Только вот шумытам такие конкретные...

Это вроде как только в 20-м веке придумали.

Рассказывает Олег Таругин (Цесаревич Николай)

Мы  едем в Москву. Мы – это я, Моретта, мои «малый двор» и «малый кабинет», а также весь штат Мореттиных фрейлин, горничных, служанок, секретарей и прочая, прочая, прочая.
Правда, «малый кабинет» едет не в полном составе. Васильчиков отправился вместе с Целебровским в Варшаву, постигать под руководством старого грушника тонкости военной разведки. Зато с нами отправился в добровольную ссылку дядюшка Владимир Александрович. В последнее время он очень сблизился со мной и, практически, стал вхож чуть ли не в ближний круг. «Чуть ли» - это по причине моих опасений. Можете считать меня параноиком, но я не могу полностью доверять ни одному Романову. Больно уж «хороши» они были! Если позднейшие историки что и приврали, так совсем немного!
Кроме всех вышеперечисленных, к отправке в Москву готовятся офицеры и солдаты будущих лейб-гвардии пулеметной и самокатной рот. Увидав примерный список штатов этих двух новых подразделений, папенька-император крякнул, но штаты утвердил и даже, улыбаясь в бороду, сказал, что я, как тот чеховский налим, откуда хочешь вывернусь.
Дело  в том, что общая численность  этих двух рот, с учетом запасных, дублеров, и обучающихся – три с половиной  тысячи человек. Думаете для пятидесяти пулеметов и сотни мотоциклов это многовато? Согласен, но как было остановить поток желающих? Достаточно сказать, что командиром одной из этих рот, после горячих просьб, уговоров и намека на возможное самоубийство, утвержден Федор Эдуардович Келлер , подавший ради этого  в отставку с поста командира Стрелкового батальона Императорской фамилии. Полковник Максимов, нынешний командующий конно-гренадерским полком остался глубоко обиженным, и даже на вокзале стоял как герой известной ненаписанной картины «Не взяли!».
Но  шутки в сторону: мы переезжаем. С  точки зрения Моретты – это  прекрасно, так как официально мы едем в Москву венчаться. С моей точки  зрения – так себе. С одной  стороны я, конечно, оказываюсь в  некоторой изоляции от дел столицы, и мое влияние на внутреннюю и  внешнюю политику снижается, с другой – я избавлен от необходимости  даром терять время на ненужные приемы, встречи с пустыми людьми и  полностью избавляюсь от мелочной опеки  маменьки и милых родственничков в придачу.
Неприятная  сторона нашего переезда смягчается еще и тем, что какая-то добрая душа (найду – отблагодарю по-царски!) распустила слухи о слабом здоровье Александра номер три и о его  страдании неизвестной науке  болезнью. Так что в преддверии возможной смены самодержца, я  стал весьма популярен среди всех близких к власти людей.
- Милый! – о, счастливая невеста  нарисовалась! – Милый, там oncle Voldemar испрашивает твоей аудиенции, – гордо сообщает она, и уже другим, капризным тоном, добавляет, – не то, что твои kazak’и, которые вечно врываются без спросу.
Приходится  напустить на себя удрученный вид. Действительно, позавчера, в разгар горячего поцелуя, в мой кабинет влетел урядник  Брюшкин со срочной телеграммой  от Гейдена. Брюшкин, бедолага, тут же схлопотал десять суток ареста (правда, пробыл арестантом всего полчаса, но об этом Моретте знать не обязательно), однако Моретта все еще дуется на меня...
Но, к делу. Великий князь Владимир Александрович, в прошлом – задушевный друг генерал-адмирала, осознал трогательное отношение своего старшего брата  к племяннику, сиречь Сереги Платова  – ко мне грешному, и решил, что  ему тоже будет не вредно держаться  к цесаревичу поближе. Что и исполняет  с удивительным упорством. Правда, стоит  отметить, что делает он это не только с упорством, но и с приложением  мозгов и труда. Вот сейчас, к примеру, он принес новый проект учебной программы  для военного, имени князя Суворова-Рымникского, училища, чьим официальным патроном являюсь я. Ну-с, почитаем, полюбопытствуем...
Когда через два часа, наученный горьким  опытом и Мореттой, Шелихов осторожно  стучится в дверь моего салон-вагона, мне остается только изумленно вздыхать: какого черта ни один историк нигде  не упоминал, что великий князь  Владимир был гений педагогики?! Да и не только педагогики! Программа  так хороша, что у меня сперва закрадывается смутное подозрение об участии в ее разработке кого-то из современников.  Но на каждую новую  мысль следует тщательно разработанное  пояснение: зачем это делать и  как осуществлять. Современник такого писать бы не стал: для него это само собой разумеется. А дядюшка, значит, сам до всего допер?! Малатца! Жжот!..
