрируя ужас, - Вы закроете меня во дворце?! Я все лето проведу в своих покоях?! Не губите меня, матушка!
- Хватит шалить! Я действительно не знаю, как с вами быть.
- Назначьте Григория Григорьевича моим камердинером!
- Боевого офицера? Вы шутите!
- Ваше императорское величество, я как раз хотел просить вашего высочайшего дозволения отправиться с генералом Румянцевым, точнее, как только окончу работу по военной форме! – присоединился к беседе Потемкин, поняв к чему может привести хорошее отношение наследника. Стать царедворцем не входило в его планы. Он хотел в армию, желательно действующую. Но никак не поправлять штанишки наследнику. Духа воспитателя или же учителя он в себе не чувствовал. В душе где-то шевелилась на самом дне глубокая симпатия к Екатерине Алексеевне, но, отдавая отчёт, что она – императрица, ему удавалось гасить пробуждающиеся чувства, к тому же ответных знаков симпатии он не разу не уловил. Это его не удивляло: кто он такой, чтобы вызывать интерес, слишком низок его статус.
- Вот видите, Павел Петрович! Я не против, Григорий Григорьевич, вашей отправки в действующую армию.
- Всегда так! Все получают, что хотят, едва попросят, а мое желание? – теперь Павел Петрович надулся и демонстрировал недовольство не в шутку – почему я всегда получаю только отказ?
- Ваше императорское величество, дозвольте Павлу Петровичу присутствовать и принимать участие в испытаниях? Это ведь важно, при полках у нас много мальчишек-барабанщиков и горнистов, мы быстро отберем несколько человек. Будет и наследнику отряд, - Потемкин видел расстройство, даже злость Павла Петровича, и намного лучше императрицы понимал его смятение и чувства. Оттого и решил вмешаться, отчётливо понимая чем рискует.
Екатерина не ожидала. Темные брови взметнулись вверх и сошлись на переносице в удивлении и недовольстве – она отвыкла, чтобы ей перечисли, да ещё так открыто! Но в предложении Потемкина было рациональное зерно и все же…
- Павел Петрович, испытание формы – это не забава! А если вы устанет, не дай боже, получите солнечный удар, простудитесь?! Это продлится весь световой день! И карета за вами не поедет!
- Отлично! – гордо вскинул голову наследник, услышав последнюю фразу, - Ещё бы никто не проговорился, что я – Его Императорское высочество! Тогда я буду полностью счастлив!
Екатерина и Потемкин переглянулись. Государыня боролась с сомнениями, а военный не сдерживал улыбки, прекрасно понимая мальчика.
«Ну почему наследник, а не девочка?!! Я не понимаю его интересов и увлечений!»
- Если государыня позволит, Я подберу для вас отряд достойных мальчишек, Павел Петрович!
- Григорий Григорьевич, вы хорошо понимаете последствия ваших обещаний наследнику Российского престола и всей ответственности, а также последствий, если не обеспечите достаточной безопасности, а также исключите всяческую угрозу здоровью Его Императорскому высочеству? К тому же, потакание его желанию не быть узнанным... На мой взгляд совершенно не выполнимая задача.
- Павел Петрович был в лагерях, там он выполнял поручения под фамилией графа Романова, его статус сохранялся и инкогнито тоже. И друзья появились. Достаточно попросить генерала Румянцева на время оставить мальчишек... их порядка пятнадцати человек на время испытаний в Санкт-Петербурге. Они уже привыкли к Павлу Петровичу и его появление в отряде не вызовет ненужного интереса, не говоря уже о том, что это уже слаженный отряд. Я верно говорю, Ваше Императорское высочество?
- Все верно, матушка-государыня! Дайте пожалуйста свое дозволение! - наследник не сдержался и сложил ладони в мольбе, осознавая, что сейчас у него последний и единственный шанс провести лето не в комнатах дворца, а там, куда стремится его душа: в чистое поле, к друзьям, в армию.Не забыл Павел Петрович и мысленно вознести обращение к Богу. Он видит все, Он понимает, Он поможет.
- Хорошо. Дозволяю.
