!!!!!))))))))))))))))

Глава 18

- А теперь, главный приз - а-а-автомобиль!
Нет, разумеется, вслух никто ничего подобного не говорил, только у меня в ушах почему-то звучали именно эти слова. Причем, сказанные голосом Якубовича с соответствующими зазывно-истерическими интонациями. А все потому, что перед нами, на плацу, стояли пять поблескивающих светло-серой краской «Побед». Самых настоящих, которые я видел еще в глубоком детстве. Только здесь это были не побитые временем и дорогами рыдваны, а новенькие, еще пахнущие свежей краской машины.
Колычев гордо, как будто он сам приложил руку к их изобретению и выпуску, посмотрел на наш строй и царственным жестом протянув руку, предложил:
- Ну что товарищи, можно приступать к осмотру! Разойдись!
И мы разошлись… Ух как разошлись! Сгрудившись возле ближней машины, бойцы спецгруппы моментально открыли все что открывается и только что не начали отвинчивать все, что отвинчивается. Стоящее неподалеку и с улыбкой глядящее на нас начальство, на своем месте оставалось буквально несколько минут, но через этот малый промежуток времени потерявший всякую генеральскую выдержку Гусев, уже торчал из-под поднятого капота и возбужденно говорил подошедшему Наркому НКВД:
- Иван Петрович, вы только посмотрите! Какая компоновка! А двигатель?! Шестицилиндровый, и как мне сказали – форсированный, аж на девяносто лошадок! А стеклоочистители? Смотрите, смотрите они ведь не механические, не пневматические, а электрические! – в этот момент замигал правый поворотник и восторженно подпрыгивающий командир обратил внимание на него – О! И указатель поворота - электрический!…
В общем, Серега тараторил без передышки. Я тоже добавил свою лепту и выныривая из-под переднего крыла, добавил:
- У нее еще и кузов – несущий!
Ползающий рядом Гек, в этот же момент завопил:
- Козырев, прекрати крутить руль, ты мне чуть голову не прищемил!
Только Змей на его крик внимания не обратил и продолжал активно вертеть баранку, имея при этом вид пятилетнего пацана, которому подарили давно вожделенный велосипед. Искалиев, сидящий рядом с Женькой, вид имел не менее обалдевший. С огромным удовольствием подпрыгивая на переднем диване, он периодически дергал и нажимал рычаги и кнопки на приборной панели, искренне радуясь, когда после очередного нажатия происходило какое-то действие. Особенно его умилил потолочный плафон, выключателем которого он щелкал  с искренним наслаждением.
Глядя на это, я заметил:
- Слушай Марат, а тебе не кажется, что если Змею вместо автомобиля отдать только баранку, Жану – потолочную лампочку, а Геку передний амортизатор, их счастье ничуть не уменьшиться?
Капитан кивнул:
- Еще как кажется. Да у них с позавчерашнего дня, когда в Кремле награды получали, этого самого счастья – полные штаны. До сих пор не очухались от эйфории.
Я хмыкнул:
- А сам?
Шарафутдинов непроизвольно покосился на новенький орден Ленина, весьма органично вписавшийся в его остальные награды и, ухмыльнулся в ответ:
- Я-то ладно, а вот ты что теперь делать станешь? Дважды Герою положен бронзовый бюст на родине. А ты даже имени своего настоящего не помнишь, что уж говорить про место рождения… Где бюст теперь ставить будут?
В этот момент, неслышно подошедший Гусев, который наконец оторвался от созерцания ГаЗовского шедевра, спросил:
- Чего это вы тут шепчетесь?
- Да вот, Шах интересуется куда бы мой бюст – я изобразил руками арбузные груди – присобачить? Лично я думаю – пусть возле нынешнего дома ставят. Во всяком случае, если увижу, что мой благородный профиль стал слишком сильно засижен голубями, всегда могу протереть!
На что Колычев, который услышал мою реплику, обломил:
- Никаких голубей. Он  будет стоять в УСИ. Тебе лишняя популярность не нужна, а  там ты его всегда сможешь начистить до блеска. Я тебе даже бархотку для такого дела выделю!
Шмыгнув с деланной  обидой, я ответил:
- Вот всегда так! Как другим так – памятник на родине, а как мне, так бархотку. И вообще – если я в УСИ буду стоять, то там меня дневальный каждый день полировать будет! Лично за этим прослежу!
Серега хохотнул:
- Ага, и так до тех пор, пока у тебя морда, как на старых монетах, не сотрется вконец!
- Это в тебе зависть говорит - у тебя только одна Звезда, а у меня уже две! И вообще товарищ генерал-полковник, я хотел бы очередной раз обратить ваше внимание на недостойное поведение товарища генерал-майора! – Колычев вопросительно приподнял бровь, а я обличающее выставив палец в сторону подхихикивающего Гусева, доложил – Когда мы уходили на крайнее задание, командир особой группы Ставки собрал у нас документы и награды. А когда мы вернулись, то сказал что ничего не брал и вообще нас первый раз в жизни видит! Ладно бы он один раз такое сотворил, но подобное практически постоянно происходит! Согласитесь, это ведь не дело?
От такого поворота рассмеялся даже обычно невозмутимый Марат, а Иван Петрович, вздохнув, проговорил:
- Ну, Лисов! Вот как ляпнет – хоть стой хоть падай! Хотя, честно говоря, я  твои перлы в блокнотик записываю. Вот выйду на пенсию – издам книгу анекдотов. Только ты за языком все-таки следи.
- А что такое?
- Что такое? – тут Колычев закипел с полоборота и приказал -  А ну, за мной! – и направился в сторону небольшой трибуны, стоящей в отдалении. Дойдя до нее, он продолжил свой наезд - Да у меня рапортами на тебя уже шесть папок заполнено! Такое впечатление, что интуиция тебе не только полностью заменила мозг, да еще при этом начала давать сильные сбои! Ты хоть иногда думай, когда что и кому говорить! И вообще – хочу задать тебе вопрос: для тебя в этой жизни хоть что-нибудь святое осталось?