Шелихов бодро рапортует, что через пять минут мы прибываем в Бологое, где нас уже ожидает прием  и манифестация верноподданного  населения. Придется бросить дела и  выйти поприветствовать...
...Бологое  вызвало смутное воспоминание  о старом, еще из того времени  анекдоте «Бывал я в Бологом-с,  господа. Дыра страшнейшая!» Прав  был поручик Ржевский – дыра. Ну, да ладно: до  Москвы больше  остановок не будет. Так в  Первопрестольную  с ветерком  и влетим...
...Влетели. Наш поезд тихо втягивается  в Николаевский вокзал. Моретта  с любопытством смотрит в окно  – Москвы она еще не видала. Интересно, что она ожидает  узреть из окна поезда?
На  перроне – оркестр и почетный караул Лейб-гвардии Гренадерского полка. Нас  встречает смутно знакомый по немногим балам и приемам, и прекрасно  знакомый по произведениям Акунина,  московский генерал-губернатор князь Владимир Андреевич Долгоруков .  Стараясь не показать своего изумления, я разглядываю пожилого человека, неловко стоящего на подагрических ногах. Сходство с персонажем романов столь велико, что я невольно ищу глазами в свите «Володьки» чиновника для особых поручений Фандорина. Волшебная сила искусства!
Кроме Долгорукова здесь присутствует и мой новый начальник Бреверн-де-Лагарди . Великий полководец, однако! В свое время здоровый, румяный кавалергард  глянулся здоровому, румяному Николаю  Павловичу и все, карьера сделана! Так и отслужил свои пятьдесят  восемь лет весь в боевых гвардейских  парадах и рискованной дворцовой  службе. Александр, тля, Македонский! Смешно, но ведь я-то больше его в войнах поучаствовал, пороху и кровушки понюхал, а он теперь меня воевать учить  будет... Или не будет? Раз столько  времени при царствующих особах, да на командных должностях обтирался  – должен ситуацию видеть почище любого шахматиста. Наверняка он с меня пылинки сдувать начнет. Глядишь, еще и мои идеи в жизнь претворять станет...
А вот это – фигура куда более  интересная! Генерал-лейтенант Духовский . Кстати, вот он-то – мой непосредственный начальник. Я ведь к штабу приписан. Та-ак, будем посмотреть...
Однако, приглядеться поближе к новому начальству не выходит. Долгоруков тащит  нас в Кремль, на парадный банкет в нашу честь. Но вот что любопытно  и, не скрою, приятно: к моим «конвойцам»  отношение самое предупредительное. Видать, дошли уже и до Белокаменной слухи о моих демократических  нравах, вот «Володька» и подстраивается под будущего императора. Да не переживайте  вы, князь, не переживайте. Не стану  я вас на пидора менять. И Каляев вам не страшен: его задолго до этих событий уже определят лес  пилить...
Рядом с нами вьется, рассыпая Моретте  комплименты на безукоризненном  берлинском диалекте (даром что ли прадедушку в поездке в Пруссию  сопровождал?!), Бреверн-де-Лагарди. Вот  же, прости господи, фамилия! Язык в  узелок завяжется. Как бы тебя сократить-то, а? «Бревном» будешь. Кстати и по смыслу...
...Большой Кремлевский дворец сразу  наполняется шумом, гамом и  суетой. Атаманцы и стрелки под  руководством Гревса осваивают  новые места караулов и секретов. Связисты, с Глазенапом во главе,  тянут дополнительные телефонные  и телеграфные линии. Махаев  уже прикидывает места установки  пулеметов, капитан Волкобой  деловито ругается с кем-то по поводу состояния кремлевских конюшен, в гулких коридорах раздается начальственный рык Ренненкампфа.  Фрейлины Моретты бестолково мечутся, добавляя «порядка и организованности» всему происходящему.  Я четыре с половиной минуты ждал чаю для Моретты, а коньяка так бы и не дождался, если бы «дядюшка» Владимир не презентовал мне свою фляжку. Я с удовольствием прикладываюсь к золотистому нектару и, с завистью вспоминаю Владимира Александровича. Он-то уже обосновался в Малом Николаевском дворце и, наверное, наслаждается отдыхом после дороги. Еще бы! Николаевский дворец раза в четыре меньше Большого, да и для жизни более подготовлен! У-у, хитрюга!..
- Государь, – рядом со мной, точно  из-под земли, вынырнул Георг «Греческий», – полковник Келлер  сообщил: второй эшелон пулеметной  роты задержан на узловой станции  Окуловка. Третий эшелон стоит  в Питере под погрузкой...
- Джорджи, распорядись, чтобы в  Окуловке бойцам было организовано  горячее котловое питание. Начальнику  эшелона уточнить сроки отправки  и доложить лично мне. Передай  Глазенапу, что по всем депешам  о продвижении эшелонов учебных  рот – категория «Воздух!»
