Вот накропал, пока инета не было

ГОРОД НАШЕЙ ЮНОСТИ

Пролог
…С высоких башен Аккермана…
А.С.Пушкин

…Белгород-Днестровский из моей юности. Аккерман из детства катаевского Пети Бачей. Везущий дачников из экономии запыленный бессарабской пылью дилижанс, беглый матрос с якорьком на запястье и нещадно портящий экологию Причерноморья пароход «Тургенев». Древняя Тира, о которой я знаю лишь то, что видел на раскопках рядом с крепостью. Нет, не так – с Крепостью. Поскольку двадцать пять веков – не шутка. Древнейший город и замок Европы, занесенный в какие-то там регистры-реестры памятников архитектуры. Впрочем, можно и еще с десяток проимён назвать, благо Яндекс и Гуглём, как водится, рулят. Но – надо ли? Конечно нет, не о том речь.
Расскажу лучше о том, что он лично для меня, этот город. И более ни о чем. Четыре почти что археологических, точнее, хронологических слоя. Примерно 1988 – 2008 годы, где-то так… На стопроцентную темпоральную привязку не претендую, могу и ошибиться. А могу и не ошибиться. Как кривая вывезет. А кривая – она ведь тут почти ровная – или электричкой два часа, или полтора маршруткой. Электричек в реальности две тыщщи десятого мало, маршруточники подмяли. Веха времени и прочий экономический прогресс. Тот самый, мать его, который.
А ведь как здорово было – чуть ли не каждые полчаса электропоезд от перрона ту-ту! Пива в дорогу взял, карты, опять же в вокзальном ларьке прикупил - и сиди себе на жесткой полированной (уже не лаком, он давно сошел на-нет, а задами пассажиров) лавке да в «дурачка» с друзьями по поездке наяривай. Периодически прерываясь на покурить в тамбуре или посмотреть в пыльное, хронически-немытое окно на проносящиеся мимо вагона бессарабские окрестности. А уж когда по косе между морем и лиманом поедешь… кто знает, о чем я, тот поймет. Кр-расота - кр-расотища…
Или когда по мосту – слева море во всю ширь, справа Днестровский лиман. А ты в аккурат над их границей колесами по стыкам – тудух-тудух. Мост железный, гулкий… жутковато – и красиво. Дух захватывает. У того, кто понимает, конечно. Слева вода сине-зеленая, темная, глубокая, справа – серо-желтая, глинистая, мелкая. Фарватер посередине русла. Чтоб корабли «река-море» проходили. Ни одного за всю жизнь не видел, но, наверное, они есть… или были.
Ну а дальше – вокзал. Причем, неважно, едешь ты электричкой или маршруткой – привезут все равно сюда. Место встречи изменить нельзя, ага… О, этот Белгород-днестровский вокзал! Бальзам на многогрешную душу писателя-фантаста с его вечной ностальгией по временам почившего эсэсэра! Хоть что-то еще осталось от прошлого. Не, ну кроме Крепости, разумеется, в ней уж точно евроремонт делать не станут и бутик в древних пыточных подвалах не откроют… надеюсь. Впрочем, о Крепости мы отдельно поговорим. А пока…
А пока мы еще на привокзальной площади.
Нет, она конечно уже тоже изменилась, но все-таки не так, как многое иное в городе. Та же асфальтированная стоянка перед зданием вокзала, тот же туалет на перроне (правда, уже несколько «отевроремонтированный»), неизменное кафе, стоянка маршруток на Одессу. Гулкий зал, еще хранящий на своих стенах и потолке отпечаток советских времен. Перрон с такими милыми допотопными скамейками: первые две колеи – электрички, дальше – грузовые составы. По крайней мере, в «хронокластере» 1999 и 2005 годов было именно так.
Впрочем, хватит о вокзале. Незачем «растекаться мыслью по древу». По большому-то счету, все это не слишком удавшееся вступление. А теперь - поговорим по-существу. Поюзаем, так сказать, собственную долгосрочную память…

