Да было, было... издержки профессиональной речи... всегда звали зампотыл... привык, чисто автоматически вылетает.

Крайние события... БОЙ НАЧИНАЕТСЯ!
-Увы, Ленг очень хорошо поработал. Сразу не допросишь, - морщась от боли, пока его перевязывают, Андрей все же достает планшет и рассматривает карту. Потом, забывшись, резко дергается, сопровождаемый ворчанием санитара и почти кричит Стонису: - Бл..дь, а мост перед  станцией…! Взорви его и фланг немецкого наступления смогут атаковать только уже отходящие войска.
7  августа 1941 года. Сергей Иванов. В пути.
Под мягкий убаюкивающий стук колес едем в неизвестность. Окна закрыты светомаскировкой, бойцы еще не спят, а я собрал командиров батальонов и рот на совещание. Завтра к утру должны быть на станции выгрузки, надо детально разобрать порядок разгрузки и подготовки к маршу. Проработали еще раз вопросы, коротко, а чего собственно долго разговаривать, все примерно известно, только повторение мать учения, никогда не мешает. После этого наш бригадный заводила и весельчак лейтенант Махров предложил спеть чего-нибудь и не успел я опомниться, как откуда-то появилась гитара. Хм, шестиструнка и даже с дарственной надписью. Вот хитрецы хитрющие, купили где-то. Теперь точно не отговоришься.  Выхожу с Кравцовым в тамбур, перекурить. Столько лет не курил, бросил еще в армии, а вот опять вернулась поганая привычка. Спрашиваю:
- Как, Федот Евграфович, спеть?
- Обязательно, Сергей Петрович. Хорошая песня, она не хуже лозунга....
Быстренько докуриваем и возвращаемся в вагон.
- Ну, и что спеть?
- Про войну, лирическое что-нибудь, - просит с ехидцей зам по тылу майор Семецкий. Не нравится ему моя въедливость, вот он потихоньку и подкалывает. Послужи с мое, салага, поотвечай на всякие каверзные вопросы разнообразных комиссий, особенно после Афгана….
- Лирическое, так лирическое…
Темная ночь, только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают.
В темную ночь ты, любимая, знаю не спишь
И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь.
Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,
Как я хочу к ним прижаться сейчас губами….
Молодежь слушает просто как хорошую песню про войну и разлуку, а те, кто постарше, у кого дома остались семьи, напряженно пытаются не выдать нахлынувшие чувства и сидят внешне недовольные. Но я вижу, что песня и их «зацепила»:
- Верю в тебя, дорогую подругу мою,
Эта вера от пули меня темной ночью хранила.
Радостно мне, я спокоен в смертельном бою,
Знаю, встретишь с любовью меня, чтоб со мной не случилось.
Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в бою…
Вот и сейчас надо мною она кружится.
Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь
И поэтому, знаю, со мной ничего не случится.
Перебираю струны, проигрывая последние аккорды, а самого трясет не меньше чем майора Сидкова, сидящего неподалеку. Черт побери, у них то есть хотя бы какая-то надежда! Их ждут и они могут вернуться. А куда вернусь я, куда вернется Андрей? В туман? Бл.., сам себя довел… Срочно поем что-нибудь другое:
- Помиритесь, кто ссорился, позабудьте про мелочи.
  Рюкзаки бросьте в стороны, вам они не нужны.
  Доскажите про главное, кто сказать не успел еще
  Нам судьбою оставлено полчаса тишины…
Бл…, да что это у меня сегодня, все грустные песни лезут. «Чую ждет нас не легкий бой, а тяжелая битва».
- До атаки, до ярости, до пронзительной ясности.
  И быть может до выстрела, до удара в висок
  Полчаса на молчание, полчаса на прощание,
  пять секунд на бросок.
  Раскатилось и грохнуло над лесами горящими,
  А ведь это, товарищи, не стрельба и не гром.
  Над высокими травами встали в рост барабанщики
  Это значит не все еще, это значит пройдем.
Так, демонстративно гляжу на часы. Швейцарские, трофейные. Отлично, между прочим, идут. Были у меня в детстве похожие, батин подарок, нашего производства, «Слава». Шли с точностью секунда в сутки все время. Потерял я их как то на пляже, а ведь шли без единой поломки. До сих пор жалко….
- Еще одну и отбой.
Поем практически хором уже знакомую многим песню про танковый ударный батальон и расходимся. Рядом со мной остается только Кравцов. Внимательно посмотрев, как я укладываю гитару, он неожиданно спрашивает:
- Сергей Петрович, вы ведь в партии не состоите?
- Так точно, Федот Евграфович, - пытаюсь понять, в чем дело. Неужели что-то накопали? Но тогда Стонис сам бы работал, а причем здесь комиссар?
