Глава II
Людям для войн не хватало земли.

Норманны, высадившись на землю Англии в нескольких маленьких бухтах и на отмелях вдоль побережья между Певенси и Гастингсом, сразу же захватили Певенси. В опустелом городе они обнаружили огни, тлеющие в очагах, неопровержимое доказательство, что местные жители обратились в бегство совсем недавно, при виде чужеземного флота. Не удовлетворившись захватом города, норманны соорудили лагерь, окружив его рвом и частоколом, а на небольшой возвышенности неподалеку, господствующей над бухтой, по приказу герцога Гильома (5) - деревянный замок. Пока шла работа, отряды норманнов шарили по окрестностям, добывая продукты, а заодно разведывая местность. Нередко в такие поездки, сопровождаемый небольшой свитой рыцарей, а то и вообще сам друг, выезжал и сам герцог, вызывая у своих друзей и вассалов тревогу. Бесстрашие, бывшее одной из черт его характера, иногда переходившее в безрассудство, толкало его порой на опрометчивые поступки.
Окружающая местность казалось норманнам и их герцогу дикой, коварные болотистые долины и густо заросшие холмы не внушали доверия. Обширные болота могли без особых усилий поглотить всю армию норманнов, а густые чащобы, пройти которые не имея топора было практически невозможно, преграждали путь, казалось, на каждом шагу. В лесах, в отличие от более густонаселенной Нормандии, бродили стаями волки, часто встречались медведи, а в долинах то и дело на глаза попадались стада диких животных, чаще всего – кабанов. То и дело в лесу попадалась поистине королевская дичь – крупные олени, самцы которых, завидев людей стремились увести стадо подальше, а сами, наклонив роскошные рога, готовы были вступить в бой с двуногими, вторгшимися на их территорию.
Редкое население, жившее в небольших городишках и деревеньках, жалось поближе к побережью, оставляя огромные территории безлюдными.  Дороги здесь были почти не проходимы, а часто так изборождены колдобинами и буераками, что совершенно не позволяли передвигаться по ним верхом. Приходилось спешиваться и вести коней на поводу.
Казалось, что английские войска бесследно исчезли с окружающих земель, но нормандские бароны, видя, как их сюзерен изо дня в день покидает лагерь верхом в сопровождении не более одного или двух десятков всадников, пребывали в постоянном страхе, как бы герцог не попал в засаду свирепых местных крестьян. Как-то раз, когда уже наступили сумерки, а герцога все не было, группа во главе Югом де Монфором отправилась его искать и, в конце концов, нашла. Вильгельм шел пешком, в кольчуге, неся на плече еще и кольчугу сенешаля Фитц-Осборна. Он выглядел бодрым, словно только что вышел на прогулку и потешался над совершенно выбившимся из сил сенешалем, ведущим на поводу их коней. Сопровождающие их рыцари также шли пешком, давая отдых усталым лошадям.
Подоспевший Юг де Монфор освободил Вильгельма от столь необычной ноши и обратившись к герцогу суровым тоном, сказал:
- Монсеньер, вам ни разу не приходило в голову, что местные жители могут напасть на вас?
- Нет, Юг, никогда, - весело отозвался Гильом.
В этих поездках герцог обнаружил, что более удобной, чем Певенси, базой для его войск и флота мог бы стать Гастингс, расположенный на несколько лье восточнее. Город этот господствовал на дороге, ведущей в Лондон, и имел великолепную гавань, способную вместить и лучше защитить нормандский флот.
Оставив в Певенси небольшой гарнизон, Гильом отвел свое войско на восток и приказал половину своих судов укрыть под прикрытием меловых утесов бухты Гастингса. На холме около бухты соорудили второй деревянный замок из одной-единственной башни, окруженный частоколом. Вокруг подножия холма прокопали ров, а довольно обширное поле позади рва образовало двор. На этом поле поставили  жилые бараки и конюшни. Еще один – внешний, ров с насыпанным за ним валом и частоколом окружал все сооружение. Прорезанные в частоколе ворота с подъемным мостом защищала еще одна, меньшая, деревянная башня.
