11.
   
  - Должно быть, мы теперь долго не увидимся, Учитель. На днях меня отправляют в Восточное имение.
  - За какую такую провинность? Должно быть ты, гадкий мальчишка, недостаточно низко кланялся и недостаточно покорно твердил "да, госпожа", "нет, госпожа", "как прикажете..."
  - Не смейтесь надо мной! Хотя бы сегодня - не надо.
  - Думаешь, пожалею? - жестко спросил Учитель. - Не думай. Я не умею жалеть. За помощью - приходи. А за жалостью - это уж извини.
  - Помощь? - вскинулся Эрн. - Вижу я, как вы мне помогаете. Насмешки, высокомерие - вот и все...
  - А ты не допускаешь, что это ты раньше ставил себя так низко, что и помыслить не смел, что я с тобой высокомерен? Ты и слов-то таких, насколько я помню, не знал. Зато теперь - умник, ну умник! Ученый раб, который, стоя на коленях, рассуждает о бесчеловечности рабства. Знаешь, я нахожу это забавным. А ты-то сам? Неужели нет? Мой бедный мальчик, у тебя совсем нет чувства юмора!
  Эрн молча слушал, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза.
  - Я вижу, ты совсем загрустил. Ну, довольно. Раз уж ты уезжаешь, надо с пользой распорядиться тем временем, которое у нас осталось. Я не хочу, чтобы в Восточном имении ты остался без пищи для размышлений. Итак, твой излюбленный вопрос - ты ведь не раз возвращался к нему, Эрн, ответа так и не нашел, вот и сейчас думаешь: если раб способен самосовершенствоваться, если при надлежащих условиях он может стать неотличимым от господина, то почему же один - раб, а другой - господин. Не знаю, насколько ты отдаешь себе в этом отчет, но ты задал самый опасный вопрос. Ответ на него равнозначен ниспровержению устоев. Поэтому и рабам, и господам с детства внушается безопасная ложь, тебе она очень хорошо известна: рабы якобы не в полной мере люди, их разум слаб, их способности ничтожны, они мало чем отличаются от прочего домашнего скота, разве только некоторым внешним сходством с господами. Только некоторым, ведь считается, что и физиологически рабы устроены примитивнее господ. Я не вполне постиг эту теорию, очень уж громко протестовал мой здравый смысл... но, насколько я понимаю, ее суть такова: мозг раба слишком мал для познавательной деятельности, тело несовершенно и не воспринимает утонченных удовольствий...
  Эрн холодно улыбнулся.
  - Эти рассуждения кажутся тебе безумными, Эрн? А между тем далеко не все в них ложно. Конечно же, бредни о природных различиях - полная чушь. Но если принять во внимание, что порядок вещей неизменен полтысячелетия... и как бы низко не пали некоторые из господ, вынужденные служить гувернерами, управляющими, надсмотрщиками, ни один из них не забудется настолько, чтобы сочетаться браком с рабыней, ни одна госпожа не падет так низко, чтобы стать подругой раба. Связь господина и раба противоестественна - этот постулат священен, ибо он основа основ. Ни одному господину не придет в голову обучать раба грамоте, зато покорности раба учат с младенчества... не учат - дрессируют, как животное. Где уж рабу сравняться с господином!
  - Я понимаю, Учитель. Но я понимаю и другое: человеку нельзя запретить мыслить и чувствовать.
  - Красивые слова! - отмахнулся Учитель. - Рабам это ни к чему. Из поколения в поколение их отучают от этой опасной привычки, подменяя ее инстинктом повиновения... И вообще, для того, чтобы рассуждать об этом. Ты должен определиться, кто же ты сам - раб или человек. Я не хотел тебе помогать, я думал, ты сам справишься. Но теперь тебя усылают на восток, так что... Вот, возьми, - Учитель подал Эрну тетрадь в темно-синем переплете. - Я был немного старше тебя, когда начал искать ответы на свои вопросы. Здесь я обобщил то, что успел понять за два десятка лет. А чтобы прочесть, хватит и ночи...
