А потом все на первоапрельский розыгрыш свалить?

Массовый "снос" с прилавков книжных магазинов всего тиража!!!

А что, "ловите конский топот"! (с) 

Немного проды от Бориса:

Часть  II
Блеск далеких зарниц.

    «Мы слышали, государь, что около тебя есть дурной
    человек по имени «Правительство», от которого мы страдаем
     – прогони, молим тебя, государь, прогони его от твоего лица!»

    Из письма кабардинцев Александру I
Глава 1
Рассказывает Олег Таругин.
Отгремело триумфальное возвращение в Петербург. Мы приехали героями, спасшимися из лап грязных желтых дикарей, и, по случаю нашего «чудесного избавления от неминуемой гибели», столица встречала нас громом оркестра, звоном колоколов, цветами, парадом, балами и всенародным ликованием. Три дня прошли «как с белых яблонь дым», то есть абсолютно впустую. И вот: здравствуйте, серые будни! Все снова рьяно впряглись в работу...
Венценосный отец дал добро на создание новых учебных заведений, спокойно отреагировал на мое предложение об обновлении Государственного Совета, разрешил мне заняться подготовкой реформ по Финляндии – короче говоря, работы у меня оказалось столько, что я даже сократил занятия рукопашкой и стал завтракать, обедать и ужинать, не выходя из кабинета. Иногда по вечерам приходится силой разгибать пальцы, которые сводит от бесконечной писанины. В такие минуты я, с особенной злостью, вспоминаю свои подростковые мечты о «легкой и безоблачной судьбе наследного принца»...
Кроме того, на меня с ходу напрыгнули мои «современники». Кроме Димки рядом со мной оказались его дед, Владимир Альбертович, друг и сослуживец Политова-старшего – Дорофеев и шапочно знакомый мне Сергей Платов. А сверх того... Сверх того в наш «дружный коллектив» влились бывший главный инженер комбината «Корунд» Афанасий Горегляд и бывший глава бывшего Ленинградского обкома бывшей КПСС Григорий Романов! Когда Димыч сообщил мне о последнем участнике нашей «труппы погорелого театра», я чуть со стула не свалился и еще минут пять моим главным позывом было измерить у закадычного дружка температуру и уговорить его на вдумчивую беседу с местными светилами психиатрии...
- ...Ну, здравствуй, племянничек!
Дядюшка Павел Александрович широким шагом входит в мой кабинет. В качестве носителя «Хозяина Ленинграда» вижу его уже не впервые, но зачем-то каждый раз внимательно разглядываю, пытаясь сообразить: похож он или не похож на своего однофамильца, смутно памятного мне по фотографиям с первых страниц «Правды» и «Известий».
Да нет, не похож. Хотя... Вот взгляд... да, нет... короче – не знаю! Кстати, как не знаю и того, как себя с этим «подарочком» вести.
Вспоминаю нашу первую совместную встречу. Вполне естественно, что проходила она не во дворце, а в отдельном кабинете питерской ресторации «У Данона». Наверняка это собрание выглядело со стороны крайне странно. Больше всего означенная вечеринка походила на «тайную вечерю»…Три члена императорской фамилии, причем один – наследник престола, а двое других – братья императора. И с ними в компании молодой гусарский корнет и капитан, лет тридцати пяти, сотрудник 7-го военно-учетного Отделения Главного Штаба . Причем означенные офицеры до этого дня никогда не встречались, но здоровались, как старые друзья после долгой разлуки: с обниманием, лобызанием и восклицаниями: «Петрович!.. Альбертыч!..» Из Нижнего Новгорода приехали известный промышленник и его инженер-химик. И снова посторонний наблюдатель был бы озадачен: впервые увидевшие друг друга люди радуются встрече, словно давно знакомы, а промышленник-миллионер называет офицера ГлавШтаба «дедушкой».
После взаимных приветствий присутствующие разливают по лафитным стаканам коньяк. И залпом, как фруктовую воду, выпивают драгоценное произведение французских мастеров под тост: За покой наших прежних тел и за новую жизнь!
Нда… славно мы тогда посидели!
- Рад видеть вас, mon oncle ...
