Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.Есть у меня задел немаленькой такой фэнтезюшки.
Пока - без пролога, без эльфов, без драконов, без гигантских разумных волков и гномьих сокровищ, но все это (и не только) - в перспективе. Приступим, пожалуй!
Глава 1
Всего лишь двадцать лет назад улица Молочников считалась самой глухой окраиной Эбарро. Маленькие приземистые домики стояли далеко порознь, окруженные хлевами и сараями, обнесенные низенькими, взрослому человеку по пояс, оградами. Улица, а вместе с нею и город, заканчивались двором старой Диды, пережившей всех своих наследников. А дальше простирались великолепные луга, на западе окаймленные зеркальными водами Серебряной Эбарры, притока Великого Тейана.
Большинство обитателей улицы Молочников держали коров и коз, ежедневно возили на городской рынок молоко, творог, сметану. У иных, самых удачливых и умелых, были постоянные покупатели, которым товар доставлялся на дом - так и для продавца удобнее, не надо торчать на рынке в любую непогоду. Несколько счастливчиков даже отправляли свои сыры в столицу, Кейрон, что в двух днях пути от Эбарро. Лучшие семейные рецепты хранились глубокой тайне и передавались по наследству. Легендой улицы Молочников был необычайно нежный творожок старой Диды, рецепт которого мечтал заполучить каждый, да только Дида, как говорили, поклялась унести секрет, когда-то сделавший ее семью, по меркам Эбарро, весьма состоятельной, с собой в могилу. Еще рассказывали, что толстая Айна, эта жадная дуреха, нарочно послала свою дочь в услужение к Диде, наказав не брать большой платы и всячески угождать старухе, а между тем высматривать да выслушивать. Айна, небось, гордилась своей выдумкой, да только недолго: Дида платила помощнице щедро и точно в срок, но в ответ на первый же осторожный вопрос о чудесном рецепте заявила, что пусть подождут сперва, чтобы она выжила из ума. И добавила: новых работников нынче найти нетрудно, на этакие-то деньги!
Да, характер у Диды всегда такой был - что кузнечный молот. Вот и свой участок выпаса она сохранила за собой, хотя коров давно уже не держала, а для двух коз, даже с приплодом, он был слишком велик. Дида давала множество поводов для пересудов, которые делали сонную жизнь улицы Молочников немножко веселее. А жизнь эта не была ни городской, ни сельской: жили по-деревенски небогато, непросто, но все-таки обособленно, а не общинно, трудились от зари до зари, но сами были себе хозяевами и даже устроили свой собственный цех во главе, как полагается, со старейшиной, всеми уважаемым папашей Гилоном.
Но город рос, наступал, разрушая привычный уклад. И вот однажды на улице Молочников появился чужак, молодой мужчина в одежде мастерового. Для досужих кумушек это само собой было событием: рыжеусый востроглазый красавец, бойкий на язык - со всеми успел перезнакомиться в один день, с тем поговорить о семье, а с этим - о хозяйстве, о чем-то долго беседовал с папашей Гилоном, старик потом целый вечер ходил пошатываясь и норовил, к неудовольствию тетушки Майды, затянуть свою любимую: "Ой, как шла девица ноченькой..."
Наутро узнали: красавчик ухитрился как-то незаметно сговориться с Дидой о покупке ее дома, подворья и выпаса. Он собирался обосноваться на улице Молочников, но заниматься хотел совсем не тем, чем было здесь принято. Красавчик оказался мастером-оружейником.
В тот же день Дида немногословно простилась с соседями, разочарованными, что так и не удалось вызнать, куда это она собралась, села в повозку, нагруженную всяким скарбом, и уехала. А вечером в дом вошел новый хозяин - Микон-оружейник.
Не одна любопытная кумушка отдала бы правый глаз, чтобы узнать, как удалось оружейнику уломать упрямую Диду. Сразу же заговорили о том. Что пришелец непрост, ох как непрост! И крепко держит за хвост диковинную зверушку-удачу. Микон в одночасье стал на улице Молочников знаменитостью. И завидным женихом.