****

1988 год.
Восьмой класс. Нас привезли на автобусе. Кстати, правильно. Электричкой стрёмнее. Орава тинэйджеров, только что вкусивших плод познания от древа перестройки, нового мышления и прочего плюрализма. Еще разбежимся… Повезли сразу в Крепость. Вот это и был мой первый контакт с городом моей юности. Воспоминания – смутные. Урывками. Нарезка отдельных кадров и кадриков. Монтажный стол неумелого статиста-монтажера.
Крепость поражает. Дети бегут. Теперь, через двадцать с лишним лет, мне искренне жаль нашу классную – Царство ей Небесное! – наверняка она не была в восторге от созерцания того, как тридцать вьюношей и дивчин лезут на самый верх крепостной стены. Я тогда еще не знал, что у меня панический страх высоты. Собственно, возможно он именно тогда и появился – до Крымских гор-то еще о-го-го сколько времени. Короче, мы, практически, обежали всю крепость по этим самым зубцам. Я, разумеется, последним. До сих пор помню – бежал за Катей – здоровенной и не по годам фигуристой девчонкой. Бежал, сжав до скрежета зубы и глядя перед собой, потому что слева был крепостной двор, а справа двадцатиметровая (ну, может, приврал, у страха сбой в системе визуального контакта и глобального позиционирования) пропасть крепостного рва. Боялся – но бежал. Не шел – именно бежал, прыгая с зубца на зубец. Потому что вернуться назад было западло. Нужно было добежать со всеми. Нужно было, понимаете? Вопрос чести. Господин штабс-капитан, блин, белая гвардия и прочие Турбины… Это фамилия, не название механизма, да…
И я таки добежал. Со всеми. Моя первая махонькая победа над собой. А там внизу – эйфория!!! Адреналин!! «Я спросил, зачем идете в горы вы?» (с). Ага, где-то так…
Затемнение.
Смена кадра.

«Прошу установить координаты кластера 1997, топологическая привязка та же. Работаем, господа, работаем. Налогоплательщики хотят знать, на что Военно-космический флот Империума тратит их деньги»…

****

1997 год.
Мы с первой женой (расстанемся уже в следующем году) и сотрудниками областной больницы, что отдыхали вместе с нами в санатории «Золотые пески» в Затоке, едем развеяться в Белгород. Типа, погулять и попить пивка. Девяностые… ну, тут без комментариев. Болгарские сигареты «Интер» и греческий, кажется, «President» (ведь «LM» - жутко дорого для вчерашнего студиозуса, «LM» - это почти круто), водка «Одесса» с красной блестящей этикеткой (бутылка на двоих за весь вечер – и ты в таком состоянии, как сейчас после литра на рыло) – ну и тому подобное. Молодо-зелено, одним словом, ведь я, «городской мальчик из приличной семьи» не прошел суровой школы студенческих общежитий… Короче, полчаса на электричке – и мы там. Я типа, в курсАх – а как же, бывалый турист, был тут всего каких-то девять лет назад. Идем к Крепости. За вход надо уже, таки, платить – девяностые, независимость и прочая коммерция с зарождающимся бЫзнесом. Я, конечно, вынимаю деньги – там и платить-то, как сейчас милостыню подать, но народ противится. Типа, «мы пойдем другим путем». Ага, сильно вы помните, кто это сказал… Во-во, именно Рузвельт по телефону Гитлеру. Реально угадали… «Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году!» (с). Всё-таки платим и заходим.
По стенам я уже не бегаю – страх высоты еще дремлет, но уже усмехается мне сквозь сон. Опять же – не упасть лицом. Куда-то залажу, фотографирую супругу. Кошусь вбок – не упасть бы. Высоковато, ага. Страх высоты криво усмехается и снова засыпает. Еще не время.
Потом – вперед по тихим улочкам, где машина проезжает дважды в сутки. Милая пивнушка в утопающем в зелени парке, где мы выпиваем ВЕСЬ ЗАПАС ПИВА, после чего продавщица смущенно извиняется: «мальчики и девочки, а больше нет…». Шелковица, которую собирает жена. 
Электричка. Меня укачало. Мне плохо. Я еще не умею пить… к счастью…
Затемнение.
Смена кадра.

