А наутро нас разбудил телефонный звонок. Благо хоть не всех – Ванька так и продолжал дрыхнуть в своем зарешеченном жилище, а мы с женой подскочили и слегка очумело уставились друг на друга. Потом, она соскользнув с постели, быстро подняла трубку и несколько секунд слушала, что ей там говорят. После чего, с удивлением протянула   телефон  мне:
- Это тебя, из посольства…
Не понял? С чего бы вдруг мне сюда трезвонить начали? Да еще в шесть утра? Ну, пусть не в шесть, а без пятнадцати семь, но один фиг – рано. Я блин, не требую себе медового месяца, но хоть один день у меня может быть? Хотя, просто так сюда звонить бы не стали. Значит – что-то случилось. От этой мысли я окончательно проснулся и подпрыгнув, взял трубку из рук Хелен:
- Да, Лисов слушает.
На том конце провода, Иванов (а это был именно он) смущенно кашлянул и извинившись, добавил:
- Товарищ Лисов, вам необходимо срочно приехать в посольство. Машина за вами уже вышла и вот-вот подъедет. Пожалуйста, не задерживайтесь – время очень дорого.
Опаньки, точно случилось, просто так меня бы не дергали, да и голос у Василия Макаровича слишком напряжен. Приняв эти мысли к сведению, поинтересовался:
- А вкратце не просветите, к чему мне готовится?
Я, понимая, что по телефону ничего мне говорить не станут, задал свой вопрос просто потому чтобы знать – мне с семьей прощаться надолго, или до послезавтрашнего отлета я еще вернусь? Видно Макарыч просек подоплеку вопроса, так как ответил:
- Необходима ваша консультация. Думаю, много времени это не займет.
- Понял. Сейчас одеваюсь и выхожу.
После чего, начал быстренько напяливать свои шмотки, которые в отличие от военной формы, совершенно не были приспособлены для экстренного облачения. Особенно, мля, галстук. Умница Аленка, которая молча наблюдала за моим облачением, подошла и помогая завязать узел, тихо сказала:
- Мне очень хочется надеяться, что этот звонок, не отнимет тебя от нас еще на полгода…
Чмокнув ее руку, которой она поправляла воротник рубашки, ответил:
- Все нормально милая. Просто им какая-то консультация срочно понадобилась. Да и самолет мой только послезавтра, а наземным транспортом из Швейцарии, пока не выбраться. Так что без основательного прощания – я подмигнул и плотоядно прижав ее к себе, продолжил – ты от меня не избавишься!
- Дай бог…
Хелен сделала попытку улыбнуться, но несколько неудачную, так как в этот момент у нее из глаз, одна за другой, побежали частые слезинки. Я вздохнув, вытер ей щеки ладонью и сказал:
- Ну не надо. Ты ведь теперь - жена офицера. А у меня вся работа в разъездах заключается. Что – каждый раз вот так плакать и нервничать будешь? Даже если я из дома на два часа уйду?
Жена посмотрела мне в глаза и твердо ответила:
- Буду! И не считай меня дурочкой. Когда военного человека вот так вызывают из дома, то нет никакой гарантии, что дела службы, не призовут его чуть ли не на другой конец света! Одна надежда, твой самолет действительно только послезавтра и без прощания мой муж не уедет… – а потом, вдруг, слегка округлив глаза ойкнула, сказав – Ты же без завтрака! Айн момент!
После чего, отлепившись от меня, накинув халат, рванула из комнаты. Немного удивившись ее скоростям, я пошел следом. А Елена уже лихо шуровала на кухне, с молниеносной скоростью кромсая хлеб ветчину и сыр на бутерброды.
Прислонившись к косяку я с улыбкой смотрел на нее, думая про себя, что с подругой жизни нифига не ошибся. Никаких тебе истерик, криков и соплей. Понимает, что в этом случае никак на ситуацию повлиять не сумеет, и делает то, что в ее силах. В данном случае: готовит еду в дорогу. Еще не знает куда я еду и зачем, но вот то, что мужик должен быть сыт, знает хорошо. И еще знает, что человека перед отъездом расстраивать – последнее дело. Поэтому и держится. А свое отревет, после моего ухода… И если я вернусь сегодня, то мы вместе посмеемся и над тренировкой прощания, и над этими, заворачиваемыми в плотную бумагу бутербродами…
А Хелен, увидев что я поглядываю в окно на подъехавшую машину, быстренько закончила заворачивать пакет и передав его мне, сказала:
- Иди. И помни – тебя здесь ждут жена и сын. Поэтому – береги себя, любимый!
