Итак, из обещанного старого, которого три гада ждут (с)

Часть четвёртая, героическая: Защитники

Глава 1. Модные салоны

Пятница, 20 января 1878
Санкт-Петербург
#

   Елизавета Андревна Кирхберг, жена немолодого отставника, поутру уговаривала мужа уехать в Ниццу. Николай Григорьевич отчаянно упирался.
-- Какой к чертям курорт, я государя давеча видел! Он о службе намекнул!
-- Так тебя обратно и взяли, а то еще, чего доброго, пошлют обер-полицмейстером в Болгарию, или в Коканд губернатором.
-- Да хоть начальником жандармского округа, Лизонька, хоть на Камчатку, в моём положении от службы не отказываются. Не могу я без работы, захирею скоро.
-- И так уже захирел, не спишь по ночам, коньяк чуть ни весь в доме выпил, -- Елизавета Андреевна всплеснула руками, -- а если и спишь, по три раза с боку на бок переворачиваешься.
-- Не ворчи, мой ангел, коньяку на мой век хватит.
-- ...дочь у тебя невеста, а зашлют в дыру, да еще век себе укоротишь в провинции, где женихов искать будем?
-- Ну, Машка-то в девках не засидится.
-- За проходимца твоего?! Ну уж, Коленька, ты скажешь, не ровня он ей.
  У генерала дёрнулся кадык.
-- Лиза, я дураков на службе не держал, а проходимцев тем паче. И чем Алекс тебе не угодил?
-- Гол твой бывший адьютант как сокол, ты хочешь, чтобы Мари на жалование ротмистра жила?
-- Пфуй, сейчас так порохом пахнет, что через пару лет он полковником станет, а ещё лет через пять меня обгонит, если в службу не попаду.
-- А как ты Маше приданое дашь? Что от папиных денег осталось?
-- И осталось, Лизхен, а служить буду -- капиталы удвоятся. Да и связи мои кое-чего стоят. Подумай только, Государь меня помнит!

  Любимая дочка опоздала к завтраку. Мари явилась в гарибальдийке, испугав мать почти до обморока. Но отставной жандарм на фрондёрство не посмотрел, выговорил за общение с оккультистским кружком, что собирался вокруг Мирбаха, медиума
великой княгини Александры. Вслед за Машей в дверях показался слуга с утренней почтой и свежими газетами на подносе.
  Сверху лежал пакет в сургуче и печатях. Но одинокий лист внутри был скромным и гласил:

  Любезнейший Николай Григорьевич!

  С получением сего покорнейше прошу Вас
прибыть ко мне в удобное Вам время,
часы моего приёма Вам известны.

  Искренне преданный Вам
  генерал-лейтенант Шульц

  Кирхберг фыркнул.
-- Ну и дела... За три года хоть бы раз вспомнил, старый сыч, а как я Государя повидал, так сразу и "любезнейший" и "искренне преданный". Словно граф Шувалов вернулся, да прямо в свой старый кабинет.

  Вечерело. Кабинет бессменного управляющего III отделением генерала Шульца за эти годы совершенно не изменился, добавилось только свечей и ламп, да стёкла очков на утином носу хозяина стали толще. Старый осторожный канцелярист, встав из-за почти пустого стола, внимательно оглядел мундир отставного генерала.
-- Ну-с, Николай Григорьич, на службу рветесь, вижу-с. И вполне возможно-с, только с мундиром рановато-с. Велено на ближайшие месяцы считать вас прикомандированным-с.
  У Кирхберга, помимо воли, вытянулось лицо.
-- ...впрочем, облечённым полномочиями и с полным доверием-с. Так что, скажу Вам, неофициально, можете считать себя на службе с сего часа.
-- Понимаю, Ваше превосходительство.
-- А понимаете, так присаживайтесь. Будем работать-с. По косвенным данным, -- Шульц выудил из папки тоненькую тетрадку, -- как-то: обзор австрийской печати, обзор британской печати, и так далее, мы с Вами имеем основания предполагать не просто утечку информации чрезвычайно конфиденциального характера, а действия весьма разветвлённой агентурной сети на юге Империи, в полосе, непосредственно прилегающей к мобилизованным округам, и в них самих.
  Носатый привычно отключился от монотонного голоса Шульца, улавливая суть, а не словесный поток.
-- Поскольку вам доводилось работать в контакте с представителями Военного министерства, и в нашей среде вы, Николай Григорьевич, пользуетесь заслуженным уважением, то, даже не уточняя вашего статуса, вам окажут всяческое содействие и споспешествование. Кроме того, вам придаются офицеры Корпуса, которые будут, независимо от вас, вести расследование в конкретных пунктах.
  Генерал-майор, наконец, добрался до истины.
-- Спугнуть голубчиков хотите, ваше превосходительство? А что именно известно, почему на юге?
  Пожевав губами, Шульц поправил очки и продолжил голосом плохого пономаря.
-- По оперативным разработкам информация не могла просочиться в Австрию из обеих столиц. Вам необходимо обратить внимание на подозрительные сообщения с юга, но район действия обозначить сложно. Вам придётся пройти частым гребнем в области Войска Донского, и обязательно посетить узловые станции и порты Харьков, Таганрог, Одессу и Кишинёв.
-- Я полагаю, Ваше превосходительство, Государя в Крыму охраняют благонадёжные лица, но на строящемся железнодорожном узле в Николаеве посмотреть не мешает.
-- Именно-с, Николай Григорьевич, именно-с. Зрите, так сказать, в корень-с. Слава Богу, есть кому смотреть, но ваш незамутнённый взгляд может потребоваться и в Крыму. Проедьте севастопольской веткой хотя бы до Джанкоя, а будет надобно, то и далее... Вот, извольте-с, -- Шульц протянул визави лист из папки, -- эта дезинформация должна подойти вам как приманка.

  Кирхберг, единым взглядом окинув одинокий листик, почесал нос.
-- Содействие чинов Военного министерства?
-- Распоряжением товарища военного министра вам придаются князь Козловский, майор Берсенев и ваш добрый знакомец, -- Шульц сделал эффектную паузу, -- полковник Рингер. Список сотрудников нашего учреждения пока уточняется. А агентов вам подберёт Кириллов. Вот уж кто рад вам будет, Николай Григорьевич. Не смею вас задерживать-с.
  Носатому осталось только встать и старой, ещё гусарской привычке щёлкнуть каблуками.

Глава вторая
Секретные дела
Суббота, 28 января 1878

#
...

  Приличная публика озиралась на товарный вагон, прицепленный к скорому севастопольскому поезду. На его стенке белой краской каллиграфическим почерком было выведено "Государственный преступник". Вокруг вагона стояли вооружённые новейшими, редкими даже на фронте винтовками Бердана моряки Гвардейского экипажа. Тонкие стволы качались в направлении любого вызывающего подозрение человека. Но приближаться к вагону или заговаривать с конвоем дураков не было.

  Среди прочей публики на перроне был и вновь помолодевший генерал-майор фон Кирхберг.
-- Поглядите-ка, Василий Фридрихович. Мичман-то, похоже, от либерализма избавился. И гвардейцев нагнал, как на похороны племянника. Кого же это они везут, да ещё и в Севастополь, на Балтике рей не хватает, что ли?
  Рингер услышал негромкий, смутно знакомый по офицерскому клубу голос:
-- Адресат груза кавторанг Диков Иван Михайлович, Севастополь, минные склады Черноморского флота. Необходимо обеспечить строжайший надзор и высочайшую безопасность, чтобы не получилось, как с беднягой Шпаковским на испытаниях его
самодвижущейся мины.

-- Что за чертовщина? -- мелькнуло у него.

  Рядом с севастопольским стоял поезд на Одессу. Скромный замыкающий вагон не охранялся, на борту вагона была меловая, полустёршаяся уже надпись "Товарищество братьев Нобель. Грузы господина Линдзея, Одесса".
...