«Какого хрена, кап-три?! Не можете дать устойчивый канал до конца двадцатого века? Бред. Знаете, господин капитан третьего ранга, за вторым поясом дальности есть множество планет, где крайне требуются специалисты вашего уровня. Крайне. Требуются. Работайте».

****

1999 год.
Эмоции. Господи, какие эмоции! Я нашел свою любовь! Мы вместе – уже не урывками, не от свидания к свиданию, не в двухстах километрах друг от друга, а так, по-взрослому, по-настоящему, навсегда! Мы – вместе уже два месяца! Она приехала ко мне, приехала, чтобы остаться. Тоже навсегда. Позади незабываемая Тарутинская эпопея, позади исполненные страсти, нежности и тоски письма каждый день, позади долгие часы в автобусе в предвкушении всего лишь одной ночи вдвоем. Впереди – вся жизнь.
Но сейчас главное другое: она училась в этом городе. Это – ее город… и мой, потому как я чувствую себя чуть ли не старожилом. Я ж все знаю! Да я… на колчаковских фронтах… Любимая, а как идти к Крепости?..
Мы тихо шагаем, взявшись за руки, по тихим тенистым улочкам. На ней длинное белое, с черными отворотами на воротнике, платье и черные босоножки без задника – а еще говорят, мужики ничего не помнят. Врут, феминистки проклятые, точно врут! Июльское солнце, процеженное сквозь лиственное сито, пятнает асфальт под ногами. Пока еще можно идти и по тротуару, и по мостовой – редкие автомобили или объедут или вежливо бибикнут. В счастливой реальности девяносто девятого еще нет ни «Лексусов», ни прочих… впрочем, промолчу. Мы просто идем…
Мимо медучилища, где она училась, мимо «рыбки», мимо пожарной станции, мимо анатомки. Все закрыто – выходные, каникулы. Её общежитие… нас пропускают – через пять лет, в 2005, нас уже не пропустят, ибо терроризм, с подачи CNN не дремлет – и я фотографирую её перед дверью комнаты, с которой столько связано. Увы, не у меня – у любимой. Насмотревшись на балкон, на котором она когда-то робко выкурила первую «взрослую» сигарету, идем дальше. Тени уставших от жары, пыльных деревьев скользят по нашим счастливым лицам, сползают на плечи и бесшумно осыпаются на нагретый солнцем асфальт, оставаясь за спиной. Тихо. Так тихо, как может быть только в этом городе и только знойным бессарабским летом. 
Добредаем до центра. Впрочем, центр для Белгорода - понятие довольно-таки расплывчатое. Кинотеатр. Почтамт. Отсюда она звонила своему парню, Леше. Жениху, погибшему накануне свадьбы. Я не ревную, что вы… пройдет много лет, и я сделаю его героем своей книги, судя по дополнительному тиражу, лучшей на данный момент. Привет, Леша – и прощай. Она помнит тебя до сих пор, более чем помнит, я это знаю… И это хорошо. Это – память. Это – ваше. Не мое. Ваше. Ее глаза горят. Она счастлива этими воспоминаниями и нашей прогулкой. Она неожиданно останавливается и целует меня, тихонько шепча «спасибо» и легонько сжимая руку. «За что, любимая?». «За все вот это, понимаешь? Спасибо, что привез меня сюда»… Пожалуйста, милая. Значит все не зря…
Крепость. Пятьдесят копеек за вход. С иностранцев – две гривны. Дискриминация. К счастью, здесь пока еще не слышали о политкорректности и прочей европейской лабуде. К счастью. Но еще услышат, увы…
Мы гуляем по древним бастионам, дворикам и равелинам. Одинокий солдатик в вылинявшем «хб-бу» косит траву на крепостном дворе. Сюрреализм, блин… Просим кого-то из посетителей сфотографировать нас вместе, и я подхватываю ненаглядную на руки. Смеется – ой, сейчас платье задерется! - и просит опустить ее на землю. Как по мне – и пусть задирается. Красиво ведь…