После чего так поцеловала, что полковник Лисов чуть было не стал дезертиром, наплевавший на воинский долг, с высокой башни. Но справившись с собой и оторвавшись от восхитительно податливых губ, я дотронулся пальцем до ее щеки, стирая вновь бегущие слезы и очередной раз пообещав быстрое возвращение, выскочил на улицу…

А потом, когда мы выруливали с подъездной дорожки, спросил у сидящего за рулем Панарина:
- Степан, что там случилось? Из-за чего меня дернули?
Тот пожал плечами:
- Толком даже не скажу. Знаю что час назад в посольство прибыл один наш товарищ, из местных.
- Агент?
- Ммм… вы знаете, про это вам Иванов пусть скажет. А я могу лишь доложить, что этот человек работает лесником почти на границе с Германией. И вчера вечером возвращаясь домой он услышал перестрелку. Короткую, но интенсивную. Бинокль у лесника был с собой, поэтому он смог увидеть, как небольшая группа вооруженных людей, уходила вглубь Швейцарской территории.
- И что? Может это фрицы, с местными пограничниками побились?
- В том то и дело что нет. Он испугался и спрятался, когда они проходили мимо него. И услышал русскую речь.
- Ну и что, что русскую. Это кто угодно мог быть – начиная от красновцев и заканчивая козлами из РОА. Сейчас все немецкие прихлебатели, из Рейха, впереди собственного визга бегут. А эти видно направление немного спутали и вместо Франции, сюда ломанулись. Только я все равно не пойму, мне то зачем звонить было?
Панарин искоса глянул на меня и удивленно ответил:
- Вы так интересно сказали – «ломанулись». Я такого выражения раньше не слышал. А что касается этих русских, то по описаниям лесника они очень похожи на бойцов наших террор-рупп. Вот Василий Макарович и решил у вас уточнить, как вооружены и во что обычно одеты «невидимки». Мы ведь про них только слышали, а вы, как фронтовик, с ними наверняка сталкивались.
Вспомнив нашу своеобычную работу за линией фронта, я вздохнул:
- Сталкивался… Только если это действительно «невидимки», то они уже далеко. Волка ведь, как известно - ноги кормят. Видно фрицы ребят крепко прижали, вот они и вынуждены были уйти в Швейцарию. А сейчас эти люди или в Австрии, или опять в Германии.
Степан, выруливая на улицу, которая вела к посольству, ответил:
- Если бы это было так, то вас бы не тревожили. Но у тех русских, двое раненных и четверо пленных. Раненные «тяжелые». Их пленные, на самодельных носилках несли. И лесник видел, что они все еле идут. А потом, эта группа остановилась у грота Мартина. Судя по всему на ночевку.
- Что за «грот Мартина»?
- Не знаю, наверное просто какое-то место так называется.
- Понятно…
Дальше расспрашивать Панарина я посчитал бессмысленным. Сейчас мне Иванов и «лесник», сами все током расскажут. А заодно объяснят, что со всем этим дальше делать и почему посольские так всполошились? Поэтому последний участок пути мы преодолели, обмениваясь только малозначительными фразами об общем житье в посольстве.
А вот когда приехали, Василий Макарович поздоровавшись и очередной раз извинившись отвел в свой кабинет, где уже сидел какой-то загорелый мужичек средних лет, со шкиперской бородкой, который был представлен как старый знакомый Иванова – Антуан Пернье. Исходя из имени, я думал что бородоносец, сейчас начнет лопотать по-французски, но Пернье  начал говорить на вполне понятном немецком языке. И рассказал довольно занимательную историю. Вчера он, как мороз-воевода обходил свои владения и уже собирался возвращаться домой, как вдруг, буквально в сотне метров от себя, в лощине, услышал как застучало несколько автоматов и гулко захлопала винтовка. Он не специалист, поэтому сколько стволов принимало участие в перестрелке сказать не может, уверен лишь в том, что винтовка была одна. Стрельба длилась минуты три, после чего затихла, но когда спрятавшийся за валунами Пернье уже хотел было дать деру, в нескольких шагах ниже по склону, он услышал русскую речь.