Работы по укреплению нового местопребывания были еще в полном разгаре, когда к герцогу прибыл гонец от некоего Робера – уроженца Нормандии, живущего недалеко от побережья у Лондона. Он прислал приветствие и старательно написанное письмо с последними известиями. Тостиг, брат и враг Гарольда, и норвежский король Харальд Хардрада, писал доброжелатель герцога, высадились на севере и в решительном сражении под Фулфордом, неподалеку от Йорка, разбили ополчение Нортумбрии под руководством эрлов Эдвина и Моркара, и даже захватили Йорк. Но Гарольд Годвинсон со своей дружиной стремительно двинулся на север, по пути собирая  отряды уэссекского ополчения, и неожиданно для норвежцев, через четыре дня оказался от их войска на расстоянии полета стрелы. В битве у Стэмфордбриджа англичане наголову разбили противника, при этом погибли оба предводителя норвежцев – и Тостиг, и Харальд. Далее осведомитель сообщал герцогу, что один из жителей  Гастингса, будучи свидетелем высадки норманнов, решил уведомить об этом событии Гарольда и в тот же день отправился в Лондон. А уже из Лондона на север были посланы гонцы, которые со всевозможной скоростью отправились в Йорк, чтобы доставить королю весть о высадке норманнов на английском берегу.  Одновременно шерифы Эссекса объявили сбор оставшегося  на месте ополчения, отряды которого стекаются в Лондон. Автор письма советовал Вильгельму не покидать укрепленный лагерь, так как дошли слухи, что Гарольд поспешно двинулся на юг, поклявшись скорее погибнуть, чем пустить врага вглубь Англии хотя бы на милю.
- Передай своему господину, - сказал гонцу Гильом, - что я сражусь с Гарольдом при первой же возможности.
Дождавшись, пока гонец покинет залу, Гильом обернулся к своим приближенным. На его губах промелькнула недобрая усмешка.
- Двинулся на юг, - негромко повторил он и снова заглянул в письмо. – Ему следовало ждать меня в Лондоне. Тебе дали прекрасный совет, Гарольд Годвинсон! Но ты не примешь его.
Вильгельм пододвинул письмо поближе и, оглядев присутствующих, сказал:
- Друзья мои, я правильно оценил графа Гарольда, когда сказал вам, что он будет действовать сгоряча. Гарольд собирается дать нам сражение на этом берегу. А я только этого и жду! – брови Гильома сурово сдвинулись. – Как же он глуп.
- Однако это храбрейший человек, - сказал Юг де Монфор, глядя прямо в глаза герцогу.
- Храбрый как лев, несомненно. Но он потеряет Англию по глупости своей. Он не пустит меня ни на лье вглубь страны, подумайте только! О, раны Господни! Ему надлежало бы заманивать меня подальше от берега и от моих кораблей, в непривычную страну, где мое войско могло бы попасть в окружение, да и разорить всю местность на моем пути к тому же, чтобы нам нечего было есть. А он пожалел невинный народ. Народ, ха!
- Да, монсеньор, ему следовало бы действовать, как вы действовали,  в тот час , когда король Франции нарушил границы наши. Отступать, заманивать и дать сражение в самый благоприятный момент, - подтвердил коннетабль …
- Ты прав, …, я не произносил тогда громких фраз, чтобы пробудить в людях преданность, но как умел, тщательно обдумывал каждый шаг свой, чтобы спасти Нормандию. Гарольд не хочет уступать нам земли, поклявшись оборонять ее любой ценою. Это говорит его сердце, гордое, полное мужества и благородства, но глупое сердце, не внемлющее доводам разума. Говорю вам, мессиры, если бы он остался в Лондоне, он смог бы одолеть нас. Но теперь он обречен. Свершится Божий суд.
- А вы не считаетесь с такой возможностью, сир? – спросил Рауль де Тессон.
Гильом рассмеялся.
- Нет, в Лондоне он ни за что не останется. Еще раз повторю вам, мессиры, этот военачальник из тех, что выигрывает сражения, но проигрывает войны. Я знаю это с того самого дня, как увидел его в Нормандии.
На этом и закончилось обсуждение новостей.
