II

Удивительно, но сцена с ножом продолжения не имела. То есть настороженные взгляды одноклассников никуда не делись, но вчерашнего страха (а то и откровенной вражды) в них уже не было. То ли сработала импровизация с «мексиканским танго», то ли свою роль сыграло то, что история была последним, пятым уроком, и после него все разошлись по домам – но до учителей эта история не дошла. Поправка: пока не дошла. На этот счёт я не питал иллюзий: кто-то наверняка поделится, да и родителям многие уже рассказали, а те молчать не станут. Но расследования по горячим следам не случилось, а это уже немало. Что наплести потом, я как-нибудь соображу, не таким бобрам лапшу на уши вешал - и ничего, глотали…
Кулябьев и Черняк держатся от меня подальше. Может, и стоит закрепить достигнутый успех, наложив заключительный штришок типа «ну что, Олежик, пуговички мама пришила, или сам расстарался? Поди, пальчики все исколол? Ну, так это не страшно, иголка не перо, заживёт…» но по здравому размышлению я решил воздержаться. Судя по затравленным взглядам, оба и так дошли до нужной кондиции, и проблемой быть перестали, во всяком случае, на обозримое время. Меня это вполне устраивало, поскольку голова была забита другим – сегодня вторник, занятие в кружке Юных космонавтов. Так что, как только прозвенел звонок с последнего урока, со всех ног бросился вниз – и через четверть часа уже отпирал дверь квартиры.
Бритька встретила меня радостными прыжками. На кухне, на плите ожидал, распространяя умопомрачительные запахи, закутанный в полотенце чугунок с бабушкиным пловом, золотистым, с истекающими жиром кусками баранины и цельными головками чеснока – живём! Я наложил себе щедрую порцию, делая вид, что не замечаю печальные взгляды изголодавшейся, ни разу в жизни не кормленой собаченьки, быстро переоделся (военная рубашка с погонами, галстук взамен школьного пиджака и клетчатой сорочки) и уселся за стол. До начала занятий во Дворце оставалось ещё часа полтора, и в кои-то веки торопиться мне но совершенно некуда.

Всё же, наглядная агитация – одно из величайших изобретения человеческого гения, думал я, стоя перед длинным, в половину стены, стендом. Название «Страна гордится покорителями Космоса!» было выписано во всю длину буквами ярко-красного цвета на фоне звёздного неба – по-моему, это было сделано с помощью обыкновенного пульверизатора. Стенгазета украшала собой небольшой, заставленный моделями спутников, космических кораблей и звёздными и лунными глобусами холл дворцовского планетария - того, что расположен в левом крыле дворца и легко определяется издали по серебристому эллиптическому куполу. Здесь по вторникам проходили занятия нашего кружка; что до стенгазеты, то, судя по подписям, создавалась она совместными усилиями наших «космонавтов» и ребят, занимающихся в астрономическом кружке.
Творение получилось монументальное: на четырёх склеенных листов ватмана были отражены этапы освоения космоса, как представляли его себе авторы этого шедевра агитпропа. По нижней кромке для наглядности было нанесено что-то вроде временной шкалы с рисками разной длины, отмечающими годы и месяцы - ним и были привязаны рисунки, статьи и фотографии – и я немедленно принялся изучать эти «хроники».
Так… до отметки «1968» всё тут развивалось, в общем, по знакомому мне сценарию. Октябрь 1957-го – первый «Спутник»; 12 апреля 1961-го года – полёт Юрия Гагарина; март 1965-го – Восход -2», Леонов с Беляевым, первый человек в открытом космосе; 1967-1 – Комаров, первый «Союз» и первый человек, погибший в космосе, октябрь 1968-го – «Аполлон-8», Борман, Ловелл и Андерс, первый пилотируемый облёт Луны. А вот дальше начались сюрпризы.
В январе 1969-го года (выделено на «шкале времени» жирной вертикальной чертой) Советский Союз и США заключают долговременное соглашение по освоению космического пространства - и с этого самого момента расхождения с известной мне хронологией освоения космоса становятся настолько значительными, что говорить о каких-то соответствиях смысла уже не имеет. В стенгазете не было ни слова о том, как лидеры двух сверхдержав сумели договориться и затеять вместе такое грандиозное и полезное дело. Отмечался только огромный личный вклад нынешнего руководителя СССР дорогого нашего Леонида Ильича, удостоенного, между прочим, за заслуги в деле освоения космоса Золотой Звезды Героя Соцтруда. Зато сама хронология программы была изложена достаточно подробно – ровно настолько, чтобы я прилип к стенгазете, забыв обо всём.
Итак, в июле 1969-го на Луну, как и положено, опустился Аполлон-11, и Нейл Армстронг произнёс свои бессмертные слова насчёт маленького шага и гигантского прыжка. Правда, некоторые отличия от «нашего варианта (ох, чувствую я ещё не раз и не два произнесу это навязшее на зубах словосочетание!) наметились уже здесь. Так, «Орёл» прилунился не в юго-западном районе Моря Спокойствия , а гораздо западнее, в Центральном Заливе, практически в центре лунного диска. Я не слишком хорошо помню историю американской лунной программы, и не могу сказать с уверенностью, фигурировал ли этот район в списке запасных вариантов. Но, как говорится, это ж-ж-ж неспроста…
Дальше – больше: в составе двух последующих лунных миссий уже было зарезервировано по одному месту для наших космонавтов. «Аполлон-12» успешно слетал в ноябре того же 1969 года, и лётчик-космонавт Феоктистов стал первым советским человеком, ступившим на его пыльную, испещрённую метеоритными кратерами поверхность. Тут я ухмыльнулся: вот и разрешение давнего спора о том, была программа «Аполлон» реальностью, или всего лишь голливудской постановкой? Уж наших-то американцы не втравили бы в подобную авантюру ни за какие политические коврижки - а значит, были люди на Луне, были! Не то, чтобы я и раньше в этом сомневался, но ведь к 2023-му, когда я (пусть и не по своей воле) оставил своё время и заделался попаданцем в прошлое, повторить это деяние так никому не удалось - а значит, грыз где-то в глубине червячок…
Ну, бог с ними, с фейками и Голливудом, городских сумасшедших, фанатов «Космопоиска» и прочих сторонников теории Плоской Земли хватает при любых режимах и правительствах. С очередной лунной миссией, в которой так же принимал участие наш космонавт, дело обернулось скверно. На «Аполлоне-13» случился пожар, экипаж трое суток подряд боролся за живучесть, центр управления в Хьюстоне помогал им, как мог, сначала пытаясь наладить работу отказавших систем дистанционно, потом советами – всё в точности, как в известном фильме с Томом Хэнксом в главной роли. Только вот, в отличие от известной мне, здесь эта история не получила традиционного голливудского хеппи-энда. После того, как терпящая бедствие связка из посадочного модуля и командного отсека ушла в тень Луны, связь была потеряна и более не возобновилась. Попытки обнаружить их средствами радиолокации не принесли, да и не могли принести результата, и по прошествии нескольких наполненных ожиданием, отчаянием и пустыми надеждами суток пришлось признать: двое американцев, командир корабля Ловелл, пилот командного модуля Суагейт и наш Валерий Севостянов, выполнявший в этом полёте функции бортинженера и пилота лунного модуля (предполагалось, что он вместе с Ловеллом спустится на поверхность Луны) стали первыми представителями человечества Земли, кто нашёл последнее пристанище за пределами родной планеты.
Была ещё одна деталь, по-настоящему трагическая: один из фрагментов последней радиопередачи, сильно искажённый помехами, позволил предположить, что отчаявшийся экипаж мог опуститься-таки на поверхность Луны, набившись втроём в рассчитанный на двоих посадочный модуль, чтобы хоть так обрести надежду на то, что когда-нибудь, пусть спустя столетия их всё же найдут - и тогда они смогут вернуться домой…
Эта история легла в основу художественного фильма под названием – да, конечно, «Аполлон-13»! - снятого совместно студией «Уорнер Бразерз» и «Мосфильмом». Недавно картина прошла по кинотеатрам всего мира, и я дал себе слово обязательно посмотреть её - хоть видеомагнитофонов тут, наверное, днём с огнём не сыщешь.
Что ж, катастрофа – катастрофой, а жизнь на этом не остановилась, а лунная программа, если и тормознулась, то совсем ненамного. Уже через год после трагедии на Луну опустилась наша «Селена-3», которой командовал Константин Феоктистов, а вывела корабль на орбиту новая сверхтяжёлая ракета-носитель - в её контурах я без труда узнал так и не полетевшую в нашей реальности Н-1.
Следующий визит на Луну стал уже совместным: на поверхность спутника Земли с интервалом в половину суток опустились наша «Селена-4» и американский «Аполлон-17» - на нём, кроме «лунного кара», прибыл на Луну первый французский астронавт (Франция присоединилась к советско-американской лунной программе в начале 1970-го года, после чего в мировых СМИ стали говорить о «Космической Программе Трёх Держав», или просто «Программе Трёх»). Корабли пробыли на Луне около трёх суток, экипажи обменялись визитами вежливости при помощи всё той же электрической тележки, провели запланированные исследования, установили титановый флагшток с флажками трёх государств. И точно в намеченное время стартовали - причём один из американцев, как это и было запланировано, улетел назад на «Селене», а его место в лунном модуле «Аполлона» занял наш Сергей Анохин.
Дальше был запуск сначала нашей, а потом и американской орбитальных станций. На Луну были посланы ещё две совместные миссии, в ходе которых экипажи провели на поверхности спутника уже целых восемь дней. Во время последней из них, носившей название «Союз-Аполлон - 3» недалеко от места прилунения была обнаружена крупная карстовая пещера, и двое космонавтов обследовали её – насколько позволяла обстановка и быстро истощающиеся запасы кислорода. Учёные обеих стран, изучавшие результаты этой первой лунной спелеологической экспедиции поначалу сулили сенсационные открытия, но потом дело почему-то застопорилось. Видимо, дело решили отложить до следующей экспедиции – неспроста ведь первую долговременную обитаемую станцию на поверхности спутника Земли решили заложить недалеко от обнаруженных подлунных пустот?
Параллельно полным ходом шла разработка проекта пилотируемого полёта к Марсу – базой для него должна была стать одна из новых орбитальных станций. В прошлом, семьдесят четвёртом году состоялся первый, он же пока единственный, запуск французского пилотируемого корабля, закончившегося гибелью астронавта - а три дня назад, случилось то, что все, от авторов дворцовской стенгазеты, до дикторов центральных телеканалов, хором называют началом нового грандиозного этапа освоения космоса.
И знаете, что, понял вдруг я, - так оно, похоже, и есть на самом деле! Понять бы ещё, что же случилось в середине шестидесятых, что кардинально, на сто восемьдесят градусов развернуло и нашу и американскую космические программы? В стенгазете об этом не было ни слова, но у меня сложилось стойкое впечатление: где-то в середине шестидесятых обе стороны увидели перед собой некие цели – грандиозные, манящие, стоящие любых усилий – и осознали, что достичь их поодиночке не получится. Вот и сумели договориться, объединить усилия, результаты чего я имел удовольствие наблюдать на экране цветного «Рубина».
Что касается сегодняшнего занятия во Дворце, то у меня на него были определённые планы. Следовало срочно восстановить в памяти то, что могло сохраниться там насчёт однокашников-кружковцев. Одноклассников, причём по обеим школам, я помнил достаточно хорошо, а вот тут мой склероз меня подвёл – как ни старался, я не смог вспомнить ни одного имени, ни одного лица. Не то, чтобы это меня так уж угнетало – но расставаться с Дворцом в ближайшее время я не собирался, а значит, дыру эту срочно надо было затыкать. Я надеялся, что при личной встрече в памяти всплывут имена, кое-какие особенности характеров – а пока предстоит как-нибудь выкручиваться. Скажем – изобразить нездоровье, чтобы свести общение к минимуму.
Занятия Кружка Юных Космонавтов проходили обычно в двух местах – либо в планетарии, либо на балконе, нависающем над холлом и гардеробом главного входа. И каждый, кто проходил по длинной галерее второго этажа, тянущейся вдоль всего здания, мог видеть мальчишек и девчонок, занимающимися на разнообразных тренажёрах – вертикально установленных колёсах внутри которых полагалось крутиться, вращающихся креслах, качелях с двумя степенями свободы и тесных, похожих на решётчатые бочки, центрифугах, куда можно забраться, только поджав под себя ноги.
Сегодня как раз предстояли занятия на тренажёрах, и стоило мне заикнуться о неважном самочувствии, как руководитель, Семён Евгеньевич, предложил мне посидеть на скамейке – по нашим строгим правилам к этой части занятий не допускали тех, кто имел проблемы со здоровьем. Я некоторое время понаблюдал за кружковцами, облепившими тренажёры, помог кому-то облачиться в противоперегрузочный костюм, что составляло одну из главных радостей подобных занятий, и осознал, что сеанса восстановления памяти не получается - голова слишком забита тем, что я почерпнул с давешнего стенда о славных покорителях Космоса. Многое, конечно, прояснилось, но в складывающейся мозаике по-прежнему не хватало нескольких весьма существенных фрагментов - и я поймал себя на том, что не в состоянии думать о чём-то другом.
А раз так, то стоит ли изводиться? Я подошёл к руководителю и шёпотом попросил разрешения уйти с занятий. Разрешение было получено, но я, вместо того, чтобы бежать в гардероб, спустился на первый этаж и направился в левое крыло здания, где располагалась библиотека Дворца. Удостоверение кружка Юных Космонавтов вполне заменило читательский билет, и уже через пять минут я убедился, что из газетных подшивок, ради которых я сюда пришёл, имеются только толстые простёганные бечёвкой папки с «Комсомолкой» и «Пионерской правдой». Не вполне то, что требуется - впрочем, не всё ещё потеряно. На часах половина седьмого вечера, а районная библиотека, расположенная в квартале от нашего дома, на улице Строителей, работает, если мне память не изменяет, до девяти. Если поторопиться, то останется ещё часа полтора, на то, что хотя бы наскоро просмотреть то, что мне нужно.