- Иван Петрович, да что случилось? Что я опять такое страшное сказал? А главное – кому?
- Не «Иван Петрович», а товарищ генерал-полковник!
- Виноват!
Вытянувшись по стойке смирно, я задрал подбородок и решил молчать, пока командир не выговорится. А Колычев, неожиданно успокоившись, как-то грустно сказал:
- Я понимаю, почему ты такой циник, но неужели ты не понял до сих пор, как люди относятся к Владимиру Ильичу Ленину?
Мда, вопросец… Но вот к мумифицированному жителю мавзолея народ действительно относится с огромным пиететом. Я когда с этим столкнулся, очень удивился, что старика Крупского боготворят не меньше, а может даже и больше чем самого Сталина. Как для меня – ну мумия мумией, а вот для подавляющего большинства других… И если даже про Виссарионыча ходили, пусть и рассказанные с большой оглядкой, анекдоты, то про Ленина их не было. Во всяком случае – я не слышал ни одного. И как-то за три года пребывания здесь, вообще счастливо избегал этой темы, никак не затрагивая язвительными словами, личность основоположника.
Только сейчас я, кажется, начинаю понимать гнев начальства. Вот надо же было такому случиться, что буквально на днях рассказал Гусеву лубочную байку из жизни сушеного вождя. Я ее еще в начальных классах читал, но в доработанном виде она мне понравилась гораздо больше. Да еще и вышло так удачно – Серега как раз вспоминал о сравнительно недавнем визите начпо 23 армии Голованове, который Ленина видел живьем и до сих пор, по прошествии стольких лет, оставался под впечатлением от этой встречи. Даже мне помнится, тоже удалось послушать из уст начальника политотдела песнь, о «самом человечном человеке». Тогда я сдержался, а когда Серега напомнил о Голованове,  эта байка выскочила из меня сама собой: мол, сидя в Петропавловской крепости, незабвенный Ильич из хлебного мякиша сделал чернильницу, из молока чернила, а из соседа по камере – Надежду Константиновну Крупскую.
Гусев от такого пассажа на несколько секунд остолбенел, а потом начал вопить, как атомоход в тумане. Но так как орать приходилось шепотом, то видно оральное воздействие посчитал  недостаточным и при первом же удобном случае, стуканул Колычеву. Поэтому теперь, отвечая на вопрос Ивана Петровича я возмущенно сказал:
- Как относятся – знаю. Не надо держать меня за идиота. И свои слова я тщательно фильтрую. Во всяком случае – гарантию даю, что в доносах на меня нет ни одного реального факта, а интонации к делу не пришьешь! Но даже если и высказывал какие-то мысли показавшиеся доносчикам крамольными, то опять-таки эти мысли ни в коем случае не шли вразрез с новой политикой партии. При других раскладах, я бы узнал о ваших папках не сейчас, а гораздо раньше. А с Гусевым, я еще поговорю! Мало – сам голосил как потерпевший, так еще вложил лучшего друга и глазом не моргнул! У, кровавая гэбня, пицотмильонов лично замученных…
Последние слова я пробурчал совсем уже под нос, но нарком услышал:
- Чего? Каких пятьсот миллионов? Ты о чем?
- Да так, присказка будущих демократов… А вообще, Иван Петрович, я ведь все понимаю и палку стараюсь никогда не перегибать. Понимаю даже, почему Серега вам передал мои слова. Мне ведь в ближайшем будущем придется плотно контактировать с Тверитиным и его командой. А так как все что связано с идеологией по умолчанию – сильно мутное дело, то Гусев за меня испугался и решил с вашей помощью сделать необходимую накачку. Чтобы я не особо зарывался. Поэтому, сейчас официально хочу сказать: товарищ генерал-полковник, никаких «левых» мыслей пропагандисты и вообще, посторонние люди от меня не услышат. И я сделаю все, чтобы с их стороны, в ваши папки не попали дополнительные стукаческие бумаги!
Видно я был прав в своих предположениях, так как  взгляд у Колычева изменился и он уже не грозно, а насмешливо проговорил:
- Зарекалась лиса кур воровать… Но, ты действительно, будь крайне острожен. Мало ли что и как повернется. Поэтому постарайся, чтобы при работе с новыми людьми к тебе не было никаких нареканий.
- Постараюсь товарищ генерал-полковник!
- Ладно, ладно, хватит тянуться – нарком улыбнулся и кивнул в сторону машин – ну как тебе «ценные подарки»?
- Отличные машины! Только я свою до ума еще доводить буду.
- Ну, это понятно. Хотя… а что именно сделать хочешь?
Я глянул на серенький автомобиль и твердо сказал:
- В первую очередь – покрашу в яркий цвет. Может даже в красный. А то у нас все машины черного, белого и зеленого цвета. Скучно… А потом, может быть даже крышу спилю и получится кабриолет! Это будет круто – ярко красный кабриолет!
Иван Петрович удивился:
- А не слишком ли? В смысле – не слишком ярко для машины?
- Так в этом вся и фишка! Да и по яркости, честно говоря, глаз стосковался. В армии все или черное или зеленое или пятнистое. На гражданке так же. Начиная от одежды и заканчивая техникой. А тут – войне конец, все радуются и моя бибика, как дополнение салюта! Просто камуфляж и темные тона, вот тут уже сидят – я провел рукой по горлу - и думаю что не только у меня. На улице же, единственное яркое пятно это – трамвай. Вот и хочу внести новую струю.
- Хм… Возможно… возможно ты и прав.
Колычев задумался, а я глядя на него прикинул, что вполне может быть мои слова теперь будут обсуждать на самом верху и возможно недолго одиночная яркая машина будет бегать по улицам Москвы. Если конечно не начнут экономить на красках…