После встречи с Потемкиным, Екатерина пошла в свои покои и сменила платье, позволила немного, совсем чуть-чуть, усложнить прическу и добавить украшений. Теперь радовалась не только Шаргородская, но и Екатерина получила удовольствие, видя отражение в зеркале. И опять в голове возник вопрос:
«А что если взять с собой Павла Петровича? Да, мал. Но ведь ему тоже нужно знания получать. Интересно понаблюдать за его реакцией. Пожалуй возьму» - и отдала приказание привести на собрание наследника.
С каждым движением стрелок по циферблату Екатерина испытывала нарастающее волнение: идеи Бецкого ей были известны и вызывали сомнения – она не могла себе представить как это вывести новую породу людей, они же не животные. Но сама идея, что образование должно быть новым, ей нравилась. Оставалось прийти к единому решению. Что касается Дашковой, то ее ум, увлеченность и способность горы свернуть ради цели, весьма бы пригодились. В ее случае необходимо забыть некоторые шероховатости бывших отношений и направить энергию княгини в нужное ей, Екатерине, русло. Но удастся ли? Неизвестно что ещё скажут остальные приглашенные, к которым императрица испытывала больше доверия.
Отбросив все сомнения и тревоги, государыня смело решительно вошла в распахнутые двери гостиной, совмещённой с кабинетом, где на большом столе лежали сегодня не карты, а папки с документами.
Все приглашенные ее уже ждали и тихо между собой вели беседу. Румянцев, Суворов и Чернышёв, не теряя времени, обсуждали отъезд первого в Малороссию, удивляясь приглашению и присутствию Дашковой, Ломоносова и Бецкого. Третью группу собравшихся представлял Олсуфьев и главный казначей империи Вяземский, а чуть обособленно, совершено неожиданно для всех, архиепископ Гавриил, напротив него застыл неприметной фигурой на фоне штор Шешковский. И непонятно было, что большего всего смущало присутствующих: внимательный суровый взгляд "верного пса государыни", как шепотом и с опаской именовали главу Тайной Комиссии, или же такой странный набор представителей военных, знати и духовенства. Лишь Олсуфьев, как всегда лучился ободряюще-радушной улыбкой. Это не вызывало недоумения - естественно, он же царедворец, знает все, а может всего лишь чуточку меньше Шешковского.
Даже Екатерина, когда вошла, едва сумела скрыть удивление – она не ожидала увидеть именно отца Гавриила как представителя церкви. Ей докладывал Шешковский, да и придворные, что архиепископ Гавриил поддержал секуляризацию церковных земель, но его неожиданное отстранение в решении церкви вопроса с картошкой, дало повод государыне считать, что на помощь данной персоны рассчитывать нельзя. Оставалось надеяться на осведомленность Олсуфьева, которому она позволила пригласить представителя от духовенства.
«Что ж, архиепископ – человек обладающий определенной властью, тем лучше. Быстрее дела решатся»
Как и следовало, Екатерина подошла сначала к архиепископу и добавила после взаимного приветствия:
- Благословите, владыка!
Архиепископ Гавриил был статным мужчиной, с белоснежной окладистой бородой, прямым носом, белокож, с ясными голубыми глазами. Смотрел прямо, без подобострастия и улыбки, немного сурово. Бархатным, глубоким голосом пророкотал:
- Благословляю, государыня… и вас, господа, благословляю на богоугодное дело, что решили вы сегодня решать!
Румянцев и Суворов переглянулись – они все также оставались в неведении для чего позвали их.
Присутствующие, получив благословение, расселись за столом. И тут Екатерина онемела - она не знала как и с чего начать.
На помощь пришёл Бецкой, слегка кашлянув в кулак, он испросил дозволения и начал длинно, витиевато и пространно излагать свои идеи. Их Екатерина уже изучила в записях, но говорил Бецкой настолько интересно и красиво, что выслушала, и с большим интересом. Вот только переубедить императрицу ему не удалось. Мнения, что полезно, а что не подойдет, она не изменила.
Наследник слушал внимательно, признаков скуки и засыпания не наблюдалось, даже изредка во взгляде мелькал интерес, но Павел Петрович от вопросов воздерживался, и императрица решила, если не дождется их сейчас, то сама потом расспросит, непременно.
- Благодарю, - кивнула Екатерина закончившему доклад Бецкому - Есть главное в ваших словах – неравнодушие и желание просвещения, особенно женщин. Ведь из числа бедных девиц, чью судьбу мы попытаемся решить, выбора у них нет практически никакого. Они безграмотны, бесприданницы и без всяких перспектив прилично устроить жизнь в дальнейшем. Многим путь один – в монахини или побираться. Это недопустимо, это необходимо менять.