Тут я его прервал:
- А вы поняли, о чем эти люди говорили?
Лесник потрогал перышко своей, лежащей на столе шляпы и медленно ответил:
- Русский язык я знаю очень плохо. Точнее говоря, лишь настолько, чтобы с уверенностью сказать, что говорили именно по-русски. Понял буквально пару слов – эти военные говорили про отдых и что ягдкоманды больше нет.
- Какой ягдкоманды?
Антуан пожал плечами:
- Этого я не понял. Просто услышал слова ягдкоманда, фрицы и пьисдьесцт в одном контексте.
Последнее слово лесник, безбожно переврав, сказал по-русски, но я его понял хорошо. Похоже что егеря гнали нашу разведгруппу до последнего, аж до Швейцарии и ребятам только здесь удалось стряхнуть немчуру с хвоста. Точнее ухлопать последних из преследующих. Фрицы из антипартизанских отрядов народ такой, что ведут себя как бультерьеры – вцепятся и рвут до последнего. Даже если из егерей осталось два человека, они будут продолжать преследование…
А Пернье тем временем продолжал говорить о том, что когда русские прошли мимо него, он достал бинокль и внимательно оглядел всю группу, уходящую в горы. Там было всего восемь человек. Из них один был одет в немецкую форму и трое в цивильном. Они судя по всему были пленными и тащили носилки с двумя раненными. А еще двое, идущие спереди и сзади колонны, были одеты в зеленые лохматые комбинезоны, какие-то странные жилеты, с множеством карманов, которые топорщились от набитого в них смертоносного железа и держали в руках автоматы с очень странным утолщением под стволом.
Услыхав про оружие, я взяв со стола чистый лист и карандаш, быстренько набросал АК-43 с подствольником и подвинув лист Антуану, спросил:
- Вот такие автоматы?
Тот, оглядев рисунок, кивнул, а я обратившись к Иванову, уверенно сказал:
- Это наши. Ребята из террор-групп. Подствольники на «43» пошли совсем недавно и только «невидимкам». Да и остальные детали, как поведения так и амуниции говорят за это. И что будем делать?
Василий Макарович вздохнул:
- Если бы они просто ушли, то ничего делать не надо было бы. Но Антуан сказал, что они остановились недалеко от грота Мартина, возле водопадов. Местность там безлюдная, только на выходные, к этим водопадам, обычно приезжают на пикники. И значит уже завтра, бойцов могут обнаружить. Вероятность конечно очень мала, но она есть. Люди здесь бдительные, поэтому  при виде чужих вооруженных солдат, просто сразу вызовут полицию. А это чревато крупным скандалом, даже если наши диверсанты просто сдадутся, не устраивая боев с местными силами самообороны…
- Нет – я покачал головой – не сдадутся. Эти ребята не так обучены, чтобы сдаваться кому бы то ни было.
- В том то и дело, что я думаю точно так же.
- И что рассчитываете предпринять?
Иванов опять повздыхал, потер подбородок и твердо ответил:
- Я туда поеду, попробую их вытащить. – и словно оправдываясь добавил – Мы и так всю войну здесь, как в тепличных условиях провели, а там – наши, советские люди. Разведчики! Да еще и раненные. Конечно, несколько смущают пленные, но я думаю с этим как-нибудь разберемся. Возьму цивильную одежду на всех, посольский грузовичок «Фиат» и легковушку. Номера у нас дипломатические, поэтому полиции на обратном пути, можно не опасаться. Главное теперь, чтобы они мне поверили…
Постучав пальцами по столешнице и после нескольких секунд размышления, прихлопнув по столу ладонью, я подытожил:
- Поверят! Мне – точно поверят. Поэтому еду с вами. До завтра, думаю, обернемся? Только вот мне бы костюмчик сменить… У вас подходящий размер найдется?