- Судя по всему, нам предстоят тяжелые бои. И мне кажется, что если вы и товарищ Мельниченко подадите заявления…  будет неплохо и для политико-морального состояния части, да и для вас тоже…
Странно, чего это сегодня наш батальонный так косноязычен? И тут я вспоминаю. Е.., ему как и нам не к кому возвращаться. Бойцы ж говорили, а я запамятовал. У него ж вся семья под развалинами дома в первый же день погибла. Ну и устроил же я со своей песней стресс всем. Черрт, думать надо головой а не х…м, как говаривал ротный. Поздно пить боржом однако.
- Согласен, товарищ батальонный комиссар, оформим завтра,- отвечаю, а сам мучительно прикидываю, чем бы помочь. Хе, помочь… комиссар и сам справился, пока я раздумывал и себя корил.  Сидит как будто ничего не было, спокоен и улыбчив как всегда. Не-ее, все-таки повезло нам. На хороших людей наткнулись сразу.
- Вот и отлично. А рекомендации, я уже спрашивал, вам могут дать лейтенант Махров и майор Стонис. Анкету у меня возьмете, завтра. Спокойной ночи, - Кравцов, услышав мой ответ, встает и уходит к себе, слегка раскачиваясь в такт движущемуся вагону.
«Что день грядущий нам готовит?»- - думаю я цитатой из классика, засыпая.
7  августа 1941 года. Киев.
Неприятности для Семена и его попутчика начались сразу по прибытии в Киев. Выяснилось, что до Бучи пригородный поезд пойдет только вечером, поэтому получив по аттестату сухой паек, Бридман и Томилин решили устроиться где-нибудь в соседнем к вокзалу парке.  До парка на Вокзальной площади они дошли, но на аллее рядом с памятником наткнулись на бдительный патруль во главе с молодым, но очень серьезно настроенным лейтенантом. Настороженно поглядывая почему-то только на Семена, он тщательно изучил документы и предложил пройти в комендатуру. Сдав вещи, документы и оружие, Семен с Григорием прошли в небольшую камеру. Долго в ней им засиживаться не дали, на приехавшем автомобиле их увезли в центральную комендатуру. Больше всего Семену не понравилось, как вели себя сопровождающие, слишком похоже на конвой.
Теперь Семен сидел один в достаточно роскошной, по меркам даже будущего, камере гауптвахты и от нечего делать очередной раз вспоминал фантастические события последних месяцев.
Если бы ему сказали месяца четыре назад, что он будет воевать за москалей, да еще и коммуняк! Ох, и досталось бы тому от Семена! Сначала он действительно хотел уговорить друзей, пользуясь неразберихой первых дней войны, перебраться куда-нибудь на Запад, лучше всего в Швейцарию. Отсутствие денег, вот над чем он ломал голову, когда неожиданно им встретились неприглядные реалии «современной» жизни … Семен мотнул головой, встал с табурета и нервно прошел из одного угла камеры до другого, стараясь отогнать мрачную картинку, всплывшую в памяти. Увиденное на поле выбило его тогда из колеи, а дальше события покатились столь стремительно, что он еле успевал реагировать…. Бой, красноармейцы, танк, опять бой, старинная радиостанция, с которой он всласть повозился, генератор помех, собранный на коленке….  И друзья, рвущиеся в бой…. Не мог же он их бросить и уйти один!  К тому же он видел, что красноармейцы, такие же парни, как он и его сверстники, говорящие и по-русски и по-украински, отнюдь не считали друг друга или государство врагом, не спешили сдаться в плен освободителям «от коммунистической неволи и кровавой гебни». Да и саму эту неволю он как-то не мог обнаружить.  Получалось, что правы те книги и те авторы, котоым он не доверял? Еще больше его поразил рассказ Нечипорука о гражданской войне, бандах белых, красных, зеленых и прочих цветов, о том, что большевики победили в том числе и потому что свою низовую вольницу давили не меньше, чем противников.
Вот и думай, голова. А тут еще и Елена…. Но тут Семен прервали, как говориться, на самом интересном месте. Заскрежетал замок и в дверях появился улыбающийся сержант Томилин в сопровождении разводящего.
- Пошли, арестант… «вскормленный в неволе орел молодой». Разъяснилось все, мы с тобой свободны. Самое же главное - тут оказывается машина нашей части стоит. Поэтому ноги в руки и пошли!
Быстро получив вещи они почти бегом направились к ЗИСу, стоящему на дворе. У машины их ждал пожилой с хитроватым лицом старшина и довольно упитанный водитель  средних лет.
- Вы с нашей бригады будете?- спросил старшина.
- Мы, мы товарищ старшина,- ответил Томилин подавая докуметы.