- Простите, государыня, я имел ввиду дворянок. Побираться им не приходится, участие и заботу в судьбах многих принимают родственники, - запротестовал Бецкой в волнении, поборов робость и желая внести ясность. Государыня ушла слишком далеко от предлагаемого им. Он никогда и не направлял стремления в ту область. Не интересовали его ни мещанки, ни простолюдинки.
- Я поняла, но говорю о тех и за тех, кто не дворянки. Я говорю о женщинах вообще.
- А секуляризация и закрытие монастырей приводит к тому, что многие и многие остаются без крыши над головой, государыня. Причем это монастыри из глубинки вашей земли, сестры там не роскошествуют, - добавил архиепископ.
- Вы хотите сказать, владыка, что наш манифест лишил людей крыши над головой и пропитания?
- Да, - просто, без вызова и недовольства ответил священник.
- Что вы можете предложить? Манифест отменён не будет. Часть земель уже засеяна картошкой и другими культурами на пользу государства.
- Мне не ведомы твои планы, матушка-государыня. Но тысячи монахов и монахинь остались без крова. Чем им заниматься, они посвятили жизнь богу, а оказались в миру.
- И могут послужить этому миру, не нарушая обетов.
- Просвети, матушка, как? И я смогу донести твои слова до каждого, вселив в души, полные смятения и горечи, надежду и направив на новый путь послушания.
- Скажите, господа, как обстоит вопрос с санитарами и вообще медиками в войсках? – Екатерина перевела взгляд на Румянцева, затем на Суворова, миновав Чернышёва, но отметив недоумение, которое немедленно отразилось на его лице – граф очень внимательно слушал начало беседы. Он с трудом удержал руку, чтоб не осенить себя крестом, поняв, куда поворачивает разговор.
«Что это с графом?»
- Ваше Императорское величество интересует, как я понимаю, хватает ли тех, кто оказывает помощь? – уточнил Румянцев, - Нет,не хватает. Ее оказывают рядовые, которых назначают, коротко объясняют, и они вытаскивают раненных товарищей с поля боя.
- А дальше? – сказанное Румянцевым, уже не нравилось Екатерине, доложено было сухо и коротко. Именно по скупым словам государыня поняла – не зря она боялась начинать реформы и интересоваться делами в медицине.
- Дальше? Как повезет. Простите, владыка, как Богу будет угодно.
- То есть, солдат вытащил… - попробовала уточнить государыня, но остановилась.
Ответом было молчание.
- Вот видите, владыка, рук и людей не хватает. Есть, где пользу могут сестры принести, полагаю, что много есть таких, кто и врачевать умеет. Монастыри, которые, согласно манифесту мы закрыли, открываться не будут. Как вы считаете, владыка, угодна ли богу милосердная забота о раненых? - вопрос был провокационным, но Екатерина, понимая на что толкает архимандрита, желала понять: кто для нее отец Гавриил – друг и сподвижник или скрытый противник.
Архиерей некоторое время молчал. Голубые глаза были закрыты. Руки спокойно лежали на столе.
- Любая работа угодна Богу, государыня, - начал священнослужитель, спокойно и уверенно, - Милосердие присуще нашим сестрам. Могу ли я узнать более подробно ваше желание, государыня?
- Монахини действительно оказались совершенно не защищёнными. Поэтому, я уверена, с вашего благословения, многие смогут оказывать помощь, отправившись после обучения в армию и…
- Только не на флот! – не выдержал граф Чернышёв и тут же, вскочив со стула, склонил голову, - Милости прошу извинить меня за несдержанность, не гневайся, матушка-государыня! Но на флот сих дам не посылай! Сами справимся, монахов можно, но не монашек!
- А в чем дело-то? Что это вы прямо огнем сверкаете?
- Не дело дамам по кораблям и трапам шастать… Не положено.
- Да кем не положено?!
- Примета плохая: женщина на корабле – быть беде! А тут монахиня, да в рясе! Как представил, чуть удар меня не хватил.
Чернышёв не отвел взгляд. Стоял прямо, выпятив грудь. Екатерина не сдержалась и фыркнула, смолчав, но поняв его . К тому же, в ее времени, насколько ей помнилось, женщин на флоте не наблюдалось.