Павел Александрович хозяйским шагом проходит по кабинету, все разглядывает, берет на моем столе недописанный черновик, походя прочитывает его, а затем, без приглашения, удобно устраивается в кресле...  Во мне постепенно начинает зарождаться вполне определенное чувство. И оно весьма далеко от братской любви. Пора уже этого чертова «засланца» построить. В три шеренги. Потому как хозяин здесь – я! И как бы там ни было, рассчитываю этим хозяином остаться...
- Встать!
Он смотрит на меня с изумленным непониманием:
- Простите, не понял?.. В каком смысле?
- В прямом, мать твою ети, тройным перебором, вдоль и поперек, с присвистом, через тридцать семь гробов, в центр мирового равновесия, в бога душу, в двенадцать апостолов, мудозвон двужопостворчатый! – обкомом я не руководил, но солдатами и рабочими – командовал. – А ну, встать, когда разговариваешь с будущим императором всероссийским. А сядешь, когда я тебя посажу, понял, душа номенклатурная?
- Что-о-о-о?..
Адъютант «дядюшки Павла» Александр Остен-Сакен в немом ужасе переводит дикий взор с одного члена царствующего дома на другого. Присутствующие здесь свежеиспеченные подпоручик Махаев и сотник Шелихов стоят с нарочитой расслабленностью, но это не обманывает никого: они готовы прыгнуть вперед в любую секунду... Видимо и Григорий Васильевич понимает, что если уж эта парочка не пощадила в свое время помазанника божьего, то обычный великий князь им на один зуб.
- Простите, Николай Александрович, это я от волнения... - С этого момента он никогда не называет меня по другому. Ни при посторонних, ни среди своих. Ну, спасибо, что хоть не «товарищ Таругин»!
«Романов-два-в-одном» (как он посмеивается, единственный настоящий Романов среди самозванцев) встает, и, приняв от Остен-Сакена тисненый золотом шевровый бювар, начинает доклад о потребностях проекта Транссибирской магистрали. Цифры сыплются, как из рога изобилия. Потребно, необходимо, должно быть обеспечено... Сначала я пытаюсь как-то сопротивляться, но каждый инженер, каждый землекоп, каждый вершок рельсов и каждый рубль имеют такое обоснование, такой математический расчет, что я, в конце концов, сдаюсь и дальше просто подписываю бумаги, уже не вникая в смысл... Денек, чтоб тебя...
Но больше всего я страдаю от сокращения своего «ближнего круга». Собственно говоря, от него уже почти ничего и не осталось. Несчастный Хабалов погиб. Васильчиков, под руководством Альбертыча, начал строительство давно анонсированной организации - Комитета Государственной Безопасности. Гревс оказался в опытных руках Дорофеева-Шенка, который со всем прилежанием начал натаскивать его, точно легавого щенка на охрану ценной особы моего величества. А Николай Оттович и вовсе отправился на флот, командиром корабля, в преддверии грядущих боевых действий с Японией...
Кстати, о грустном... Мы теперь официально в состоянии войны со страной сакуры и Фудзиямы. Смерть бедолаги Фалина обернулась натуральным военным конфликтом. Александр III, разъяренный смертью второго сына, принял окончательное и бесповоротное решение отмстить неразумным хазарам, то бишь японцам. К моему ужасу его поддержали и окончательно утвердили в этом решение мои друзья-соратники из будущего.
Господь Вседержитель, как же я уговаривал своих современников, как спорил с ними, доказывая, что не нужна нам эта война. В смысле – сейчас. Ну что б не подождать лет пятнадцать. Мы тогда эту Японию не только разгромим, но еще и разграбим. До черного волоса! Я уже в мыслях себе рисовал, как мы всё у джапов отберем, все промпредприятия демонтируем и в свое Приморье отвезем, как захватим все активы всех банков и даже, в тех черных мечтах, представлял себе, как снимаем и уволакиваем к себе рельсы со шпалами! А что теперь? Ну, сплавают наши мареманы на Дальний Восток, ну отоварят нарождающийся флот страны Восходящего Солнца по самое не балуйся… И что? Что с них, бедолаг раскосеньких сейчас-то взять? Ведь нет же у них ничего.
Но дядюшка генерал-адмирал, Шенк, Целебровский и даже Димыч насели на меня и нанесли сокрушительное поражение по всем фронтам. Основным аргументом, который они выдвигали, было: «Олег, паровозы надо давить, пока они чайники!»