Впрочем, все это мало его заботило. Он был занят обустройством на новом месте, что-то перестроил, что-то достроил, что-то разобрал вовсе, сам участвовал во всех работах, не полагаясь на наемных каменщиков и плотников. Старую ограду сломал, обнес новой, в человеческий рост, не только подворье, но и свой участок выпаса. Обустраивался не торопясь, но и времени не упуская, добротно, по всему видать - навсегда. Полгода спустя в новенькой кузнице загремел тяжелый молот, застучали и зазвенели молоточки поменьше. С Миконом работали два подмастерья - веселый здоровяк Тим и тощий, но на удивление сильный молчун Анто. И хотя дом оружейника был за высоким забором, о жизни Микона знали многое - наверное, потому, что очень уж любопытствовали. Знали, что он взял четырех учеников, что затеял расширение мастерской, что ведет с немалой для себя пользой какие-то дела с гномами. Знали и то, что он не обращает внимания ни на одну из местных девиц на выданье, да и женщин известного нрава к себе не водит. И вдруг улицу Молочников потрясло известие: Микон женился! Кумушки изумленно приумолкли - и вновь загомонили, впервые увидев жену оружейника, Марелию, миловидную женщину девятнадцати лет от роду, с огромными серо-голубыми глазами, чистому блеску которых могли позавидовать незамутненные воды Эбарры, и с роскошными волосами, казавшимися то золотом, то серебром. Кумушкам интересно было все, все, все: откуда Марелия, из какой семьи, большое ли приданое взял за нею Микон... Но вот они опять дружно прикусили языки: рядом с кованой вывеской оружейной мастерской появился маленький красно-желтый флажок с изображением воздетых рук.
- Чародейка! - с уважением зашептали кумушки. - Лекарка!
Сначала они сторонились чародейки по старинной привычки держаться подальше от неведомого, - но снова любопытно взяло верх над осмотрительностью, и сначала одна, следом другая соседка несмело постучала в дверь Марелии.
Просьбы большим разнообразием не отличались: погадать на счастье дочки в предстоящем замужестве, на успех сынка в торговле, узнать, верен ли муж, изготовить снадобье от колик в животе, от простуды или от бессонницы... Однажды молодая бесстыжая вдовушка Тинна, о которой кумушки неизменно говорили с пренебрежением, а их мужья - с возмутительной снисходительностью, отважилась попросить Марелию о другом: сварить приворотное зелье для кожевника Барна, состоятельного холостяка из новых поселенцев, что потянулись на улицу молочников вслед за Миконом. Из дома Марелии Тинна выскочила с растрепанными волосами и безумными глазами, на бегу выкрикивая извинения. Это видели тетушка Майда и ее дочка Рози - они шли к чародейке за бальзамом, избавляющим от прыщей для бедняжки Рози, которой никак не удавалось сладить с этой напастью. К вечеру всей улице стало известно - неведомо откуда, потому что ни Марелия, ни Тинна не проронили об этом ни словечка, - о чем именно просила чародейку бесстыжая вдовушка. Одни громогласно восхваляли благонравие чародейки, наотрез отказавшейся заниматься запретной магией, другие утверждали: Марелия попросту испугалась, ведь старейшины ее цеха за такое баловство строго наказывают, могут и из цеха изгнать. Третьи (этих было немного) шептались, что глупая нахалка Тинна предположила за услугу оскорбительно маленькую плату. Как бы то ни было, больше никто не тревожил Марелию такими просьбами.
Кроме талантов гадательницы и целительницы, Марелия обладала еще одним полезным умением: в кувшине, над которым она пошептала, молоко не скисало почти двадцать дней. С того момента, как соседи узнали об этом, Марелия стала некоронованной королевой улицы Молочников.
Два дня пути пешком и налегке отделяли скромный городок Эбарро от Кейрона, богатой и шумной столицы королевства Лериан. А столичные новости, слухи, сплетни доходили до Эбарро почти так же быстро, как распространялись по многолюдному Кейрону. В разговорах о чародействе часто упоминались прославленные столичные маги. Так, к примеру, рассказывали, что могущественный Илдок, старейший из магов, нынче весной изготовил такие камушки, которые, если их опустить в отравленное питье, высасывают яд. А у кого из первых людей королевства не водится врагов? У кого из столичных богатеев не найдется целой кучи наследников? Илдок, продавая свои чудесные камушки, за считанные дни утроил свое состояние, которое и прежде было огромным даже по столичным меркам. Еще рассказывали о чародейке Ванарде, которую молва с давних пор называла королевской любовницей. Любовница или нет - этого никто не знал наверняка, а вот в том, что она чародейка невероятной силы, мог поклясться любой, даже тот, кто никогда ее не видел. О Ванарде знали не то что в Эбарро - даже в глухой деревушке на границе с Орочьей степью ребенок, едва научившись соображать, накрепко запоминал имя женщины, которой сам король был обязан частью своего могущества. Не она ли украсила новый королевский дворец скульптурами людей разных сословий и животных, обитающих по всему Лериану, - скульптуры эти оживали, стоило королю хлопнуть в ладоши? Ах, как поражались иноземные послы, увидев чудо, какими сговорчивыми они становились! Не она ли так хитро и искусно зачаровала все стены внутри дворца, что король мог видеть и слышать сквозь них, узнавать о том, что происходит в любой из комнат, и при этом для всех прочих стены остались прежними, самыми обычными? Не она ли... Много, много удивительного рассказывали о Ванарде и ничуть не меньше - о ее сводной сестре Гердии, жрице Пайроса, чародейке-садовнице. Благодаря ее трудам и заботам сад, окружавший королевский дворец, был полон ярких, никогда не увядающих цветов, которые источали дивное благоухание - такое, должно быть, услаждает богов в садах, созданных самим Пайросом.
