Ура, мне получше! температура всего 37,5 и голова не так болит... Если все будет нормально попробую завтра дописать до конца хотя бы одну сценку. А вообще пока в температурном полусне лежал такие картинки рисовались... попробую их написать потом...

Увы. там такие лекарства, что ничего крепче сока мне увы нельзя....    а так бы     

Один отрывок из четырех...
7  августа 1941 года. Сергей Иванов. В пути.
Под мягкий убаюкивающий стук колес едем в неизвестность. Окна закрыты светомаскировкой, бойцы еще не спят, а я собрал командиров батальонов и рот на совещание. Завтра к утру должны быть на станции выгрузки, надо детально разобрать порядок разгрузки и подготовки к маршу. Проработали еще раз вопросы, коротко, а чего собственно долго разговаривать, все примерно известно, только повторение мать учения, никогда не мешает. После этого наш бригадный заводила и весельчак лейтенант Махров предложил спеть чего-нибудь и не успел я опомниться как откуда-то появилась гитара. Хм, шестиструнка и даже с дарственной надписью. Вот хитрецы хитрющие, купили где-то. Теперь точно не отговоришься.  Выхожу с Кравцовым в тамбур, перекурить. Столько лет не курил, бросил еще в армии, а вот опять вернулась поганая привычка. Спрашиваю:
- Как, Федот Евграфович, спеть?
- Обязательно, Сергей Петрович. Хорошая песня, она не хуже лозунга....
Быстренько докуриваем и возвращаемся в вагон.
- Ну, и что спеть?
- Про войну, лирическое что-нибудь, - просит с ехидцей зампотыл майор Семецкий. Не нравится ему моя въедливость, вот он потихоньку и подкалывает. Послужи с мое, салага, поотвечай на всякие каверзные вопросы разнообразных комиссий, особенно после Афгана….
- Лирическое, так лирическое…
Темная ночь, только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают.
В темную ночь ты, любимая, знаю не спишь
И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь.
Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,
Как я хочу к ним прижаться сейчас губами….
Молодежь слушает просто как хорошую песню про войну и разлуку, а те, кто постарше, у кого дома остались семьи, напряженно пытаются не высказать нахлынувшие чувства и сидят внешне недовольные. Но я вижу, что песня и их «зацепила»:
- Верю в тебя, дорогую подругу мою,
Эта вера от пули меня темной ночью хранила.
Радостно мне, я спокоен в смертельном бою,
Знаю, встретишь с любовью меня, чтоб со мной не случилось.
Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в бою…
Вот и сейчас надо мною она кружится.
Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь
И поэтому, знаю, со мной ничего не случится.
Перебираю струны, проигрывая последние аккорды, а самого трясет не меньше чем майора Сидкова, сидящего неподалеку. Черт побери, у них то есть хотя бы какая-то надежда! Их ждут и они могут вернуться. А куда вернусь я, куда вернется Андрей? В туман? Бл.., сам себя довел… Срочно поем что-нибудь другое:
- Помиритесь, кто ссорился, позабудьте про мелочи.
  Рюкзаки бросьте в стороны, вам они не нужны.
  Доскажите про главное, кто сказать не успел еще
  Нам судьбою оставлено полчаса тишины…
Бл…, да что это у меня сегодня, все грустные песни лезут. «Чую ждет нас не легкий бой, а тяжелая битва».
- До атаки, до ярости, до пронзительной ясности.
  И быть может до выстрела, до удара в висок
  Полчаса на молчание, полчаса на прощание,
  пять секунд на бросок.
  Раскатилось и грохнуло над лесами горящими,
  А ведь это, товарищи, не стрельба и не гром.
  Над высокими травами встали в рост барабанщики
  Это значит не все еще, это значит пройдем.
Так, демонстративно гляжу на часы. Швейцарские, трофейные. Отлично, между прочим, идут. Были у меня в детстве похожие, батин подарок, нашего производства, «Слава». Шли с точностью секунда в сутки все время. Потерял я их как то на пляже, а ведь шли без единой поломки. До сих пор жалко….
- Еще одну и отбой.
Поем практически хором уже знакомую многим песню про танковый ударный батальон и расходимся. Рядом со мной остается только Кравцов. Внимательно посмотрев, как я укладываю гитару, он неожиданно спрашивает:
- Сергей Петрович, вы ведь в партии не состоите?
- Так точно Федот Евграфович,- пытаюсь понять, в чем дело. Неужели что-то накопали? Но тогда Стонис сам бы работал, а причем здесь комиссар?
- Судя по всему нам предстоят тяжелые бои. И мне кажется, что если вы и товарищ Мельниченко подадите заявления… будет неплохо и для политико-морального состояния части, да и для вас тоже…
Странно, чего это сегодня наш батальонный так косноязычен? И тут я вспоминаю. Е.., ему как и нам не к кому возвращаться. Бойцы ж говорили, а я запамятовал. У него ж вся семья под развалинами дома в первый же день погибла. Ну и устроил же я со своей песней стресс всем. Черрт, думать надо головой а не х…м, как говаривал ротный. Поздно пить боржом однако.
- Согласен, товарищ батальонный комиссар, оформим завтра,- отвечаю, а сам мучительно прикидываю, чем бы помочь. Хе, помочь… комиссар и сам справился, пока я раздумывал и себя корил.  Сидит как будто ничего не было, спокоен и улыбчив как всегда. Не, повезло нам. На хороших людей наткнулись сразу.
- Вот и отлично. А рекомендации, я уже спрашивал, вам могут дать лейтенант Махров и майор Стонис. Анкету у меня возьмете, завтра. Спокойной ночи, - Кравцов, услышав мой ответ, встает и уходит к себе, слегка раскачиваясь в такт движущемуся вагону.
«Что день грядущий нам готовит?» - думаю я цитатой из классика, засыпая.