Александра Георгиевна моим словам очень удивилась, спросив:
- А как же к этому отнесутся в ГПУ? Или как сейчас называется Российская тайная полиция? У вас ведь могут быть большие неприятности если они узнают про то, что вы были  венчаны?
Я хмыкнул:
- Вы еще скажите – в ЧК… ГПУ уже давно нет, есть НКВД – Народный Комиссариат Внутренних Дел. А уж с родной организацией, я разберусь сам.
- Почему вы сказали – «с родной»?
- Потому что я - полковник Главного Управления Государственной Безопасности этого самого НКВД.
Так, теперь понятно откуда Аленка заимствовала жест для критических ситуаций – кулак в рот и распахнутые до невозможности глаза. Мамина дочка…
И в этот момент, как по заказу появилась Хелен. Оповестив, что ребенок спит, она уставилась на нас и испуганно спросила:
- Что случилось?
Я встал, приобняв невесту и ничего не говоря про заморочки с местом службы, так потрясшие тещу, шепнул ей на ушко:
- Понимаешь, я у твоей маман попросил руки ее дочери и сказал, что свадьба состоится через пять дней. Вот она и впечатлилась.
Ленка, от подобного известия, тоже впечатлилась. А после обниманий, поцелуев, слез и смеха, слегка оттаявшая от этой картины Алекс, сказала обращаясь ко мне:
- Вы извините мою реакцию. Просто когда Хелен мне о вас рассказывала, я думала, что вы офицер Красной Армии. Из тех, кого называют «невидимками». И она тоже считала вас просто командиром отряда разведчиков…
Что-то я не понял, это ее так заело, что я не легендарный «невидимка», которым можно хвастаться, а хмырь из тайной полиции? А может у Алекс, идиосинкразия на любых  представителей, любой госбезопасности?  С другой стороны, конечно, тот гестаповец, которого я в госпитале завалил, тоже ведь, в женихи набивался. Да и Елена наверняка рассказывала  про его шантажистский способ добычи руки и сердца. Мда, вот видно теща до сих пор под впечатлением находится. Надо ее как-то успокаивать, разумеется не говоря всей правды.  Поэтому кивнув в ответ на ее тираду я сказал:
- Правильно считала. Я тогда и был командиром террор-группы. Да и сейчас им являюсь. Только отношусь не к армейскому осназу, а к осназу НКВД. Вся разница в том, что у нас спектр задач несколько шире. А что, есть принципиальная разница?
- Нет, просто раньше я никак не могла сообразить, как советский диверсант мог оказаться во Франции. Зато теперь, когда вы обозначили свою ведомственную принадлежность, все становится более-менее понятно…
- Вот видите как хорошо. Это ведь просто праздник какой-то, когда нет неясностей в отношениях. Но давайте пока оставим разговор о моей службе, тем более что больше чем я рассказал, сказать просто не могу. И вы про это лучше не говорите. Ведь сейчас я выступаю, как помощник атташе по культуре. Вот так меня и можно гостям представлять. А истинное место службы, пусть останется нашей маленькой семейной тайной. Во всяком случае, пока война не закончится и агенты гестапо в Швейцарии, не прекратят свою деятельность.
Александра Георгиевна задумчиво покивала головой:
- Да, вы наверное правы. Говорить что жених моей дочери, агент ГПУ, извините НКВД, будет несколько опрометчиво.
- Ну, и я про то же! Тем более что «дипломат», звучит гораздо понятнее и приятнее.
А потом, прекращая этот разговор, я поднялся и предложил дамам сопроводить меня к чемодану, в котором были заготовлены подарки.