Глава третья
Царьград
Воскресенье, 29 января 1878
Стамбул

  ...Дмитрий Иваншин усмехнулся.
-- Ну вот, свершилось. Русский офицер зачерпнул воды из Золотого Рога.
-- Начало хорошее, вот только что дальше будет? Этой войне конец, мы все живы, -- произнёс Сергей Гонвельт, -- а вот когда следующая?
-- Дрянь водица, дерьмом отдаёт, да и дует здесь, как в степи, даром, что холмы повсюду, -- одетый штатским подполковник Куропаткин не скрывал раздражения.
-- Да ну вас, Алексей Николаевич, -- Гонвельт, с улыбкой от уха до уха, отхлебнул из шедшей по кругу фляжки, запил водой из котелка, -- вечно вам не угодишь. Смотрите, Царьград -- вот он. Красивые всё же места, да и турки не такие уж звери.
-- Эх, Серж, разве ж можно азиатам верить? Нынче он тебе улыбается, халвой угощает, а через час ятаганом пырнёт.
-- Ну ятаганов, положим, не видно, а вот штыки на каждом углу. Глядите, сколько патрулей...
-- Нет, господа, всё-таки турки от войны устали, да и рады, должно быть, радёшеньки, что война так кончилась, -- Иваншин описал круг руками, -- город наши не жгут, лавок не грабят. Что ни говори, даже худой мир лучше...
-- Не мир пока, Дмитрий Валентинович, перемирие...
-- Ну а покуда перемирие, а часы увольнения быстротечны, на что порекомендуете взглянуть, господин историк? Стамбул у наших ног.
-- Не Стамбул, Пера. Стамбул на той стороне бухты. Вот там бы сейчас побродить, в Топкапы заглянуть, в старый дворец то есть. Четыреста лет уже султанской резиденции. Или в Фанар завернуть, обедню отстоять в патриархии.
-- Ой, скажете тоже, даст Бог, в Москве отстоим. Топкапы это, конечно, интересно, но вот карте последней лет двадцать пять, -- в Гонвельте взыграл топограф, -- подновить бы.
-- Ага, подновишь тут, гляди, как османы зыркают. В Стамбул-то сам и не попасть, разве что на лодке, и огрести потом...
-- Н-да... Странно, господа офицеры, патрулей что-то уж слишком много.
-- Так ведь где-то здесь неподалёку строится султанская резиденция, дворец Йылдыз, звезда то бишь... Эх, всё-таки зря мы драгомана* с собой не взяли.
-- Неужто с турком не объяснимся? Вон, хоть с тем офицером, явно фронтовик... И армяшка что с ним сластями торгует, может, он по-русски разумеет?

* Драгоман -- переводчик.

  Немолодой на вид армянский торговец с тёмными кругами под глазами давно уже буравил взглядом лица русских. Засахаренные фрукты, кишмиш да халва нескольких сортов составляли нехитрый набор яств. А рядом с лоточником переминались с ноги на ногу двое рослых аскеров или, скорее, муширов*, то ли приценивающихся, то ли просто дурака валяющих.
-- Ежли мне память не изменяет, у мусульман выходной в пятницу, -- сказал Гонвельт, -- но, видимо, выпустили и их на русских поглядеть.
-- Ассалям алейкум, ага, -- произнёс Иваншин с заметным французским акцентом.
-- Салам, -- буркнул офицер, не скрывая раздражения.
-- Компрене-ву, -- Дмитрий Валентинович перешёл на более известный ему язык, -- мы русские офицеры, хотели бы найти каик**, покататься по бухте. Да вы понимаете ли по-французски?
-- "Неверные собаки, дошли до Стамбула и не выучили наш язык, да поразит вас меч Пророка, -- пробурчал по-турецки офицер и перешёл на французский, -- прекрасно понимаю, глаза б мои на вас не глядели.

-- Что угодно победоносным воинам белого царя? -- немного нараспев, но на заметно лучшем французском заговорил торговец. -- Семь сортов лучшей халвы, инжир по-дамасски, урюк, кишмиш, окажите честь скромному торговцу Меджидянцу.   Офицер неожиданно сник, а два мордатых мушира, напротив, расправили плечи, словно готовясь к драке.
  Гонвельт большим пальцем незаметно взвёл курок верного револьвера, а Иваншин, ничего не замечая, подошёл к лотку и, загораживая линию огня, долго выбирал, чего бы прикупить. В итоге ему приглянулся здоровенный кусок ароматной
кунжутной халвы и, не торгуясь, Дмитрий протянул серебряный рубль с профилем государя императора. Торговец, взвесил в руке монету, попробовал на зуб, и отсчитал кучку мелкой серебряной монеты на сдачу. Кучка была больше заплаченного рубля, что несказанно удивило нашего историка.
-- Странно что-то, сдача больше цены.
-- Ай, не волнуйтесь, молодой человек, здесь монета старая, в ней серебро плохое. Разве будет старый торговец торговать себе в убыток? -- Армянин улыбнулся русскому офицеру, и подмигнул, скосив глаз. Муширы почему-то расступились. Торговец же продолжил разговор с выгодными клиентами.
-- Что хотите видеть в Истанбуле? Наверно, дворец, или даже гарем падишаха?
-- Да аллах с ним, с гаремом, пусть туда султан ходит, нам бы в баню.
-- А правду говорят, что ваши генералы не сегодня-завтра возьмут Царьград?
-- Чепуха, -- безапелляционно заявил Гонвельт, так и не убравший руку из кармана.
-- Всё в руках Аллаха, -- отозвался торговец и неожиданно смутился.
-- Меджидянц-ага мусульманин?
-- Здесь, в Турции, всё в руках Аллаха. А баня там, ближе к "Сладким водам"*3, каики на берегу, -- торговец махнул рукой вправо и начал быстро укладывать товар в корзину.

* Аскер -- солдат, мушир -- сержант.
** Каик -- гребная прогулочная лодка.
*3 Долма Бахче -- река в черте Стамбула, дословно "Сладкие воды".

  Часа через полтора хождения и направо, и налево, и кругами по пригороду Иваншин взмолился:
-- Господи, да кого же ты нам ниспослал, Сусанина, что ли? Вот уж и взаправду, послал в баню, а мы всё идём и никак не найдём. Одно хорошо, халва вкусная.
-- М-да, всё же интересно, -- сказал Куропаткин, упарившийся от долгого похода по холмистому району, и это несмотря на январскую прохладу, -- кто был этот Меджидянц?
-- Скорее всего, Алексей Николаевич, какой-то переодетый полицейский чин, -- ответил Гонвельт, периодически сверяющийся и правящий старую карту, -- видать, подобрались мы к новому дворцу, вот он нас ненавязчиво и отослал... Фамилия странновата, Меджидянц... получается армянин благородных кровей, но сын турка Меджида, так что ли?.. у турок-то фамилии нет. Ладно, у Иордаки спросим в штабе.
-- У Иордаки так у Иордаки, -- отозвался Куропаткин, -- только, пожалуйста, вы, Серж, и вы, Дмитрий, называйте меня по имени, а то как-то неловко, я же годами младше.

  Никифор Ахиллесович Иордаки, прикомандированный к штабу скобелевского отряда переводчиком уроженец Стамбула, услышав рассказ Гонвельта, схватился за остатки седых волос на голове.
-- Батюшки, влезли... Да ведь это, похоже, сам Бедрос-ага и был.
-- Какой Бедрос-ага?
-- Абдул-Гамид, сын Абдул-Меджида. Знаете ли, молодые люди, подобно Наполеону Третьему, некогда ставшему главным надсмотрщиком за своими возлюбленными подданными, лучшим шпионом султана Абдул-Гамида является он сам.
  Глаза молодых офицеров выросли до размеров уплаченного за халву рубля.
-- Это был султан? А мы его за замаскировавшегося полицейского приняли...
-- Переодетыми бывают и султаны. Такие фокусы здесь практикуют ещё со времён Мехмеда II Фатиха. Ваше счастье, что вы его не признали. Охранники бы вас, господа, там же и положили. Это ж надо так нарваться,.. а тут ещё Михаил Дмитрич по сералям вояжирует...
  Теперь у молодых офицеров отвисли челюсти.
-- Да ну?! Как же вы его отпустили?..
-- Только отобедали и кофе выпили, засел было отец-командир с начштаба за бумаги, вдруг является здоровенный турок, то есть не турок, евнух, причём черный как сапог, и на прекрасном французском, господа, подчёркиваю, на прекрасном французском просит Ак-пашу навестить одну высокопоставленную даму.
Ну, Михаил Дмитриевич надраил было пуговицы до блеска, бакенбарды надушил и расправил, сапоги Стёпка-денщик ему наваксил, а негр-то его и просит, чтобы оделся поскромнее, дабы внимания не привлекать, дескать, честь дамы и всё такое прочее.
-- Хороша же у них честь, евнуха за генералом посылать.
-- Что вы хотите, господа, эмансипация по-турецки; в общем, накинул наш Белый Генерал трофейную шинелишку и отправился в гарем. Слава богу, граф Келлер за начштаба, за ним две пятёрки пластунов отправил, хоть знаем, где он; вытащат.

  Тем временем Михаил Дмитриевич Скобелев кейфовал под гостеприимной кровлей дворца покойного визиря. Напротив него на кушетке сидела стройная дама в европеизированном турецком наряде с крошечной чашечкой кофе в руках. Общаясь на французском, международном языке любви, к некоторому своему огорчению, Ак-паша быстро понял, что вызвал у своей хозяйки отнюдь не амурный интерес, и с трудом скрывал свою заинтригованность. Дама оказалась ни много ни мало, внучкой Махмуда II и двоюродной сестрой султана, дочерью и вдовой великих визирей. Кроме того, Сение Султан была просто очаровательна, несмотря на бальзаковский уже возраст*.