"Может, действительно какая-то чисто флотская примета. Да и леший с ними!"
- Глупости какие! Вы, господа тоже откажетесь от монахинь, которые будут грамотно ухаживать за раненными? – обратилась Екатерина к Румянцеву и Суворову.
- Никак нет, Ваше Императорское величество! Сложно будет, но монашеский сан уважает каждый солдат.
- Я думаю, для многих сестер армия станет их домом и защитой. Женщины должны будут пройти обучение, а потом начать работу в полевых лазаретах, госпиталях – там всегда не хватает рук. Если кто из монахов пожелает, путь идут на флот, они будут при деле. Нам нужно только разработать план обучения и составить списки.
- А что делать с теми, кто откажется? - взглянул на государыню архиепископ.
- Есть и для них у меня работа. Думается, что пора восстанавливать школы для всех. Вот пусть и обучают грамоте… здесь даже и разделение нет нужды устраивать: монашки будут учить девочек, а монахи – мальчиков.
- Эх матушка-государыня, нельзя их в учителя. Сомнительна их грамотность! – воспользовавшись краткой паузой, воскликнул Олсуфьев.
- Как так?! - не поняла Екатерина, внутри что-то потянуло холодом и стало неуютно. Но предупреждающего «та-дам» не прозвучало.
«Да что ж такое?! Опять подводные камни!»
- Ну ты хватил, Адам Васильевич! Закон божий они знают! По крайней мере, нужные молитвы, - усмехнулся Румянцев – Отпеть могут и Слава Богу, на том спасибо!
- Об истинном положении дел владыка лучше меня скажет, подробно, что большинство монахов безграмотны и даже читать не умеют. А что молитвы знают и отпеть могут так, Петр Александрович, они все это на слух заучивают, - продолжал настаивать Олсуфьев, каждым словом разрушая идею Екатерины.
- Владыка? – повернулась к архиепископу Екатерина, которая про себя взмолилась, чтобы информация на деле оказалась не настолько плачевной. Неужели ее расчет на использование монахов для пользы государства летит в тартарары?! Ей всегда казалось, что… Екатерина поняла свою ошибку: она до сих пор переносила прошлые знания в сегодняшнюю жизнь. В будущем все умели читать и считать, знали историю и географию. Хоть немного, пусть с ошибками, но не крестик ставили, а писали! И учиться шли, потому в ее времени совершенно безграмотного человека просто не существовало! А здесь… есть университеты, академия наук и Ломоносов, но недостаток студентов и некому преподавать, да и многих учёных приглашают из-за границы. Но самое страшное – получается, пусть даже в ее понимании и в сравнении с будущим, в Российской империи практическая безграмотность! И смешно говорить о развитии «науки и техники», если твои подданные не умеют читать.
- Так и есть, государыня, правда такова, - вздохнул и погрустнел архиепископ, - Бродят тысячи безземельных попов. Бедственное положение для церкви. Позорное. Любой может оскорбить, унизить, избить. Хотим защиты твоей, матушка.
- Это безнравственное отношение требует отдельного разговора, владыка. Я от церкви и Бога никогда не отворачивалась. Правдивы ли слова Адама Васильевича? Действительно ли все монахи безграмотны?
- Да, государыня, в большинстве своем. Да и когда им учиться, если многие наравне с паствой пашут землю, чтобы прокормиться?! Нищенствуют!
- Но не вся же ваша братия, владыка?! Нужно понять, что изданный манифест и наш сегодняшний разговор направлены на решение этих вопросов. Я надеюсь на ваше понимание и поддержку. Готовьте монахов на новый путь. Возможно, кто-то пожелает учиться, не препятствуйте, захотят науки изучать – отпускайте. Рассмотрите некоторые монастыри, здесь, не в глубинке, на предмет сиротских домов, госпиталей, домов для инвалидов и подберите желающих остаться там работать. И в кратчайшие сроки всех монахов обучить грамоте! Уж не знаю как вы это сделаете, но куда бы они не пошли в дальнейшем, каждый, слышите, Владыка, должен уметь читать! И срок до первого сентября. Потом все они пройдут дальнейшее обучение: медицинских сестер, санитаров и санитарок, учителей в школы.
