Повсюду - на берегу, во время стоянок или при встрече с моряками других судов, Миссон и Караксиоли призывали неимущих восставать. Очень интересно было бы узнать, как действовали такие речи на слушателей. И еще интереснее - как же удалось Муссону и Караксиоли обуздать команду своего собственного корабля, пресечь стремление к грабежу, прекратить поголовное пьянство и непотребную брань, привить уважение друг к другу и добиться всего того, о чем с гордостью пишет Миссон. Но его записки, как уже говорилось, нельзя существенно дополнить или сопоставить с другими воспоминаниями. Все-таки в записках Миссона есть много деталей, по которым можно воссоздать общую картину, можно проследить не только путь "Виктуара", но и дух, царивший среди команды.

У берегов Западной Африки "Виктуар" напал на два голландских корабля. Один из них оказался невольничьим. Захватив его, Миссон собрал своих людей и высказал им Свое возмущение работорговлей и рабством:

- Вот пример позорных законов и обычаев, против которых мы выступаем. Можно ли найти что-нибудь более противное божьей справедливости, чем торговля живыми людьми?! Разве этих несчастных людей можно продавать словно скот, только потому, что у них иной цвет кожи, чем у нас? У разбойников, наживающихся на торговле рабами, нет ни души, ни сердца. Они заслуживают вечных мук в геенне огненной! Мы провозглашаем равенство всех людей без исключения. Поэтому, следуя нашим идеалам, я объявляю этих африканцев свободными и призываю всех, друзья мои, обучить их нашему языку, религии, обычаям и искусству мореплавания, дабы они могли зарабатывать на жизнь честным трудом и защищать свои человеческие права.

Республике были нужны люди, стремившиеся к свободе, но лишенные ее. Африканцев освободили и одели в костюмы убитых в сражении голландцев. Их приветливо расспросили - как могли, не зная языка. Участливо отнеслись к их судьбе.

Восемьдесят африканцев были высажены на ближайшем берегу, как они того хотели, а одиннадцать вступили в члены плавучей общины "Виктуара", вероятно не вполне еще понимая, что за люди здесь, но благодарные за доброе отношение.

Конфликт возник не с африканцами, а с голландцами, которые тоже присоединились к команде "Виктуара". Не сразу ужились они на разнонациональном корабле. Их шокировало равенство прав белых и черных, которых они так недавно держали на привязи в трюме, как опасную рабочую скотину. К тому же своим пьянством голландцы деморализовали моряков "Виктуара".
Миссон снова собрал экипаж и объяснил:

- Конечно, эти люди отличаются от европейцев цветом кожи, обычаями и религиозными обрядами, но они не менее нас суть всемогущие создания, ибо наделены таким же разумом.

Национальная рознь и сословные привилегии в отношениях офицеров с матросами исключались начисто. Свои преобразования Миссон проводил твердой рукой. За оскорбление африканца, за ругань и пьянство - "баттонаж" (битье палками).
Так реальные трудности заставляли менять многие из первоначально принятых методов, на пути к республике свободы и равенства. Пришлось признать также, что в самом начале этого пути нельзя отказываться от пользования деньгами. И, не меняя своего прежнего отношения к неимущим, перестали щадить богачей - начали отнимать у них ценные грузы.

Один из матросов со шлюпа Тью долго жил в Америке - в Новой Англии. После его смерти среди его бумаг нашли записки Миссона: их-то Чарлз Джонсон и привел, опубликовал вскоре в своей "Всеобщей истории пиратов". По-видимому, матрос добавил к рукописи несколько строк о смерти Миссона. А о гибели Томаса Тью Джонсон сообщает на основании других источников. Дешан вскользь упоминает, что Тью оставил мемуары. Чарлз Джонсон пишет: "Тью вернулся из Америки в Индийский океан и погиб при абордаже судна Великого Могола... Что до французов, которые отправились с ним в Америку, они разошлись по разным местам. Это в бумагах одного из них, умершего в Рошели, найден манускрипт Миссона. И наше повествование - копия его".

Таково немногое, что сохранилось нам в память об интернациональной республике, созданной за сто лет до Великой Французской революции на краю известного тогда мира. И в этом немногом пока основное для нас - записки Миссона, опубликованные Чарлзом Джонсоном в 1724 году. В них неясности, противоречивости. Джонсон и не ставил целью своей публикации абсолютную точность.

Но можно ли вообще верить этим запискам - в главном, в основном их содержании? Наверное, да - ведь те исторические и географические факты, которые можно проверить по другим документам, действительно подтверждаются. Были анжуанцы, был султан острова Мохели, был бой с португальской эскадрой - о нем говорилось и в лиссабонской "Газетт де Лисбон". Есть залив. Его и ныне называют "Французский залив". В 1696 году английский капитан из Плимута видел там французов.

Сопоставляя записки Миссона с тем, что известно о пиратах конца XVII столетия, можно как-то представить себе - конечно, очень смутно - злоключения и радости республиканцев Либерталии. Чуть-чуть вырисовывается и фигура Миосона, защитника униженных и оскорбленных европейцев и освободителя африканцев-невольников. Но еще труднее понять и объяснить влияние Миссона и Караксиоли на ожесточенных, яростных пиратов. Как удержать их от разграбления захваченных ими в кровавом бою судов, от естественной мести за смерть товарищей в горячке рукопашных схваток? Как внушить белым матросам уважение к черным рабам, которых они не один год возили в трюмах, как рабочий скот! И не только уважение, а признание, братские отношения к тем, кого презрительно называли "чернокожими" в портах, где их, месяцами немытых, истомленных качкой, бичами выгоняли из смрадных трюмов и даже нищие отворачивались от них.

Здесь, вероятно, суть заключалась не столько в таланте убеждать, который, несомненно, был у Миссона и Каракоиоли, и не столько в их личном моральном облике, сколько в самом характере пиратства мадагаскарского периода, в его отличиях от американского флибустьерства.