-- ...Если об этом разговоре узнают, я наверняка погибну, такова судьба. Но могут задушить и султана Мурада.
-- Бывшего султана, вы хотите сказать, ваше... высочество?
-- Законного султана Османской империи.
-- Но ведь он смещен с престола, как неизлечимо больной?
-- Это неправда, и в это никто не верит, из тех, кто его знает...

  Вернувшийся почти на закате Скобелев поднял по тревоге свой штаб и вызвал казачий полк.
-- Господа, как мне стало известно из неопровержимых источников, в пятнадцати верстах от нас, на берегу Босфора во дворце Чираган содержится под стражей свергнутый султан Мурад V, старший брат Абдул-Гамида. Стамбул переполнен беженцами и возможно, что уже в ближайшие часы кучка фанатиков попытается захватить его, дабы вновь провозгласить султаном. Моя...мои конфиденты считают, что это провокация, которая позволит нынешнему султану окончательно устранить брата. Наша  задача -- сорвать эти планы. Сейчас надо связаться с отрядом Струкова. В Ставку сообщить не раньше, чем через час-полтора, иначе там замаринуют аж до тех пор, пока его высочество главнокомандующий с Числовой** не посоветуется. Выступаем с наступлением темноты, в авангарде есаул Кольцов с двумя конными сотнями и пластунами. Сергей Владимирович, отправляйтесь с ними, необходимо срочно и скрытно разведать вокруг дворца местность и дороги. Имейте в виду, сразу за Чираганом -- парк Йылдыз, в нём строится новая резиденция султана, поэтому без команды не стрелять. С Богом!

  Темнело по-южному быстро. Снова задул пронизывающий ветер с Чёрного моря. Мелкий снежок не ложился на землю, таял в гривах лошадей. Гонвельт, натянув башлык, сгорбился в седле, стараясь не отставать от невозмутимого есаула. Казачьи кони шли тяжёлой рысью, с пластунами за седлом. За час отмахали десять вёрст по холмам, пересекли речку, потом другую. Проводник, давешний чёрный евнух, сидя на породистом вороном скакуне, указал на какую-то дорожку, ведущую к северу, мимо каких-то заброшенных то ли дач, то ли загородных особняков, поди разбери, что там у них, нехристей. После поворота на восток из-за туч вынырнул растущий месяц, и Сергей вытащил часы. Ни черта не было видно, но, по-видимому, они небыстро, но и неброско двигались уже около полутора часов. Евнух показал на юг, на далёкие холмы, заросшие лесом.
-- Киоск*** Йылдыз.
  Есаул молча указал нагайкой вправо и лошади пошли шагом.
  Ещё около получаса езды, и послышался шум моря. Кольцов негромко сказал:
-- Вот он, Боспор. Станичники, спешиться. Чираган где-то тут.

* В то время считавшийся где-то после тридцати лет.
** Екатерина Числова -- балерина и актриса Императорских театров, давняя любовница и мать нескольких детей великого князя Николая Николаевича-старшего.
*** дворец (тур.).

  По дорогам вокруг дворца пробирались цепочками, ведя коней в поводу сквозь заросли. Громадное здание, похожее на огромный кремовый торт, медленно выплыло во всёй своей красе из прибрежной дымки, окутывающей кипарисовые и самшитовые рощицы. Есаул только цокнул языком, поражаясь размерам загородной резиденции султана. Два этажа на высоком цоколе, поверху балюстрада, по которой между факелами медленно перемещались тени часовых. Попробуй тут, подберись скрытно, предательский месяц то и дело выглядывает из-за туч.
  Как и всякому курильщику в минуту опасности, Сергею ужасно хотелось разок затянуться, хоть бы жуковским табачищем. Дабы не соблазниться, он отвязал кисет и высыпал из кармана даже табачную пыль. Кольцов, грызя холодную трубку, поднёс к глазам подзорную трубу. Гонвельту казалось, что перед дворцом они торчат как на ладони, но оглянувшись, он увидел позади только вестового. Лошади тоже исчезли, совершенно беззвучно.
-- Ну черти, ну казачки...
"Днём было жарко, а сейчас -- ух-х, подмораживает. До рассвета ещё часов девять, и где ж это наши? Интересно, а чего это тени двигаться перестали?"

  Прошло минут пять, и есаул легонько ткнул штабного.
-- Ну, ваше бла-ародие, можно и поспать. Дворец окружен, муха не пролетит. Вон, уже и пушки к пристани подтащили, так что и на лодках турки не подойдут, Миха-ал, -- "казачий майор" смачно зевнул, -- Дмитрич дело знает.
-- Ну тогда отойдём, -- согласился Сергей, -- хоть за ближние кипарисы.

  Гонвельт, подмерзая в седле на подведённой снова лошади, боролся со сном.
Задремывая, как ему казалось, на минуту-другую, и периодически открывая глаза, он не видел никаких перемен вокруг, разве что месяц пропал.
-- Странно, вроде и тучи ушли, а месяца нет.
-- Так ведь, ваше благородие, -- неслышно подошёл вестовой, -- третий час ночи.
-- Как третий? А где наши?
-- Туточки. Вы, ваше благородие, вовремя проснулись, вас как раз енарал кличет. Он супротив ворот.
  Сергей, спешившись, пробирался среди подмёрзших кустов, удивляясь, как много кругом солдат и казаков сидит совершенно беззвучно, не курят и даже, казалось, не дышат. Вон казаки, вон там стрелки. Артиллеристы на берегу -- и тех даже не слышно, а ведь до дворца рукой подать. Скобелева Гонвельт нашёл расположившимся шагах в ста от ворот, в крошечном сарайчике. Молодой генерал выслушивал произносимые шёпотом последние донесения и также негромко отдавал распоряжения.
-- Телеграф?
  Вдали на той же дороге, по которой прибыли русские, дважды мигнул потайной фонарь.
-- Вот, ваше превосходительство, срубили.
-- Штабной горнист здесь? Куропаткин, Гонвельт, Иордаки -- за мной.
  Скобелев и остальные размашисто перекрестились, и пять человек отправились к дворцу.
-- Комендант дворца Нури-паша в Стамбуле. Впрочем, он не так опасен, как Саад-бей, начальник внутренней охраны. Если что, он наверняка может приказать задушить Мурада. Поэтому его нужно вывести из игры первым, желательно без стрельбы. В гарнизоне должны быть офицеры, сочуствующие Мураду. Ещё опасны евнухи, ну это ладно, это забота нашего проводника, там двое им подкуплены. Артиллеристам дан приказ стрелять холостым через э-э, -- Скобелев глянул на часы, -- двенадцать минут. Ну вот и ворота, труби, буди османов!