  - А чтобы понять, может и жизни не хватить? - Эрн пристально посмотрел на Учителя. - Вы ведь это хотели сказать.
  - Хотел, - спокойно согласился Учитель. - Но ты и сам догадался. Ну, не буду тебе мешать.
  Учитель кликнул Демона, вышел во двор и плотно затворил за собою дверь.
  Он вернулся на рассвете. Эрн, сидевший в его кресле, порывисто встал ему навстречу, сделал шаг - и опустился на колени.
  - Как это понимать? Мало тебе того, что ты перед господами в пыли валяешься, ты еще и передо мной...
  - Нет! - горячо воскликнул Эрн, поднимая голову. - Неужели вы не понимаете... неужели не понимаете, что вы, быть может, единственный по-настоящему свободный человек на свете!
  - Чушь! То, что уразумел я, может осмыслить и другой!
  - Учитель... Я недостоин вас... Я слишком раб...
  Эрн и не подозревал, какой вызов прозвучал в его словах. Но проявлять мягкость Учитель не собирался.
  - Довольно. Встань, - презрительно бросил он. - Я не знаю, чего в тебе больше - раболепия или дурацкой мальчишеской восторженности. И разбираться недосуг. Тебе давно пора возвращаться. К твоим господам.
  - Простите, Учитель, - прошептал Эрн.

13.
   
  Она очнулась в своей комнате. Рядом - доктор, чуть поодаль - Эна.
  - Где он?..
  - С вашим отцом все в порядке, госпожа, не беспокойтесь.
  - Где Эрн?
  - Повторяю, госпожа, вам не о чем тревожиться...
  - Я хочу знать.
   - Клянусь вам, гос... - под пристальным взглядом Вириты доктор осекся. - Позвольте, подушечку поправ...
   - Эна, где Эрн?
   - На заднем дворе, госпожа. Господин распорядился... наказать...
   - Убить, - удивительно спокойным голосом поправила Вирита. - Ты ведь это хотела сказать, Эна? Доктор, я хочу, чтобы вы осмотрели моего отца. Мне кажется, он пострадал.
   - Но, госпожа, он велел мне находиться при вас.
   - Здесь достаточно одной Эны. Если вы мне понадобитесь, я позову. Эна, проводи.
   О, Вирита де Эльтран прекрасно усвоила тон, коим следует говорить со слугами, свободными или рабами - не так уж важно! Не осмелившись возражать, доктор раскланялся и суетливо удалился.
   Эна поплотнее затворила дверь... умница! Теперь...
   - Эна, найди Барга, немедленно. Пусть он придет ко мне. Да постарайся, чтобы вас никто не видел.
   Не успела Вирита встать и найти в ящике стола, под грудой обломанных перьев и кипой бумаги, объемистый кошелек с вышитой лазурным шелком монограммой, как явился Барг. Эна шмыгнула в свой уголок и затаилась. Бедная Эна... сколько всего ей еще только предстоит пережить!
   - Барг, я хочу дать тебе возможность заслужить мою благодарность.
   - Слушаю, госпожа.
   - Этот раб... Эрн, я купила его много лет назад, я привыкла к нему... признаюсь, мне его даже немного жаль... несмотря на то, что совершенное им - непростительно. Ты понимаешь меня, Барг?
   - Боюсь, что нет, госпожа, - удрученно признался надсмотрщик.
   - Так понятнее будет? - Вирита подала ему кошелек. - Это лишь малая часть милостей, на которые ты можешь рассчитывать, если...
   - Что я должен сделать, госпожа?
   - Ты поставлен присматривать за рабами, что служат в особняке... Случившееся сегодня - твое упущение. Поэтому, я думаю, никто не удивится, что ты захочешь сам наказать этого раба.
   - Как прикажете, госпожа.
