«Перестроить себя…» - именно с этой мыслью Екатерина распахнула утром глаза и с тоской взглянула в окно.
      День только начинался и грозился подавить темно-бурыми грозовыми тучами. Казалось, будто погода забыла, что на дворе не осень и не весна, а начало лета. Это совсем не располагало к новым преобразованиям, особенно себя и своего поведения. Не прибавляло и баллов к настроению, с которым следовало приступить к столь важным шагам.
        По привычке Екатерина потянулась и резко села, утопая в перинах; тут же, едва соскользнуло одеяло, легкая прохлада окутала плечи. Теплота нагретой постели ласково потянула назад.
         «Нужно делать первый шаг!» - приказала императрица и, вместо обычного, быстрого одевания, плюхнулась назад, в теплую негу.
       «А дальше что? Я выспалась» - искренне растерялась Екатерина. Она действительно не знала, как начать новую жизнь, что приведет ее к блеску и процветанию.
        Как?!
        С чего начать?!
        Полежать чуточку, дождаться Шаргородскую. Отменить все аудиенции. Посетить наследника с его «армией». Полистать заветную тетрадку. Дальше фантазия не работала.
       «О, Господи! Катя, ты стала машиной, бездушным роботом!.. Ничего себе… Действительно докатилась!» Хотя, никто ведь не учил ее проводить время в праздности. Откуда было знать родителям, что их дочь взлетит на трон. Все пахали и всегда. Она не отставала. Но нужно выходить из положения!
        «Как?! Думай, Катя! Блеск Версаля надо потушить… Но неплохо бы понимать, что он из себя представляет! А кто у нас блистал там на балах? Конечно же, княгиня Черн… Голицина! Она мне друг! Только Наталья Петровна сможет правильно и красиво все устроить! Вот же незадача, она теперь в имении… Что же делать? Человек занимается моим же поручением! А что такого?! Картошка давно посажена. Пусть приедет… на пару дней… нет, мало, на неделю! Точно! Вот сразу же и прикажу, чтобы послали срочно за нею! А без ее совета ничего ни шить, ни заказывать не буду! Аукцион – не обычное мероприятие. И вот, кстати, тогда и пообщаюсь с Олсуфьевым и проверю, вместе с Натальей Петровной, что и как уже сделано!»
       Придумав, как выкрутиться из щекотливого положения, Екатерина повеселела: она  ничего не понимала в современной моде восемнадцатого века. Назвав княгиню бесценным бриллиантом, императрица некоторое время посвятила созерцанию балдахина над головой и окну, где раннее утро никак не желало переходить в утро, когда просыпались слуги и фрейлины.
        Покрутившись, неожиданно для себя Екатерина уснула.
        Шаргородская, войдя двумя часами позже в спальню, испуганно уставилась на мирно сопевшую государыню. Это было слишком неожиданно.
        «Я перепутала время?! Нет… Я…» - в панике Шаргородская тщетно перебирала все, о чем говорили вечером и не смогла вспомнить, чтобы ей велели утром разбудить. Да и никогда она не будила – императрица вставала сама и намного раньше.
        Постояв несколько минут в нерешительности, растерянно пожав плечами, фрейлина рассудила: «Раз не велено будить, значит - не будем!».
         И тихо, наступая только на носочки, выскользнула из комнаты, аккуратно прикрыв двери и махнув слугам, что держали: утреннее платье, туфли, чулки, белье, шкатулку с драгоценностями и поднос с инструментами парикмахера.
         - Государыня спит! Ждите! И тишина! – пригрозила пальцем Шаргородская. Она подошла к креслу у окна и присела на самый краешек. Так и застыла, чутко прислушиваясь, в ожидании, когда императрица проснется, чтобы тут же засуетиться и начать выполнять свои обязанности.
            Вскоре, после часа ожидания, в комнате значительно прибавилось разных слуг, фрейлин, даже младший поваренок сидел под дверью на корточках, готовый в любой момент сорваться и бежать на кухню. Все терпеливо ждали пробуждения государыни.
         Наконец-то Екатерина проснулась.
        Шаргородская птицей взмахнув руками, кинулась в спальню, и слуги, организованным потоком потекли в проход с высокими дверьми.