В библиотеке - в следующем тысячелетии она будет носить имя Данте Алигьери и приобретёт известность после громкого скандала. Тогда помещение библиотеки, существовавшей, между прочим, с тех самых пор, как этот микрорайон появился на карте Москвы, попытался оттяпать для себя расположенный в том же здании Следственный Комитет, – я сразу направился в читальный зал. И там вполне ожидаемо столкнулся с суровой реальностью в виде пожилой смотрительницы, потребовавшей у меня предъявить читательский билет. Трюк с дворцовскими корочками здесь не прокатил бы - библиотека не относилась к числу детских, и для записи в неё требовался паспорт или иное, взрослое удостоверение личности вроде студбилета. Пришлось давить на жалость, выклянчивая у тётеньки в читальном зале позволения поработать с подшивками «Красной Звезды», что якобы требовалось для доклада на политинформации, который я должен был подготовить к завтрашнему дню – да вот, отложил на потом, позабыл, а теперь уж поздно искать материалы где-то ещё. Библиотекарша, растроганная моим неподдельным энтузиазмом, сдалась, и в итоге я просидел в читальном зале до половины десятого вечера, покинув его последним из посетителей.
Почему именно «Красная звезда», спросите вы? Ещё в том, прошлом детстве было у меня своего рода хобби – я вырезал и наклеивал в большой альбом для рисования газетные и журнальные фотографии, заметки, статьи, связанные с авиацией. Одним из главных их «источников» служили для меня уличные газетные стенды, на которых, кроме обязательных «Известий» и «Правды», вывешивали ещё и «Красную Звезду». Помнится, я подолгу простаивал возле них, воровато оглядываясь по сторонам, выбирал момент, когда рядом не было прохожих и торопливо, зубчатым краем трёхкопеечной монеты вырезал из газетного листа нужный мне кусочек бумаги с текстом или скверной чёрно-белой фотографией.
С тех самых пор с памяти у меня прочно отложились многочисленные заметки об учениях военно-воздушных сил НАТО, о поставках боевых самолётов, которыми проклятые империалисты снабжали своих союзников – и, разумеется, фотографии «МиГов», «Сушек» и «Ту» наших, советских соколов. Именно эти материалы, а так же редакционные статьи, предназначенные «целевой аудитории» газеты, военнослужащим, которых в 1975-м году не меньше двух с половиной миллионов, меня сейчас и интересовали. В первую очередь, общий тон статей и очерков, выдержанных в неизменном стиле «если завтра война, если завтра в поход» - и это несмотря на свирепствовавшие в те годы разрядку и разоружение.
Так вот – ничего подобного я здесь не нашёл. Да, статьи о боевой подготовке, да, материалы о вооружённых силах других стран и необычайно много исторических экскурсов – но накал даже близко не напоминал тот, прежний! Так, я довольно скоро выяснил, что Вьетнамская война закончилась аж три года назад, и финал её обошёлся без той кровавой бойни, которая случилась в нашей реальности. Оказывается, здесь этот конфликт был урегулирован чуть ли не дипломатическим путём – во всяком случае, упоминаний о грандиозных бомбардировках вроде печально известных операций «Лайнбэкер» я нигде не нашёл, как и кадров эвакуации американцев с крыши посольства в Сайгоне на вертолётах.
Да что там Вьетнам - здесь, считайте, что нет блокового противостояния в старушке-Европе! То есть, НАТО и Варшавский договор никуда не делись, но существуют они в каком-то урезанном варианте. До деталей я не докопался, но понял, что Франция в военную организацию НАТО так и не вернулась, что ядерное оружие американцы из Европы вывели, оставив некоторое количество тактических боеголовок в туманном Альбионе. Что касается другой стороны, то Советская Группа Войск в Германии сокращена до совершенно неприличных размеров и выполняет сугубо декоративные функции, не помышляя ни о каком броске к Ла-Маншу.
Что ж, вот и ещё один кусочек мозаики - хотя, конечно, белых пятен в складывающейся картине этого мира пока хватает. Если здесь не случилось разорительной гонки вооружений, танковых, авиационных и морских армад, которые в нашей реальности наперегонки клепали потенциальные участники Третьей и Последней, если здесь не вбухивались такие чудовищные средства в ракетно-ядерное соревнование – что ж, вполне можно представить себе, что у них хватило денег на серьёзные космические программы. Заодно, получает объяснение тесное сотрудничество великих держав – раз уж здесь сумели избавиться от дурной привычки смотреть друг на друга через прицельные устройства пусковых ракетных комплексов. И всерьёз взялись за воплощение того, что описывал Казанцев в «Лунной дороге», и Артур Кларк в своих романах, где американцы и наши вместе осваивают космос – по-настоящему вместе, а не устраивая политические показушные шоу вроде «Союза-Аполлона».
Или же, я выдаю желаемое за действительное, основываясь на явно недостаточной информации? Что ж, во всяком случае, теперь ясно, в каком направлении надо искать – а времени у меня, похоже, навалом.
Размышления прервал весёлый заливистый лай. Джерри рыжим пушистым клубком подкатился к моим ногам и принялся радостно скакать вокруг, а потом появилась и Лена. Мне было высказано недовольство – оказывается, она уже полчаса, как ждёт в сквере с собакой, а мы с Бритькой всё не появляемся, куда это годится? Впрочем, получив заверения, что я не забыл, наоборот, тороплюсь из дворца, чтобы застать их на прогулке – девочка сменила гнев на милость и даже пригласила меня назавтра в гости, по случаю своего дня рождения. «Приходите с собакой, - сказала она, – мама не станет возражать, а мы с Джерри будем рады!..»
На том мы и расстались. Завтра – новый день, уже шестой по счёту в этом почти родном и, одновременно, незнакомом для меня мире…

Отредактировано Ромей (16-04-2023 17:33:25)

