Спасибо! Замечания учту при правке.

Четвертое мая.
Утром я просыпаюсь от того, что чешется левая лопатка. Сильно, блин чешется. Верчусь и так и эдак, нащупывая чертов прыщ.
Ан нет. Не прыщ. Клещ, скотина, цапнул. Выбираюсь из землянки. Над миром — туман. Подхожу к столу. Дежурные варят овсянку. Прав Еж. Дети — уроды, а бабы — козлы. Рита сидит за столом и чего-то пишет. Остальные еще дрыхнут. Еж храпит так, что труба у печки ходит.
-Рит, я этот клейстер жрать не буду... - угрюмо говорю я, подойдя к столу. - По трем причинам. Я не англичанин, я не Ксюша Собчак, и у меня аллергия на нее.
-Ну не жри... - флегматично отвечает Рита. - Хочешь я тебе «Губернаторской» каши дам?
-Давай. Две, - соглашаюсь я.
-А две за что? - Рита не отрывается от твоих бумаг.
-А меня клещ цепанул и у меня этот... как его... бруцелезз. Нет... Ботулизм. А! Менингит!
-Энцефалит у тебя. Подожди, протокол допишу.
Рита заполняет протокола эксгумации. С каждым годом они становятся все больше и больше. В этом — уже на четырех страницах формата «а-четвертый». Каждый год что-то новое. Если внесение координат GPS еще можно понять, то как понять графу «Определение возраста останков по сохранности черепных швов»? Как правило, подобные графы заполняем от балды. 
-Я ж сдохну на глазах! - возмущаюсь я для вида. Сам же набираю кипятка и делаю себе кофеек. Чтобы уничтожить поганый вкус обочин бразильских дорог, максимально переслащиваю его. Ну и из фляжки плескаю немного...
-Может бальзаму тебе?
-Нафиг. Детям оставь. Я все одно сдохну сегодня-завтра.
-Ага... - кивает Рита.
-Вы меня прихороните около землянки, ладно? Я буду по ночам приходить, девок щупать.
Рита смеется:
-Мы кол забьем в могилку, чтобы не ползал тут старый ты хрыч.
-Тебя тоже щипну, не волнуйся.
-Тьфу! Детей бы постыдился! - Рита «как бы» укоризненно смотрит на меня. Сама смеется.
-Кого стыдиться? Этих стыдиться? - киваю я на дежурных. Дежурят сегодня пацан по имени... А и не помню. И Светка — симпатичная девица семнадцати лет. Ничего такая. Глупенькая, правда, но как все в этом возрасте. Подрастет — поумнеет. В дочки мне годится. - Да эти всю ночь шубуршали в своем углу. Вон, у Светки губы до сих пор пухлые и покусанные...
-Чегоооо? - возмущается Света.
Я, сам для себя неожиданно, выдаю:
-Эх ты, Света, Света — губы для минета...
И тут же получаю по лбу ложкой. От Риты:
-Старый ты хрен!
Света краснеет и раздувает ноздри, пацан хихикает, Рита сдерживает смех и изображает гневное лицо, а я ворчу:
-Вот уж... Перед смертью и помечтать нельзя...
-Маргарита Олеговна! - Светка воспринимает мои слова как очередной похабный комплимент и возмущенно смотрит на Ритку, ища спасения. Она машет рукой и продолжает писать.
А я равнодушно пью свой кофей.
И решаю поразвлекаться.
Когда Светка нагибается, чтобы помешать овсянку — я демонстративно поворачиваюсь к ней лицом и громко цокаю:
-Тц, тц, тц...
-Что!? - оборачивается она.
-Ни что. Красиво.
Девка злится. Отходит в сторону, но туда идет дым. Отходит в другую, снова нагибается, чтобы помешать овсянку. А то пригорит же!
Мне лень сидеть просто так. Поэтому я встаю, захожу с тыла и снова цокаю.
Светка аж подпрыгивает.
-Никогда не поворачивайся ко мне задом, - нравоучительно говорю я.
-Почему? - задает наивный вопрос девчоночка.
-Скоро узнаешь, - опять ляпаю я.
На этот раз Рита не выдерживает и бросает ручку:
-Иди-ка сюда, я тебе клеща вытащу. А то завтрак пригорит.
-Вот давно бы так... - удовлетворенно ворчу я и стягиваю свитер с футболкой.
Операция шла ровно минуту. Через эту минуту невинно убиенный клещ был брошен в костер, а ранка замазана зеленкой.
-Рита, - интересуюсь я. - А клеща-то ты живого, поди, в костер кинула? Ему же больно там!