На улице Молочников все, от мала до велика, любили слушать истории о столичных чародеях, верили всему и не трудились разделять правду и вымысел - ведь так интереснее! Но после того как по соседству поселилась самая настоящая чародейка, простодушного восхищения столичными поубавилось.
- Статуи да цветочки - это, конечно, здорово, но мне-то, простой женщине, какой прок от этих чудес? - вопрошала рассудительная тетушка Майда. - Вот Марелия наша - мастерица творить полезные заклинания. Молочко-то даже в самую жару стоит себе не киснет. Да и у Рози моей личико побелело, посвежело, спасибо Марелии. Да пребудет с ней милость божественного Оксо! - торжественно заключала она.
- Да пребудет! - дружно подхватывали соседки.
- Какая искусница! - восхищались их мужья, хлебнув наутро после шумной пирушки чудодейственного средства от похмелья. - И берет совсем недорого, не то что другие.
Марелия была желанной гостьей в любом доме на улице Молочников. Молва о ней распространилась по всему Эбарро и, в отличие от многих молодых чародеев, она никогда не испытывала недостатка в клиентах. Когда на третий год благополучного супружества Марелия родила дочь, не было в Эбарро семьи, которая не засвидетельствовала бы своего почтения матери и новорожденной и не прислала бы им даров. Но, конечно же, самой желанной гостьей была Аннель, давняя подруга Марелии, прибывшая на улицу Молочников вместе со своим супругом. Соседи давно привыкли, что к их чародейке приезжают и знатные господа. Но на этот раз они переполошились не на шутку: в их узкую улочку осторожно въехала большая черная карета с позолоченным королевским гербом на дверце. Карета королевского наместника! Карета целый час простояла во дворе Микона, а потом так же осторожно двинулась в обратный путь. Кумушки умирали от любопытства, но только безмозглая Айна, едва гости отбыли, бросилась к Марелии, подхватив свои широкие юбки.
- Ой, дорогуша, к тебе, никак, сам наместник приезжал? Не иначе как за снадобьем каким?
Другая рассердилась бы, но Марелия славилась среди соседей не только своим мастерством чародейки, но и приветливым незлобивым нравом.
- Нет, не за снадобьем, - улыбнувшись, ответила она. - Аннель, жена господина наместника, - моя подруга с детских лет.
И она охотно, не без тайной гордости рассказала, что росла с Аннелью на одной улице в Кейроне, их матушки вместе держали лавочку, в которой продавали свои снадобья, а отец Аннели, краснодеревщик, был ничуть не беднее и ничуть не богаче ее отца, златокузнеца. И со своим будущим мужем Аннель познакомилась в отцовской мастерской: господин наместник, будучи при дворе, приехал заказывать себе новомодное кресло.
С той поры к Марелии стали относиться еще почтительнее.
И все же Лауру, ее дочку, на улице Молочников полюбили не потому, что у ее колыбели стоял сам наместник, а потому, что невозможно было не любить это непоседливое жизнерадостное дитя, которое, выучившись ходить и говорить, успокаивалось только на время сна. Все остальное время Лаура усердно обследовала и обживала сначала родной дом, потом - двор, потом - улицу Молочников, а к пятнадцати годам знала Эбарро как свои пять пальцев, за исключением, пожалуй, населенных разным сбродом предместий, куда отец и мать строжайше запретили ей совать свой любопытный носик. А Лаура, несмотря на всю свою непоседливость, была послушной дочерью.