IV

Дело было на следующий день, в среду, на второй, десятиминутной перемене. Я торопился на четвёртый этаж, в кабинет химии, немного поотстав от стайки одноклассников, поскольку на ходу приходилось листать учебник. Вчера времени, ясное дело, не нашлось, да и предмет не из любимых – но складывающийся образ отличника с хулиганских окраин поддерживать всё же надо, потому я и просматривал заданный на дом параграф. Что тут у нас? Так… серная кислота… свойства… применение… Ерунда, с этим как-нибудь справлюсь, а чтобы поддержать имидж – можно рассказать о применении серной кислоты скажем, во взрывателях якорных морских мин. Или бомб, которыми эсеры и анархисты взрывали царей и министров. Как там у поэта-эмигранта Георгия Иванова?
«Бога нет, царя не надо,
Губернатора убьём!»
…Или это не он вовсе, а народное творчество, о котором нам не расскажет на уроках литературы милейшая Татьяна Николаевна?..
- Монахов? Лёша? Можно тебя на минутку?
Я обернулся. Ну вот, накаркал: русичка, на пол-пролёта ниже по лестнице, машет рукой, подзывая к себе. И ведь не сделаешь вид, что не слышал – раньше надо было думать, не оборачиваться…
- У вас сейчас что, химия?
-Да, в двадцать пятом кабинете, я как раз туда…
Она посмотрела на крошечные блестящие часики, свисающие с шеи на цепочке, на манер кулона и раздосадовано покачала головой.
- Всего пять минут, толком ничего не успеть… Вот что: на большой перемене, как позавтракаешь, зайди ко мне в семнадцатый, хорошо? Я тебя надолго не задержу.
Семнадцатый – это русский язык и литература, её кабинет, и сегодня у восьмого «В» там уроков не намечается.
- Зайду, конечно, мне нетрудно. Да я и раньше могу, всё равно на завтрак не пойду. А в чём дело, Татьяна Николаевна?
…На завтрак я действительно идти не собирался, а вот приглашение меня слегка встревожило. Неужто, уже настучали насчёт вчерашнего, и наша классная, всегда принимающая близко к сердцу беды своих подопечных, решила подготовить меня к надвигающейся грозе?
- Нет, не волнуйся, всё в порядке, это насчёт твоего сочинения. Со всеми остальными будем разбирать завтра, на уроке, но ты, меня, признаться удивил – вот и решила поговорить загодя. Так зайдёшь?
…Уф-ф-ф, прямо камень с души. Хотя – смотрит внимательно, с понимающим таким прищуром, словно уже прочла все мои мысли…
- Зайду, я же обещал! А сейчас – простите, Татьяна Николаевна, мне ещё параграф дочитать…
- Ну, иди. - она махнула рукой. – А позавтракать всё же сходи, я тебя обязательно дождусь.

Что надо отвечать, когда русичка станет допытываться насчёт сочинения, я прикинул заранее. Тут неожиданностей не предвиделось – нескольких общих фраз насчёт недавно прочитанного О'Генри и горячо любимых Ильфа и Петрова вполне хватило. За сочинение я получил 5/4, первая оценка за содержание, вторая за грамотность – кто бы сомневался, опять накосячил с запятыми! Сколько ни материли меня корректоры, а я от этого, наверное, никогда не избавлюсь... Ну и обязательное: «что за манера писать как курица лапой, Монахов! Надо бы тебе хорошенько поработать над почерком, не ленись, я прослежу…» Ага, поработаешь тут, когда пальцы если не мышечной, то уж точно какой-нибудь нервно-рефлекторной памятью тянутся к клавиатуре, а необходимость писать от руки воспринимается как изощрённая форма пытки! Так что писать придётся учиться чуть ли не заново, тут уж ничего не поделаешь.
А вот напоследок она меня огорошила. «Ваша Катя… в смысле, Екатерина Андреевна, она ведёт у вас историю, говорила вчера, что ты какие-то стихи читал на уроке. Не почтёшь, очень любопытно?..»
Ну конечно, запоздало сообразил я, практикантка наверняка сразу после уроков побежала к нашей классной и всё ей рассказала. И правильно, к кому же её ещё обращаться, не к завучихе же? Тем более, что про сцену с «бабочкой» она не в курсе, а рассказала только об истории с выброшенном портфеле да несколько странном поведении одного из учеников. Вот Татьяна наша Николаевна и заинтересовалась – я, как новенький, да ещё и появившийся под самый конец учебного года, пока оставался для неё тёмной лошадкой», успев проявить себя разве что, давешним сочинением. Но и упоминание о стихах не оставило её равнодушными – я отлично помню, что русичка обожает поэзию Серебряного века и в будущих девятом и десятом классах постарается передать эту любовь ученикам. Она и Бродского с Галичем нам читала – не называя, разумеется, фамилий, и не на уроках – в купе поезда, когда мы всем классом ездили в Ленинград, или у костра, во время поездки по есенинским местам, совмещённой с двухдневным турпоходом… Так что, тут следовало быть предельно осторожным, и неважно, что стихотворение ещё не написано -чуткое ухо подлинной ценительницы вполне может уловить знакомые нотки, пойдут расспросы… а оно мне надо? Так что на просьбу прочитать кусочек я ответил, что и рад бы, но вот прямо сейчас мне до зарезу надо полистать геометрию к следующему уроку, так что, может, лучше в другой раз? «Опять домашнее задание не сделал? – понимающе усмехнулась она. – Ну, иди, листай, но имей в виду – мы к этому разговору ещё вернёмся…»
Ага, вернёмся – особенно, когда до классной дойдут-таки слухи о том, как любящий литературу новенький размахивал в классе ножом, словно заправский уголовник. Вот тогда и посмотрим, о чём она станет со мной говорить… да и станет ли вообще. Может, просто постарается сделать так, чтобы меня прокатили на переводных экзаменах, лишив шанса остаться в этой школе? Вообще-то, на Татьяну Николаевну это не похоже, а вот завуч, тётка вредная, въедливая, и вполне может создать проблемы… если получит для этого достаточно веский повод, разумеется. До сих пор я с ней нос к носу не сталкивался, уроков она у нас не ведёт – вот и хорошо, надо бы и впредь держаться от неё подальше. Менять школу, да ещё и по такому идиотскому поводу, мне не хотелось категорически, тем более, что Кулябьева в девятом классе не будет, а остальные мои недруги проблемы теперь не составят…
Что до стихов – тут имелся ещё один повод быть предельно осторожным, и повод неожиданный. Заходя в кабинет, где ожидала меня Татьяна Николаевна, я мельком бросил взгляд на стенд с портретами современных советских поэтов – и чуть на месте не хлопнулся, обнаружив рядом с Робертом Рождественским и Вознесенским Иосифа Бродского! Что же, выходит, здесь автор «Мексиканского танго» никаким гонениям не подвергался и в эмиграцию не отбыл? Объяснение этому может быть только одно – внутриполитические расклады в СССР изменились настолько, что портрет поэта, объявленного в моём варианте истории чуть ли не врагом народа, тут вешают на школьный стенд и даже изучают его творчество? Привет товарищу Суслову – уж не знаю, жив ли он сейчас, но к идеологии в масштабах страны его почему-то не допустили, и результат не замедлил сказаться. А ведь тут, пожалуй, и Галича не запрещают, подумал я, сбегая по лестнице на второй этаж, и Высоцкого слушают не только на полуподпольных концертах, капустниках да квартирниках-междусобойчиках. Что же до прочитанных вчера стихов – то их здесь они могут не появиться вовсе. Сами подумайте: раз Бродский не уехал в эмиграцию, то не случилось и его путешествия по Мексике - а значит, нечем было вдохновляться на создание цикла «Мексиканский дивертисмент». Или, было чем? При таких тектонических сдвигах в идеологии запросто можно представить, что советские литераторы могут ездить туристами не только в Болгарию и Польшу, но и в ту же Мексику или, скажем, Бразилию, где в лесах много-много диких обезьян, а от Педров и вовсе проходу нет…
Ладно, это потом, как-нибудь, когда будет время хорошенько всё обдумать. Вот, к примеру, с Ленкой как-нибудь завести разговор на тему современной поэзии – помнится, она в этом хорошо разбиралась…в «той, другой» жизни. А меня сегодня ожидает визит во Дворец – вторник, день занятий в Кружке Юных Космонавтов. И есть подозрение, что и тут не обойдётся без сюрпризов. А пока - бегом в кабинет математики, мурлыча под нос накрепко прилипшую мелодию Мирзаяна на известно чьи стихи, которые здесь, возможно, и сложены-то не будут...
«…В ночном саду под гроздью зреющего манго
Максимильян танцует то, что станет танго…»
А ведь сегодня день рожденья Лены, и там наверняка не обойдётся без одноклассников и одноклассниц. Сообразив это, я почесал в затылке - и полез на антресоли, где, как подсказывала память, отец хранил свою старую, оставшуюся ещё с их с мамой студенческих лет, гитару. Бритька, конечно, внесёт некоторое оживление в предстоящий светский раут, (кстати, надо бы её хорошенько вычесать перед визитом, а то ведь туалеты всех девчонок будут в золотистой шерсти) - но и некоторая нотка романтики не помешает. Заодно, попробуем слегка подкорректировать складывающийся имидж гопника с окраины, неведомо как попавшего в общество воспитанных мальчиков и девочек из хороших семей.

Поляна, которую Ленкина маман накрыла по случаю дня рождения любимой дочки сразу удивила меня бутылками с американской газировкой советского производства. Сам-то я впервые попробовал «Пепси» в Анапе, в санатории, куда мы отправились на один из летних месяцев с бабушкой и двоюродной сестрой - один из первых заводов по её разливу построили, кажется, в Новороссийске, в семьдесят четвёртом. Но более-менее доступен буржуинский напиток стал лишь в 78-79 годах, когда её стали разливать в Евпатории, Прибалтике и Питере, а в Москве, как грибы после дождя, стали плодиться яркие красно-сине-белые киоски из пластика с логотипом «Пепси».
Однако, сейчас календаре семьдесят пятый год – но, вот она, коричневая «Пепси», десяток знакомых бутылочек ёмкостью 0,33 литра, выставленных на стол, словно ни в чём не бывало! Но окончательно я впал в ступор, увидав разлитые в точно такие же бутылки (помнится, у когда в них стали продавать водку, они получили прозвище «чебурашки») бледно-оранжевую апельсиновую «Миринду» и прозрачную, в хрустальных пузырьках, лимонную «Севен-Ап» - и все с теми же надписями «Изготовлено в СССР из концентрата и по технологии компании «Пепсико» - что уж вовсе непонятно, поскольку эти напитки появились у нас гораздо позже, на подходе к недобрым девяностым…
Осторожные расспросы позволили выяснить, что продукт сей, хоть и числится по разряду дефицитного, но такого ажиотажа, как в моей юности, ни у кого не вызывает. Собственно «Пепси» продаётся в московских магазинах уже года два, а вот её фруктовые «одноклассницы» появились совсем недавно, и их приходится искать – впрочем, не слишком долго и без особых усилий. Если прийти пораньше, объяснила мама Лены, то почти всегда можно застать хотя бы в нашей «Диете».
Это была новость, требующая осмысления – а сколько ещё подобных с виду незначительных, а на самом деле весьма и весьма существенных расхождений со своим временем мне предстоит обнаружить, когда я, наконец, перестану метаться из стороны в сторону, и вдумчиво займусь изучением мира, где мне предстоит жить?
Но это всё потом, а пока – я оказался на образцовом дне рождения образцовой советской школьницы. «Наполеон» домашней выпечки с пятнадцатью (Ленка-то, оказывается, почти на полгода старше меня!) свечками, нарезка колбасы, апельсины, салатик – не традиционный «оливье», а что-то типа «мимозы», с тёртым сыром и рыбой. Меня усадили рядом с именинницей - и это наверняка вызвало бы массу недоумённых шепотков в девичьей части застолья, если бы не почётный эскорт с Бритькой по мою левую руку и Джерри по Ленкину правую. Обе собаки накрепко приковали к себе внимание гостей, не оставив им времени для досужих измышлений…