Изначально ГАЗ-М-20 «Победа» проектировалась в двух версиях — шести- и четырехцилиндровой. Изначально шестицилиндровая версия должна была стать основной, но сказалась нехватка горючего в послевоенное время, и базовой версией стала четырехцилиндровая.

Тем не менее, малой серией выпускалась и версия с рядным шестицилиндровым двигателем, это был двигатель ГАЗ-12 от «ЗиМ»-а, модернизированный ГАЗ-11 с шестицилиндровой «Эмки» (3485 см³, 90 л.с. при 3600 об./мин.). Фактически, она заменила в модельном ряду восьмицилиндровую «Эмку».

Опровергая распространенный миф, передняя часть этих автомобилей НЕ была удлинена; внешне они не отличались от массовых «Побед» соответствующего года выпуска. А «короткое» крыло с проставкой — признак самых ранних серий обычной «Победы», изготавливавшихся в условиях дефицита качественного проката, из-за чего эти самые проставки между крылом и передней вдерью и были введены как временная мера.

Влад! Отлично! Плюс поставил!
Правда, буквоедства ради, уточню, что байки про Ленина ходили и в те времена
Но однако, да - отношение к Вождю Мирового ПролетерЬЯта было именно то, про кторое вы написали.

И еще, это...
Я название для третьей книги пирдумал
"НЕ ПЯТЬСОТ МИЛЛИОНОВ"