Едва был достроен замок, как отряды баронов отправились во все стороны на поиски продовольствия и фуража. Южное побережье подверглось опустошению на много лье вокруг, и только у небольшого городка Ромни норманны столкнулись с упорным сопротивлением жителей. Отряд из кэрлов, как сельских, так и городских, вооруженных самым разнообразным оружием, вплоть до кос и каменных топоров, под управлением нескольких храбрых тэнов, нанес серьезное поражение отряду барона де Авранша, нанеся ему существенные потери. Оба участвовавших в бою конруа (6) потеряли по половине своей численности раненными и убитыми, но так и не смогли конными атаками пробить строй отважных англосаксов. Таково было первое знакомство норманнов со стойкостью и храбростью саксов.
Вскоре герцогу пришло еще одно известие от его соотечественника-соглядатая.  В первый день октября Гарольд получил известие о высадке, а уже на седьмой день он был в Лондоне со своими тэнами и всадниками, оставив Эдвина и Моркара с их потрепанными отрядами на севере, но приказав им собрать достаточные силы и присоединиться к нему позднее.
Уильям Малэ, хотя и сам сакс по происхождению, вначале отказывался верить услышанному:
- Я знаю расстояние от Йорка до Лондона, его невозможно одолеть за семь дней со всем войском, это свыше сил человеческих.
Но вскоре полученная весть подтвердилась и в нем проснулась гордость за соплеменников. – Раны Господни! – восклицал он. – Вот это герои – эти английские тэны! Без отдыха и пищи! Стойкий, неустрашимый, достойный противник!
Он сказал это, и многим баронам сразу привиделись легионы светловолосых бородатых людей, марширующих днем и ночью,  спешащих защитить родную земли от иноземного противника, то есть от них. И многие содрогнулись, вспомнив о раненных и убитых, привезенных де Авраншем. Их явно ждала впереди отнюдь не легкая битва, а о всенародном признании их герцога английским королем и говорить не приходилось.
Четыре дня, пока Гарольд находился в Лондоне, собирая ополчение, прошли для свиты герцога в томительном ожидании. И лишь сам Гильом с  уверенностью смотрел в будущее, поддерживая дух войска своими шутками. Лишь на одиннадцатый день октября вышел Гарольд из Лондона, о чем норманнам немедленно сообщили соглядатаи, как и о том, что по пути к нему присоединяются многочисленные добровольцы. Одни – в полном вооружении, кольчуге и со щитом, другие – с каменными топорами, а кое-кто вообще с косой или лопатой из своего же хозяйства.
Два дня спустя пришло известие, что англосаксонское войско добралось до окрестностей Андредсвелда и расположилось лагерем милях в трех от Гастингса, там, где дорога на Лондон проходит по холму, возвышающемуся над долиной Сенлак и носящему то же имя.
Герцог сразу же направил в лагерь англичан своего посланца, монаха Юона Марго, хорошее владевшего англосаксонским языком. Под вечер Юон вернулся в Гастингс и, явившись к герцогу в его шатер, подробно отчитался обо всем, что произошло во время его встречи с Гарольдом Годвинсоном.
Вложив руки в широкие рукава своей сутаны, Юон рассказывал:
- Едва я пришел в лагерь саксов, монсеньор, как меня немедленно привели к Гарольду Годвинсону, который сидел за столом под открытым небом вместе со своими братьями Гиртом и Леофвайном и обедал. Вокруг собрались его приближенные и самые знатные рыцари. Граф принял меня любезно и спросил, с какими новостями пригел я к нему. Тогда я высказал, в чем состоит моя миссия, монсиньор. Я говорил по латыни и от вашего имени предложил отказаться от скипетра Англии в вашу пользу, как и клялся граф. Я также передал ему ваши предложения, о землях к северу от Хамбера сказав, что все они вы под его руку передаете, и графство Эссекс, которым владел его отец Годвин – тоже. Пока говориля, граф слушал меня с легкой улыбкой, но собравшиеся вокруг часто перебивали меня своими насмешками и оскорбительными для вашей чести словами, монсеньор, утверждая к тому же, что Господь хранит Англию. Когда же я закончил ваши предложения излагать, то сидящие вокруг стола рыцари и сеньоры подняли свои кубки и закричали: «За здравие Гарольда!» - и пили из кубков, крича: «Смерть норманнским собакам! Боже, храни Англию!» И это повторялось не раз, монсеньор. Потом переговоры наши пошли дальше, и все остальные тесно столпились вокруг, ловя наше каждое слово, и рев стоял такой, словно исходил он из сотен, и сотен, и сотен глоток. Со всех сторон кричали: «Смерть норманнам!», - но я, справедливость своей миссии сознавая, сохранял спокойствие и ждал, когда ж ответит граф.