        - Отмените все аудиенции. Я после завтрака… - Екатерина взглянула на часы и огорченно покачала головой – время приближалось к обеду, - Я покушаю и посещу Павла Петровича, потом погуляю с фрейлинами по саду… Потом не знаю, что еще. А, передайте господину Олсуфьеву, чтобы написал от меня письмо княгине Голицыной Наталье Петровне, я желаю видеть ее как можно скорее рядом…
        Закончив одевание и причесывание, при чем в этот раз Екатерина более тщательно выбирала платье: она решила убить двух зайцев сразу – и для завтрака-обеда и на прогулку, прошла медленным шагом в столовую. Ей пришлось ежеминутно одергивать себя, чтобы не убыстрять шаг, замедлять каждое свое движение, следить за пышной юбкой и чтобы прическа не растрепалась. Уже сев за стол, мучительное «торможение» и создание никуда не спешащей богатой женщины усилилось. Лениво и внимательно долго она выбирала для себя каждую порцию. Медленно, словно репетируя, изящно подносила маленькими кусочками, дополнительно его оглядев со всех сторон. Это привело в замешательство главного повара, он то и дело хватался за сердце, переживая, что  блюдо не допарено, не дожарено.
          Давно, а точнее никогда Екатерина не ела так медленно. Это принесло свои плоды: у знакомых и любимых блюд она вдруг обнаружила новый вкус, тонкий аромат и красивую подачу. Наевшись, государыня вышла из стола, долго его обходила, направляясь к дверям, потом потянулась и взяла яблоко. Покрутила его, вдыхая аромат, сохранившийся с прошлой осени, задумалась, решая есть его или нет. Откусывать не хотелось, попробовать тоже, но тут же возник слуга и протянул ей блюдце. Екатерина положила на него яблоко и, с интересом наблюдала, как ловко тот его разрезал на дольки, смахнув сердцевину, добавив на блюдце вилку,  протянул яблоко государыне.
          Екатерина милостиво улыбнулась, кивнула головой, благодаря, взяла несколько долек. И так же медленно выплыла из столовой, направляясь к наследнику.
        Ей с трудом удавалось контролировать себя и не спешить. Это раздражало, но держалось под контролем. Ведь она училась быть императрицей.

        Наблюдая за игрой в армию Павла Петровича с мальчиками, которых он к себе приблизил, настроение поднялось, и Екатерина даже обрадовалась – она никуда не спешила, чем доставила наследнику истинное удовольствие. Послав за фрейлинами, императрица предложила перейти на улицу и прогуляться в сквере. Ее поддержали и с веселым шумом. Мелкими шагами, то кутаясь в теплую шаль, то сбрасывая ее при жарких лучах пробивающегося солнца, Екатерина бродила по дорожкам. Останавливаясь, что бы услышать, иногда и поучаствовать в щебете фрейлин.
       Время до обеда пролетело быстро, но для Екатерины оно тянулось непозволительно медленно. Единственной отрадой стало появление Олсуфьева, он принес на подпись письмо к княгине Голицыной. И тут Екатерина продолжила «дрессировку себя», очень внимательно прочла несколько строк, причем дважды, делала вид, что подумала, предложила заменить несколько слов, что тут же было исправлено Олсуфьевым и вновь подано на подпись. Правда пришлось ждать, пока слуги принесут столик и кресло – негоже государыне стоя документ визировать.
          Все медленно и медленно, как во сне, делала Екатерина. Она не задавала себе вопросов, почему же так тяжело ничего не делать, ибо знала – не сможет найти ответа.
        Обед подали вовремя, тут уж государыню развлекали придворные шутками и разговорами. Буднично и, опять же, медленно, тянулось время, угнетая и раздражая.
        С огромным трудом Екатерина дождалась времени отхода ко сну, выбрав книжку, даже не посмотрев на название, она отправилась в спальню и открыла, а потом закрыла первую страницу.
         «Как же я устала! Господи, помилуй!» - издала государыня жалобный писк души, окунувшись с головой в подушки и стукнув по ним кулачком. Неожиданные слезы закапали градом. Так и уснула.

       Едва открыв глаза, Екатерина тут же их закрыла со словами:
       - Господи, помилуй! Еще один такой бесконечный день я не переживу! Я не знаю, чем себя занять!