Даже не не посмотрев в них, старшина сказал:
-Залазьте, зараз поидемо.
Переглянувшись, спутники быстро забрались кузов, где довольно таки неплохо устроились на каких-то мягких мешках. Снизу раздавалась ругань старшины, крывшего водителя так, что уши заворачивались и обещавшего в первую же спокойную неделю  «посадить водилу на губу за небрежное отношение к вверенной технике».
Посмеявшись, Томилин вдруг хлопнул себя по лбу и сказал:- Совсем из гоовы вылетело. Держи,- доставая из кармана какую-то бумагу. Семен взял и  развернул ее, почитал…. и из кузова раздался его громкий хохот, на время заглушивший даже  шум запускаемого двигателя.
В снабженной всеми положенными угловыми штампами и печатями было отпечатано,  дописано ручкой и подписано:
« Справка.
Дана настоящая красноармейцу младшему сержанту Бридману С. В. в том, что он действительно должен носить трофейные сапоги ввиду болезни ног.
Справка дана для предъявления по месту требования.
Военный комиссар г. Киев
Генерал-лейтенант ………………….»
Тут мотор взревел и машина наконец-то, плавно и замедленно на взгляд Семы, набирая скорость выехала за ворота комендатуры на улицу.
- Чего ржешь?! – перекрикивая шумы, Томилин смотрел на Сему без улыбки:- Нас же с тобой из-за твоих дурацких полусапог и взяли. Если бы не оказалось в комендатуре знакомых из особого отдела, сейчас так и сидели бы! Бдительный лейтенант решил, что диверсантов немецких поймал.
-Погоди! А документы!- спросил Сема.
- Думаешь сложно документы подделать?!
-Ну, какие-то опознавательные признаки должны быть, думаю! А еще слышал, что у немцев сталь только нержавеющая, а у нас скрепки в документах со временем ржавеют.
-Умный ты …. Слишком порой! Не надо об этом трепаться,  понял?! Даже если слышал.
-Да понимаю, я ж только тебе!
-И мне не надо… ты мне, я тебе, а кто-то подслушал и передал!
Тут машина выехала за пределы города и дорога резко ухудшилась. Разговор стал небезопасен, тряска была такой, что запросто можно было прикусить язык. Поэтому спутники замолчали, поплотнее закутались в шинели и, немного посмотрев на окружающий пейзаж, постарались перейти к самому важному на войне делу - отдыху. Сема, попав на войну, вполне убедился в правоте прочитанного в книге знаменитого американского фантаста, что солдат счастлив, когда может спокойно поспать. Раньше, читая «Звездных рейджеров», он думал, что это красивое преувеличение, но опыт уже убедил его в обратном. Вот, а ведь Хайнлайн тоже в армии служил…даже служит сейчас, вспомнил, задремывая и уже не обращая внимания на ухабы и шумы Семен.
8 августа 1941 года. Станция (пока не решил, где-то южнее направления Смоленск- Москва).
-Здравия желаю, товарищ майор!- улыбаясь, несмотря на окружающее, приветствовал майора Мельниченко инженер-майор Иванов, передав управление выгрузкой танков командиру третьего батальона майору Сидкову.
-Здравствуйте, товарищ инженер-майор!- озабоченным тоном ответил Андрей, слегка улыбнувшись и тут же снова озабоченно хмурясь:- Как выгрузка?!
Оба они практически кричали, рев дизелей и крики людей, шум подъезжающих и отъезжающих машин сливались в один мощный шум, заглушавший обычный голос.
- Нормально! Разведчики уже сгрузились, выходят на окраину. Сейчас заканчиваем сгружать второй и третий батальоны одновременно. Пехота выгрузилась, мотострелковые роты усилили оборону станции, а танкодесантники и тылы выдвигаются согласно первоначальных указаний….
- Хорошо! Слушай, давай в сторонку отойдем, поговорить надо! - по голосу Андрея Сергей понимает что что-то случилось.
- Понял! Сидков! Я с комбригом, продолжайте выгрузку!- кричит Иванов.  Они отходят подальше, на соседнюю улочку, за угловой домик и садятся на скамеечку у калитки. Сопровождающий Мельниченко Антон Змиев, вместе с еще одним красноармейцем встают на повороте, осматривая на всякий случай улицу и окружающие заборы.
-Что случилось, шеф?- спрашивает Сергей.
-Брось свои шуточки. Я и так крупно влетел, - говорит Андрей и рассказывает о происшествии на дороге:- … оказались уголовники. В автомобиле ценности Госбанка были и ювелирные украшения, похоже награбленные…. А самое главное, что диверсанты-то действительно были. Мы сюда радировали, охрану сориентировать. Ну, они бдительность и повысили. Два грузовика, один с диверсантами, другой со взрывчаткой захватили, немцев пятнадцать человек уложили и двоих в плен взяли. Точно «Бранденбург», мне уже комендант станции по приезде доложил. Теперь вот и жду, когда Стонис спрашивать начнет.