Марго умолк.
- Ну, хорошо, а дальше что? – нетерпеливо спросил его (Мортэн)
Монах откашлялся, прочищая горло:
- Пока все шумели, граф тихо и спокойно сидел во главе стола, чуть запрокинув голову и глядя не на своих приближенных, а на меня. И неподалеку от него сидел спокойно рыцарь в странном камзоле, обтягивающем тело, с пришитыми к нему короткими наплечниками и смотрел на меня с усмешкой. Потом руку Гарольд поднял – и крики прекратились тотчас. Тогда сказал мне граф: «Вот и ответ тебе и твоему господину, монах».
Марго снова замолчал и отпил из поднесенного слугой кубка славного вина, что с берегов Гаронны. Коннетабль встал и медленно подошел ко входу в шатер, осматривая сквозь сгущающуюся темноту воинов и слуг, занятых своими делами во дворе лагеря.
Юон перевел дух и продолжил:
- Я к графу снова обратился, призывая его благоразумным быть и вспомнить, что клялся он на Святых мощах вас поддержать, монсеньор. В ответ на это опять поднялся шум. Кричали все, кто услышал и мои слова понял, кроме того странного рыцаря и графа. Во взглядах их была угроза, да грозились они и вслух. Я не обращал на это внимания, вручив судьбу свою Господу, и продолжал увещевать Гарольда. А тот сидел молча, в лицо мне глядя, но будто не видя меня. Потом заговорил – так, чтобы все могли слышать его. Сказал граф, что скорее погибнет, чем отдаст свою страну чужеземцам. Его, напомнил он, к клятве принудили силой и теперь она ничем его не обязывает. И еще велел он предать мне вам, что никогда не сдастся и, пока в груди его бьется сердце, сделает все возможное, чтоб путь вам преградить, в чем надеется и верит на помощь Божью. Ответом на слова сии раздались одобрительные возгласы. Саксы подняли вверх свои мечи и топоры, и все, как один, вскричали: «Долой, долой» - это их воинственный клич, монсеньор. Я ж выждал снова, пока уляжется шум, а сам тем временем следил за рыцарями – танами. Мне показались они воинственными, эти горячие упрямые бородачи с косматыми головами. И снова внимание мое привлек тот рыцарь, о котором я помянул ранее. Он выделялся спокойствием, и безбородостью лица, и короткой стрижкой головы. Он тоже рассматривал меня и показалось мне, что смотрит он, как на редкую диковину или гада чудесного, пред его глазами появившегося. Такой взгляд был у него, монсеньор. И одежды его отличались от коротких туник варварского вида, надетых на остальных рыцарях, и руки его были закрыты сшитыми тщательно рукавами камзола, в отличсие от торчащих из туник волосатых рук его соседей. И вид его такой спокойный, в отличие от воинственного вида его соседей, напугал меня, монсеньор. А остальные рыцари кричали, неумеренно прикладывались к кубкам и тут же заедали все это обильной пищей, многие раскраснелись от обильных возлияний, но крепко сжимали мечей рукояти. Народ сей показался мне диким, необузданным и варварским, но воинственным. Вооружены они были мечами и огромными боевыми топорами. А шлемы у них из дерева и бронзы, и доспехи были не на всех рыцарях. Но осмотр мой прервал Гарольд, дав знак окружающим умолкнуть и я снова продолжить смог свою речь. Будучи уверен, что собравшиеся здесь ловят каждое мое слово,  я поднял руку в направлении графа и произнес над ним анафему Святой церкви за клятвопреступление его, сказав, что Святой Отец объявил его поступок святотатственным. Никто свой голос поднять против меня не осмелился против этих слов и лишь тот же рыцарь улыбался, как сам Сатана. Граф же вцепился пальцами в подлокотник кресла и побледнел. Я своими очами видел, как побелели костяшки его пальцев. Он сидел, не двигаясь и не глядя мне в глаза. Однако окружающие его люди встревожились, многие осеняли себя крестным знамением и со страхом поглядывали на своего предводителя и рыцаря. Но тут со своего места встал брат его Гирт Годвинсон, и думая, что не знаю я их языка, громогласно обратился к рыцарям, говоря: «Братья и соотечественники! Если бы герцог Нормандский не боялся наших мечей и топоров, он не пытался бы притупить их папским проклятием. Если бы он верил в свое войско, то не стал бы нам надоедать, подсылая гонцов своих. Святой Отец такой же человек, как и мы, жотя и осененный Божьей благодатью, но так же ошибающийся. Бог на нашей стороне, что доказал на чудом своим, прислав на помощь отряд отборных стрелков.  