Но – всё когда-нибудь заканчивается, подошло к концу и застолье. Доеден «Наполеон», опорожнены все до одной бутылочки с разноцветной заморской газировкой, собаки притомились от непрерывного внимания и устроились поспать, свернувшись двумя калачиками, рыжим и палевым, на Джерриной подстилке. А гости перебрались в Ленкину комнату, где мне вручили гитару. Как выяснилось, принёс я её зря, у именинницы был свой инструмент, и даже не один: старая обшарпанная отечественная гитара, на которой Ленка, как тут же поведала всем присутствующим, училась играть, и новенькая, блестящая свежим пахучим лаком, чешская «Кремона», да ещё и с немецкими нейлоновыми струнами – большое сокровище для людей понимающих, подарок Ленкиных родителей на пятнадцатилетие. Я, было запротестовал: пусть именинница в таком случае и играет, тем более, что получится у неё это наверняка лучше, чем у меня - но попытка протеста была немедленно пресечена. «Раз уж принёс гитару, - заявила Лена – вот и играй, тем более, что меня здесь все слышали, а твои таланты пока общественности не знакомы. А я подыграю, можешь не сомневаться!» Что ж, с именинницей не поспоришь – я сдался, и мы принялись подкручивать колки, состраивая инструменты перед импровизированным концертом.

Собираясь в гости, я не задумывался, что, собственно, собираюсь исполнять. И вот теперь, когда вопрос встал ребром, я стал искать подсказки, и прежде всего, на книжных полках – а где ещё лучше проявляются вкусы и пристрастия обитателя комнаты?
Подсказку я нашёл почти сразу, и не одну – правда, первая оказалась не на книжных полках, а в углу, за письменным столом. Длинная сумка из плотной клетчатой ткани в форме груши с очень сильно вытянутым верхним кончиком и молнией по всей длине – я в первого же взгляда узнал сугубо специфический аксессуар, используемый спортсменами-фехтовальщиками. Осторожный взгляд выявил так же маску – довольно-таки покоцанную, что ясно свидетельствовало о частом использовании. Тут же имелась сразу три спортивные рапиры, одна из которых была снабжена характерной рукоятью-«пистолетом», отлитым целиком из алюминия и с штыревым разъёмом на внутренней стороне щитка; две другие оказались типичным оружием новичка – с обычной, слегка изогнутой обрезиненной рукояткой, с гайкой-навершием в виде пластикового усечённого конуса. Верхняя четверть клинка «продвинутой» рапиры была замотана пластырем – ага, значит хозяйка участвует в достаточно серьёзных соревнованиях, где используется электрофиксация укола? А ведь это первый юношеский, никак не меньше…
- Давно занимаешься? - спросил я шёпотом, увидав, что Ленка перехватила мой взгляд.
- Ага, в Лужниках. – кивнула девочка. – Зимой сдала на второй взрослый!
…Второй взрослый? А что, очень даже неплохо…
Я совсем, было, собрался развить тему, как вдруг в глаза мне бросилась вторая подсказка – томик «Трёх мушкетёров» полке, над самым письменным столом. Причём, не «макулатурная», с силуэтами гасконца и его друзей, вроде той, что стояла (и сейчас стоит?) у нас дома – нет, гораздо более раннее издание, из «Библиотеки приключений и фантастики». Ого, а рядом-то «Двадцать лет спустя», и тоже не «макулатурная», а чуть ли не пятидесятых голов! Когда-то я сам прочёл продолжение похождений знаменитой четвёрки в этом самом томике со связкой шпаг на бледно-жёлтом коленкоровом переплёте…
- Нравится? – кивнул я на книги.
Кажется, она покраснела – в самом деле, как-то несолидно взрослой уже барышне увлекаться явно «мальчуковым» чтивом, – но всё же кивнула.
- Здорово! – ответил я. – У меня они тоже на полке любимых книг. Кстати, и песенка есть подходящая. Подыграешь?
Честно говоря, первой было спеть «Пора-пора-порадуемся…», ставшую бессмертной в исполнении Боярского, но что-то меня остановило. Сам сериал должен выйти на экраны лишь через пару-тройку лет, но песни из него звучали в более раннем музыкальном спектакле Дунаевского – я сам когда-то видел его в Московском ТЮЗе. Есть там именно эта песня или нет, я не помнил, но экспериментировать не стал – очень уж хотелось удивить именинницу чем-то, чего она ещё не слышала, но обязательно романтическим.
..Что ж, вы просите песен? Их есть у меня!
…Париж, Париж! Чужие лица,
Письмо, желанье отличиться,
И обаяние столицы,
И жажда славы без конца,
И сон, едва смежишь ресницы:
Желанье - черт возьми! - добиться
Иль триумфальной колесницы,
Или тернового венца…
Спасибо моим старым знакомым, бывшим ролевикам и реконструкторам, увлечённым темой семнадцатого века. Это была часть большого музыкального спектакля «Роман плаща и шпаги» - собственно, не песня даже, а скорее стихи, исполняемые под гитарную музыку. Так я и поступил, и наградой мне была тишина, после первых же строк повисшая в комнате.
…Трактиры, заговоры, шпаги,
Насмешка, первая дуэль,
Друзья, сообщники, бумаги,
Случайный взгляд, любовный хмель,
И ночи на чужом балконе,
И привкус мяты на губах,
Дороги, загнанные кони,
И хохот в винный погребах…
Именинница, прежде чем начать импровизированный концерт, зажгла несколько свечей, вставленных в горлышки бутылок из-под шампанского (одна из них уже почти скрылась под натёками разноцветного воска), и потушила верхний свет. Так что обстановка вполне соответствовала.
…И долгожданная минута -
Благодарение небес! -
Но чей-то личный интерес,
И чья-то ненависть к кому-то
Ведут к расшатыванью трона...
Итак - спасение короны,
Азарт ухода от погони,
Сквозная рана, топот, стоны…
Ленка начала подыгрывать, сначала тихо, потом, уловив ритм стихов, принялась импровизировать смелее, и я отметил, что мне с моими пятью аккордами и двумя баррэ до её уровня владения инструментом как до Луны… на четвереньках.
…Прощанье, холод медальона,
Слова любви, прыжок с балкона...
Последний шанс, последний порох,
Укрытье, клятва, тайный грот,
Засада, перестрелка, промах,
Провал.
Улыбка.
Эшафот…
Я умолк. Ленка, поняв, что стихи закончились, выдала утихающий проигрыш и в комнате повисла тишина – всего на несколько секунд, после чего гости дружно захлопали. Я заявил что-то вроде «Раз уж я явился с пустыми руками – ну извините, не успел, исправлюсь! - пусть это и будет моим подарком! И тут же сообразил, что говорить так не следовало, потому что со всех сторон посыпались вопросы: «Ох, а это твои стихи? А есть ещё что-нибудь? Почитай, ну Лёша, пожалуйста, очень просим!» Пришлось сначала отвечать, что нет, стихи не мои (по-моему, вышло не слишком убедительно), потом дать клятву, что да, конечно, почитаю, и спою даже, но только когда подберу мелодию – особенно, если именинница поможет. Благосклонный взгляд в ответ, после чего Ленка подкрутила колки «Кремоны» и запела душещипательную «Дождь смоет все следы». А я забился в угол возле пучка рапир, и оттуда, из относительной безопасности, принялся рассматривать слушателей.
Кроме меня, гостей было семеро. Две девочки были мне незнакомы - судя по некоторым обмолвкам, они были из спортивной секции, где занималась Лена. Ещё одна из параллельного «А» - я встречал её в школе и запомнил, благодаря ярко-рыжей шевелюре и множеству, ещё больше, чем у поганца Кулябьева, крупных веснушек. Остальные четверо были из нашего класса – две девчонки, Татьяна Воронина, невысокая смешливая толстушка с иссиня-чёрными волосами, которые она заплетала в толстенную косу, и Оля Молодых, внешне составлявшая полную её противоположность. Высокая, худая, в свои четырнадцать лишённая даже намёка на женственные округлости, с лицом того типа, который называют «лошадиным, она была первой отличницей во всех четырёх восьмых классах – и, несмотря на это, оказалась приятной собеседницей, живой и остроумной. За столом мы перекинулись с Олей несколькими фразами (она сидела справа от меня) по поводу моего сочинения по «Мёртвым душам», куски из которого русичка прочитала всему классу на сегодняшнем уроке литературе. Из этой беседы я с удивлением узнал, что Оля любит американскую литературу, кроме О'Генри, проглотила всего Фолкнера, обожает Хемингуэя и – дело, невиданное для девочки её возраста! – даже читала Мелвилла, его «Моби Дика», На эту тему я мог говорить бесконечно, но тут вмешалась именинница – сдаётся мне, что Лену не обрадовало внимание, которое я уделяю её подруге...
Кроме этого цветника на торжестве присутствовали двое парней из нашего класса. Одного я, как ни старался, так и не вспомнил – видимо, в моём прошлом он не перешёл в девятый класс, и за оставшиеся от четвёртой четверти полтора месяца ни имя его, ни внешность попросту не отложились у меня памяти. Второй же… тут дело совсем, совсем другое.
Андрей Поляков, с которым мы (опять же в том, предыдущем варианте) дружили весь девятый и десятый классы и за которым я едва не пошёл в МГРИ , поддавшись на романтику походов, альпинистских баек и песен Визбора под гитару. Ими нас потчевал Андрюхин отец, геолог, альпинист с двадцатилетним стажем, владелец неофициального, но чрезвычайно почётного в этих кругах титула «Снежный барс», дававшегося за покорение всех четырёх семитысячников Советского Союза - пика Коммунизма, пика Победы, пика Ленина и пика Корженевской. Он погиб при восхождении на какую-то из кавказских вершин, когда Андрюха учился на втором курсе. Помнится, тогда он психанул, напился, угодил после пьяной потасовки с членовредительством в милицию и получил полтора года колонии. Больше я его не видел и понятия не имел, как сложилась его дальнейшая жизнь – хотя несколько раз писал ему, и даже пытался наводить справки, когда срок отсидки истёк. Бесполезно – его мать к тому времени уехала из Москвы к родственникам куда-то в Казахстан, у прежних наших знакомых Андрей не объявлялся, а посланные в колонию письма так и остались без ответа.
Здесь я ещё не успел с ним сблизиться, а, увидав его в школе, после первого порыва подбежать и обнять, старался держать дистанцию. Может, и зря – друг он был, каких поискать, и если бы не то дурацкое происшествие, может мы бы на всю жизнь сохранили школьную дружбу, некоторым удаётся… но сейчас у меня не было ни малейшего желания идти с ним на сближение – как, впрочем, и с другими одноклассниками. Ленка и прочие представительницы прекрасной половины нашего коллектива – это ладно, тут ситуацию в изрядной степени определяют подростковые гормоны, от которых никуда не деться. Но о чём я буду говорить с парнями-ровесниками? Как ни крути, а ведь я старше их… страшно подумать во сколько раз, знаю о многих такое, о чём они и сами не догадываются… и хорошо, что не догадываются, уж больно непростые были времена, когда приобреталось это знание. Ну, сами посудите: какие точки соприкосновения могут найтись у шестидесятилетнего мужика, видевшего и испытавшего в этой жизни всё - и четырнадцатилетних сопляков, только-только перешагнувшим порог пубертатного периода? Откуда взяться у них общим интересам, которые могли бы наладить какое-никакое общение?
Правильный ответ – ниоткуда. Вот и оставалось мне сидеть в углу, чесать за ухом перебравшуюся поближе к хозяину Бритьку, да ностальгировать по безвозвратно, как выяснилось, ушедшей юности…