  Ночную тишину разорвал резкий звук трубы. По балюстраде заметались тени. Факелы на крыше разгорелись ярче. У ворот из сторожевой будки высыпались заспанные аскеры. У ворот загорелись новые огни. Горнист повторил сигнал. Теперь уже огни появились и во дворце, через огромные окна это было прекрасно видно.
  Наконец, хлопнула дверь дворца, и по ступеням мраморной лестницы проворно сбежал, прихрамывая и ругаясь по-турецки на чём свет стоит, невысокий крепко сбитый офицер лет тридцати, несмотря на позднюю ночь, с иголочки одетый.
  Никифор Ахиллесович, зябко поёживаясь, переводил, пропуская слишком уж изысканные ругательства.
-- Кого здесь шайтан принёс на мою голову в три часа ночи..? Дворец ... не проходной двор! Представьтесь.., или я открою огонь! -- всё это произносилось турецким офицером очень быстро и с любезным выражением на лице.
  Скобелев поправил белую как снег перчатку, неторопливо поднес руку к виску и заговорил по-французски:
-- Имею честь говорить с полковником Саад-беем, начальником охраны дворца?
-- Non. -- Турок также перешёл на язык Вольтера и Бонапарта, -- je suis Camal-bey, le capitain vice-commandant du palace. Merde, ?
  Скобелев, неплохо размовляющий и на жаргоне, прекрасно понял офицера.
-- Bon soire, messieur Camal-bey. Nouri-pachat -- en Istanbul? Я полномочный представитель русского командования. Мы не нашли Нури-пашу в городе. Вызовите тогда начальника охраны, у меня срочное сообщение чрезвычайной важности.
-- Bon nuit... Неужели нельзя подождать до рассвета? И потом, что вы делаете вооружёнными за линией перемирия?
-- Никак нет, подождать нельзя, дело идёт о жизни и смерти бывшего султана.
-- Вы своим появлением не сильно облегчили ему жизнь. Я отвечаю за гарнизон, могу сказать, что будет делать внутренняя охрана, но чёрные евнухи никому из нас не подчиняются и могут оборвать нить жизни бедняги Мурада в любой миг.
-- Месье Камаль-бей, мятежники на подходе. Они могут в любой момент атаковать дворец. Ни смерть Мурада, ни восстановление его на троне равно не отвечают интересам русского командования, потому я имею честь предложить вам следущее: во-первых, мои войска займут оборону вокруг дворца; во-вторых, ваши составят внутренний ярус обороны; и в-третьих, вы и ваши люди сами нейтрализуете возможных палачей.
  Если русское командование получит гарантию, что жизни принца Мурада ничего не угрожает, то мы окажем вам всяческую помощь. В противном случае...
  Раздался грохот пушки.
  Камаль-бей инстинктивно присел. В полной тишине прошло едва ли не несколько минут.
-- Это холостой, -- продожил Скобелев, -- я просто даю знать своему командованию о ведении переговоров. Но имею инструкцию через полчаса открыть огонь боевыми в случае невыполнения моих требований.
  Камаль-бей вдруг увидел, что за спиной маленькой кучки русских офицеров как из-под земли возникли по меньшей мере несколько сот русских же солдат.
-- К тому времени душонка этого несчастного пьяницы Мурада покинет обременяющий её труп.
-- Возможно, моя тоже, как и наверняка ваша, -- парировал Скобелев,-- как у вас говорят -- кысмет.
-- Ну что ж, -- турок отступил на шаг и салютовал, -- каждый выполнит свой долг.
  Скобелев улыбнулся.
-- Вы ведь фронтовой офицер, Камаль-бей?
-- Да. Воевал с сербами, потом с вашими под Плевной. После ранения оказался здесь.
-- Мы могли бы встретиться под Плевной. На котором приступе вас ранило?
-- На третьем... Эти проклятые румынские штуцера... Хвала Аллаху, жив остался.
-- Неужели вы, боевой офицер, хотите войти в историю как палач султана Мурада?
-- Кысмет, вы сами сказали, кысмет, что наши желания пред волею Аллаха...
-- И всё же, мой друг, вы решитесь стать палачом? Помните судьбу убийц Селима III?
-- Мураду далеко до Селима Обновителя. Да и где теперь новый Мустафа-паша Байрактар*?
-- Боюсь, что ближе, чем мы оба этого хотим. Так союзники мы или враги, решайтесь, Камаль-бей.
-- Но всё же я хотел бы знать, с кем имею честь?
-- Простите, впопыхах не представился. Генерал-лейтенант Скобелев-второй.
  У невозмутимого на вид до сей поры турка дрогнуло лицо.
-- ...Ак-паша?..
-- О да, мой друг, кысмет, -- по-приятельски улыбнулся Скобелев.

* Селим III пытался провести в Турции модернизацию и был свергнут в результате переворота. Один из его сподвижников, Мустафа-паша Байрактар, попытался восстановить его на троне, а после его смерти отомстил убийцам.

  К дворцу по дороге вдоль моря, бешено настёгивая взмыленного коня, мчался одинокий всадник. Его сопровождаюие безнадёжно отстали. Грузный наездник так и не заметил, что на самом деле их умело отсекло внешнее кольцо казачьих пикетов.
  Подскакав к воротам, верховой неожиданно увидел добрую сотню нацеленных на него винтовок, и едва не свалился с коня. Впрочем, его предупредительно поддержали выехавшие из-за высоких кустов казаки.
-- Mon Dieu, кого я вижу, -- Скобелев рассмеялся, -- уж не ли сам Нури-паша собственной персоной?!
  Старый паша всё-таки слез с коня, задыхаясь. Правой рукой он судорожно хватался за эфес сабли, а левой не менее судорожно вытирал лоб здоровенным, подстать пузу платком.
-- Oui... Я несчастный Нури-паша, утративший всякий разум... Во имя Аллаха, скажите, что здесь происходит?
  Скобелев взял старика под руку.
-- Слава Богу, ваше превосходительство, вы поспели вовремя, дабы предотвратить непоправимое. Рад привествовать вас, генерал. Камаль-бей, помогите же своему командиру.
  Турецкий офицер дал знак, и калитка раскрылась. Скобелев, провожая пашу, просочился за калитку с Иордаки и доброй полудюжиной офицеров.
-- Вынесите хотя бы стулья, надо же уважать пожилого человека. Еще минут десять у нас есть, пока пушки молчат.
  Нури-паша только оторопело вертел головой. Неожиданно он набрал воздуху в легкие и рявкнул:
-- СААД-БЕЙ!
  В окне второго этажа над входом дёрнулась занавеска.
-- Саад, сын поганой шлюхи и собачей стаи, -- взревел паша по-турецки, ещё грознее и громче, словно матёрый медведь, -- вылазь немедленно, или я прикажу кормить тебя свининой, покуда ты не сдохнешь!
  Занавеска снова шевельнулась. За ней мелькнула какая-то усатая физиономия.
  Лицо старого паши залилось багрянцем. Камаль-бей приказал туркам выполнить желание гостя.
  Подали стулья. Скобелев заботливо усадил пашу на самый удобный, присел на табурет по правую руку от него, боковым зрением охватывая и калитку, и дворцовые двери.
"Во дворце не меньше трехсот солдат, дюжина черных евнухов, которые могут исполнить роль палачей, и трусоватый и потому вдвойне опасный Саад-бей", -- вспомнил он рассказ Сение Султан, -- "ну что ж, добавим неразберихи в осаждённую крепость, раскол в их рядах нам не помешает... Пока точно не ясно, где сейчас Мурад, нет смысла ломиться во дворец, а вот убедиться, что он жив -- надо, иначе вся операция теряет смысл, как и твоя, Мишель, карьера..."

  Скобелев мысленно трижды перекрестился, и продолжил виртуозно маневрировать словами.
-- У вас есть связь? Отбили бы телеграмму визирю, разузнать, в чём же дело.
  Камаль-бей отрицательно покачал головой.
-- Нет связи.
-- Ну так пошлите гонцов, разумеется, мы их пропустим.
  Паша встрепенулся.
-- Как нет связи?
-- Телеграф не отвечает, а почтовых голубей в Чирагане не держат.
-- Ну вот, мятежники близко... -- Скобелев состроил скорбную мину.
-- Какие мятежники? Опять Адыл-бей воду мутит?
-- К сожалению, имя предводителя мне неизвестно, но говорят, это кто-то из ваших генералов, -- сказал Скобелев, -- у него есть сторонники среди беженцев и городской черни.
-- Неужто Сафар-паша, его таборы только накануне вошли в город, или это Мехмед, или же сам Сулейман-паша, раздери его дэвы? -- Паша схватился за сердце.
-- Что будем делать, господа, -- Скобелев всё с той же скорбной миной оглядел собеседников, -- у меня есть инструкции, но, чувствую, они тут совершенно не к месту.
-- Какие инструкции? И вообще, господин русский, вы кто такой?
-- Вам Камаль-бей расскажет, я, впрочем, из пушек стрелять не буду, мне бы убедиться, что бывший султан жив и здоров, и чёрт... простите, Аллах с ним. Давайте договоримся о взаимодействии, и я выведу посты на внешний периметр дворца. Между прочим, могу ли я попросить вас об услуге -- на кухне дворца могли бы приготовить пищу солдатам, они тогда не будут переводить на дрова деревья в парке.
-- Жив-то он жив... -- ответил за пашу Камаль. Паша же перешёл к практической стороне дела. -- И на сколько персон вам готовить?
-- Ну... На это утро тысячи на две, а днём на три, кухни должны подойти ввечеру, вместе с драгунами.
  Старый паша был близок к обмороку.
-- Три тысячи?! Да они же сожрут все запасы дворца за этот день!
-- Ну, мы не очень-то любим соловьиные языки, да и до кофе с чуреком русские люди не особые охотники, продукты мы купим сами. -- Скобелев улыбался вовсю, -- я передаю в ваше распоряжение моих адъютантов Сержа и Дмитрия. Надеюсь, и
вы предоставите мне офицеров для связи. Вы покажете моим адъютантам бывшего султана?
-- Да с меня нынешний голову снимет!
-- Ну не знаю, пошлите гонцов к визирю или даже к самому султану. Между нами говоря, мне было бы достаточно вашего слова, но я всё же не один, как сказали бы в России, до Бога высоко, до царя далеко, а соглядатаи рядом. Я думаю, вам не откажут в разрешении, а пока... можете показать моим адъютантам э-э... например, султанских жён -- издалека?
-- А жёны-то вам зачем? -- удивился старик.
-- Если с Мурадом ничего не случилось, то они не заплаканы. Женщины не смогут этого скрыть, не так ли?
  Паша с улыбкой кивнул, молодой турок хмыкнул.
-- Вашему уму мог бы позавидовать сам Сулейман-ибн-Дауд, уважаемый Ак-паша, -- сказал Камаль-бей.
  Услышав имя своего собеседника, Нури-паша побледнел и едва не грохнулся со стула в обморок. Этот милейший молодой русский, такой почтительный и деликатный, был грозой турецких войск, неистовым Белым Генералом...