Иванов так обрадовался моему предложению что не стал даже ради приличия отказываться от помощи, поэтому через час, сменив гардероб отзвонившись Хелен и взяв с собой помимо людей Макарыча еще и посольскую врачиху с медицинской сумкой, мы, на трех машинах катили в сторону Цюриха. Возглавлял всю колонну,  на своем «Опеле», так и неразъясненный мною Антуан Пернье. Неразъясненный, потому что на прямой вопрос заданный Иванову, атташе ответил, что это просто его старый хороший знакомый, который сочувствует СССР. То есть с одной стороны не прямой агент, а с другой оказывает всяческую помощь. Поняв, что Василий Макарович не очень хочет говорить на эту тему, я замолк и прикинув, что у нас есть еще несколько часов до прибытия на место занялся тем, чем обычно занимаюсь чтобы скоротать время. А именно – просто заснул, опустив выданную кепку на нос и привалившись к дверце машины.
Проснулся когда машину стало подбрасывать на грунтовке. Оглянувшись увидел, что мы въехали в какую-то пустынную, горно-лесистую местность и так как никаких городков, ферм и прочих селений в округе не наблюдалось, спросил у сидящего за рулем Панарина:
- Далеко еще, не знаешь?
Степан молча пожал плечами, а Иванов сзади ответил:
- Еще минут пятнадцать-двадцать. А дальше надо будет идти пешком. Вон туда – он показал пальцем в окно – в сторону больших водопадов.
Глянув в указанном направлении, я увидел километрах в трех, на одном из склонов шикарный, водопад и даже заметил, стоящую над ним радугу. Да и вообще – места тут красивейшие. Смешанный лес, воздух чистейший и пахнет как может пахнуть только в горах… Полностью открыв окно я вдыхал запахи разноцветья и так увлекся созерцанием природы, что даже не заметил как мы проехали последний участок пути. А потом, оставив машины на большой площадке, которой заканчивалась дорога, еще минут сорок топали вверх по тропинке до тех пор, пока Пернье не остановился и показывая в сторону речки, сказал:
- Вон до того места, я за ними следил. А потом наступила темнота и дальше идти я не рискнул.
- Понятно. Разрешите бинокль?
Взяв у лесника оптику, я начал оглядывать противоположный склон вплоть до поворота ущелья, но конечно же ничего не увидел. «Невидимки» не те люди, чтобы оставлять следы.
Так, будем мыслить логически – ночью да еще и с раненными по горам особо  не побегаешь. Места, если не знать что это Мекка для пикников – выглядят совершенно дико. По словам Антуана, шли ребята тяжело. Значит есть большой шанс, что ночевку они устроили где-то недалеко отсюда. Мда, ночевку… Сейчас уже около двенадцати и бойцы могли уже несколько часов шагать на восток…
Хотя, у них на шее пленные и раненные. От погони они оторвались буквально только что. А что такое отрыв, я знаю очень хорошо, значит есть большая вероятность, что этот день они посвятят уходу за раненными и отдыху и только потом двинут дальше. Ну, я на это сильно надеюсь, так как бегать в их поисках, мы можем до ишачьей пасхи. Выходит, надо осмотреть местность километров на пять-семь выше и если никого не найдем, значит се ля ви. Во всяком случае это будет значит, что из зоны возможной встречи с отдыхающими людьми «невидимки» вышли. Озвучив свои мысли окружающим, я отдавая бинокль Пернье, поинтересовался:
- А где здесь есть места, наиболее подходящие для того чтобы группа людей могла остановится? Ну там - место более менее сухое и ровное, до ручья или реки недалеко и в тоже время закрытое от посторонних глаз? С этого места должно быть несколько путей скрытного отхода и… скорее всего оно будет располагаться в ельнике или недалеко от него. – Видя удивленный взгляд Василия Макаровича, пояснил – Раненных на землю не положишь, да и самим на камнях ночевать тоже не фонтан. А так: лапника подстелил - и тепло, и мягко.
Лесник, пока я задавал свой вопрос внимательно слушал,  а потом оглаживая бородку долго думал. В конце концов объявил, что наиболее подходящее место находится километрах в трех выше. Там можно издалека отслеживать подходы и в случае опасности незаметно уйти в любое из двух ответвлений от основного ущелья.
