И, конечно же, начинаем спорить.
Спорить о том, что видим вокруг.
О том, что нужно ли было класть солдат в этих болотах? Так ли был бессмысленен Невский пятачок? Может быть, стоило просто держать оборону, дожидаясь побед под Сталинградом?
-Немцы бы оттащили отсюда резервы и тогда можно было бы прорывать. Ведь в итоге так и получилось!
-Ага... Получилось бы... Это кто ж в августе сорок второго года знал о Сталинградской победе? Немцы были так уверены в своей победе на юге, что Одиннадцатую армию Манштейна перекинули не на юг, а именно сюда. Под Питер. И если бы наши тут просто сидели в болотах, что бы было?
-И что? Потерь бы было меньше!
Я не выдерживаю и вставляю свои пять копеек:
-А тоже самое, что и во Франции. Сидели себе за линией Мажино — в футбол гоняли. Потери были минимальны. Какого-то капрала шлепнули через два месяца после начала войны. Немцы, наверное, долго извинялись перед родственниками. А потом раз! И нет Франции.
-На войне стреляют, знаешь ли... - это Степка прожевал кусок хлеба с салом.
-Не... Ну так это понятно. Зачем толпой на пулеметы-то бегать?
-Можно подумать, немцы так не делали. Или англичане с американцами. Леха, скажи!
И я говорю:
-Потери американцев в Первую мировую войну только убитыми — двести тысяч человек. За два месяца. Сто тысяч в месяц. Потери России за три года убитыми — девятьсот тысяч. Двадцать пять тысяч в месяц. Ну ладно, это Первая мировая. Во Второй мировой, при высадке на Сицилии сами себя разбомбили, а потом едва не сбежали, когда их три дивизии немцы одной контратаковали.
-Зато они жизни солдат спасали!
-Зато наши солдаты спасали жизни своих детей.
Спор вечен. Вечен и бесконечен. Солдат, поймавший пулеметную очередь — жертва бестолкового командира или герой, приблизивший Победу на несколько секунд?
Кто из нас прав — я или мой оппонент?
Да никто. Солдат — прав. Жаль, я никогда не узнаю — что думал он перед боем, чем жил, как чувствовал?
Я макаю хлеб в горячую тушенку. Самое мужское блюдо — банка тушенки, разогретая на сухом спирте, кусок хлеба и головка лука.
Жить — можно. И нужно. Но если нужно — бывает такое — то надо и умереть. Чтобы другие — жили.
А иногда надо и замолчать.
Перекуриваем обед.
И снова вперед.
Змей и Юди — подымать блиндаж. Васька насвистел им трубу от печки. На помощь им отправляем пэтеушников.
А мы дальше — цепочкой по полю.
Вернее, змейкой. Со стороны забавно, наверное, смотримся. Бегает мужик со странной хренью в руках. Время от времени хрень гулко гудит. Толпа других мужиков отарой бродит за ним. Если отара услышит гудок — ускоряется и бежит с лопатками на перевес. Кто первый — тот копает. Маньяки...
А погода, тем временем, внезапно улучшается. Тучи ровным строем уходят на восток. И за этим строем ползут — высоко — перистые штабные облака. Впрочем, иногда и кучевые подносчики боеприпасов тоже ползут за фронтом. Низко, кажется можно щупом достать.
Сыро. Ветрено. Солнечно.
Я улыбаюсь солнышку, скидывая мокрый капюшон.
-Леха! Тут! - Васька крестит миноискателем землю. Буденный пристраивается рядом.
У меня лопатка. У Буденного — подсумок. Пустой. Кожа хорошая. Отдадим Зайцу — пусть шьет чего-нибудь. А костей опять нет...
Вдруг я слышу за спиной резкий хлопок и машинально падаю мордой в мокрую землю. Потом оборачиваюсь — Артем сидит с побелевшими глазам и матерится. Оказывается, он со всей дури втопил «фискарем» - это лопата такая — в землю, а в ней лежал взрыватель от «эфочки».
Взрыватель взял и хлопнул. Работа у него такая — хлопать.
-Аж лопату подкинуло! - а потом долгая матерная тирада. Забористая такая.
Я протягиваю фляжку — адреналин погасить. Артем хлебает лекарство как воду. Потом вытирает вспотевший лоб дрожжащей рукой.
-Третий раз уже, бляха муха!
Артем — спасатель. Работает в МЧС. Вроде, привыкнуть должен, скажете? Не... К этому не привыкается.
-Идем?
-Идем...
И мы шагаем дальше...

Это моя болезнь, которой я старюсь избегать. Если жена рядом - она пинает и я эти тире убираю.

Обязательно. Еще вставлю несколько фраз о ВМВ.
Спасибо!