       Душевные излияния прервала Шаргородская, услышав голос императрицы, она тут же вошла в спальню, а за нею толпа прислуги. Фрейлина немного волновалась – на свой страх она решила предложить государыне совсем не обычные платья, к которым та привыкла за год. Но Екатерина равнодушно окинула пять предложенных нарядов, ткнула пальцем наугад и покорно отдала себя в руки слуг. Так как выбранное платье требовало наличие драгоценностей, то пришлось выбирать их в шкатулке. Не сказать, что Екатерине вместо мерцания камней мерещились залпы дорогих  сердцу пушек, но некое сожаление сжало-таки ее сердце. Она смиренно попыталась выбрать, но для этого пришлось глянуть на выбранное платье, чтобы определиться. Еще чуть и страдания выплывут на лицо, изумив, находившихся рядом.
          «Немедленно возьми себя в руки, Катя! Ты распугаешь всех!» - ей удалось успокоиться, на миг отвлечься – отображение в зеркале может порадовать любого.
        Как и вчера, она медленно начала завтрак, грустя и вспоминая, где лежит ее заветная тетрадь. Только так она смогла отогнать эту непомерную жуткую скуку, что ее топила.
         - Прошу прощения, Ваше Императорское величество! К вам прямо рвется господин Олсуфьев! – доложила Шаргородская.
         - Катя, я же говорила, что господин Олсуфьев может посещать меня в любое время!
         - Доброе утро, Ваше Императорское величество! – Олсуфьев вошел настолько быстро, что это напоминало бег.
        - Доброе! Присоединяйтесь ко мне, Адам Васильевич! – улыбнулась Екатерина и взмахом руки указала на кресло рядом, она немного оживилась с его приходом.
        - Прошу прощения, но вы давали мне указания тут же докладывать Вашему Императорскому величеству, если с Михайло Васильевичем Ломоносовым что-то случится. Потому я и посмел вас потревожить!
        Ложечка, которой Екатерина размешивала сахар в кофе, замерла.
        - Что с Михайло Васильевичем? Он жив? Здоров?
        - Да-да, не пугайтесь, простите меня!
        - Говорите!
        - Вчера на вечернем заседании в Академии Михайло Васильевич страшно разругался с господином Тепловым. Кричали и ругались громко. Михайло Васильевич заявил, что покидает Академию и Университет. И пусть они летят в тартарары! Что никогда не переступит порог этих заведений. А сегодня утром подогнал телеги и грузит все имущество из кабинета в Университете…
        - Ужас… - прошептала Екатерина, встала, бросила салфетку на стул.
        - Да, так и есть!..
        - Да как посмели его обидеть?! Такого человека! – продолжила Екатерина. Она пыталась сосредоточиться и найти решение, не сомневаясь, что …
      - Такие вот горячие головы эти ученые… Копья ломают…
      - Велите подать карету, мы выезжаем немедленно! Адам Васильевич, едете со мною, - Екатерина на ходу продолжила:
       - Как думаете, мы можем их примирить: Теплова и Михайло Васильевича? Хотя, с какой стати!.. Нет, здесь должно быть совсем другое решение!   
         - Крут нравом наш Михайло Васильевич, но, имеет на то право. Нельзя, чтобы им кто-то руководил и указывал.
        - Вот именно! Нельзя чтобы ему мешали! Он так много работает, но, что же делать?! Мы приедем и будем его успокаивать? Нет. Это будет выглядеть унизительно и бесполезно! Думайте, подскажите мне, Адам Васильевич!
        Услышав последнее, Олсуфьев покраснел, был вынужден даже остановиться, ибо споткнулся.
        «Что же я могу подсказать?!. Эх, Екатерина Алексеевна!.. А вдруг могу? Думай, Адам! Ломоносову нужно помочь – от него больше толку, чем от все Академии!»
        Так возмущаясь и перебирая возможные варианты, пара добралась до крыльца университета, где сгрудились телеги, на которые грузили различное оборудование из лаборатории Ломоносова. Вокруг толпились ученые мужи, кучками и большими группами. Они спорили и возмущались. Кто Ломоносовым, кто Тепловым. Сам Михайло Васильевич застыл каменным изваяние и внимательно следил за погрузкой.