   - Я не уверена, что ты правильно понял. Насколько я знаю, ты славишься умением примерно наказывать, при этом не лишая рабов возможности трудиться. На сей ж раз ты сделаешь так, чтобы все думали, что раб умер. Но он должен выжить. Теперь ты понял меня, Барг?
   - Да, госпожа.
   - Надеюсь, ты понимаешь, что рассчитывать на прощение моего отца этот раб не может.
   - Разумеется, госпожа.
   - А я предпочла бы оставить право распоряжаться судьбой Эрна за собой. Оставишь его во рву, где обычно хоронят рабов... прикроешь ветками, одним словом, сделаешь так, чтобы найти его мог лишь тот, кто будет искать, ясно?
   - Да, госпожа.
   - Так ступай же, чего ты ждешь? Через Эну передашь мне, как выполнил приказ, через нее же получишь вознаграждение... ты ведь заслужишь это вознаграждение, верно, Барг?
   Надсмотрщик поклонился.
   Как, все-таки, хорошо, что отец искоренил у слуг вредную привычку размышлять о сути приказов!
   - Эна!
   - Да, госпожа.
   - Ты все слышала?
   - Да, госпожа.
   - Тебе придется присутствовать при наказании, чтобы...
   - Я понимаю, госпожа, - голос служанки едва заметно дрогнул.
   - Среди рабов есть кто-либо, кто мог бы помочь нам? Эрна понадобится переправить подальше... хотя бы в грот... Эрн знает дорогу. Отец, впрочем, тоже, но, я надеюсь, ни у кого не возникнет сомнений. Вряд ли я смогу придумать что-нибудь получше.
   - Вы замечательно придумали, госпожа... Ой, простите! Есть один раб, Эрел...
   - Не тот ли, который заглядывается на тебя, Эна? - Вирита, против воли, улыбнулась.
   - Ой, госпожа...
   - Тот?
   - Тот. Он не выдаст, госпожа, клянусь вам.
   - Найдешь возможность перемолвиться с ним?
   - Да, госпожа, найду. Эрн... он ведь...
   - Я знаю. Эна! - окликнула она служанку уже у дверей.
   - Да, госпожа?
   - Спасибо.
   "Как низко вы пали, госпожа Вирита де Эльтран! - Вирита смотрела на себя в зеркало, будто не узнавая. - Подкупаете надсмотрщика, просите помощи у рабыни... Впрочем, вас все-таки можно считать дочерью вашего отца!"

Ну, вот и финал. Всего 15 глав получилось.

  15.
   
   Вирита долго не могла уснуть. Не давали покоя мысли: об Эрне, об отце, снова об Эрне... Мелькнула и угасла мысль об Эрманте - будто о случайном знакомом, которого она не видела давным-давно.
   Хотела позвать Эну, да пожалела будить.
   В беспокойной полудреме ей чудился грот... но Эрна почему-то не было...
   - Госпожа!
   Ей показалось, что этот голос - тоже не наяву. Но она отозвалась:
   - Эрн!
   Отозвалась - и поняла, что он и вправду здесь.
   - Я пришел поблагодарить вас, госпожа. За все, что вы сделали для меня за двенадцать лет... за вашу жалость. И за то, что вы не оставляли попыток воспитать образцового раба. Ничего не получилось, но это всецело моя вина.
   - Зачем... Эрн, я ведь велела тебе оставаться на месте!
   - Я нарушил ваш запрет, госпожа. А если уж один запрет нарушен, почему бы не нарушить другой - вот я и вошел в дом. Вы не поверите, госпожа, все двенадцать лет меня мучило любопытство, и наконец...
   - Тебя могли увидеть!
   - И что же? - Эрн тихо рассмеялся. - Меня убили бы еще раз? Да и вы, госпожа... вам следовало бы позвать людей. Вы ведь не должны прощать рабу такую дерзость.
   Не должна. Почему же сейчас она чувствует себя такой беспомощной... беззащитной?..
   - Ты не должен так говорить.