Кстати за эти подарки мне надо благодарить не собственную предусмотрительность, а Гусева и Колычева. Видя что Лисов напрочь выпал из жизни, они взяли на себя эту миссию. Иван Петрович, уточнив габариты Хелен приволок откуда-то меховую накидку из шкуры безвинно убиенной норки, а Серега, здоровую золотую брошку с красными и зелеными камушками. Брошка  предназначалась теще, и против этого подарка я никак не возражал, молча отдав Гусеву деньги. Но вот манто! Хрен с ним с его стоимостью, для Аленки ничего не жалко, только дарить летом зимние шубейки мне показалось очень странным. Барышни они ведь такие существа - им обнову сразу примерить захочется и обязательно продефилировать туда-сюда на людях. Вот только боюсь, в августе, подобное дефиле может закончится тепловым ударом…
Только на все мои возражения, Колычев лишь обозвал меня идиотом, слабо разбирающимся в женских вкусах и всучил-таки волосатый презент. Помимо него, командир достал еще одну продолговатую коробочку, привоскупив, что это для тестя. Открыв краснобархатную упаковку, я только присвистнул. Мда, в мое время это посчитали бы издевательством, но сейчас… Сейчас, металлическая трехцветная  шариковая авторучка, это такой эксклюзив, что просто нет слов. Скажу больше – даже у штурманов и понтящихся номенклатурных работников, только двухцветные, а эта, как мне объяснили,  последняя новинка, изготовленная для кандидатов назначенного на следующий год, съезда ВКП(б). Попала же она к командиру, потому что после выпуска маленькой пробной партии, было решено слегка изменить дизайн и несколько изготовленных, но отвергнутых комиссией изделий, были просто отданы в наш наркомат.
Против ручки я тоже ничего не имел, и поблагодарив Ивана Петровича положил ее к остальным «ништякам». Кстати, даже ребята поучаствовали в подарочном забеге, добыв штук десять, разнокалиберных матрешек для сувениров и килограммовую банку икры. При этом каждый из участников, как сговорившись оповещал, что это подарки мои, а вот Хелен презенты, они будут давать при личной встрече.
Так что сейчас, открыв чемодан, я на короткое время превратился в деда Мороза. С матрешек все умилились, с икры слегка охренели, а вот дальше… Алекс при виде брошки округлила глаза и начала выделываться, говоря что это работа Фаберже и слишком дорогой подарок, чтобы она могла ее принять. Про Фаберже я был наслышан и в своем времени, поэтому, пару секунд поудивлявшись, в какой комиссионке Серега смог добыть этот раритет, всучил-таки коробочку, добавив:
- Александра Георгиевна, ну что вы в самом деле, как нерусская! Или вы наши обычаи забыли? Я у вас забираю самое бесценное – дочку, а вы тут из-за какой-то брошки температурить начинаете!
Теща, толи вспомнила свои корни, толи ее сразил мой околомедицинский жаргон, но после этих слов, подарок был взят. Сразу бы так! С их деньгами она подобные сувениры вагонами может скупать, а тут гляди ты, неудобно ей стало! Хотя, с другой стороны в скопидомной Европе, такое действительно не принято. Тут, любимым могут дарить по одному цветочку, а родителям невесты так вообще – свадебную фотографию в рамочке и на этом все. Но я, слава богу, не «европеец» и подобными сквалыжными «правилами» не стеснен.
Поэтому, когда я улыбаясь достал подарок для Хелен и накинул ей на плечи, она даже не особенно удивилась, а только восторженно взвизгнув, повисла у меня на шее. Повисев там какое-то время, она переместилась к зеркалу, после чего последовала новая порция радостных повизгиваний.
А еще через полчаса, нас позвали в столовую, где за обедом, мне был задан вопрос в лоб -  не собираюсь ли я прямо после свадьбы увезти с собой младшую  Нахтигаль и ребенка? Я успокоил, что два месяца у них еще есть, а потом, Лена однозначно будет жить в Москве. Правда сам еще не знал как там все определится с гражданством и вообще, но думаю, этот вопрос за оставшееся время будет разрешен. Если уж ее приглашает сам Сталин, то проблем не будет никаких. Последних мыслей я разумеется не озвучивал, нагло сбрехав, что в моей стране, все бюрократические вопросы решаются достаточно быстро. Елена была готова ехать не задумываясь, но на Алекс опять напали сомнения. На этот раз ее сильно волновала обстановка в СССР. Причем, даже не со стороны бытовой неустроенности, о которой она имела весьма смутное представление, а именно с политической стороны. В смысле не зашлют ли ее ненаглядную дочу, сразу по приезду, в Сибирь? А если и не зашлют, то доктрина перманентной революции убивала всякую надежду на нормальную жизнь в России.
Пришлось объяснять, что насчет мировой революции трендел в основном Троцкий, который уже давно, не перенеся удар ледорубом по тыковке, покоится где-то в Латинской Америке. А в Союзе за последнее время, политика сильно переменилась и мы вовсе не собираемся строить коммунизм во всем мире, со всеми вытекающими хреновыми последствиями, а совсем наоборот – хотим мирно жить в стране, создавая для этого все условия для своих граждан.