Решив принять его слова как руководство к действию, мы пошли по какой-то звериной тропке дальше. Где-то через час, оглядев мокрых и запыханных  посольских, я только цокнул языком. Мда, три километра в горах и на равнине это совсем разные вещи. Не зря говорят, что внизу расстояние измеряется километрами, а наверху, часами пути. Бодрыми были только я и Пернье. Видя, как они жадно глотают из фляжки, подумал и решил уходить в отрыв. Сказав Иванову и его людям, чтобы догоняли, я забрав у Василия Степановича недельной давности выпуск газеты «Правда», который мы взяли в качестве одного из доказательств нашей советскости, двинул вперед в одиночестве.
Дыхалка, несмотря на свою прокуренность работала хорошо, да и общие тренировки тоже давали о себе знать, поэтому минут через двадцать быстрой ходьбы, я увидел то место, о котором говорил Антуан. Увидел и остановился, соображая, как себя лучше преподнести. Нет, как именно я придумал еще в машине, но теперь стали терзать сомнения по поводу репертуара. В том смысле, что я рассчитывал идти к возможному месту нахождения «невидимок» с песней. Просто другого в голову не пришло. Не будем же мы орать: «Советские разведчики, ау! Выходите, так как вас ожидает сухая постель, горячий обед и наше радушие.» Можно конечно и так, но лучше сработать тоньше.
Вот я и думал затянуть последний хит, запущенный с подачи Верховного, и ставший позывными, совсем недавно введенного, нового типа радио - «Маяк». До этого радио работало только несколько часов в день, а «Маяк»,  первым в СССР, шуровал по круглосуточной сетке вещания. Во первых это было внове, а во вторых по нему, помимо последних известий, комментариев футбольных матчей и всего прочего, что было на старом радио, крутили популярную музыку как нашу так и импортную, поэтому всем такой подход очень понравился. Вот я и думал сначала затянуть насчет того, что «не слышны в саду даже шорохи», но сейчас переиграл и выкинув так и не зажженную сигарету вздохнув, немузыкально, но зато в такт шагам, заорал:

А на войне как на войне
А нам труднее там вдвойне
Едва взойдет над сопками рассвет
Мы не прощаемся ни с кем
Чужие слезы нам зачем
Уходим в ночь, уходим в дождь, уходим в снег

Вопил я так, что даже заглушал далекий рокот оставшегося за спиной водопада, а сам напряженно вглядывался в приближающиеся деревья. Но там никаких шевелений не было, лишь над головой возмущенно застрекотала перепуганная криками сойка. Только я не унывал и стараясь не сорвать горло, идя вперед, продолжал голосить:

Батальонная разведка
Мы без дел скучаем редко
Что ни день то снова поиск снова бой
А ты сестричка в медсанбате
Не тревожься бога ради
Мы до свадьбы доживем еще с тобой

Так, пропев пару куплетов я добрался до деревьев и в растерянности остановился. Мда, приехали. И что дальше? Сколько мне еще так вокалом заниматься? Никого ведь не видно! Ни людей ни следов… Замолкнув я сплюнул, пару раз свистнул а потом пошел дольше, уже просто по инерции громко бормоча себе под нос:

И мы припомним как бывало
В ночь шагали без привала
Рвали проволоку брали языка
Как ходили мы в атаку
Как делили с другом флягу
И последнюю щепотку табака

И тут, выйдя на крохотную полянку, я остановился увидев что искал. Нет, не людей, а место ночевки. Глаз быстро скользил вокруг примечая примятости на не успевшей расправится траве, обсыпанную хвою от уже убранного лапника, сломанные кое-где веточки. А еще через секунду почувствовав движение слева, за спиной, поднял обе руки вверх и показывая большим пальцем в сторону опасности, попросил:
- Ты только не шмальни сдуру. А то я тут пел, надрывался, а мне вместо благодарности - пулю в башку… Повернуться-то, можно?
Сиплый голос ответил:
- Стой как стоишь, певун. И пока стоишь, расскажи, чего это ты тут горланил? И вообще – кто такой и сколько вас всего?