   - Разумеется. Раб должен молчать. Либо издавать положенные звуки. Ваши собаки обучены лаять по команде "голос". А рабы - отвечать "да, госпожа", "слушаюсь, госпожа", "как прикажете, госпожа"... Впрочем, различие между рабом и собакой есть. Собака ходит на четырех ногах, а по команде встает на две. Раб же при виде хозяина преклоняет колени. Бить собаку - бессмысленная жестокость, бить раба - полезно и поучительно... Ваш отец наставлял вас: раб - не мужчина, рабыня - не женщина. Только сам он об этом позабыл, когда...
   - Замолчи! Замолчи немедленно! - с дрожью в голосе воскликнула Вирита.
   - Нет, сейчас вы дослушаете до конца, - ожесточенно проговорил Эрн. Его лицо было в тени, но голос не оставлял сомнений - Эрн разгневан. - Зачем вы сохранили мне жизнь? Не за тем ли, чтобы посчитаться с отцом? Воистину, госпожа, нет более занимательного занятия, чем распоряжаться чьей-то жизнью!
   - Эрн, послушай... Эрн, мне нужно видеть твои глаза... я не могу говорить с невидимкой!
   - Почему вас это смущает, госпожа? - Эрн не шелохнулся.
   Вирита, не колеблясь ни мгновения, сделала шаг к нему. Он отступил на два шага.
   - Впрочем, вас не так-то просто смутить. Вы стоите передо мной едва одетая - и не смущаетесь... Или все-таки раб - не мужчина?
   - Эрн!..
   - Замечательную кличку вы когда-то придумали мне, госпожа... Коротко, звонко... А главное - вам нравится.
   Эрн помолчал. Вирита вдруг поняла, что сейчас...вот сейчас он скажет самое главное - и ей стало страшно.
   - Я пришел проститься с вами, госпожа, - в голосе Эрна не было злости, только усталость.
   - Почему?.. - едва слышно вымолвила Вирита.
   - Вы по-прежнему претендуете на мою жизнь?
   - Эрн... Куда ты пойдешь?
   - Не пытайтесь выяснить, госпожа... если действительно желаете мне добра.
   Вирита бросилась к шкафу.
   - Вот, возьми, - она протянула Эрну кошелек.
   - Вы щедры, госпожа, - Эрн снова насмехался. - Только я и так вознагражден сверх всякой меры.
   Кошелек тяжело упал на пол.
   - Я не думала, что ты можешь быть таким... таким безжалостным... Я не верю, что ты уйдешь...
   - О какой безжалостности вы говорите? Это жизнь, госпожа. Ваша жизнь. Не правда ли, без украшений она выглядит довольно убого. Я претендую на другое - не знаю, лучшее или худшее . Но - на другое.
   - Эрн, не оставляй меня, - Вирита схватила его за руку. И поняла - не удержит.
   - Опомнитесь, госпожа. Завтра вам будет стыдно об этом вспоминать, - Эрн отстранился.
   - Не уходи, Эрн, прошу тебя, не уходи... - твердила Вирита.
   Знала, что он уже не слышит, но продолжала повторять. И ждала, до самого утра ждала, что он вернется.
   
   Далеко за полночь хозяин уединенного лесного домика был разбужен стуком в дверь.
  Пес насторожился, но не залаял. Значит, гость хорошо ему известен. Эрн.
  - Что-то ты сегодня припозднился, - Учитель, по своему обыкновению, не выказал удивления.
  - Я разбудил вас? Простите.
  - Надеюсь, причина достаточно весомая? - Учитель усмехнулся.
  - Надеюсь, - в тон ему ответил Эрн. - Я пришел попрощаться.
  - Припоминаю, мы уже прощались. И, как вижу, ты до сих пор не уехал. Так куда же тебя усылают? В Восточное имение, как и предполагалось?
  - Никто меня не усылает.
  - Неужели сбежал? - иронически полюбопытствовал Учитель. Он не верил, что Эрн может решиться... уже не верил.