-Он сдох от твоей крови, - немедленно парирует она. И продолжает водить зеленкой по спине.
-Стой так! - командует она мной.
Я покорно стою. Я догадываюсь, что она сейчас сделает. Сфотографирует спину с надписью «Я — козел!» Старый прикол.
Пусть фотографирует.
Это я только делаю вид, что ворчу.
На самом деле, я люблю их всех. И если они захотят посмеяться надо мной — пусть смеются. Мне ни капли не обидно. Наоборот. Даже приятно.
-Теперь у меня еще и воспаление легких... - бурчу я, натягивая футболку и свитер.
-Олигофрения у тебя. И старческий маразм, - парирует Рита, опять садясь за свои бумаги..
-И спермотоксикоз. Есть чего-нибудь от него?
-Жена от таких болячек помогает... - вставляет Света и тут же нарывается.
-Ты-то откуда знаешь, дитя порока? - изумляюсь я.
Сразу сообразить она не успевает. Я ей не даю думать:
-Небось, Ваньку от него сегодня лечила? - О! Я нечаянно вспомнил имя паренька.
Парень хоть и мелкий, но в игру включается:
-Если бы да кабы...
Теперь его очередь настала. Я тут же переношу огонь:
-Что Вань? Рука устала? Вот такие они девки, да... Помурыжат и в кусты сбегают. А кустах кто? А в кустах ленивый Дед лежит...
-Дед, я, между прочим, все жене расскажу, - грозится Рита.
-Ей понравится, да! - довольно киваю я.
Жена у меня с замечательным чувством юмора. И эта угроза не имеет никакой силы. Впрочем, Рита это прекрасно знает.
За разговорами я делаю кофе и Ритке. Не в благодарность за клеща. Просто так. Щедро плескаю ей того самого бальзама на сорока травах.
И тут из-за спины Ритки нарисовывается Наташка. Да не просто Наташка. А такая же похабница как и я. Афоризмы из нее сыплются еще больше чем из меня.
И тихим таким голосом затягивает песенку из репертуара девяностых. Только со своими словами:
-Женское пьянство — это не излечишь!
Рита, ты же жизнь свою калечишь!
-Да тьфу на вас всех! - ржет Рита уже во весь голос. Красивый у нее голос, кстати. И поет она красиво. Вечерами. Как-нибудь, надо будет спеть с ней. После Вахты.
Вот так и проходит время от подъема через завтрак.
Мужики снова собираются сходить на поле.
Я — остаюсь в лагере. Жду мишу с его помпой. Обещался же привезти. Вот и сидим, ждем. Я снова читаю книгу, и курю, курю, курю... Иногда почесываю спину. Скотский клещ... Прививки от энцефалита у меня нет. Да и клещ-то меня кусает второй раз в жизни. За двадцать лет походной жизни. Вру. За двадцать два года. Из них пятнадцать поисковых. Пока пятнадцать, дай Бог.
Мужики ушли. Наташка подсаживается рядом:
-Чего читаешь?
Я молча показываю ей обложку. На ней написано: «Константин Симонов. Живые и Мертвые». Другие книги тут не читаются.
-Ааа... Тебя тут тоже клещ цапнул?
-Угу, - киваю я.
-Меня тоже неделю назад. Дед, а ты знаешь, что клещей никто не ест?
-В смысле? - заинтересовываюсь я.
-В прямом. Их птицы не жрут. Вообще. Они — вершина пищевой цепочки.
Наташка юрист. Она работает в суде и знает много умных слов. Например, что такое УПК. Я, наивный, всегда думал что эта аббревиатура означает — учебно-производственный комбинат. Ан нет. Это — уголовно-процессуальный кодекс. Во как!
И тут нас обоих осеняет:
-Мы — ЗОМБИИИИИ!!!!! - кричим мы в дурной голос на весь лес.
-Точно, энцефалит, - чешет затылок уходящий в поле Еж и ржет, глядя на нас.
-Лишь бы не триппер, как у некоторых! - а это Натаха пальцем в Ежа ткнула.
Экое сегодня утро пошлое.
Миша приехал только в десять часов. К этому времени вместе с политруком Иваном Синцовым попал
во второе окружение.
А Миша привез помпу. Значит траншею сегодня качнем...
Помпа — она тяжелая. Аж полцентнера. Шучу, конечно. Какая там тяжесть? Нести неудобно — километр по лесу. Да еще и ручки ребристые. Придется перчатки надеть пацанам-пэтеушникам. Пусть тащат молодые.
Обратно — мы понесем. Старички. Потому как силы умеем распределять. А эти еще не умеют. Обратно у них сил не будет.