VI

Следующий день в школе обошёлся без сколько-нибудь заметных событий, не считая момента, когда пацаны из нашего класса на уроке труда воспользовались отлучкой трудовика и домотались до меня с просьбами показать «эти штуки с ножиком».
Что ж, если люди просят – отчего не пойти навстречу? «Бабочку» я теперь носил не в кармане, а засунув за носок – пришлось для этого выбрать в шкафу те, что поуже и повыше. А что, и удобно и практично –искать запретный предмет в штанине никому из учителей в голову не придёт – чай тут не зона, чтобы обшаривать школьника с головы до ног. Ну, карманы могут заставить вывернуть, ну, проверить, нет ли чего за поясом – не более того…
В общем, я внял уговорам. Продемонстрировал несколько базовых вращений и проворотов (всё же новому телу было далеко до отработанных мышечных рефлексов прежнего, тут нужна тренировка), а под занавес хлопнул растопыренную пятерню на деревянный верстак и проделал распальцовку в стиле андроида Бишопа из «Чужих». Всё,как положено: в ускоряющемся темпе, хотя и без «ассистента», чью ладонь я прикрыл бы своей – была, признаться, такая мысль, но это был бы уже явный перебор. Шоу завершилось эффектным броском ножа в школьную доску – с одним оборотом, в полную силу, так, что доска загудела от тяжкого удара, а Андрюшка Поляков, сунувшийся выдёргивать нож, справился лишь с третьей попытки, да и то, предварительно расшатав обеими руками.
Клоунада, скажете? Клоунада и есть, кто бы спорил, только теперь признанные плохиши школы, независимо от возраста и весовой категории, будут предупредительно улыбаться при встрече и обходить десятой дорогой дворы, по которым я возвращаюсь из школы.
В остальном же день прошёл без приключений - и даже на уроке истории я сдержался, и не стал запугивать симпатичную практикантку Екатерину Андреевну избыточными для советского школьника познаниями. На большой перемене, когда я вернулся из столовой, всё ещё находясь под впечатлением сладкого творожного сырка в тонкой бумаге (забытый с детства вкус!) ко мне подошла Таня Воронина. Смущённо улыбнувшись, она протянула общую тетрадку: «Запиши, если не трудно, ту песню, что пел вчера, на Ленкином бёзднике!» Тетрадь при ближайшем рассмотрении оказалась девичьим песенником – эдаким аналогом альбомов, времён пушкинских и тургеневских барышень – а я то и забыл, что нечто подобное должно быть у всякой уважающей себя советской школьницы!
Вот, собственно, и всё. После уроков я проводил Ленку, демонстративно, от самого школьного крыльца забрав у неё портфель (местные правила хорошего тона требовали сделать это лишь завернув за угол ближайшего дома). Договорился со спутницей о совместной вечерней прогулке с собаками и отправился домой, где меня ждал бабулин обед и ещё одно дельце, намеченное с вечера.
Этот письменный стол достался нам после смерти другой бабушки, матери отца. Она приобрела резной кабинетный гарнитур после войны в магазине ОсобТорга, торгующем «случайными вещами» - этим эвфемизмом обозначали тогда поступившее в доход государства имущество тех, кто был по разным статьям осуждён с конфискацией, а так же некоторая часть товаров повседневного спроса, вывезенных из побеждённой Германии в рамках репараций. Стол был поистине монументальным: огромный, просторный, как лётная палуба авианосца, из благородного тёмного дерева, с резными уголками, на львиных лапах, он, кроме полудюжины обычных ящиков, был снабжён ещё и особым, потайным. Этот ящик, вделанный в верхнюю часть одной из тумб, я обнаружил случайно - в девяностых, после гибели родителей в автокатастрофе, когда разбирался с их наследством. В тайнике кроме пачки писем сугубо личного содержания да жиденькой стопки долларов, нашёлся тогда ещё и маленький карманный пистолет – бог знает, где отец его раздобыл, может, он так и остался от прежних хозяев стола, и лежал в тайнике, не обнаруженном товароведами ОсобТорга? Скорее всего, так оно и было – пистолет этот, редкой системы Хелфрихта, выпускался в Германии в промежутке между мировыми войнами скромными сериями. Несмотря на это, оружие успело засветиться даже в советском кинематографе: таким вот «дамским сверчком» угрожает Армену Джиграханяну, игравшему роль подпольного перевозчика золота с приисков старуха-скупщица, роль которой сыграла актриса Эмилия Мильтон - только там следователь Знаменский, а вслед за ним и эксперт Кибрит, которой по должности полагается разбираться в подобных вещах, упорно называют пистолет бельгийским «Браунингом».
Сейчас пистолет мне был ни к чему – я надеялся обнаружить в тайнике какие-нибудь бумаги, связанные с отцовской работой. Я знал, что он изредка брал домой документы, и каждый раз предупреждал меня ни в коем случае к ним не прикасаться. Так может, и сейчас, уезжая в командировку, он оставил там что-нибудь, не предназначенное для моих глаз?
Поиски не заняли много времени – немудрено, когда знаешь, что искать и помнишь заветный сучок в облицовке, на который надо надавить чем-нибудь твёрдым, а потом, слегка утопив, провернуть примерно на четверть оборота влево. Так я и сделал – плоский ящик выдвинулся со звонким щелчком, открыв моим взорам тот самый дамский пистолетик, маленькую, серого рыхлого картона, пачку с двадцатью патронами 25АСР, они же 6,35х15 мм «Браунинг» и жиденькую пачку купюр – только на это раз не долларов, а советских сторублёвок. Всего в пачке оказалось около четырёх с половиной тысяч – ага, семейные накопления на новые «Жигули» взамен старого, разболтанного «Москвича-407» - помнится, мы их как раз весной, после переезда на новую квартиру и приобрели. Кроме перечисленных сокровищ, в секретном ящике имела место бледно-зелёная дерматиновая канцелярская папка с завязками из ботиночных шнурков, а так же ещё один предмет, который я меньше всего ожидал здесь увидеть.

…темный и безжизненный стоял звездолет, никак не реагируя на приближение собрата. Лучи прожекторов пробежали дальше, сверкнули, отразившись, как от синего зеркала, от колоссального диска - нет, не диска, а кольца, громадного тора со спиральными выступами на поверхности и огромным, примерно на половину диаметра, отверстием в центре. Тор стоял наклонно, на ребре, частично погруженный в черную почву. На мгновение наблюдателям показалось, что за диском торчат какие-то скалы, а дальше сгущается черная тьма. Там, вероятно, был обрыв или спуск куда-то на низменность…
Я положил перед собой заглавную страницу. На пожелтевшей бумаге заглавными машинописными буквами было напечатано слепым машинописным шрифтом: «Туманность Андромеды», И.А. Ефремов, 1956 г.» И в верхнем правом углу выцветший лиловый штамп «Для служебного пользования» и чья-то почти неразличимая подпись.
Вот это да! Неизвестная версия знаменитого романа Ивана Ефремова – причём с изрядными расхождениями по сравнению с каноническим текстом! Благо, сравнить нетрудно – потрёпанный томик «Туманности Андромеды» лежит тут же, и это при виде его я так удивился, когда открыл тайник. Нет, отец, конечно, уважал научную фантастику, и даже иногда её почитывал – но всё больше с моей подачи. А тут такая находка, которой впору оказаться в столе преданного поклонника творчества Ивана Антоновича….
А ещё этот штамп «Д.С.П.» - он-то к чему?
– Вы думаете предпринять исследование звездолета-тора? – спросил биолог.
– Обязательно! Как может простить себе ученый упущение такой возможности! Только это, возможно, не звездолёт, тем более, что звездолёты такой формы в смежных с нами населенных областях неизвестны. По Великому Кольцу до Земли несколько раз доходили сообщения о группе цивилизаций, овладевших способом мгновенного перемещения в пространстве при помощи особых внепространственных «ворот», которые они устанавливают как на планетах, так и в удобных для астронавигации точках пространства. Так вот, эти самые «ворота» как раз и имеют подобную необычную форму – плоского кольца с выступающими на поверхности спиралевидными рёбрами-выступами. Как только кончим перегрузку «Паруса», займемся этим объектом – ведь если мы сумеем проникнуть внутрь.
Мы просто обязаны это сделать! – с энтузиазмом воскликнула астронавигатор «Тантры», рыжеволосая Низа Крит. Тогда появится шанс изучить неизвестные ранее принципы перемещения в Пространстве – а значит Земля, и другие цивилизации Великого Кольца окажутся друг от друга не в сотнях, тысячах парсеков, на преодоление которых даже при помощи могучих анамезонных двигателей сейчас не хватит и сотни человеческих жизней, а буквально на расстоянии вытянутой руки!
Да, и тогда название, которое люди Земли дали своей эпохе – Эра Встретившихся Рук, - приобретёт новое, настоящее значение! – кивнул Эрг Ноор. Но с этим, к сожалению, придётся повременить – сейчас нельзя оторвать от работы по перегрузке ни одного человека…
Я отложил пачку листов в сторону и сел – до сих пор я просматривал из стоя, разложив на отцовском столе. «Всё страньше и страньше», как говорила девочка Алиса. Выходит, в первоначальном варианте «Туманности» Ефремов описывал способ перемещения по Галактике при помощи своего рода кольцеобразных порталов, созданные неведомой цивилизацией, причём располагаться эти порталы могли как на поверхности планет, так и в открытом космосе – видимо, для того, чтобы через них могли проходить корабли? Где-то я уже это встречал, причём неоднократно, так, что в зубах навязло…
Я пролистал «авторский вариант» до того эпизода, где земляне встречаются со страшными «электрическими медузами» - и пожалуйста, буквально во втором абзаце встретил фрагмент, отсутствующий в известной мне версии! Я даже полез в книгу, хотя ни на миг не сомневался в собственной правоте. Ну, точно: биолог Эон Тал в ответ на предположение, что пока «спиралотор» функционировал, через него на планету Железной Звезды могли проникнуть существа из иных, неведомых миров, вообще-то несвойственные здешней биосфере.
Ну, конечно: «Звёздные Врата», известный в девяностых фантастический фильм с Куртом Расселом, а потом не менее известный долгоиграющий сериал! Остаётся выяснить, с какого перепугу Ефремов решил использовать в своём бессмертном творении эту идею – не слишком-то популярную в те времена повального увлечения ракетными полётами?