В своих объяснениях я дошел до того, что начал чуть ли не цитировать слова Иосифа Виссарионовича, попутно объясняя что это не пропагандистский звездеж, а самая что ни на есть правда и верить словам Геббельса относительно монструозности советского строя, по меньшей мере глупо. Скажу сразу – убедить получилось. И как не странно, этому способствовала слышимая Александрой Георгиевной, речь Верховного, где он выступал против массированных бомбежек немецких городов союзной авиацией.
В той речи, Сталин говорил о недопущении целенаправленного уничтожения мирных жителей. И если американцы долбали промышленный центры c железнодорожными узлами, промахиваясь только изредка, то англичане, вываливали свой груз над жилыми кварталами, элементарно опасаясь атаковать хорошо защищенные стратегические объекты. Островитяне оправдывали свои действия тем, что они дескать уничтожают не просто мирных жителей, а гитлеровских рабочих, которые в противном случае будут делать на заводах все новое и новое оружие, убивающее союзных солдат. Виссарионыч назвал эти отмазки фарисейством и призывал прекратить подобное варварство. Эту речь он произнес четыре дня назад и я о реакции на нее ничего не могу сказать, но судя по Ленкиной мамаше, реакция европейских обывателей, была просто потрясающей. Во всяком случае услышать от нее слова о великой гуманности, как советских властей, так и непосредственного руководителя СССР, я совершенно не ожидал.
Да, своими словами Сталин убивал сразу двух зайцев – сберегал городскую инфраструктуру и представал перед миром как политик, сумевший даже после творимых гитлеровцами зверств, не перенести свою ненависть на весь немецкий народ. В войсках, вон, еще полгода назад прошел жесткий приказ относительно недопущения никакого беспредела по отношению к гражданскому населению Германии. И это я думаю правильно. Зачем нам самим себе вредить? Ведь по существующим соглашениям раздела территории бывшего третьего Рейха, на зоны ответственности не предусматривалось. Советский Союз как страна победительница полностью брала европейского «возмутителя спокойствия» под свой контроль. Как там насчет прочих стран я еще толком не знал, но вот относительно Германии этими сведениями обладал. Так что после нашей победы никаких ГДР и ФРГ не будет. Будет единая страна, под плотным контролем со стороны СССР.
Англии и Америке такое дело разумеется не нравится, но речь вначале шла вообще о полной  советизации Восточной и Центральной Европы. Поэтому когда  Союз под их давлением отказался от этого намерения, то англосаксы, скрепя зубами, уступили Германию целиком.

Глава 21

А наутро нас разбудил телефонный звонок. Благо хоть не всех – Ванька так и продолжал дрыхнуть в своем зарешеченном жилище, а мы с женой подскочили и слегка очумело уставились друг на друга. Потом, она соскользнув с постели, быстро подняла трубку и несколько секунд слушала, что ей там говорят. После чего, с удивлением протянула   телефон  мне:
- Это тебя, из посольства…
Не понял? С чего бы вдруг мне сюда трезвонить начали? Да еще в шесть утра? Ну, пусть не в шесть, а без пятнадцати семь, но один фиг – рано. Я блин, не требую себе медового месяца, но хоть один день у меня может быть? Хотя, просто так сюда звонить бы не стали. Значит – что-то случилось. От этой мысли я окончательно проснулся и подпрыгнув, взял трубку из рук Хелен:
- Да, Лисов слушает.
На том конце провода, Иванов (а это был именно он) смущенно кашлянул и извинившись, добавил:
- Товарищ Лисов, вам необходимо срочно приехать в посольство. Машина за вами уже вышла и вот-вот подъедет. Пожалуйста, не задерживайтесь – время очень дорого.
Опаньки, точно случилось, просто так меня бы не дергали, да и голос у Василия Макаровича слишком напряжен. Поэтому ответив:
- Понял, сейчас одеваюсь и выхожу.