Глава четвёртая
Султанская клетка
Понедельник, 30 января 1878
Дворец Чираган, окрестности Стамбула

#

  Следующий день тянулся безумно долго... После короткой, но интенсивной проверки кухонь Гонвельта с Иваншиным отвели в роскошно обставленную комнату на первом этаже (к которой снаружи приставили удвоенный караул). Умудрённый  вчерашним происшествием Иваншин потребовал поставить в карауле муширов, и просьбу адъютантов самого Ак-паши уважили. Слуги с поклоном внесли яства. Среди прочих была и возненавиденная ими кунжутная халва, и тогда русские офицеры  потребовали от турок отведать сих яств. Слуги обиделись, но отведали. Затем явился таинственный Саад-бей, ещё более худой и высокий, чем Гонвельт, с длинными усами на выбритом лице, долго униженно кланялся, клялся в любви к России, русской армии и особенно к Ак-паше, пытаясь выяснить как бы мимоходом привычки Скобелева, из чего Гонвельт сразу сделал вывод, кого назначили офицером для поручений с турецкой стороны. Затем явился Джаухар-ага, старший евнух, приставленный к Мураду.
  Потенциальный султанский палач оказался толстым лоснящимся негром с отвисшими щеками. Этот отмалчивался, кланялся и пытался умильно улыбаться. Ему показали на часы и ткнули пальцем в потолок, дескать, когда нам покажут принца Мурада. Тот снова пытался кланяться и улыбаться, но Гонвельт в воздухе нарисовал силуэт петли, скорчил страшную рожу, и евнух ретировался, видимо, решив, что душить скоро будут его.
  После третьего намаза явился другой евнух, помоложе и потоньше, но с такой продувной рожей, что сразу стало ясно, кому проводник передавал золото турецкой принцессы. Судя по трудам итальянца Ломброзо, Саад-бей этому субъекту и в подмётки не годился. Сей пройдоха пытался целовать руки и чуть слышно повторял "Сение Султан ханум", ясно было, что продался с потрохами. Иваншин попытался со своими скудными знаниями турецкого спросить, не обеспокоил ли дам из сераля орудийный выстрел, на что получил ответ по-французски, что по этому поводу не стоит беспокоиться. Тогда уже Сергей попросил засвидетельствовать их почтение жёнам его бывшего величества и заверения в их совершеннейшей преданности. Евнух его не вполне понял, но тоже кланялся и улыбался.
  Через какое-то время на заднем дворе послышалось громкое блеяние. Судя по звукам, на кухни дворца прибыла целая отара баранов.

  К обеду явился невозмутимый Камаль-бей в разутюженном мундире, был мил, заботлив, радушен. На вопрос о прогулке по дворцу он сдержанно ответил, что это не в его власти, впрочем, обещал, что к вечеру можно будет погулять по крыше дворца, если его уважаемые гости не будут приближаться к часовым у балюстрады. Услышав вопрос, когда же покажут Мурада, он несколько смутился, и было весьма похоже, что искренне.
-- Видите ли... Я думаю, досточтимый Ак-паша шутил насчёт жён, но, боюсь, больше ничего не остаётся. Султан Мурад спит...
-- Сколько же он спит?
-- От одного ужина до другого. А ужин он запивает шампанским, в свою меру.
-- То есть, по слухам,.. безо всякой меры?
-- Вы сказали, уважаемые гости, -- развёл руками капитан.
-- Но у нас есть приказ...
-- Я всё понимаю, но... -- Камаль-бей задумался, -- может, подождем возвращения гонца от визиря?
-- Когда ж вы его послали, что он ещё не вернулся? Уже вторая половина дня.
-- Первого -- сразу, как вы вошли во дворец, второго -- часа четыре назад.
-- Ну так посылайте третьего, да с хорошей охраной. Что вообще творится в вокруг?
-- Да что-то непонятное происходит. На той стороне Босфора скапливаются чьи-то войска, возможно, это те самые мятежники. Где-то вдали стреляют. У нас, слава Аллаху, всё спокойно.
-- Надеюсь. никаких недоразумений между нашими и вашими нет?
-- Нет, что вы, всё в порядке. Лошадь Ак-паши стоит у нас в конюшнях, самому Ак-паше поставили палатку в самшитовой роще напротив западного входа во дворец. Ваши сейчас тянут новый телеграф, Ак-паша посылал людей на базар в Галату покупать продовольствие, вот только кухни ваши пока не подошли. Воды, к счастью, хватает.
-- А что, Мурад всё вино в замке выпил? Конечно, мы понимаем, уважаемый бей не пьёт, но...
-- Ну что вы, желание гостя -- закон. К ужину я угощу вас "Аи" из личных запасов покойного падишаха Абдул-Азис-хана.
  Поскольку до ужина и встречи с султаном было ещё явно далековато, Дмитрий решил проявить инициативу.
-- Нет ли во дворце книг на европейских языках?
-- Есть конечно, в библиотеке сераля.

  Через полчаса после обеда толпа слуг под предводительством одного младшего евнуха и всё того же купленного плута приволокла ворох как наимоднейших, так и ставших уже классикой французских романов, от Вольтера до популярного фантазера мсье Верна.
"Эх, жаль Павла нет, он с Жюлем Верном у Этцеля сталкивался", -- подумал про себя Гонвельт, а вслух произнес, -- этих-то книг нам на год хватит, с чего же начать?
  Плут скосил глаза на томик месье Дюма-отца.
-- Вы читали о графе Монте-Кристо?
-- Читали, читали, -- отозвался Дмитрий.
-- А может, перечесть? -- спросил Сергей.
-- Непременно перечтите, уважаемый, редкое издание, любимая книга Мурад-хана, особая редакция. Вам нравится описание пещеры на острове?
-- Да... -- ответил Гонвельт, рассеянно листая роман, -- Мурад-хан читает на европейских языках?
  В указанном евнухом месте меж страниц лежала записка, написанная изящным почерком. Французская её часть гласила: "Сейчас султан находится в комнате второго этажа, шестое окно по фасаду. Под ней есть глухая комната без окон, куда ведёт потайная лестница. В случае опасности его могут спрятать там. Да поможет вам Аллах." По-немецки же было написано "Устраните Джаухара-ага".
  Дмитрий, в свою очередь перелистывая Вольтера, поймал взгляд Гонвельта и, указав глазами на приоткрытую дверь, пальцем постучал по уху, негромко напевая по-русски "У стен есть уши, милый друг, у стен есть уши, и у дверей, и у дверей, послушай, друже...".
-- Да, читает, играет на рояле, пишет музыку.
-- А что читает Джаухар-ага? -- с нажимом импровизировал Гонвельт.
-- О-о, Джаухар-ага читает Коран.
-- Из библиотеки дворца?
-- Джаухар-ага очень благочестив, он собирает рукописные издания книги Пророка.
-- И давно он приобрёл последний экземпляр? -- Сергей удвоил нажим в голосе.
  Евнухи заговорили между собой по-турецки, после чего плут сказал:
-- Да не более недели назад, в лавке антиквара в Стамбуле, у мечети валиде султан* Пертевнияль.
  Сергей слегка улыбнулся.
-- Как зовут антиквара?
  Евнухи снова поговорили между собой.
-- Какой-то грек, кажется, Пенейоти.
-- Чернявый, с глазами как оливки?
-- Был чернявый, теперь седой, -- улыбнулся младший евнух, -- он уже совсем старый; чернявый -- это его турок-приказчик. Только мусульманин может взять в руки книгу Пророка.
-- Вы можете принести его? -- Сергей продолжал гнуть свою линию.
-- Приказчика?! -- Даже пройдоха был несказанно удивлён.
-- Коран, конечно, -- Гонвельт снова улыбнулся.
-- О Аллах, зачем вам книга Пророка, ведь вы не мусульмане? -- Евнухи разинули рты.
-- Один из продавцов этой лавки известен как предатель и заговорщик; хотел бы я взглянуть на этот экземпляр Корана.
  За полуоткрытыми дверями раздался какой-то шорох. Потом кто-то побежал от дверей на цыпочках по толстому ковру, на каждом шагу спотыкаясь и брякая амуницией.
  У Сергея проскочила мысль "Сработало!". Он снова обратился к купленному пройдохе.
-- Вы можете разузнать, чем сейчас занят Джаухар-ага?
-- Конечно, господин адъютант.
-- Сделайте это, и если возможно, займите его разговором, хотя бы на час-другой. А вы, почтенный, соберите книги, и принесите тот Коран.
  Плут удалился. Гонвельт вывернул свои карманы. Иваншин, видя такое поведение своего друга, спросил по-русски:
-- Финансовый кризис?
-- Думаю, тебе грозит принудительный займ. У меня всего рублей сорок золотом и серебром, бумажки не в счёт.
-- Ну, у меня где-то столько же. Да ещё зашит империал на счастье.
-- Империал -- то что надо, Митя, ищи его.
  Гонвельт обернулся к евнуху, собравшему книги.
-- Почтенный, а вы хотели бы стать старшим евнухом?
  Тот посмотрел на него глазами преданной собаки.
-- За каждый час, что Джаухар-ага будет занят подальше от принца Мурада, вы получите серебром, за каждый час его сна -- золотом. Если начнётся заварушка, приведите Джаухара к нам, и я доложу о вас самому падишаху.
  Дмитрий протянул выуженный из шва гимнастёрки империал Сергею, тот бросил его кастрату.
-- Держите, это задаток.
  Тот и с книгами под мышкой поймал на лету тяжёлую золотую монету и попятился, униженно кланяясь.
  Сергей выглянул за дверь и обнаружил там ещё троих сержантов. По их физиономиям можно было решить, что по-французски они не понимают, впрочем, они могли хорошо притворяться.