Козырнув, Георг исчезает. А вместо него уже стоят, с видом сироток, внезапно обретших потерянного отца, мои ближние  офицеры. Они радостно сваливают  на мои плечи столько проблем, проблемок и проблемищ, что остается только пожалеть: зачем дядя Вова не носил с собой цистерну с коньяком? Тут не то, что без «поллитры» - без полтонны не разберешься!..
...Через три недели жизнь в  Москве перестает нестись бешеным жеребцом и постепенно входит  в нормальную колею. Моретта  познакомилась с московским дворянством  и теперь пристает ко мне  с идеей организовать большой  прием для новых друзей. Духовский  сунулся ко мне с наставлениями  по военному снабжению, а напоролся в ответ на пятиминутную лекцию о роли рокадных дорог и декавилей . Послал восторженный отзыв Даниловичу  и теперь пристает ко мне на предмет плодотворной работы в штабе. Долгоруков, прошерстивший всю информацию, которую ему только смогли собрать обо мне, предложил участвовать в проекте перевода московской конно-железной дороги на электрическую тягу. Кстати уж, и о метрополитене предложил подумать, а то «странно, ваше императорское высочество: у англичан есть, а у нас – никак!»
Москвичи, в общем, довольны появлением в своем городе цесаревича. Их многолетнее фрондерство старой столицы перед северным парвеню сейчас получило дополнительный толчок: еще бы! Наследник престола бросил напыщенный Петербург и приехал в Первопрестольную! По слухам –  надолго, едва ли не навсегда! За это мне прощают даже превращение Кремля из проходного публичного места в закрытый режимный объект. Гревс  постарался. Он окончательно превратился  в начальника моей охраны, и вот  теперь развернулся на всю катушку. Ворота Кремля, кроме Спасских и  Боровицких, закрыты, по стенам шагают бдительные часовые, введена система  пропусков и паролей. Причем систему  Александр Петрович сотворил настолько  сложную, что, приехавший в Белокаменную Димыч (приволок десять пулеметов, молодчик!) битых полтора часа не мог прорваться не то, что ко мне, а вообще, на охраняемую территорию. Если бы мимо не проходил Георг – так его еще часа три бы мариновали! Крутой разговор с Гревсом  ни черта не дал. Он с видом великомученика на все вопросы, предложения и  замечания отвечал только, что  безопасность государя – превыше всего. В конце концов мы с Политовым, доведенные до белого каления, выдрали из Гревса именные бессрочные пропуска на всех, входящих в «ближний круг» и предупредили бравого конно-гренадера, что если только, то еще как! И  мало не покажется!
Учебные роты начали занятия. На Ходынском поле с утра до вечера гудят автомобильные  моторы. Русские самокатчики, в отличие  от их европейских коллег готовятся ездить не на велосипедах, а на автомобилях. Потом еще и мотоциклы появятся – Димыч клятвенно обещал.
Пулеметчики тоже не отстают. Практически каждый уже может с завязанными глазами  разобрать и собрать оружие, в  Сокольниках полным ходом идут практические занятия, по выбору позиции на местности, стены тиров содрогаются от грохота выстрелов. Плюс передвижение по-пластунски, азы разведки, рукопашный бой, снайперские  стрельбы и т.д., и т.п...
К моему сожалению, через месяц московских каникул убыл в Петербург дядюшка Владимир Александрович. Жаль, право. Толковый мужик. Но перед отъездом он клятвенно обещал не забывать племянника и приезжать так часто, как только позволят обстоятельства. Однако на скуку жаловаться не приходится. К ссыльному наследнику постоянно  приезжают из Питера «ходоки». Бунге  и Гейден, Титов и Победоносцев, Куропаткин и Вышнеградский –  вот далеко не полный перечень визитеров. Александр III тоже не забывает о моем существовании и частенько посылает ко мне новые проекты. Поговаривают, что у «всенародного папаши» появилась даже новая резолюция на документах – «В Москву!» Так что о тихой семейной жизни, о которой мечтала Моретта и речи не идет...
В Александровском юнкерском училище ввели курс «Русской гимнастики», и теперь мои телохранители, атаманцы и стрелки, периодически выступают  в роли наставников, посвящая будущих  офицеров в тайны благородного искусства  отъема жизни и здоровья ближнего без применения вульгарных приспособлений. Юнкера оказались благодарными учениками, и скоро русская армия получит первую порцию инструкторов рукопашного  боя...
К июню жизнь в Москве окончательно наладилась. Вот-вот и свадьбу  играть будем. Вот только проводим флот в Японию и вперед.

Можно и после...

Полное прозвище было, ЕМНИП, "Бревно-для-гвардии"