Даже отчаянная попытка перенацелить развоевавшуюся когорту made in USSR на «горячо любимую» мною Британию, у которой именно в тот момент намечалась заварушка с Португалией из-за африканских владений последней, потерпела полное фиаско.
Выслушав меня, Алексей Александрович, флотоводец наш, характерным жестом почесал ухо:
- Это, разумеется, интересная идея, Олег. Об этом стоит подумать и рассмотреть возможность оказать поддержку нашей эскадрой братскому португальскому народу. На обратном пути с Тихого океана.
Вот и весь сказ. Так что Николай Оттович отбыл на Балтику, принимать под команду миноноску «Ласточка». Хоть я и настаивал на том, чтобы Генерал-Адмирал взял моего адъютанта флаг-офицером, ничего не вышло. Платов  прямо заявил: хочешь, мол, чтобы из Эссена толк вышел – дай ему на флоте послужить, как положено. В принципе, верно: какой из Эссена сейчас флаг-офицер? Почти такой же, как и  из меня. Хорошо, что хоть командиром корабля его Алексей сделал, а то быть бы Николаю Оттовичу обычным вахтенным офицером.
Так что, из всех моих тонтон-макутов, из тех, с кем начинал, при мне остались только Ренненкампф, Шелихов и Махаев. Правда, Павла Карловича тоже скоро придется отпускать в «большую жизнь». Вот и останусь я только с моими ординарцами век вековать...
...О, вот и Шелихов, легок на помине. Ну, что тебе, Егорка?
- Государь, доставили секретную телеграмму с городу Берлину.
- Давай сюда, – интересно, что у них там произошло?
О, Господи! Телеграмма от Моретты. «Дедушка скончался. Вилли под домашним арестом. Papa болен, и нами правит mama. Мой милый, она не желает отпускать меня и настаивает на расторжении помолвки. Я умоляю тебя: сделай что-нибудь. Ты ведь умный, сильный, ты все можешь. Я обожаю тебя. Твоя и только твоя Моретта».
Это как же? Я ж точно помнил, что по истории старый кайзер в марте умер? Опять хронокаратели?.. Не сразу, но до меня доходит простая истина: у нас «старый стиль», и даты отличаются от канонических на несколько дней.
Нда… Фридрих и его супруга Виктория! А не много ли вы на себя берете? Так, та-ак...
- Вот что, Егор. Васильчикова, Гревса, Шенка, Целебровского – ко мне. Сбор - через час. Бе-е-го-о-о-ом!..
Минут через сорок все указанные уже сидят в кабинете. Собрание секретное. В такие дела незачем впутывать посторонних. Я обвожу взглядом сидящих. Так-с... Молодцы, старики! Еще месяц тому назад, непоседа Гревс с первых минут встречи начал бы излагать «высокому собранию» свой гениальный план по легкому и простому устранению кайзера Фридриха. Что-нибудь из серии: «Мы ползем, ползем, ползем, а потом – ша-арах!» А теперь сидит, молчит. Кроссавчег!
Старики молча принимают вводную. Кайзер Фридрих. Похоже, не процарствуешь ты свои 99 дней. Васильчиков яростно трет виски. Ухлопать этого онкологического – не проблема. Проблема – не засветиться. Чтоб даже в страшном сне никто и никогда не связал преждевременную кончину императора Германской империи с нами, грешными...
- Государь, а что если... Может, не стоит кайзера? Ему ведь и так не долго осталось... Может, стоит попробовать устроить побег самой принцессе?
А что? Альбертыч, похоже, дело говорит...
- И как вы себе это представляете, Виталий Платонович?
- Ну, это мы еще, конечно, покумекаем, но в принципе... Первое: необходим корабль. Быстроходный, но неприметный. Организовать «зеленую тропу» до Ростока из Берлина, ложные дорожки отхода – на Варшаву, Копенгаген и Гамбург. Кстати, тут если мы и засветимся – не страшно. Одно дело – покушение, другое – соединение двух любящих сердец...
Васильчиков оставляет в покое виски, Гревс светлеет лицом, а Дорофеев-Шенк уже что-то стремительно черкает в своей записной книжке.
- Ну, тогда – с Богом! Считайте, что высочайшее разрешение на операцию, – я лихорадочно перебираю в уме все классические произведения, в которых описывается побег невесты к избраннику, но не найдя ничего подходящего заканчиваю, – операцию «Бегство» вами получено. Насчет корабля – это к Сер... к Генерал-Адмиралу. Остальное – сами по необходимости. Да, и вот еще что. Организуйте доставку Моретте телеграммы следующего содержания: «Люблю. Придумал. Подожди чуть-чуть. Твой Ники».