Всё, больше не могу! Я с некоторым сожалением взвесил на ладони пистолетик (вряд ли эта штука когда-нибудь мне здесь пригодится – как, впрочем, не пригодилась и в той, прошлой жизни), вернул его в потайной ящик рядом с пачкой денег и обоими экземплярами «Туманности Андромеды», и решительно запер тайник. Как хотите, а загадок и впечатлений многовато для двух дней. Надо как-то отвлечься, расслабиться что ли, собаке, вон, внимание уделить, а то она совсем загрустила, лежит себе возле стула и косится снизу вверх укоризненно: «Совсем забросил меня, хозяин? Нехорошо, ну да что поделать? Такая моя жизнь собачья, потерплю, подожду…»
На этот раз несчастному зверю ждать не пришлось. Один звонок, четверть часа на сборы – и вот мы уже шагаем вдоль бульвара на улице Крупской в сторону Ленинского проспекта. В сумке, кроме учебников на завтра – кулёк с Бритькиным сухим кормом, потому как мы оба намереваемся остаться у деда с бабушкой на ночь. Собирался дед привыкать к собаке в ожидании скорой поездки на охоту? Вот пусть и привыкает, всего два дня осталось! Кстати, надо заодно взять у него записку с просьбой отпустить меня с занятий в ближайшую субботу «в связи с семейными обстоятельствами». До родной дедовой Запрудни по Дмитровскому шоссе верных полтора часа, и если мы хотим выбраться на утреннюю тягу – выезжать надо в пятницу, вечером.

На часах – больших, настенных, дореволюционной часовой фабрики «Мозер» - половина девятого вечера. Ужин съеден, собака выгуляна и дрыхнет посреди комнаты на ковре, школьная форма приведена в порядок на завтрашний день, и мы с дедом устроились на диване за шахматной доской. Я сам не большой любитель этой игры, и в последнее время ввообще ни разу к ней не прикасался – но в школьные годы, помнится, при каждом визите мы с обязательно расставляли фигуры. Играл я так себе, и по поводу проигрышей не комплексовал – две-три ежевечерние партии были, скорее, поводом для неспешных бесед на разные темы. Вот и сегодня: я совсем, было, настроился на разговор о предстоящей охоте и о нашей с Бритькой роли в этом мероприятии (дебют, как-никак, дело серьёзное!) когда в глаза мне бросился ярко-красный томик на полке книжного шкафа.
Это было издание цитат Председателя Мао - подарочный вариант «маленькой красной книжечки», снабжённый массой репродукций, фотографий, а так же фотокопий особо выдающихся высказываний «Великого кормчего», выполненных по всем канонам китайской каллиграфии. На дорогом коленкоровом переплёте вытеснен профиль автора, ниже – названия, на русском языке и китайскими иероглифами. Я нашёл выходные данные: смотри-ка, напечатано в позапрошлом году! Значит, китайские товарищи не только издают книги для идейных противников в лице «советских ревизионистов», но ещё и раздаривают их - видимо, по случаю каких-то официальных мероприятий?
Стоп, какие нафиг, ревизионисты и идейные противники? Если здесь не было Хруща, не случилось осуждения политики Сталина, который так до сих пор и лежит в Мавзолее рядом с другим вечно живым вождём рабочего класса – то, может, и отношения с Китаем выглядят не совсем так, как в нашем варианте послевоенной истории? А ведь тема-то важная, не разобравшись в ней, цельной картинки из кусочков мозаики, которые я старательно собираю все эти дни, не сложить. Роясь в газетах, я как-то упустил из виду китайскую тему – может, сейчас воспользоваться случаем и прояснить? Дед, похоже, и здесь избегает разговоров о трудных сторонах нашей новейшей истории – но насчёт вещей общеизвестных вполне может просветить любимого внука. Зачем? Очень просто: скажем, в школе объявили, что теперь политинформации будут проводить все, по очереди, в порядке подготовки к вступлению в комсомол – вот я решил озаботиться повышением своей политграмотности. А что, отмазка не хуже любой другой…

Уже минут через сорок я постарался свернуть разговор, сославшись на то, что завтра надо рано встать– перед тем, как завтракать и отправляться в школу, до которой отсюда минут двадцать скорым шагом, надо ещё с собакой погулять. Бабуля, узнав, что хвостатое чудо на полдня остаётся на её попечении, недовольно поджала губы, но возражать не стала – да и бесполезно это после того, как дед весь вечер смаковал детали предстоящей охоты. Я же сложил шахматные фигуры и устроился в большом кресле с ногами, старательно делая вид, что решил перед сном освежить познание в алгебре.
Н-да… сюрприз за сюрпризом, иначе и не скажешь! Даже и не знаю, с чего начать – решительно вся линейка развития советско-китайских отношений не имеет ничего общего с тем, что известно мне. Для начала: оказывается, здешний Китай не имеет ядерного оружия! Мао не раз обращался к руководству СССР с просьбой предоставить Китаю наработки по созданию атомной бомбы, но добился только заключения большого, на двадцать лет вперёд, соглашения по строительству в Поднебесной нескольких ядерных электростанций и центра Атомных исследований совместно с СССР, имеющего, однако, сугубо мирную направленность. То есть получается, что ошибки Хруща в этой версии истории повторять не стали – и, соответственно, никакого Даманского, как и прочих прелестей советско-китайского противостояния вроде взаимных обвинений в ревизионизме, отходе от единственно верной ленинской линии и сговоре с проклятыми империалистами не случилось.
А ещё здесь не случилось никсоновского отказа от «золотого стандарта». Нет, Никсон-то президентом был, а как же – только вот что-то пошло не так в недрах то ли Бреттон-Вудской системы, то ли ещё каких-то международных финансовых институтов, о которых я и в прежней жизни особо не задумывался.
Что ж, оно наверняка к лучшему. Ясно, что здешние геополитические расклады в корне отличаются от наших, но чтобы анализировать возможные последствия этих расхождений у меня пока недостаточно информации.
Из дальнейших разъяснений деда я понял следующее. Когда СССР, США и Франция сконцентрировались на создании с нуля грандиозных космических отраслей, эти усилия стали постепенно сказываться на производстве других видов продукции, вроде товаров повседневного спроса, бытовой и сельскохозяйственной техники и много чего ещё. И если в СССР проблема стояла не так остро – не жили хорошо, нечего и привыкать! – то Франция и, в особенности, привыкшая к изобилию Америка позволить себе такого не могли.
И вот, чтобы обеспечивать население и экономику своих стран массовым потоком недорогих товаров повседневного спроса – от пляжных тапочек и утюгов до асфальтоукладчиков и сельхозтехники - эти производства решено было развивать в Китае. По сути, было повторено то, что в нашей реальности привело к взрывному экономическому росту Поднебесной в 90-х и нулевых - специалисты ССР, США и Пятой Республики помогли построить там заводы, обучить персонал, и теперь китайские рабочие производили нужную продукцию, по большей части, из сырья, поставляемого с нашей стороны границы. Специально для обеспечения этой грандиозной программы в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке были проложены несколько стратегических железнодорожных и автомобильных магистралей, вокруг которых, как грибы после дождя, стали расти шахты, шахтёрские посёлки, заводы и новые города. Программа активно действовала с начала шестидесятых; мне запало в память, что одним из её горячих сторонников стал выдвиженец Мао Ден Сяопин. В этом году он, уже в должности заместителя премьер-министра и члена ЦК КПК совершил большое турне по СССР, Франции и США с целью начать переговоры о присоединении КНР к «Космической Программе Трёх». Вслед за ним в подобный вояж отправился и премьер-министр Японии и, как говорят, провёл несколько содержательных бесед. Во всяком случае, японский астронавт уже включён в списки одной из ближайших миссий «космического батута», а ведущие японские корпорации получили крупные заказы на электронное и иное оборудование для нужд Проекта.
Дед не зря столько говорил именно об этом китайском деятеле – оказывается, во время визита в СССР Дэн Сяопин завернул в Госплане, и дед имел с ним долгую беседу, о которой, впрочем, распространяться не стал. «Скучно тебе это, внук. – сказал он. Это наши дела, металлургические: большой комбинат на севере Китая заложили, грандиозная будет стройка, и всё на нашем рудном концентрате, а как же…»
Возражать деду я не стал. Скучно мне, конечно, не было, даже наоборот – а вот мозг уже отказывался воспринимать новую, потрясающую информацию. Так и заснул в кресле, с учебником алгебры, и проспал бы до утра, если бы бабушка не заставила меня перебраться на диван.
Посреди ночи я проснулся в холодном поту - мне приснились Мао Цзедун и Хрущёв. В развевающихся одеждах, расшитых серпами и молотами вперемешку с китайскими драконами и цитатами из Конфуция, выполненными иероглифами, они, взявшись за руки, летали вокруг Луны, на каждом витке пытаясь попасть в висящие на орбите Звёздные Врата - и всякий раз промахивались и отчаянно ругались по-русски и по-китайски.