  - Ни в коем случае. Меня убили.
  Впервые Эрн видел Учителя в таком изумлении - изумлении, которое невозможно скрыть.
  - То есть... как это? Ты хочешь сказать...
  - Только то, что уже сказал. Раба по имени Эрн больше нет.
  - Та-ак... - Учитель нахмурился. - Садись и рассказывай. И не оглядывайся на дверь. Никуда ты не пойдешь... по крайней мере, до тех пор, пока все не расскажешь достаточно вразумительно.
  Он ни словом не прервал рассказ Эрна. Да и потом не торопился говорить. Спросил только:
  - Что ты собираешься делать?
  - Что вы хотите услышать? - вскинулся Эрн.
  - Правду, - спокойно ответил Учитель.
  - Я не знаю.
  - Ты готов довериться мне?
  - А разве у меня есть выбор?
  - Теперь - есть. Мне хотелось бы сказать - был и раньше, но ты... ты чувствовал себя рабом, Эрн.
  - Но вы приняли участие в судьбе этого раба. Я до сих пор не знаю, зачем.
  - Затем, чтобы однажды говорить с ним как с равным. Сегодня я буду говорить с тобой, как с равным, Эрн.
  - Великая честь! - Эрн ухмыльнулся. - Я польщен, мой господин!
  Учитель с улыбкой покачал головой.
  - Успокойся, Эрн. Успокойся. И послушай. Помнишь, я однажды сказал тебе, что буду считать тебя тем, кто ты на самом деле. Прежде я видел перед собой мальчишку, который усомнился во многом, в чем раб сомневаться не должен, но при этом остается рабом. И помнит, что он раб. Но порою забывает - и тогда... В такие минуты ты очень напоминал мне другого мальчишку... такого, каким был когда-то я. Ты спросил, почему я принял участие в твоей судьбе. Я могу ответить. Теперь - могу. Я тоже однажды усомнился. И сомнения привели меня сюда. Когда-нибудь я тебе расскажу... тогда, когда ты действительно будешь готов меня выслушать. А сейчас... ты должен знать вот еще что. Однажды ты упрекнул меня в суровости. Заслуженный упрек. Точнее, я заслужил бы его, если бы не относился к тебе как к сыну. А теперь подумай, как невыносимо видеть своего сына рабом.
  - Учитель...
  - Не говори. Прежде чем скажешь - подумай.
  Эрн молчал всего лишь мгновение.
  - Учитель, если вы прикажете, я останусь.
  - Я не вправе тебе приказывать. Я могу попросить. И прошу.
  - Я останусь, Учитель, - благодарно ответил Эрн.
   
   Прохладное белое облако шелка и кружев. Вирита идет, окруженная величественно-белым сиянием. Туфельки звонко цокают по беломраморным плитам. Торжественная мелодия наполняет огромную светлую залу. Вирита идет, влекомая сильной рукой.
   - Вот ваше новое царство, моя госпожа...
   ...Этот сон! Опять этот сон!
   Вирита просыпается в слезах.
   - Эна...
   - Да, госпожа?
   - Какого цвета мое свадебное платье?
   - Розовое, госпожа, - Эна смотрит с грустью. - Вы ведь сами так пожелали...
   - Пожелала...
   - Ваше питье, госпожа.
   - Спасибо. Эна, разожги огонь в камине.
   - Но... прошу меня простить... разве сейчас холодно?
   - Мне холодно, Эна.
   - Госпожа, что сказать господину? Он велел, как только вы проснетесь, узнать, не стало ли вам лучше, - Эна вздыхает. - Приехал господин Эрмант.
   - Скажи: госпожа никого не хочет видеть. Никого.
   Но нет, ей не дают покоя: сначала приходит отец, следом - Эрмант. Они что-то говорят ей, уговаривают, убеждают. Она молчит и думает об одном: когда же они, эти благовоспитанные господа, поймут, что они - нежеланные собеседники?