- Много ты, матушка, задумала, но монахи ушли от мирской жизни, они привыкли к уединению, покою, а ты их насильно лишаешь главного – службе Богу! Опять в суетный мир возвращаешь, нарушаешь устои! Принуждаешь терпеть…
- Помощь раненым вы уже назвали милосердием, а оно угодно Богу. И потом, никто не мешает монахам молиться, никто не будет чинить препятствия, пусть выполняют предназначенные им обязанности! К тому же, за любую работу или службу положено жалование. Они будут в состоянии себя содержать и не будет нужды побираться. Вы говорите, что священники вынуждены пахать землю – это считается печальной нормой. Так вот, служение отечеству – это не норма, это святая обязанность, владыка! Надеюсь, мы с вами, как представителем нашей церкви, поймём друг друга и вы благословите братьев и сестер на исполнение милосердного долга. Кто не желает идти в помощь армии, флота, желают по возможности оградить себя от мира – пусть учат детей грамоте, организуют при церквях школы. Я понимаю, что за короткий срок им нужно многое постичь, для начала самим стать грамотными, чтобы потом учительствовать, но государство даёт им инструмент, который прекратит нищенское существование. В этом пути, надеюсь, вы не видите никаких препятствий, вмешательств государства в стремления служить Богу?
Архиепископ не спешил с ответом. Прошлый разлад в отношениях императрицы и церкви закончился секуляризацией земель, по сути, делом неслыханным, и неважно, что этим же занимались другие европейские монархи; не важно, что и раньше бывали разногласия, но ни одно из них не приводило церковь к столь грозному итогу. Да, в столичных и губернских крупных монастырях до полного разорения далеко, никогда они не бедствовали, да и теперь не будут. То, что жизнь изменилась и непонятно, что будет дальше, становилось ясно. Но только ли он, архиепископ Гавриил это понимает, поймет, проникнет ли в высокий и милосердный смысл остальная братия, сестры́? Одно дело тихо служить, возносить молитвы и находить в тишине и покое отраду; совсем другое - служение в миру. Но спорить, отстаивать позиции духовенства отец Гавриил не стал. Не видел другого выхода, способного не допустить полного обнищания и побирушничества братьев и сестер, которым предстояло покинуть обители согласно манифеста. Что ж, если пахать и сеять землю не считается грехом, а оказывать помощь и внимание страждущим несомненное милосердие, то он, Гавриил, подумает и найдет для напутствия правильные слова.
Молчание отца Гавриила немного затянулось, Екатерина терпеливо ждала и не надеялась на положительный ответ. Да, собственно, архиепископ-то может согласиться, а вот остальные? Выходит, что очередной бунт на носу? Ох, как бы этого не хотелось!
- Пути Господни неисповедимы, государыня, - начал отец Гавриил, - Сложную задачу ты поставила, все устои она ломает, много хлопот предстоит. Многих нужно будет убеждать и всех наставлять на новое служение. Что от меня зависит, смиренно принимаю, ибо это путь милосердия и людям во благо.
Екатерина улыбнулась, слегка склонила голову:
- Благодарю вас, владыко!
- Петр Александрович, вы отправляетесь в новую губернию, не уверена, что там на местах есть школы, за исключением полковых. Мне бы хотелось, чтобы на новом месте все было организовано, как здесь мы решаем. Вам предстоит большая работа.
- Государыня, знания и грамотные люди нужны были всегда, будем все в соответствии вашим распоряжениям.
- Еще мне бы хотелось, запишите, Адам Васильевич, отобрать из детей знатных господ самых толковых юношей и отправить их в столицу, Санкт-Петербург.
Румянцев напрягся, первой его мыслью, что мелькнула в ответ на фразу императрицы была догадка, которая не пришлась ему по душе.
"Заложники! Чтобы предотвратить возможные бунты казаков, государыня желает взять заложников детей.
У басурман видать позаимствовала... Да, докатился ты, Петр! Умно, но гадко..."
Екатерина оглядела присутствующих и поняла какие мысли возникли в их головах.Особенно повеселила ее целая гамма чувств, пронесшихся по лицу нового губернатора. Но Румянцев поборол свои чувства:
- Я выполню все инструкции, государыня!
- Я не сомневалась. Но хочу пояснить вам сейчас свою задумку, Петр Александрович, чтобы вы тщательно подошли к решению именно этой задачи.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Конкурс соискателей » Императрица - 3. Эндшпиль: реванш или провал
|
|