Вдумайтесь же, тэны, стал бы Вильгельм предлагать нам земли к северу от Хамбера, если б последствий своей затеи безрассудной не боялся? Стал бы он в разговоры с нами вступать, если б не в правоте дела уверенность имел? Нас его хитрость не прельстит, знаем мы, что он обещал своему войску. А обещал он тем, кто последует за ним, ваши земли, ваши дома. Истинно молвлю вам: ни одной пяди земли не оставит он вам и детям вашим! Так что выберем мы: выпрашивать хлеба кусок в изгнании, как трусы, или за свою свободу и землю биться с оружием в руках? Ответьте мне!» И тогда, словами его одушевленные и видом бесстрашным, рыцари снова издали свой воинственный клич и дружно подхватили: «Победим или умрем!» А Гирт обернулся к графу Гарольду и молвил ему: «Брат мой, ты не можешь отрицать, что клятва твоя Вильгельму на Святых мощах – по доброй воле иль по принуждению, хоть ничего не значит, но дана пред Богом. И хотя видно благожелательное его отношение, зачем тебе брать на свою душу грех лишний - войны из-за клятвопреступления? Ни я, ни брат твой Леофвайн ни в чем не клялись. Для нас это просто война, потому что за землю родную страдаем мы. Так пусти нас сразиться с этими норманнами. Если ж нам повезет, ты нам поможешь, если погибнем – отмстишь за нас».
- И что ответил Гарольд? – спросил Гильом монаха, который вновь умолк, чтоб дух перевести.
- Монсеньер, он встал с кресла, за плечи Гирта обнял и молвил дружески и задушевно: «Нет, брат мой. Мне ль страшится самому с врагом сразиться? И ежели даже я погибну в битве нераскаянным грешником, только я поведу своих людей, и штандарт мой будет развеваться над их головами -  и более ничей. Не унывайте! Бог и Правда на нашей стороне, мы победим и прогоним захватчиков с земель наших. Кто пойдет за Гарольдом? Пусть каждый выскажет волю свою!» И тут Эдгар, тан из Марвелла, которого вы в заложниках держали, монсеньер, вскочил на скамью и вскричал:
- Последуем за Гарольдом! Мечи наголо, саксы!
Рауль Тессон, бывший в свое время другом заложника-сакса Эдгара, вздрогнул и уставился в лицо Юона Марго. Монах между тем продолжил свой рассказ:
- Они выхватили свои мечи из ножен и размахивали ими, крича громогласно: «Пойдем за Гарольдом, нашим истинным королем!» Потом Гарольд, как помстилось мне, тронутый этим проявлением чувств его людей, выпустил своего брата из объятий и меня поближе подозвал. Обратившись ко мне на хорошей латыни, он велел мне идти и сказать вам, монсеньер, что в битве с вам встретится обязательно, и да будет на все Божья воля. После этого я отправился в обратно, задержавшись только, чтобы с несколькими монахами, что из аббатства Уолтхэм, перемолвится. Монсеньер, отряды Эдвина и Моркера еще не подошли к войску Гарольда, но слухи ходят, что Бог, храня Англию, прислал Гарольду в помощь отряд арбалетчиков с оружием сказочным, на несколько сот ярдов громовыми  стрелами бьющим.
- Отряд? И велик ли он? Громовые стрелы? Не пустые ли слухи, принес ты нам, монах? – грозно спросил герцог, нахмурясь.
- Не знаю, монсеньор, пусты сии слухи или полны, но так говорят в народе и монахи мне это предали. А отряд велик, не меньше трех сотен воинов, все в великолепных одинаковых одеждах, с оружием из стали.