Вдалеке местные пацаны забираются на самый верх разрушенных башен. Меня тошнит от одного взгляда на них. Безумцы… как я вам завидую! Мне это уже не дано.
Она тянет меня на внешнюю стену. Отказать невозможно. Лезем. Наверху ей неожиданно становится плохо. И это я боюсь высоты?! Не смешите мои тапки… Холодный пот, по-терминаторски сильно сжавшая мое предплечье хрупкая девичья рука: «я сейчас упаду… голова кружится… меня тошнит… я боюсь»… Нет, она еще не беременна, это просто паника. Я понимаю, что вынужден запихнуть глубоко-глубоко в… свой собственный страх высоты и что-то сделать. «Закрой глаза»! Смотри-ка, и вправду закрывает. «Держись за руку - и иди за мной. Вдоль стены. Тут ступенек десять всего». Твою мать, чтоб я еще раз залез с тобой на высоту!!!
Я слово сдержал. Залез без нее. В Крыму. На гору над Байдарскими воротами. Ощущения – читайте в крымских рассказах, так все подробно описано.
Потом мы кушаем. На дворе, напомню, самый конец девяностых. Общепит советского образца уже разрушен, а макдоналдсоподобный фастфуд еще находится почти что в зачаточном состоянии (и почему ему не сделали аборт, когда еще можно было?), потому у нас с собой банка вареной, с укропчиком, молодой картошечки, свежие огурчики, помидорки и еще чего-то, точно не помню. Но – не алкоголь, это точно. Фоткаю. Смущенное лицо, глаза долу, в руке – надкушенный огурец. Для истории. Пусть будет. Сексуально, кстати…
Гуляем дальше. Внутренний дворик, как я понимаю – самая древняя часть Крепости. Равелин. Или как там он называется. Не знаю. Я не спец по фортификации, хоть частенько и сижу на тематическом форуме. Башня, короче. Фотографирую ее на фоне какой-то арки.
Тихий и отчаянно-смущенный голос любимой:
«Я хочу тебя».
«Здесь?!».
«Да».
«Милая, это памятник… музей… нельзя».
«Наплевать. Смотри, вокруг же никого».
«Нет».
«Ну, нет, так, нет. Хотя бы поцелуй меня»….
Целуемся в круглой башне, лишившейся крыши лет, эдак, с пятьсот назад. Узкие бойницы, земляной пол, желтые ракушечниковые стены со следами давно обрушившихся перекрытий. Бесконечно-долго целуемся. Пережившая тысячи лет и миллионы человеческих судеб Крепость с грустной и уставшей за двадцать пять веков улыбкой смотрит на нас. Она все понимает. Но ей уже все равно. Она слишком стара и слишком устала…
Никуда не спеша, возвращаемся. Кафе-мороженое. Из ее прошлой жизни. «Смотри, а здесь мы просиживали с подружками, когда учились в медучилище! Мороженое ж копейки стоило! Давай зайдем». Даже название не изменилось с тех времен. Я его и сейчас помню - «Сказка». Оно, к слову, и в 2005 существует, только в ином качестве, и совсем уж в иной ценовой категории.
Электричка производства рижского завода – помните такие? Вокзал. Одесса. Восемнадцатый трамвай, еще тот, чешский, красно-желтый, два вагончика на сцепке. Восьмая станция Большого Фонтана. Тихий летний вечер; уставший от жары день неспешно катится к закату. Съемная квартира, где любимая прожила до конца лета – в последних числах августа мы переехали ко мне.
Яростный, и одновременно нежный, будто вобравший в себя все накопившиеся за день желания, эмоции и впечатления, секс. Голубоватый сигаретный дым под потолком:
- Любишь меня?
- Конечно. А ты?
- Очень…
- Иди ко мне…
Затемнение.
Смена кадра.

«Господа, еще на шесть лет вперед. Поглядим на нашего героя. Спасибо, мичман, от кофе не откажусь».