VIII

Вот он, сбывшийся кошмар попаданца: оказаться в мире, на первый взгляд, в повседневных, бытовых деталях неотличимый от того, ты оставил – и внезапно выяснить, что на некие фундаментальные сущности это сходство не распространяется! Что послезнание твоё не стоит выеденного яйца, что многое здесь, от карьер политических деятелей до тенденций технического прогресса, пошло по иной колее. И даже книги здесь пишут – и будут писать! – другие. Нет, не принципиально иные, но всё же, отличающиеся от тех, что тебе известны. К примеру, ефремовский «Час «Быка», в моей реальности вышедший в виде отрывков в технике Молодёжи» в шестьдесят, кажется, восьмом году – надо будет отыскать этот номер в библиотеке, хотя я и без того уверен, что увижу там совсем другое произведение, мало похожее на то, чем я зачитывался в своей юности. А с чего бы ему спрашивается, быть тем же самым? Я, конечно, тот ещё литературовед - но знаю, что в «том, другом» варианте истории «Час Быка» создавался под впечатлением культурной революции в Китае. Впрочем, не буду настаивать: может я и не прав, и могучий интеллект Ивана Антоновича обошёлся бы и без столь явных ассоциаций. Возможно и то, что он сознательно представлял свой роман как антимаоистский, на что ясно указывали журнальные иллюстрации, заранее предвидя обвинения в идеологических ошибках и клевете на советскую действительность - привет Юрию Андропову, поднявшему этот вопрос на заседании Секретариата ЦК… И недаром, наверное, Ефремов так высказывался о своём творении: „Ярая книга! Пропитана яростью, которая накопилась у нас. Это удивительно! Я их понять никак не могу. Они рубят сук, на котором сидят…“
Но ведь здесь этот сук никто не рубит, верно? Ладно, бог с ним, с Китаем, в котором «культурная революция», хоть и состоялась, но обошлась без иных уродливых перегибов и, соответственно, не вызвала такой реакции в нашей стране. Сам СССР стал другим за эти двадцать восемь без малого лет - если принять за точку бифуркации обнаружение «звёздного обруча» гобийской экспедицией Ефремова, что тоже, строго говоря, далеко не факт. История вышла… светлее, что ли? Добрее к людям и их судьбам? Мне трудно подобрать подходящие определения, но факт остаётся фактом: Карибского и Берлинского кризисов здесь не случилось, Вьетнамская война, как я уже успел выяснить, хоть и состоялась, но в «лайт-версии», без того ожесточения, да и закончилась на три года раньше. Да, ядерные субмарины с межконтинентальными ракетами на борту всё ещё бороздят океаны и прячутся подо льдами, а другие ракеты ждут своего часа в бетонированных стартовых шахтах -но, похоже, угрозу ядерной войны никто больше не рассматривает всерьёз, а ядерное разоружение, полное или частичное – не более, чем вопрос времени. Чехословацких событий шестьдесят восьмого здесь тоже не случилось, обошлись полицейскими мерами. Скорее всего, примерно так же было и в Венгрии. Не было, надо полагать, и Новочеркасского расстрела, не в последнюю очередь спровоцированного идиотскими решениями лысого кукурузника – а ведь все эти невесёлые события как раз и пришлись на то время, когда Иван Антонович работал над своим романом…
Для меня же вывод более, чем очевиден: обычное для попаданца занятие вроде «спасения СССР» тут уже не прокатит. Потому что – не от чего его спасать! Я иронизирую, разумеется, но ведь то, что я успел узнать и увидеть собственными глазами более всего напоминает тот светлый, полный надежды и грандиозных ожиданий мир, из которого стартовали космонавты "Зари" – и неудивительно, что здесь этот фильм практически не отличается от того, что я видел в своём детстве. Или - прошлое той Земли, где жила Алиса Селезнёва, и летали по галактике звездолёты и был в Москве удивительный «КосмоЗоо»…
Размечтался? А как не размечтаться, если в недавнем выпуске «Очевидного-невероятного» Капица долго и пространно рассуждал, когда люди доберутся до Юпитера и Сатурна – через три года, или всё же придётся подождать ещё десяток лет? А потом мы до хрипоты спорили о том же на занятии кружка юных космонавтов? И ведь не на пустом месте спорили –руководитель кружка развесил на доске плакаты, демонстрирующие действие «орбитальной катапульты» и долго растолковывал нам, как это устройство приблизит человечество к Дальнему Космосу. Кстати, оказалось, что специалисты называют его «космическим батутом» - услыхав это, я хрюкнул, сдерживая смех, поскольку на память немедленно пришёл язвительный совет Рогозина, данный в своё время американцам: «летать на орбиту с помощью батута». Выходит, здесь этому совету последовали?
Всё это здорово, разумеется – но мне, попаданцу, что теперь прикажете делать? То-то, вот и я понятия не имею. По всему выходит – просто жить. Жить – и радоваться тому, что здесь вполне могут сбыться те надежды, которые не сбылись там.
Но может, я чего-то ещё не знаю, и на самом деле картина не столь радужная? Как говорили, в недоброй памяти девяностых: «Если ты не понимаешь, кто в схеме лох, это значит что лох – ты сам». Что ж, в любом случае – как говорят в Одессе, будем посмотреть…

- Не секрет, что за семейные обстоятельства такие, что надо пропускать целый учебный день?
Разговор состоялся на следующий день, после пятого урока, которым был русский. Я передал классной дедову записку, получил официальное разрешение не приходить в школу в субботу, так что на вопрос свободно можно было и не отвечать. Но – зачем?
- Дед собирается в Запрудню, это посёлок под Москвой. Там его родня – живут там, работают, и всё такое. Дед ездит иногда к ним в гости и вот, решил взять меня с собой.
Строго говоря, я сказал правду: в Запрудне немало дедовых родственников, и даже егерь дядя Семён, служащий в местном охотхозяйстве, приходится деду сколько-то юродным то ли племянником, то ли братом. Хотя – чего мне скрывать? В конце концов, истинную цель этой поездки при некотором полёте воображения можно воспринять, как стремление пойти по стопам иных русских писателей, немало когда-то походивших по среднерусским лесам с ружьишком и собакой.
- А ещё мы собираемся поохотиться. Собаку вот попробовать, как она по вальдшнепу будет работать... Молодая, ещё, года нет. Учить-то её учили, а на настоящую охоту до сих пор не брали – надо же когда-то и начинать? Да вон, Титова её видела, мы живём в соседних домах и каждый вечер вместе собак выгуливаем…
Ленка в ответ только захлопала глазами – с ней я своими планами поделиться забыл. Ещё две девчонки из нашего класса, слышавшие мой разговор с Татьяной Николаевной, изумлённо уставились на меня, причём Кудряшова (вот уж, действительно, в каждой бочке затычка!) изумлённо приоткрыла рот. Кажется, к моей репутации первого школьного хулигана и странного всезнайки добавился ещё один штришок, и весьма многозначительный.
- А птичек тебе не жаль? – удивлённо приподняла брови русичка. – Этих самых… вальдшнепов, да? Живые же!
…Что ж, ты сам этого хотел, Жорж Данден!..
- А чего их жалеть? - Я демонстративно пожал плечами. - Дичь же! И потом: как думаете, Пришвин или, скажем, Тургенев тоже по поводу каждого подстреленного селезня слёзы проливали? А ведь оба знали толк в ружейной охоте, и даже в книгах своих об этом писали! Или вот вы, скажем, – я кивнул слушательницам, - вы сегодня на школьном завтраке съели по сосиске?
- Ну да, как и все. - подтвердила Кудряшова.
- Как полагаешь, корова, из которой её сделали, сама свела счёты с жизнью?
Против такого аргументов ни у кого не нашлось. Ленка, вовремя уловившая, к чему я клоню, послала мне озорную улыбку – незаметно для одноклассниц, разумеется. И так о нас с ней уже болтают невесть что…
- Ну, ладно, убедил. - учительница примирительно подняла перед собой ладони. – Но, раз уж ты пропускаешь литературу в субботу… Девочки, напомните – когда у нас урок на той неделе?
- Во вторник, Татьяна Николаевна! – с готовностью отозвалась Ленка, а я немедленно насторожился. И, как выяснилось, не напрасно.
- Вот и хорошо. Тогда вот тебе, Монахов, дополнительное домашнее задание. Раз уж ты так хорошо знаком с творчеством Пришвина – напиши дома небольшое сочинение, на пару страниц, посвящённое сравнению вашей охоты с той, о которой он писал. А я прочту твоё произведение перед классом, и мы все вместе его обсудим. Ну как, справишься?
- Пуркуа па? – пожимаю я плечами, замечая краем глаза, как расцветает в улыбке Ленка. Я уже знаю, что она видела в ТЮЗе «Трёх мушкетёров», и песня «Пуркуа па?» там звучит, так что намёк понят. – Правда, Пришвин, охотился по большей части, на русском Севере, в Олонецкой и Архангельской губерниях – но почему бы не попробовать? Вальдшнепы там тоже водятся, а бельгийский «Бердан» двадцатого калибра, его первое ружьё, не так уж и отличается от тульской двустволки из магазина «Охота»...
И, выпустив эту парфянскую стрелу, вышел из класса, оставив собеседниц изумлённо переглядываться.