Юон умолк и поклонился. Настала тишина. Первым нарушил ее …
- Хе, монсеньор, три сотни арбалетчиков, пусть даже с мощными арбалетами, каковые, я слышал у руссов и византийцев часто встречаются, не слишком английское войско усилят. У нас стрелков все равно больше, к тому ж кроме арбалетчиков и лучники многочисленные есть, и пращники, и метатели дротиков, как нормандские, так и бретонские. Не сомневаюсь, монсеньор, что подавим мы их стрельбу, - заметил коннетабль, обернувшись и глядя на помрачневшего герцога.
- Знаю, знаю мой верный …, что превосходим мы в этом англичан. Но слухи эти мне не нравятся. Не вздумал ли Гарольд весь народ против нас настроить?
- Народ? Быдло есть быдло, монсеньор, и нашим доблестным рыцарям оно противустать не может, - граф Фергон Бретонский пренебрежительным жестом отмел слова Гильома.
И вновь настала тишина, прерванная словами герцога:
- Быть по сему: мы выступаем на рассвете.
Норманны провели большую часть ночи, исповедуясь в грехах, получая причастие и готовясь к битве. Священники исповедовали грешников до самого утра. Весь лагерь охватила предбоевая сумятица, которая улеглась лишь когда луна высоко поднялась в небе. Люди уснули где попало, часто прямо на земле, закутавшись в плащи и свернувшись калачиком. Взад- вперед расхаживали часовые, на шлемах которых отражался блеск звезд, прислушиваясь к вою стай волков, бродивших вокруг лагеря в поисках объедков, выбрасываемых в мусорные кучи.
В начале ночи возникла сумятица, когда часовой, стоявший ближе всех к берегу, заметил двух лазутчиков, пытавшихся подобраться к лагерю. Отряд под командованием Фиц-Осберна, неожиданно для них выбравшийся из дагеря настиг пытавшихся убежать саксов и схватил их. Приведенные к герцогу они злобно смотрели на окружающих, явно готовясь к смерти. Но Гильом лишь рассмеялся и приказал их развязать, а затем угостить вином. А потом он лично провел их по лагерю, после чего отправил их восвояси, чтобы рассказали они своему господину, какой порядок и дисциплина царят у нормандцев и сколь грозно их войско.
Одо, епископ из Байе, преспокойно улегся спать в своем шелковом шатре, повесив позади себя на кол свою кольчугу и положив рядом булаву, чтобы она была у него на всякий случай под рукой.
Герцог оставался на ногах до полуночи, совещаясь с баронами, а потом лег на свое ложе и вскоре задремал, в полусне думая о том, чем сейчас занят его противник. Готовится к битве, исповедуется или по древнему саксонскому обычаю пирует перед битвой? Вскоре Гильом забылся беспокойным сном, терзаемый кошмарными снами, в которых его настигала непонятная сила, и чей-то голос вопрошал, зачем он с бою пытается взять то, что по праву принадлежит другому.
На рассвете, после мессы, герцог велел снести частокол и башни лагеря, и повел свое войско тремя отрядами по дороге, которая тянулась к холму, именуемому Тэлхэм, а через этот холм – к окраине Андредсвелда.
Первый отряд, состоявший в основном из французов Иль-де-Франса, фламандцев и воинов из Пикардии, возглавляли граф Эстас Булонский и сенешаль Фиц-Осборн. Этот отряд должен был стать на правом фланге войска и шел по дороге первым. В этом отряде были и тысяча нормандцев, возглавляемых юным Робером де Бомоном. Это было первое его ратное дело и он гордо гарцевал на лошади, стремясь показать всем, что готов достойно выдержать это испытание.