****

2005 год.
Едем вчетвером. Я, моя ненаглядная, Данила и Аня. Пока еще мы работаем вместе. В смысле, я Анька и Данька. Потом будет кризис, и мы разбежимся по своим углам, в смысле – новым работам. Но – останемся друзьями. Зато нашему сыночку уже три года… Когда-нибудь мы обязательно привезем его сюда, ведь это и его город тоже….
Едем на электричке. Ага, как тогда, раньше – с пивом, картами и под неизменное «тудух-тудух» на стыках. Задница злится на жесткую сидушку. Ну и пусть злится, не до нее. Ведь мы едем в Белгород!!!
Вокзал все тот же. Долгожданный после двух часов в вагоне туалет на перроне. Радиально расходящиеся от Крепости улицы, часть из которых выходят к вокзалу. В отличие от Одессы, их не переименовывали. Калинина, Ленина… Покупаем пиво в магазине – и вперед. Она нас ждет. В смысле, Крепость.
Снова, как и в прошлый раз, проходим мимо пожарной станции, «рыбки» с застывшей на постаменте гарпунной пушкой и тормозим возле общежития. Ее общежития. Вахтерша, как ни странно, узнает бывшую студентку, однако на этаж не пропускает, ссылаясь на ремонт. Может, правда, может – нет. Ну и ладно, жаль только, что Наташка явно расстроилась. Скрывает, конечно, чувства, но заметно. Грустно. Отбираю у Даньки пиво и делаю пару судорожных глотков… Время – изменчивая штучка. Впрочем, все течет, все меняется. Не я сказал, но ведь правда? Хотя, если взглянуть на это с точки зрения Крепости, то достаточно спорно…
Крепость… С видом экскурсовода показываю застрявшее в ракушечниковой стене каменное ядро, прочие следы артобстрелов. Крепость воевала всегда. Практически все свои две с половиной тысячи лет. Последний раз - совсем недавно по ее меркам, в сорок первом, когда легендарная 411-я береговая батарея на самом пределе дальности огня уронила свои стокилограммовые фугасные «чемоданы» на головы румынских вояк, расквартированных на ее территории. Они так и не поняли, что это было, тщетно пытаясь обнаружить в небе несуществующие советские бомбардировщики…
Платим за вход (Даня поначалу бурчит, но все же смиряется со столь безрассудным растрачиванием средств, которые можно было бы употребить во благо собственного желудка) и бредем по Крепости. Как все привычно, словно домой вернулся! Осматриваем знакомые до последнего камня достопримечательности, фотографируемся с любимой в той самой арке из девяносто девятого. Даня лезет на стену – человек-паук, никак не иначе. Какой там Голливуд, я вас умоляю?! Даниил, простой системный администратор. Безумству храбрых поем мы песню… в формате MP3, разумеется.
Перекусываем и покидаем Крепость, спускаясь к лиману. Согласно местной легенде, где-то под его дном пролегает никем так и не найденный подземный ход с неким залом с прозрачным сводом. Сомневаюсь, но и спорить не стану. Может, и так, а может, нет. Преданья старины глубокой, все дела…
Пока моя благоверная задумчиво созерцает мутно-серые штилевые волны Днестровского лимана, мы втроем ковыряемся под стенами. В дождевых вымоинах - раздробленные кости, человеческие зубы, кусок челюсти… да, этим древним камням есть, что вспомнить. Прикапываю найденное – останки, как-никак. Впрочем, и на берегу их тоже немало – сколько же тысяч полегло под этими выветренными и оплывшими от времени стенами за двадцать пять веков?!..
По дороге забредаем в книжный магазин. О прогрессивном писателе современности Олеге Таругине никто и слыхом не слыхивал. Гм, ну ладно…
Обедаем в уютном кафе с кабинками неподалеку от городского рынка и едем домой, правда, уже не в уютном вагоне электрички, а в мягком салоне буржуйского мерседесовского «спринтера». Хочется спать, устали, да и выпитое пиво оказывает благотворное транквилизирующее действие…
Затемнение.
Смена кадра.