  Казалось, прошла вечность до обещанной прогулки. Наконец, дверь снова распахнулась, на пороге стоял новый мушир, приглашающе кивнул головой.
-- Камаль-бей, променад, -- и показал рукой вверх.
  До ближайшей лестницы оказалось совсем рядом. Но в уже виденной русскими офицерами части дворца произошли разительные перемены. Окна были заложены плотно набитыми мешками, кое-где забиты досками. У бойниц в проёмах дежурили стрелки, в коридорах хватало аскеров, у подножья лестницы была возведена баррикада. Впрочем, сюрприз был и на мраморной лестничной площадке -- там стояла французская митральеза**, развёрнутая стволами по пролёту.

* Титул матерей султанов.
** Митральеза -- многоствольная мелкокалиберная пушка, предшественница крупнокалиберных пулемётов.

  На плоской крыше стоял Камаль-бей, покуривая сигару.
-- Похоже, вы времени даром не теряли.
-- Увидели митральезу? Это ещё что... В подвалах тонн пять динамита, и фитили подведены...
  Где-то в Стамбуле к небу рванулось облако черного дыма, через полминуты ветер донес тяжкий грохот взрыва. Часовые завопили по-турецки. Камаль выплюнул сигару и засвистел какой-то бравурный мотивчик.
-- Ну вот, кажется, началось...
-- А гонцы так и не вернулись?
-- Нет. Боюсь, их уже можно и не ждать. А ваши вон уже и возле дворца окопы заканчивают, можете посмотреть.
  Иваншин пошёл к босфорской стороне. Сергей вместе с Камаль-беем подошёл к углу крыши. Со стороны Стамбула донеслись звуки выстрелов.
-- Камаль-бей, этот мушир, что понимает по-французски, надёжный человек?
-- Восемь лет в армии, ещё учился в Германии, два ранения. Как вы его определили?
-- Догадались, когда он побежал докладывать; только кому, не вам ведь?
-- Нури-паше. Выслужиться захотел, в обход и меня и начальника караула.
  Далёкая перестрелка то затихала, удаляясь, то приближалась. Вновь завопили часовые. Иваншин указал подошедшим Камалю и Сергею на дюжину лодок, плывущих через Босфор. Вдали чадил колёсный пароходик.
-- Уж не мятежники ли это, на лодках?
  Камаль приставил к глазам новомодную офицерскую игрушку -- цейсовский призматический бинокль. Гонвельт достал неизменную подзорную трубу.
-- Сдаётся мне, они самые. Господа офицеры, будьте любезны покинуть крышу. Вас проводят.
-- Камаль-бей, нам вернут оружие?
-- Да, да, само собой, -- офицер махнул рукой, отдал приказ по-турецки и тот же сержант отвёл их обратно. По пути вниз Сергей подошёл к ещё работавшему фонтанчику и вполне по-мусульмански трижды омыл руки. Сержанта это несколько удивило.

  Коран в дорогом переплёте уже лежал на столе, а новый услужливый евнух, который должен был переворачивать страницы книги Пророка, заполошно бегал от окна к окну. Гонвельт мгновенно переложил записку из томика Дюма в Коран и кивнул Иваншину. Минут через пять, заполненных размышлениями, Сергей открыл дверь и увидел теперь уже шестерых муширов, среди прочих -- того, что бегал с докладом.
-- Камаль-бей обещал нам оружие. Пусть нам принесут наши револьверы и кинжалы.
  Турки посовещались. Один побежал искать Камаля.
  Из комнаты высунулся Иваншин, за ним стоял раскрасневшийся евнух, потрясая Кораном и гневно говоря что-то по-турецки.
-- Смотри, Сергей! Эта жирная образина служит не только падишаху!
-- Ну-ка, ну-ка, дай сюда! ...Ого! Приведите главного евнуха, да скорее же, именем султана Абдул-Хамида!
  Сержант скорчил рожу, но отправил одного человека в противоположную сторону. Гонвельт показал ему записку. Сержант побелел и послал еще двух человек в разные стороны.
  Между тем выстрелы раздавались уже и с крыши, на набережной раз, другой, третий отрывисто рявкнули русские пушки. Похоже, как Камаль-бей, так и Скобелев приказали открыть по мятежникам огонь. Отправленный на поиски Камаля мушир так и не вернулся, зато прибежал второй с тремя солдатами. Турки поговорили на повышенных тонах. Сержант по-французски всё же сказал: "Дворец атакуют с трёх сторон, ваши стреляют по пароходу и лодкам из пушек". Подошёл третий мушир, неся их оружие. Пока всё шло как надо.
  Наконец, явился недовольный Джаухар-ага, сопровождаемый последним отправленным муширом и тем самым молодым евнухом. Все зашли в комнату. Гонвельт сунул ему под нос книгу, раскрытую на "неучтённом вложении".
-- Что это такое?! -- закричали по-французски оба русских офицера.
  Толстяк ошарашенно переводил глаза с Корана на записку.
-- Прочти этому дураку его смертный приговор, -- Гонвельт насел на сержанта.
  Тот, запинаясь, перевёл всю записку на турецкий. Толстяк побледнел, и с трясущимися губами, заикаясь, пытался что-то сказать. Не слушая его, Гонвельт дал ему под дых, а Иваншин с размаху добавил по голове толстенным томом Вольтера, который по наитию давно уже приглядел (для благой цели бывает годен и философский труд).
-- Именем султана Абдул-Хамида вяжите изменника! Он связан с мятежниками!
  Сержант что-то рявкнул и теперь уже явно бывшего главного евнуха не только связали, еще и попинали от всей широкой турецкой души. Солдаты пару раз приложились прикладами, младший евнух скромно плюнул жирному экс-начальнику в рожу.
  Вдруг внутри дворца раздался взрыв, потом загрохотали выстрелы винтовок и митральезы. Гонвельт выхватил из рук мушира свой револьвер, тот сам протянул другой Иваншину.
-- Вперёд! Предатели внутри!
  Они пробежали по коридору саженей десять, как вдруг услышали завывающие крики на турецком.
-- Суави! Суави! Али-Суави! Нури-паша ...@
-- Русские, стойте, Нури-паша убит! -- крикнул по-французски всё тот же сержант, бегущий сзади, -- мятежники во дворце!

  Выстрелы раздавались где-то совсем рядом, в коридорах заметно пахло порохом. Внезапно из боковой комнаты выскочил здоровенный турок в белом тюрбане с ятаганами в обеих руках, вопящий что-то совершенно неразборчиво. Гонвельт выстрелил в него в упор раз, другой, турок ударил ятаганом, Сергей попытался парировать удар кинжалом, левую обожгло, третьим выстрелом снес противнику полчерепа. Из-за спины падающего турка выскочили ещё двое. Иваншин и трое муширов встретили их огнём. Стрельба пошла по всему коридору, какой-то инсургент* бомбой взорвал двери. И тут раздалось русское "Ура-а-а!!". Через несколько секунд через остатки дверей вбежали пластуны и Куропаткин в рукавах от шинели...

* Повстанец.