Т-дах! Т-дах!
Вальдшнеп, встретившийся со снопом мелкой дроби, кувыркнулся в воздухе и пёстрым комком свалился в осоку, шагах в тридцати от стрелка. Дед переломил свой «Мосберг», ловко, одним движением, извлёк обе стреляные гильзы и воткнул вместо них два новых патрона. Агат, нетерпеливо повизгивая, сделал стойку на подбитую птицу, но с места не сдвинулся – только крутил, словно вентилятором, куцым хвостиком. Бритька брала пример со «старшего товарища» - замерла, приподняв правую переднюю лапу и вытянувшись в струнку – идеально прямая линия от носа до кончика хвоста.
Т-дах! Т-дах!
Т-дах! Т-дах!
Это дядя Коля, сын дедова родного брата. Сам Георгий Петрович стоял в полусотне метров дальше по просеке, и его итальянский полуавтомат бодро отзывался на перестук двустволок.
Я присел на корточки, положив руку на загривок Бритьки – ощущалось, как дрожат под лохматой шкурой натянутые, как струна, мускулы. Весенняя охота, особенно, когда речь идёт об утках, весьма требовательна к подружейным собакам – им даже хорошая легавая не всегда может соответствовать. Требования к вальдшнепиной тяге несколько мягче, но и здесь собака тоже должна сидеть на месте, следить за небом и слушать, не хоркает ли в лесу подлетающий вальдшнеп. Сама тяга, объяснял дед, продолжается недолго, редко больше минут тридцать – но и за это время на выстрел может налететь с десяток лесных петушков. А значит, каждая минута на вес золота, и стоит чересчур энергичной или плохо обученной собаке подать голос или сорваться с места – всё, о тяге можно забыть. Зато потом, когда прозвучит последний выстрел – надо будет в сумерках собрать битую птицу и принести хозяевам.
Агат – русский спаниель, опытный охотник восьми лет от роду, пёс с самого начала с подозрением отнёсся к появлению «конкурентки», но после того, как Бритька продемонстрировала, что понимает, кто тут старший и вообще главный – сменил настороженность на милость, и начал обучать сопливое пополнение. Наблюдать за этим было столь увлекательно, что я даже отказался от предложенной мне двустволки шестнадцатого калибра – пострелять я ещё успею, а пока постараюсь, как смогу, помочь собаке в её дебюте.
- Агат, пошёл!
Дед сказал это совсем тихо, больше для себя, нежели для пса. Спаниель пронял всё и без слов - мохнатой чёрно-серой молнией сорвался с места и нырнул в кусты. Бритька тоже метнулась следом, но, сделав три прыжка, резко сломала траекторию и кинулась обшаривать заросли осоки. И когда это они успели договориться о разделении «секторов ответственности»?
Агат вынырнул из кустов – в пасти у него был зажат вальдшнеп. Из зарослей осоки раздался плеск и довольное фырканье – ага, значит два подбитых напоследок вальдшнепа упали в воду, вот Бритька и старается. И точно: из-за бурых прошлогодних стеблей появилась мокрая насквозь собака, волокущая сразу двух подбитых птичек. Подбежала ко мне, бросила ношу к ногам и уселась на попу ровно. Морда счастливая, улыбка до ушей – «ну что, хозяин, я ведь хорошая?»
Конечно, хорошая, а как же? Я добыл из кармана кусочек колбаски, который тут же был проглочен с довольным чавканьем.
- А она у вас молодчина! – сказал дядя Григорий, подходя к нам. Ружьё он нёс на плече, держа за ствол, и тёмно-зелёные болотные сапоги были раскатаны доверху, до самого паха. – Я видел сбоку – второй вальдшнеп не сразу упал, пролетел ещё метров семьдесят, и плюхнулся чуть не посредине озерка. Так она сначала к нему поплыла, отыскала, подобрала, а второго прихватила уже на обратном пути. Слышь, Петрович, отличная собака, почаще её бери!
Петрович – это дед. Похвала в адрес Бритьки, похоже, польстила ему ничуть не меньше чем мне.
- Ну что, домой? – дядя Григорий прицепил добычу к узким кожаным ремешкам с петельками, пристёгнутыми к ягдашу, и забросил ружьё за спину. – Завтра ещё на утреннюю зорьку сходим, а сейчас надо выспаться.
И, не дожидаясь дедова ответа, направился в сторону прорезающей жиденькую рощицу просеки – по ней до заимки, где мы собирались заночевать, было около получаса небыстрым шагом. Агат пристроился рядом с ним, а Бритька – вот же электровеник! – принялась нарезать вокруг нас круги. А я взял у деда ружьё и бодро зашагал рядом, выслушивая, в который уже раз, его любимую историю о том, как повздорили однажды на вальдшнепиной тяге Лев Толстой и Тургенев из-за не найденного собакой Тургенева (по версии Толстого), или не битого плохим стрелком Толстым (по версии Тургенева) вальдшнепа. Может, вместо заданной нашей классной темы о Пришвине изложить в художественном виде эту историю, разбавив её собственными охотничьими впечатлениями? А что, мысль неплоха… кстати, завтра надо пострелять и самому. А то - откуда впечатлениям-то взяться?

Вторая половина апреля в этом году выдалась тёплой, трава с листвой зеленели совершенно по-майски. Однако, ночи всё ещё были стылыми, холодными, и я вдобавок к спальнику захватил с собой на сеновал нашедшееся на заимке рыжее одеяло из верблюжьей шерсти. Собственно, никакой это был не сеновал – так, низкий, где не выпрямиться в полный рост, чердак. Внизу было куда теплее, особенно, когда дед растопил печку (обычная, сваренная из железных листов буржуйка, обложенная снаружи камнями и обломками кирпича на растворе), но я всё равно ушёл наверх. Во-первых, проявляя деликатность – охотникам хотелось отметить успех, для чего из Запрудни были прихвачены две бутыли с прозрачным первачом – а предаваться этому традиционному для «национальной охоты» занятию в моём присутствии деду было неловко. А во-вторых - мне просто хотелось побыть одному. Я закинул в узкое окошко чердака свёрнутый спальник, одеяло, сумку с термосом и бутербродами, потом заставил вскарабкаться по лестнице протестующую против такого обращения Бритьку, и устроился на охапках душистого прошлогоднего сена.
От проходящей сквозь крышу железной трубы шло тепло, в окошке видны были высыпавшие на небе бледные весенние звёзды. Чай в отцовском термосе с нержавеющей колбой оставался горячим, пригревшаяся собака уютно сопит, свернувшись калачиком у меня под боком – что ещё нужно для простого человеческого счастья? Я стащил сапоги, брезентовые штаны, штормовку (терпеть ненавижу забираться в спальник в верхней одежде!), закинул руки за голову и принялся вспоминать вчерашний день. А вернее – вторую его половину, ознаменовавшуюся для меня походом во Дворец.

По пятницам занятия кружка юных космонавтов обыкновенно проходили в учебном классе – там же, на «козырьке» над парадным холлом, только в крыле, отгороженном от остального пространства с тренажёрами, лёгкой передвижной стенкой. Ещё одну стену, капитальную, выложенную мелкими кусками мозаичных плиток, украшала большая школьная доска; две других заменяли панорамные, от пола до потолка окна. За ними раскинулась большая лужайка перед главным зданием Дворца, в центре которой высилась алюминиевая игла флагштока.
Вот и сегодня, не успели мы рассесться за столами, демократично расставленными полукругом, как случился сюрприз, да ещё какой! Семён Палыч, наш руководитель, совмещающий занятия во Дворце с основной работой в располагающемся тут же, на Ленинских горах, астрономическом институте Штернберга, объявил, что этим летом в «Артеке» проводится международная «космическая» смена. Базой для неё станет одна из дружин, «Лазурная», а участниками юные любители космоса, и всего, что с ним связано – школьники из нашей страны, Штатов, Франции и даже Японии с Китаем. И отправятся они в Крым (который здесь не является частью УССР, а имеет статус автономной республики в составе РСФСР) не просто так, а приняв участие и добившись успеха в конкурсах фантастических проектов, которые в течение ближайших полутора месяцев будут проходить во всех этих странах.
Как хотите, а это «ж-ж-ж» точно неспроста! Во-первых, мне что в той, первой, что в этой жизни уже случилось побывать в Артеке – летом, после шестого класса, и как раз в дружине «Лазурная», о чём свидетельствовал висящий над письменным столом выцветший памятный вымпел. Тогда, правда, я попал во всесоюзную пионерскую здравницу не за какие-то особые заслуги, а «по блату» - расстарался двоюродный отцовский брат дядя Валера, занимавший (и, надо полагать, занимающий и сейчас) немаленький пост в московском городском комитете комсомола. А во вторых… помните? Всё в точности как в том самом фильме:
«…я представляю к защите фанпроект полёта к звезде Альфа Кассиопеи на космическом корабле «Заря», что означает звездолёт аннигиляционный релятивистский ядерный…»
Решено, лечу! В смысле – еду. В Артек. Правда, для этого надо сначала занять одно из трёх первых мест в дворцовском конкурсе, где без меня будет участвовать ещё сотня без малого молодых и горячих энтузиастов от космонавтики – это если считать «юных астрономов», которые тоже, надо полагать, захотят попытать счастья . Но… попаданец я, в конце концов, или где? Конечно, новый, революционный способ хранения антивещества я вряд ли предложу - но если не послезнание касательно многочисленных (и в большинстве своём нереализованных) проектов, то какое-никакое, а всё же инженерное образование должно сыграть мне на руку! А не поможет это – что ж, я без зазрения совести воспользуюсь ещё одним «конкурентным преимуществом». Отец, насколько я понимаю, трудится как раз в самой, что ни на есть, актуальной космической программе, этой самой «орбитальной катапульте» - так неужели не поможет сыну хотя бы советом? А там, глядишь, и…
«…команда формируется из подростков не старше четырнадцати лет, с таким расчётом, чтобы…»
Не то, чтобы я всё это всерьёз. Не о полётах к звёздам, во всяком случае - я ещё не настолько потерял голову от этого поразительного, нереального и одновременно такого знакомого, родного мира. Или… уже настолько? В конце концов, Смоктуновский в роли ИОО говорит в начальных кадрах фильма, что описанные события произошли летом будущего года, верно? Фильм вышел на экраны в семьдесят четвёртом, то есть сейчас как раз и есть то самое лето будущего, семьдесят пятого…
Бритька завозилась, перевернулась на спину, сложив по-заячьи лапы на груди и ухитрившись при этом свернуться калачиком. Нос её угодил мне подмышку, отчего собака сразу громко засопела. Я осторожно подвинул сладко спящего зверя, вжикнул «молнией» спальника и повернулся на бок, прижавшись спиной к мохнатому боку. Сна мне оставалось часов пять, не больше – а завтрашний день обещал стать долгим и хлопотным.

Конец второй части

Отредактировано Ромей (16-04-2023 17:40:54)