«Завершаем эксперимент. Кластер две тысячи восьмого. Прошу…»

****

2008 год.
Мой крайний приезд в любимый город. По работе, хотя… как сказать. Работа ж не волк, сами понимаете. Зато не за свои деньги. Приехали на маршрутке, я и Танька. Ага, та самая, которая «Юрий Гарда», мой соавтор по книге «Код власти».
Город изменился. Может и не особенно заметно, может, только в центре, но изменился. Наверное, местным так комфортнее, наверное, это правильно, ведь времена все-таки меняются, хотим мы этого или нет. Вот только на душе отчего-то становится грустно…
По молчаливому согласию, день решаем начать с траты командировочных в кафе, расположенном, как водится, возле рынка. Нет, не в том из две тысячи пятого, в каком-то новом, двухэтажном. Впрочем, сидеть на нависающем над улицей балкончике с псевдостаринной бюллестрадой вполне комфортно, да и готовят вкусно. Ну, и водка не паленая, само собой. Цены? Увы, цены значительно приблизились к одесским, так что особенно шиковать не приходится, командировочные нам урезали – мол, не в Киев едете, можете и на бутербродах денек перетоптаться…
Затем, с презрением отбросив мысль о маршрутках, бродим по городу пешком. Типа, работаем. Жарко, пыльно, душно, тихо… хорошо! Душа отдыхает. Нет, все-таки он остался прежним, этот бесконечно милый городок; может и не во всем, но в главном – остался прежним!
Естественно, заходим в книжный, теперь уже не магазин, а самый, что ни на есть, супермаркет – интеллигенты, как без этого. О Таругине снова никто не слышал, зато Татьяна прикупила пару томов любимой Камши.
От июльской жары плохо спасает тень акаций и холодное пиво из расплодившихся с прошлого приезда магазинчиков, так что к обеду решаем покинуть город моей… нет, уже нашей, моей и Наташиной, юности.
Прощай, Белгород! Я еще вернусь к тебе, не знаю когда, но вернусь. Нет, не чтобы остаться, просто вернусь. И вновь пройду твоими узкими тенистыми улочками. Теми самыми, родом из юности. Обязательно пройду. Обещаю…
Затемнение.
Стоп.

«Господа, всем спасибо. Эксперимент завершен…».

****

Эпилог

…Давай поедем в Город тот,
Что сквозь столетия плывёт
Из стародавней старины,
Как бригантина, в наши дни;

В тот город, где лиман волной
Тачает камень крепостной,
И древних стен седой гранит
Саму Историю хранит;

В тот город, где училась ты,
Лелея детские мечты;
Где юность быстрою рекой
Тебя влекла вслед за собой;

Где ты любила и, увы,
Познала горечь той любви;
И где впервые поняла,
Что жизнь - не детская игра;

Где через глянец фотографий,
Пока ещё без эпитафий,
Вдруг прошлое тебя коснётся,
Лицом забытым улыбнётся;

Где улиц каждый поворот
Навечно в памяти живёт;
Где в общежитии балкон
И первых сессий Рубикон;

Где узких улочек листва,
Июльский зной сдержав едва,
Укрыла нас в своей тени,
Шепнув тихонько:  «Вы одни...»
Где мы по памяти твоей
Брели одним из летних дней;
И целовались где затем
Средь крепостных могучих стен.

…Но Времени река течёт,
Нас прочь из прошлого несёт;
И день за днём своей волной
Вдаль увлекает за собой;

И дальше, дальше берег тот,
Где Юность в Вечности живёт;
Где город, вечно молодой,
Навеки наш, навеки твой;

Где невесомы и легки
Воспоминаний огоньки,
Чей мягок и прекрасен свет…
Но к ним, увы, возврата нет -

Ведь Жизнь совсем не в тех огнях,
А в быстрых времени волнах,
Что за собою нас несут,
Храня Любви святой сосуд...

Белгород-Днестровский – Одесса, 1988-2010.

Отредактировано Барон фон Тар (12-03-2010 17:21:01)