  Мутноглазый мужчина средних лет, валяющийся на скомканной постели, громко отрыгнул, распространяя перегар, и на традиционно хорошем в султанской семье французском языке произнес, пьяно растягивая слоги:
-- Ну вот, не правоверные, водку, значит, пьёте. Во имя Аллаха, будьте же милосердны, дайте выпить...
-- Да, видимо, все принцы одинаковы... -- Гонвельт, уже с рукой на перевязи, пробормотал под нос, -- не дать не взять, Николай Константинович Романов. После Хивы тот тоже не просыхал...
-- Квасу с хреном ему бы дать, моторинского -- Скобелев иронически ухмыльнулся, -- только на днях подвезли, кисленький. И где он летом был?..
  Генштабист Куропаткин, в кои-то веки выйдя из боя без единой царапины на теле, зато в новой и в лоскутья разодранной шинели, еще полчаса назад выпив добрую треть коньяка из приснопамятной фляги, отцепил её от пояса и протянул  страждущему.
-- Прошу вас, ваше султанское величество.
  Мурад встрепенулся, сел, понюхал содержимое, улыбнулся, и одним глотком опростал ёмкость.
-- Какое же я, к Иблису*, величество? Я давно уж нарушитель закона Магомета, и всех османских традиций. А вы-то кто, господа? Откуда они, Саад?
  Саад-бей угрюмо глянул на новых владетелей дворца и решил промолчать.
  Скобелев скромно отрекомендовался:
-- Мы офицеры русской армии, стоящей у стен Стамбула. Прибыли осведомиться о здоровье вашего... высочества, если вам так угодно; теперь вот вынуждены охранять вас от всяких... случайностей.
-- А вы, господа, думаете, меня при вас не..? Я потому и напился э-э... вчера? Кажется, да,.. до белых верблюдов, пусть уж, думаю, душа отдельно летает, пока тело душить станут...
-- О мой господин, -- Саад-бей сказался возмущённым, -- кто посмеет причинить вред сыну великого Абдул-Меджида?
-- А я не знаю. Может, у тебя есть для меня золотой шнурок. Или ножницы, как для дяди...
-- Под охраной русской императорской армии вам ничего не угрожает, -- Скобелев улыбнулся ровеснику, -- мы сменили наружные караулы во дворце, а сейчас сменим и внутренние. Вы сами оставите при себе столько правоверных, сколько вам угодно.

* Иблис -- воплощение Сатаны у мусульман.

  Вскоре ко дворцу прискакал отряд драгун, возглавляемый великим князем Николаем Николаевичем-младшим. Августейший адъютант своего отца был срочно прислан с целью "пресечь и наказать". Скобелев вышел навстречу.
-- Слава богу, ваше высочество, это вы. Я уж было ждал какого-нибудь чиновного дурака из штаба.
-- Что вы себе позволяете, Михаил Дмитриевич, вы же перемирие нарушили. Османы встревожены, подтягивают силы, в окрестностях Стамбула вспыхивают перестрелки. О чём вы, с позволения сказать, вообще думали?
-- Ваше высочество, вы позволите представить вам его величество... к сожалению, бывшее -- султана Мурада Пятого? Вы имеете шанс доложить главнокомандующему и самому государю о подавлении мятежа местной черни и взятии под российскую руку судьбы законного турецкого султана.
-- Так он ведь не в своём уме?
-- После пол-фляжки коньяку -- вполне в своём. У их султанского величества жестокое похмелье, в остальном с головой у него всё в порядке.
-- Ну и как он?
-- Бодр... относительно. Но если его выдать братцу -- будет похож на повешенного, потому что э-э.., задушат скорее всего, традиция у них такая.
-- Да-а, ч-чёрт, наломали дров... Теперь отдуваться... На сей счёт не было никаких инструкций.
-- Ваше высочество, через полчаса сюда сбегутся все генералы из ставки, и выдадут нам столько инструкций.., и потому я очень рад, что вижу именно вас -- умного человека и представителя императорской фамилии. Вы сами всё видите, и можете доложить как вашему августейшему батюшке, так и самому государю, и при всём при том увиденное вами не исказится по пути наверх.
  Молодой высокородный офицер был несколько ошарашен таким напором неистового Ак-паши.
-- Михаил Дмитриевич, вы и Коканд так брали?
-- Не без того, ваше высочество, -- усмехнулся молодой генерал, -- решайтесь.
  Естественное любопытство заставило Николашу журавлиными шагами направиться к комнате Мурада.

  Низложенный монарх тем временем стараниями своих жён и собственного желудка пришёл в себя. В европейском костюме он выглядел вполне респектабельно. Портили картину только желтоватая кожа и мешки под глазами.
-- Ваше величество, позвольте представить вам адъютанта главнокомандующего.
-- Князь Николай... Романовский, -- включился в игру Николаша, соблюдая полуинкогнито. Имею честь приветствовать ваше императорское э-э... величество.
  Мурад уже не сопротивлялся. От него пахло французскими духами и коньяком.
-- Прежде всего передайте его высочеству главнокомандующему мою глубочайшую признательность за моё спасение и спасение моих близких. Поверьте, если бы это зависело от меня, Россия и Турция никогда не оказались бы врагами.
-- Угодно ли будет вашему величеству обратиться к моему государю с просьбой о защите и покровительстве?
-- Э-э-э... Но ведь... м-м... наши государства... то есть державы... сейчас... вроде как... находятся в состоянии войны... народ османской империи меня... не поймёт... Э-м-м, с другой стороны, что, собственно говоря, вы можете мне предложить?
  Николаша нерешительно взглянул на Скобелева. Михаил Дмитриевич, припоминая разговор с Сение Султан, распушил бакенбарды, и ринулся в атаку.
-- Светило австрийской медицины профессор Ляйдерсдорф гарантировал ваше полное выздоровление после трехмесячного курса лечения в его венской клинике. Очевидно, от вашего величества скрыли эти сведения, предпочтя заменить вас на троне Османов вашим братцем. В худшем случае вы получите возможность поправить здоровье в любой европейской клинике по вашему выбору, в лучшем -- вернётесь на трон, который принадлежит вам по праву.
-- Разумеется, если ваше величество сочтёт нужным обратиться к нашему государю за помощью, -- Николаша пригладил усы, -- уверен, великодушие его императорского величества вам известно.
-- Похоже, э-мм... у меня нет выбора, -- промямлил бывшей венценосец.

  Неожиданно распахиваясь на всю ширину, открылись резные двери, и в комнату одновременно протиснулись Иваншин и Куропаткин в следующей шинели, залитой уже чьей-то кровью. Историк тащил за собой турецкого офицера, всего в пороховой копоти и с перемотанной грязным бинтом головой. Гонвельт с трудом признал в нём всегда столь элегантного и почти невозмутимого Камаль-бея.
-- В Стамбуле уличные бои, горит дворец Топкапы -- взбунтовались войска Сафар-паши. Паша, кажется, убит. Адыл-бей и предводители студентов медресе и беженцев требуют вернуть трон султану Мураду, -- сказал турок, -- а Абдул-Гамид, удрав в  Ускюдар*, сместил визиря и вызвал подкрепления из Анатолии.
-- Сулейман-паша где? -- Скобелев подобрался.
-- По телеграфу последнее сообщение было, -- сказал по-русски генштабист, -- с войсками следует к Стамбулу на английском пароходе. Сейчас к телеграфу не пробиться, там бой. Все три наши полевые нитки оборваны.
-- Ваше превосходительство, придётся отходить к Ешилькёй кружным путём, -- добавил Гонвельт, -- через Ишкерли.
  Мурад застонал и схватился за голову. Его рефлекторный жест повторил Николаша. Михаил Дмитриевич, казалось, очутился в своей стихии. По-французски он сказал: -- Полчаса на эвакуацию дворца; вы с нами, Камаль-бей? Тогда поручаю вам безопасность женщин, ты, Серж, сопровождай его величество. Алексей Николаевич, -- Скобелев кивнул своему забрызганному кровью адъютанту, -- обеспечьте связь любой ценой. А господин адъютант командующего, я думаю, одолжит вам драгун,
что скажете, князь?
-- Будем прорываться, Михал Дмитрич? -- молодой великий князь не торопился раскрывать своё инкогнито.
-- И будем, и прорвемся. Славная будет пифпафочка. С Богом, господа!

* Крепость на противоположном берегу Босфора.

Глава пятая
Бессонница
Четверг, 2 февраля 1878
Адрианополь

  Великий князь Николай Николаевич-старший рвал и метал. Молодецкая выходка генерал-лейтенанта Скобелева-второго являлась вопиющим нарушением воинской  дисциплины, идиотской авантюрой и неоправданным риском. Перемирие фактически сорвано. Турки заявили официальный протест, но это мелочи, Абдул-Гамид уже обратился за помощью к англичанам, и сейчас он её получает, пока против своих доморощенных мятежников. Но лиха беда начало... Мало того, броненосная эскадра адмирала Хорнби стоит под парами у Дарданелл, направив свои чудовищные пушки в сторону галлиполийских фортов. Как умудрённый стратег, он считал, что в любой момент можно ждать новой Восточной войны.
  "Господи, за что такое мученье?.. А как всё хорошо начиналось... Разбить турок казалось нетрудным делом, в доблести русской армии был уверен абсолютно. Но потом всё пошло наперекосяк. Ещё отъезжая из Москвы, заболел желудочным катаром... Мелкие неприятности при переезде через Румынию, тяжёлый переход через Дунай, бардак в тылу, плевненский нарыв, нелепая смерть племянника Сержа Лейхтенбергского, потом роковой день гибели наследника престола. Обидная выходка Владимира на военном совете. Нервы ни к чёрту, поохотиться бы на оленя, отдохнуть на курорте в Европе... Так и бросил бы всё к свиньям собачьим, если бы не она. Верная и преданная, любимая Катя, Катенька, Катюша Числова, услада
и утеха.
  Нет, был один радостный незабываемый день, когда после геройской обороны Плевны сдался стойкий Осман-паша. Все европейские газеты обошла фотография, где отважный турок вручает ему свою саблю. Государь милостивым рескриптом наградил его орденом Святого Георгия первой степени. Недалёк, казалось, и фельдмаршальский жезл, а главное, брат отозвал наконец Милютина, торчавшего здесь то ли в помощь ему, то ли надзирателем, но опять всё пошло вразнос..."