- А он что?- другим, серьезным тоном спрашивает Сергей.
-Что, что… Молчит, - Андрей выглядит по прежнему и только проскользнувшая в речи злая интонация выдает его состояние: - Молчит и только изредка уважительно так поглядывает. Не нравиться мне это, Сергей.
- Ну, Андрей, ты совсем последнее время расклеился. Стонис, по-моему, куратор нашей группы от НКВД. И он ничего не будет делать самостоятельно, без указания  сверху. Это значит, что, по крайней мере, дня три, четыре у нас есть. А на войне и один день уже много, - Сергей спокойно осматривается и добавляет:- Интереснее другое, нас с тобой в партию приглашают. И один из озвученных поручителей – как раз Стонис.
- Таак, - настроение Андрея резко меняется, теперь он собран, деловит и, кажется, даже весел: - А ведь это проверка, последняя проверка и заодно предложение влиться в команду. Похоже, мы измерены, взвешены и сочтены достойными. В таком разрезе мой прокол просто мелкий эпизод, который приберегут для удержания нас на поводке. Спорим, Стонис и спрашивать не будет?
- Не буду спорить, некогда. Думаю, ты прав. А сейчас давай к более насущному вернемся. Распоряжение на марш, проверка готовности и «поехали», - ответил Сергей.
- Да, заболтались мы с тобой, а война не ждет. Вобщем, прорыв немцы учинили серьезный. Довожу только для тебя – в ударе похоже все три танковые группы участвуют, а судя по некоторым данным и четвертая вчера начала наступление. Последний шанс так сказать, «Тайфун», - Андрей уже совершенно спокоен и даже слегка весел. Он уже кажется забыл обо всем, упиваясь самим процессом принятия решения: -  Северо-западный фронт удара не выдержал, обнажил фланг Западного, который и так еле сдерживал удар двух танковых групп. Немцы полуокружили Смоленск, прорвали оборону расположенного в тылах Западного Резервного фронта и сейчас движутся к Москве. Наша бригада выдвинута на правый фланг танковой группы Гудериана. Планировалось, что мы будем перед его фронтом, но он оказался быстрее. Наша задача – задержать его наступление до подхода 1-го мехкорпуса.
Больше Андрей ничего не успевает сказать, появляется посыльный и докладывает, что штаб собран для доведения указаний. Поднявшись, Мельниченко и Иванов идут вслед за посыльным к домику, в котором временно расположился штаб. Это деревянное длинное здание, судя по всему школы, в открытые двери помещений видны парты, в помещении где работает оперативный отдел стоит большой глобус.
- О, молодец Калошин. И карты не надо,- шутит Сергей. Все присутствующие смеются.
Начинается нормальная штабная работа. Готовится общий приказ, анализируется общая обстановка, Калошин и Мельниченко работают, склонившись над картами голова к голове. Время от времени Иванов дает какую-нибудь поправку, иногда что-то предлагают другие офицеры. Все эти мысли обкатываются со всех сторон, шлифуются, дополняются и окончательно отработанное решение ложится в приказ очередным пунктом.  Время от времени вызывается посыльный и в очередное подразделение получает свою часть приказа. В наступающем летнем полусумраке части готовят транспорт и танки, выстраивают колонны и нетерпеливо дожидаясь назначенного часа, озабоченно  поглядывают на небо, охраняемое всего лишь парой истребителей да тонкими дулами зенитных орудий, как своих, бригадных, так и охраняющих станцию местных батарей.
А тем временем разведывательные дозоры уже на полной скорости  мчаться по дорогам в сторону фронта, распугивая мелкую живность гулом танковых и треском  мотоциклетных моторов. У же первый дозор сталкивается с немецким и горит чей-то мотоцикл и звонко грохочет сорокопятка дозорного Т-50, снаряд которой пронзает борт неудачно подставившегося броневика SdKfz 231. После быстрого боестолкновения русские внезапно, в лучшем стиле английских «крыс пустыни» исчезают, оставив за собой догорающую технику противника и несколько немецких и, увы, своих тел. А ля гер ком а ля гер – на войне как на войне. Зато в коляске одного из мотоциклов неживой куклой болтается оглушенный и еще не пришедший в себя язык.
- Первое столкновение. Ну что же господа немецкие фашисты… Вы хотели истребительной войны, вы ее получите, - комментирует пришедшие новости Сергей Иванов.

хм. Не знал...Это похоже один чел с ФАИ работает... он постоянно таким занимался. Посмотрим...