Второй отряд, из одних нормандских всадников, возглавлял сам герцог. Восседавший на мощном арабском боевом коне, присланном ему из Испании, Гильом ехал в одной кожаной накидке с нашитыми на нее стальными кольцами. Просторные рукава с разрезами спускались чуть ниже локтей, а сама накидка, тоже с разрезами на  доходила почти до колен, нисколько не стесняя движений герцога. Кольчугу, меч и шлем герцога вез его оруженосец, а сам Гильом был вооружен только копьем и булавой, свисавшей с луки седла. Рядом с герцогом ехал епископ из Кутанса. Он был в своем пастырском облачении, с епископским посохом в руке. Тут же верхом на коне, рядом со своим братом-герцогом был и  епископ Одо,  в белой сутане поверх кольчуги, вооруженный булавой, ибо его духовное звание не дозволяло ему проливать кровь.  Рядом с ним ехал, высоко держа полученный от Папы штандарт, ранее не известный рыцарь - Тустен Фиц-Рой Ле Блан, чрезвычайно гордый порученной ему задачей. Герцог предлагал доверить несение штандарта одному из знаменитых и блистательных сеньоров, Раулю Коншскому или Готье Жиффару, но они с благодарностью отклонили столь высокую честь, предпочтя ей опасности битвы.  Граф Мортэн вместе с Неелом Сен-Совером также находились в этом отряде, возглавляя ратников из Контантена. Оруженосец вез впереди него прикрепленное к кончику копья знамя Сент-Мишеля. Сразу за ними ехал Ральф де Монтгомери во главе многочисленного отряда из Белесме, а рядом с ним держались ветераны-нормандцы Жиффар и Гурней.  А впереди нормандского отряда ехал знаменитый скальд Тайфер, на скаку жонглируя своим мечом и для поднятия духа войска во весь голос скандируя-распевая для поднятия боевого духа воинов «Песнь о Роланде».
Третий отряд, который должен был занять левый фланг, вели за собой графы Алэн Ферган и Айме Тур. В этом отряде собраны были бретонцы и люди из Мэна, Анжу и Пуату, а также немецкие добровольцы с бегов Рейна.
Герцог Нормандский, решив атаковать Гарольда на его позициях, собрал для боя все свои силы. Он поставил на карту все. Никто из ратников еще не облачился в доспехи, чтобы их тяжесть не затрудняла движение войска. Дорога шла над подножием холма, ниже которого раскинулось болото Певенси, чьи испарения стесняли дыхание людей. Когда солнце поднялось и стало припекать, все изрядно вспотели, а длинная линия копий блестела в его лучах, словно стальная змея, извивающаяся вдоль дороги. Из-за деревьев не было видно английского войска и Гильом послал вперед разведчиков, чтобы убедиться, что противник на месте.

*(1) В названиях глав использованы цитаты из песни Арии «Прощай, Норфолк».
*(2)  Автор знает, что профессором Джон Рональд Руэлл Толкин стал в 1925 году, а в описываемое время ему было 22 года и он служил в Ланкаширском полку. Считайте этот разговор авторским произволом.
*(3) Тела рядовых Коттера и Барнаби действительно были обнаружены недалеко от высоты 60 после окончания Первой Мировой войны. Некоторое время считалось, что была обнаружена вся рота. Эта версия до сих пор не подтверждается, но и не опровергается Минобороны Соединенного Королевства. В официальном отчете (рассекречен в 1967 г.) указано: «Мы нашли норфолкский батальон "один дробь пять" - всего 180 тел: 122 норфолкца, несколько гентцев и саффолкцев с чеширцами (из батальона) "два дробь четыре". Нам удалось идентифицировать только трупы рядовых Барнаби и Коттера. Тела были разбросаны на площади примерно квадратной мили, на расстоянии не меньше 800 ярдов... То есть подтверждается первоначальное предположение о том, что они (норфолкцы) не ушли далеко вглубь обороны противника, а были уничтожены один за другим (на поле боя) за исключением тех, кто добрался до фермы». Кроме Барнаби и Коттера, что интересно, опознать никого не удалось. Принадлежность остальных убитых именно к Сэндрингэмской роте также доказана не была.
*(4) Здесь и далее, диалоги сравнительно понимающих друг друга старо- и новоангличан приводятся без излишней адаптации фраз к староанглийскому, с поправкой на анахронизмы. Автор понимает, что столь быстрое овладение языком может вызывать сомнение у некоторых читателей, но не гонять же бедного Томсена…
*(5) Правильное произношение имени нормандского герцога Вильгельма Завоевателя, будущего короля Англии, на нормандском диалекте французского. Вильгельм – англосаксонская версия имени.
*(6)  Конруа – отряд из 20-25 всадников возглавляемый сеньором, как правило - рыцарем, ведущим в бой своих вассалов. В русскоязычных книгах по средневековой тактике обычно именуется «копьем».

Отредактировано Логинов (08-12-2010 10:41:54)