  Переход через горы в чудовищный мороз, который он приказал совершить после знаменательного военного совета по сдаче Плевны, хоть и спас тьму народа от османских пуль, но и погубил в снегу немало. Турки тогда просто не успели подтянуть силы. Но неудовлетворённость всё равно осталась. И эти навязчивые слухи о том, что на посту главнокомандующего его скоро сменит великий князь Владимир... только того и не хватало, неймётся племяннику; другое дело сдать дела Тотлебену, заслуженному генералу, а самому бы в Баден-Баден, взять Катю, детей...
  Ещё четырнадцатого января князь перенёс свою ставку в Адрианополь, война остановилась у порога Царьграда, заключено выгодное перемирие... и тут пожалуйста... Бешеный Мишка Скобелев опять отличился, испортил всю обедню. Мало ему геройств под Ловчей, Плевной, Шейново, решил всю войну выиграть, авантюрист. И как вскинулись генералы! Все эти Драгомировы, Столетовы, Гурки... Не навоевались, что ли?! Даже Сашка Струков, любимец, бывший адъютант, и тот туда же. Как же, прикрывал отход Скобелева, затыкал дыру в порядках войск, пока сей пострел геройствовал. Да что Струков, самое обидное, что даже Николаша -- и он вернулся горячим скобелевским партизаном... Султана приволок, хоть и бывшего...

  "Сына-то понять несложно. Всю войну держал при себе, не давал высовываться, тем паче после гибели кузена. Конечно, у главнокомандующего быть адьютантом -- это должность не последняя. И под пулями побывал, и чины и ордена не миновали. Но пойди объясни это молодцу! Когда сам был таким, в Севастополь рвался. Было, всё было. И опять же, Катя. Из-за неё, вернее, её пребывания поблизости, без которого он уже не может обойтись, трудно порой смотреть Николаше в глаза. Ну дал бог ему случай отличиться, вот он и ходит, как павлин, распустив хвост. Герой, конечно герой. Да ведь не затем же его туда посылал, посылал унять бесшабашно зарвавшегося Скобелева. Мурада с его бабами притащили на мою голову, гарема только и не хватало.
  Какие разговоры пойдут? И потом, султана надо поселить, придется отдать губернаторский конак*. Наверно, прав Николаша, что просится представить его Государю, ну так пусть берёт и бывшего султана, и гарем его, и отправляется прямо в Севастополь морем, целее будет. Даст бог, и Александр будет доволен. Ему, самодержцу, виднее. Так-то оно, пожалуй и лучше..."

* Небольшой дворец.

  А экс-султану было тяжко. Коньяка ему больше не давали, шампанское и вина разбились при памятном взрыве в подвале, куда из подземного хода прокопались инсургенты, и слава Аллаху, что те пять тонн динамита, о которых он слыхал, не взорвались вместе со всем дворцом. От русского кваса Мурада мутило. Ухаживающие за ним Эбру, Тарзи Невин, Эмине-ханум и другие одалиски отпаивали его лёгким турецким пивом, подсовывали разнообразные закуски и шербеты, и щебетали, щебетали, шайтан бы их побрал. Хотя голова уже почти не болела, но тревога не отступала. Женщины ему пророчили милость русского царя, отдых от забот и тревог, скорое возвращение на трон Османов. В конаке нашёлся рояль, и Мурад даже сподобился сыграть на нём свой "Силистрийский марш", в котором Гонвельт узнал мелодию, насвистанную Камаль-беем перед боем.
  Камаль-бей, неожиданно для себя оказавшийся адъютантом отставного султана, сменив мундир на сюртук, всё еще ходил с повязкой, напоминавшей о памятном бое с инсургентами. Он был немного зол на вынужденных союзников, обведших его вокруг пальца, но Скобелевым искренне восхищался. Служить единственным посредником между экс-венценосцем и его освободителями было непросто, и он вовсе не имел свободного времени, уставая к вечеру говорить по-французски.
  Великий князь Николай Николаевич-старший ему не понравился. При всём желании выпускник Сен-Сира не мог понять, как этот заурядный паша, хоть и урожденный шах-заде*, мог оказаться победителем Османа-гази и других прославденных полководцев, сокрушителем Сулеймана-паши, разбившим турецкую империю вдребезги. Узнав о предстоявшей поездке в Крым, он несколько воспрял духом, надеясь понять изнутри причины могущества русских.
  Жаль, у него почти не было времени на общение с Гонвельтом и Иваншиным, да и немыслимо выучить язык противника за несколько часов, которые остались до отъезда, точнее, отплытия. Впрочем, молодые офицеры великолепно говорили
по-французски...
  Иваншин, по складу своего характера более кабинетный учёный, и совершенно неожиданно для самого себя ставший одним из вершителей турецкой истории, стремился с максимальной отдачей использовать часы знакомства с султаном. То льстиво, то настойчиво, он убеждал его величество в необходимости писать мемуары, дабы просвещённая Европа узнала подлинное лицо османской цивилизации. Мурад уже готов был поклястся на Коране, только чтобы неотвязный русский оставил его в покое. По его приказанию Тарзи-невин нашла в библиотеке губернаторского дворца несколько турецких хроник и поэтических диванов**, кои и были подарены Дмитрию с милостивым автографом Мурада, украшенным личной тугрой***.
  Гонвельту не слишком повезло, царапина от ятагана загноилась. Конечно, промыли, прочистили, но пользоваться левой было тяжело... Два дня проходил с жаром, хотелось выспаться, но раз его приставили к бывшему султану, пришлось держаться. Красавца одалиски обожали, считая, не совсем незаслуженно, главным спасителем султана, и даже вечно витающий в облаках Дмитрий пару раз уже наступил Сергею на ногу, замечая слишком пристальные взоры, бросаемые на поручика из-под яшмака* одной из гурий султана, впрочем, просвещённый и протрезвевший монарх закрыл глаза на это вполне по-европейски. К своему превеликому сожалению, Сергей был вынужден уступить место сопровождающего на пароходе великому князю Николаю-младшему.

  "Великий князь Константин" стоял под парами у европейского берега, дожидаясь срочных и секретных пассажиров. "Ливадию", более подходившую для перевозки монархов, после боёв, ремонтов и переделок трудно было узнать, да и опасно было отпускать в подобный переход единственный на зимнем штормовом Чёрном море прогулочный пароход.
  Султана вместе с женами погрузили на понравившийся ему крупный пароход, управляемый молодым бородатым и хмурым капитаном, недурно говорящим по-французски. На прощание Мурад расчувствовался, долго тряс руку Гонвельта, заявил, что Сергей всегда будет его желанным гостем. Сходя по трапу, Сергей споткнулся и чуть не упал -- его поддержал какой-то крепкий голубоглазый блондин в форме мичмана флота, на удивление смуглый.

-- Павел?!
-- Тсс... Ты меня не видел, поговорим, когда я вернусь.

  Конногвардейцы из личного эскорта великого князя взяли на караул, пароход прощально рявкнул гудком и взял курс на Севастополь. Гонвельт обернулся к Иваншину и тут заметил скромно стоящего позади всех в простой казачьей бурке поверх белоснежного мундира своего отца-командира.
-- Михал Дмитрич, -- оторопело произнёс Сергей, -- а что ж вы?.. Султан вас ждал, саблю вам хотел подарить...
-- Эх, Сережа, -- вздохнул "Белый Генерал", -- наше дело спасать, давно нелюбых мне свитских при штабах -- порхать, а провожать -- это великокняжеское. Его высочество счёл, видимо с Числовой,  -- Скобелев при сём каламбуре невесело хмыкнул, -- излишним моё официальное присутствие. Да и зол он на меня за партизанщину. Пойдём, мон шер, надерёмся в штабе... Куропаткин как раз чудного винца раздобыл... Господин историк, вы с нами?
  Дмитрий машинально кивнул.

* Легкая паранджа.
** Сборник стихов.
*** Личный каллиграфический росчерк.