   - ...я понимаю, тебе все еще нездоровится, но свадьба... Ты ведь помнишь, его величество изъявил желание присутствовать... Вирита, ну скажи хоть слово!
   - Я устала. Позвольте мне отдохнуть.
   Наконец они уходят. В комнате остается только Эна.
   - Ты должна еще раз сходить в грот.
   - Вы думаете...
   - Нет. Я просто хочу оставить... - госпожа подает служанке маленький кинжал, который всегда носила у пояса. На черной рукояти - две рубиновые звезды.
   
   - Погляди, дочь, какой дом. Я повидал немало, но такого великолепия не видел.
   - Я хотел порадовать супругу, но, похоже, не удалось. Моя госпожа, если желаете здесь что-либо поменять, - пожалуйста. Достаточно одного вашего слова.
   - Дочь, ну не молчи! Нельзя быть такой задумчивой в день свадьбы. Его величество уже интересовался твоим здоровьем.
   - Быть может, мы все-таки поторопились... - нерешительно вымолвил Эрмант. - Нужно было позволить Вирите...
   - Все хорошо, - равнодушно ответила Вирита. - Я здорова.
   - Тогда, быть может, вы не откажете мне в танце?
   - В танце? - Вирита как будто бы очнулась. - Подождите. Я хочу сказать...
   И, шагнув на середину бальной залы, сделала знак музыкантам. Веселая мелодия стихла.
   - Я хочу поблагодарить вас, господа, что вы почтили своим присутствием нашу свадьбу. К сожалению, не вижу среди гостей господина Атериона де Клайнора, дядюшку моего супруга. Мой отец тоже опечален. Он очень дружен с дядюшкой Атерионом. Еще бы! Ведь у них так много общего! Оба обожают философию, отдают должное хорошим винам и не брезгуют насиловать рабынь...
   - Вирита!..
   - Я клянусь своим именем, что в моих словах нет лжи. Впрочем, мое имя теперь стоит дешевле, чем эти жемчуга, - и она рванула с шеи ожерелье.
   Розоватые жемчужины звонко застучали по беломраморному полу.
   - Господа, прошу простить, моя дочь нездорова...
   - Моя госпожа!..
   - Не приближайтесь! Господа, вы все стоите дешевле золотого шитья, которым украсили свои одеяния. И ни один из вас... все вы вместе не стоите моего раба Эрна... Он был единственным моим другом, и я не променяла бы его и на сотню таких, как благородный господин Эрмант де Альман!
  И она, то ли рассмеявшись, то ли зарыдав, бросилась вверх по лестнице.
   - Вирита!..
  - Остановите ее!..
  - Она безумна!..
   Яркая, как лепестки роз, фигурка лежала на белых плитах двора. Вирита де Эльтран, счастливая девушка из рода Высших...
   - Она разбилась!..
   - Мертва!..
   - Кажется... нет! Жива!..
   - Вирита!..
   Вирита... Какое странное... какое чужое имя...
   Чужой дом... Чужой мужчина, почему-то называющий себя ее супругом...
   - Я хочу домой. В Северное имение.
- Но это... неразумно!
- Я хочу... Я настаиваю.
   Потом ей думалось, что это дом помог ей выжить. Дом и Эна, неотлучно находившаяся подле нее.
   - Эна, я когда-нибудь обижала тебя... прежде?..
   - Нет, госпожа.
   - Ты говоришь правду?
   - Да, госпожа. Вы хорошая, очень-очень.
   - А если я решу уйти из дома, пойдешь со мной?
   - Пойду.
   - Вот так - не размышляя, без колебаний?
   - Да. Вдвоем-то легче будет... А может... Госпожа, я боялась вам говорить, волноваться-то вам нельзя, но... Госпожа, кто-то забрал кинжал.
   Эрн!
   Ты вернешься, Эрн? Ведь правда - вернешься?..

Отредактировано Цинни (29-06-2010 09:09:52)