Начал быстренько напяливать свои шмотки, которые в отличие от военной формы, совершенно не были приспособлены для экстренного облачения. Особенно, мля, галстук. Умница Аленка, которая молча наблюдала за моим облачением, подошла и помогая завязать узел, тихо сказала:
- Мне очень хочется надеяться, что этот звонок, не отнимет тебя от семьи еще на полгода. Хочется, но что-то подсказывает, что просто так звонить бы не стали…
- Вот и я так думаю. Но ни про какие полгода и речи быть не может. В самом плохом случае максимум через месяц, я за тобой приеду. И письма теперь писать каждую неделю буду. А может вообще – через два часа вернусь и у нас будет еще целых полтора дня!
- Дай бог
Хелен сделала попытку улыбнуться, но несколько неудачную, так как в этот момент у нее из глаз, одна за другой, побежали частые слезинки. Я вздохнув, вытер ей щеки ладонью и сказал:
- Ну не надо. Ты ведь теперь - жена офицера. А у меня вся работа в разъездах заключается. Что – каждый раз вот так плакать и нервничать будешь?
Жена посмотрела мне в глаза и твердо ответила:
- Буду! – а потом, вдруг, слегка округлив глаза ойкнула, сказав – Ты же без завтрака! Айн момент!
После чего, отлепившись от меня, накинув халат, рванула из комнаты. Немного удивившись ее скоростям, я пошел следом. А Елена уже лихо шуровала на кухне, с молниеносной скоростью кромсая хлеб ветчину и сыр на бутерброды.
Прислонившись к косяку я с улыбкой смотрел на нее, думая про себя, что с подругой жизни нифига не ошибся. Никаких тебе истерик, криков и соплей. Понимает, что в этом случае никак на ситуацию повлиять не сумеет, и делает то, что в ее силах. В данном случае: готовит еду в дорогу. Еще не знает куда я еду и зачем, но вот то, что мужик должен быть сыт, знает хорошо. И еще знает, что человека перед отъездом расстраивать – последнее дело. Поэтому и держится. А свое отревет, после моего ухода… И если я вернусь сегодня, то мы вместе посмеемся и над тренировкой прощания, и над этими, заворачиваемыми в плотную бумагу бутербродами…
А Хелен, увидев что я поглядываю в окно на подъехавшую машину, быстренько закончила заворачивать пакет и передав его мне, сказала:
- Иди. И помни – тебя здесь ждут жена и сын. Поэтому – береги себя, любимый!
После чего так поцеловала, что полковник Лисов чуть было не стал дезертиром, наплевавший на воинский долг, с высокой башни. Но справившись с собой и оторвавшись от восхитительно податливых губ, я дотронулся пальцем до ее щеки, стирая вновь бегущие слезы и очередной раз пообещав быстрое возвращение, выскочил на улицу…

А потом, когда мы выруливали с подъездной дорожки, спросил у сидящего за рулем Панарина:
- Степан, что там случилось? Из-за чего меня дернули?
Тот пожал плечами:
- Толком не знаю. Час назад пришло две шифрограммы. Одна у шифровальщика и что в ней, я  не в курсе. А вторая - Иванову. В ней предписывалось срочно доставить товарища Лисова в посольство, ознакомить с текстом первой шифрограммы и оказывать вам всяческое содействие. Так что, через двадцать минут, надеюсь, вы нас просвещать будете, что к чему и какая именно помощь потребуется.
Епрст! Да что ж там такое произошло, что даже посольских решили в курс дела полностью не вводить? Гадать я не стал и правильно сделал, так как через полчаса, поздоровавшись с Ивановым и еще двумя его парнями, прочел в секретке, личное послание. Мои маты видно были услышаны даже через звуконепроницаемую дверь секретной части, потому что когда первая злость стала выдыхаться, то услышал осторожный стук.
Я к тому времени уже слегка спустил пары, поэтому спокойно открыв дверь, успокаивающе кивнул настороженно глядящему на меня Василию Макаровичу и оповестил:
-  Надо срочно готовить машину для поездки в Цюрих. Номера можно оставить пока посольские, но нужен еще один липовый комплект. У вас такой найдется? – получив утвердительный кивок, продолжил – Со мной поедут два человека – Степан и… Кто у вас лучше владеет оружием, Карпухин или Можейко?
Иванов, на секунду задумавшись ответил:
- Игорь Карпухин. А что – возможна перестрелка?
- Черт его знает, что там возможно… Просто я разные варианты просчитываю. Да, поэтому если есть «левые» документы на Карпухина и на Панарина, то выдайте их сейчас.