         Эскорт и карету государыни заметили сразу. Непонятно откуда материализовался у дверцы Теплов, готовый подать руку и помочь выйти. Но первым вышел Олсуфьев и, невзначай, бесцеремонно его потеснил.
          -  Ее Императорское величество Екатерина Алексеевна!
          - Рады видеть… - поклонился Теплов, решив запомнить поступок Олсуфьева.
          - Здравствуйте, господа! – Екатерина кивала головой в ответ на поклоны ученых мужей, поднимаясь по лестнице к Ломоносову, - Здравствуйте, дорогой Михайло Васильевич! Очень рада видеть вас! Вы-то мне и нужны! У меня к вам дело неотложной важности!
          Мрачное выражение на лице Ломоносова слегка прояснилось, он предложил императрице руку, и они прошли в кабинет под громкое перешептывание.
        - Вы приехали, чтобы уговорить меня остаться? – первым начал Ломоносов, - Уверяю – это бесполезно! У меня нет ни сил, ни времени, ни желания бороться с невежеством и тупостью некоторых особ! Я хочу заниматься наукой, а не проводить время в бессмысленных спорах на ученых советах! Тем паче, когда истина имеет материальные доказательства и лежит на ладони! Все! Я ухожу. Примите мою отставку!.. Прости, матушка-государыня!
           Екатерина спокойно расположилась в кресле, расправила складки на юбке и взглянула на ученого. Она простила ему нарушение этикета, точнее не обратила на это никакого внимания, понимая, что Ломоносов расстроен, огорчен. Его уход в никуда, прерывание опытов и работы, потеря студентов, прежде всего, отражалось на нем самом.
           - Что ж, Михайло Васильевич… Я принимаю вашу отставку. Но вы ведь не собираетесь бросить науку и жить частными уроками и доходами стекольного заводика?
          Поначалу Ломоносов растерялся, услышав, что его просьба об отставке так легко была удовлетворена. Не ожидал. Огорчило. Но смог взять себя в руки.
         - Конечно, не собираюсь бросать опыты. Они должны быть все завершены…  Огорчает невозможность передать знания, об этом говорю честно! Частные уроки не принесут дохода, но справлюсь. Твоя милость была ко мне щедра.
        -   Это радует. В вашей работе заинтересовано государство, и мы решили… - Екатерина специально сделала паузу, внимательно наблюдая за Ломоносовым, - Достаточно вам, очень ценному ученому, хорошему преподавателю, да и организатору, что уж тут говорить, иметь над собою руководство. Как показало время, не все они могут разбираться в тех вопросах, которыми вы занимаетесь. А потому, считаем, что их руководство только вредит. И мы решили поручить вам руководство над еще одним Университетом, где вы будете не только заниматься наукой на благо нашего государства, воспитывать новых ученых, но и самостоятельно отбирать тех, кто будет с вами трудиться бок о бок… Финансирование беру на себя, что не помешает заинтересованным лицам выделять средства, - Екатерина замолчала, не столько, чтобы дать Ломоносову осознать, какой подарок она преподносит, сколько самой понять, куда это приведет. Нет она знала, что Вяземский побледнеет и насчет высчитывать убыль казны, а Шлаттер схватится за сердце. Но это был важный шаг. Короткое обсуждение в карете ее идеи с Олсуфьевым было действительно поверхностным, как стежки прихватывающие ткань до того момента, как ее прошьют и скрепят.
         - Надеюсь, вы понимаете, что научные открытия должны служить во благо государства. Нам нужны хорошие механики и еще лучшие литейщики чугуна и стали, но и о фарфоре нельзя забывать. Я надеюсь, что именно у вас мы наконец-то разгадаем секрет изготовления оружия, которое будет намного лучше немецкого. Кое в чем вам, как ни странно, но поможет господин Шешковский Степан Иванович. Его люди вместе со специалистами господина Шлаттера уже что-то знают. У адмирала Чернышева тоже найдутся толковые специалисты по кораблестроению, к тому же, там ведутся записи испытаний. И воздухолет... И многое другое! Так что же вы мне ответите, дорогой Михайло Васильевич?

Отредактировано Margohechka (25-04-2023 16:10:06)

Конечно! Спасибо! Рада видеть)