Макарыч подтвердил, что такие ксивы есть, а потом, чувствуя общую херовость ситуации, смачно матюгнулся, посетовав:
- Не знаю что случилось, но устраивать стрельбу у нейтралов – последнее дело. Они нас с говном сожрут, если посольские работники в этом окажутся засвечены…
- Не сожрут. Да и стволы нам, только на самый крайний случай нужны, которого скорее всего не произойдет. Приедем, сделаем дело и тихо уедем – видя что мои слова не очень успокоили атташе, так как при первом знакомстве я тоже обещал ему тихую и спокойную жизнь, добавил – Вкратце поясню ситуацию. С немецкой стороны, в Швейцарию, попал очень важный человек. И самое плохое в том, что на него вышла американская разведка, которая тут же принялась его охмурять. Уже почти сутки, они там соблазнениями занимаются. А этот человек, попав в Штаты, нам станет, как кость в горле. Поэтому мы сейчас едем в Цюрих на улицу Фонтанов 23 и я его по-тихому ликвидирую. Ваши люди просто для страховки нужны. Ну, или если меня внезапно нагрянувшие америкосы сильно зажмут.
Мда, успокоитель из меня никакой, так как Иванов сморщился, но ничего больше не говоря, принялся раздавать распоряжения.
А еще через полчаса, мы были на пути к Цюриху. Сидя рядом со Степаном, я про себя сожалел, что у посольских не оказалось ни одного глушителя к имеющимся пистолетам и продолжал в уме крыть умников, сумевших проворонить фон Брауна. Да, да того самого Брауна, который вовсе не родственник моему знакомцу Гельмуту, а вовсе даже ракетный барон, баллистические изделия которого вполне долетали до Англии. А я ведь криком кричал, что его выпускать из поля зрения нельзя! Предлагал сосредоточить усилия нашей группы на Панемюнде, а не на этом беспонтовом Аненербе! Ага – послушали меня, щаз! Только успокаивали, мол никуда он не денется. Зато сейчас панические шифрограммы шлют с приказом недопущения его головы в Америку. Любыми путями, вплоть до прямого убийства.
Только вот грохать этого человека мне как-то не с руки. Да, он считается эсэсовцем и к нейтралам рванул именно по этой причине, опасаясь что наши его просто быстренько вздернут на первом же суку. Мда, тут все дело в том, что эсэсманом, он именно что только считался. Разумеется ни в каких карательных операциях участия этот человек не принимал, а как начал с детства баловаться с ракетами, так и стал в двадцать пять лет руководителем германского исследовательского ракетного центра. То есть мозги у немца варят не просто хорошо, а запредельно хорошо и дырявить эти мозги пулей слишком уж расточительно. Поэтому отверстие в его башке я сделаю только тогда, когда он либо категорически упрется и не захочет сотрудничать, либо появятся его американские наниматели и ситуация сложится совсем плохо.
Правда существует большая надежда, что у союзников силовиков здесь просто нет, а есть именно переговорщики, или тихие агенты вроде Иванова с компанией. Непонятно только, почему наши не задействовали в этой операции тех людей, которые сейчас активно пасут немецких «кассиров»? Уж они-то волкодавы еще те и на подобных акциях зубы съели. Колычев помнится упоминал, что в погоне за нацистским золотом задействованы огромные силы. Так что, нельзя было пару людей, что поближе послать к Брауну? Им то какая разница, владельцев счетов потрошить или ракетного барона шлепнуть?  А то и просто вывезти в СССР, слабо шевелящейся тушкой. Хотя, может силы и задействованы большие, но каждый человек все равно на счету и тот же Иван Петрович решил, зачем отрывать людей от работы и иметь шанс упустить очередной миллион золотом, когда под рукой есть бездельник Лисов, который эту акцию провернет не хуже?
Наверное так и было, потому что в шифрограмме говорилось и о том, что если я перестану контролировать ситуацию, то на рожон не лезть, а связаться  с нужными людьми по следующим телефонам. Люди эти уже находились в Цюрихе, а к номерам были приложены все необходимые пароли, так что на крайняк, в течении часа  я буду иметь в своем распоряжении еще шесть человек.
Но думаю, что отрывать от работы занятых людей я не буду и вполне справлюсь своими силами. Хотя, приедем - посмотрим.