Выезд утром, ресторан, Дом-на-Холме, «Парадиз», «Розочка», гонка по кольцу для протрезвления, «Охотничий» и в «Орлиное Гнездо», а сухого пайка ему теперь не дают, и он голодный и усталый как... и слова-то сразу не подберёшь. Сильно за полночь Гаор ввалился в рабскую казарму вполне готовый к тому, чтобы врезать первому встречному. Даже Вьюнку. Но его встретила та, в бордовом. Сейчас она была в расхожей тёмно-серой рубашке на голое тело и окликнула его из полуоткрытой двери будуара, когда он проходил в спальню.
– Дамхарец...
– Чего тебе? – буркнул он.
– Не ори, глотка лужёная. Зайди на дольку.
– Ошалела? – удивился Гаор. – Я с выезда. Не жрал ещё.
– Зайди. И поешь, – она усмехнулась, – и отдохнёшь, и удовольствие получишь.
Гаор невольно остановился, думая, как бы её отшить, но чтобы в будущем были варианты. Так откровенно его ещё здесь не зазывали, да и не хотел он с ней ссориться. Она бесцеремонно вышла в коридор, показав ему, что кроме рубашки на ней ничего нет, схватила его за рукав куртки и с неожиданной силой вдёрнула в будуар.
– Давай, сейчас и успокою тебя, и взбодрю. И поговорить мне с тобой надо.
– С одной задницей на всех ярмарках пляшешь? – усмехнулся Гаор, поддаваясь её рывку.
– Моей задницы, – рассмеялась она с насторожившей его готовностью, – на дюжину таких, как ты, хватит.
– Это ты загнула, – ответил Гаор, расстёгивая и снимая куртку.
Возле кровати стоял маленький переносной столик, а на нём... каша, кружка с чаем, хлеб... Она что, ждала его? Совсем интересно.
– Точно, дамхарец, – перехватила она его взгляд. – Иначе, думаю, тебя не заловить и не заманить. Вечно ты у хозяйской ноги.
– За левым плечом, – поправил её Гаор. – Я ж телохранитель, где мне ещё быть?
– А мне по хрену где ты у него. Мне важно, где ты со мной. Понял?
– Чего тут непонятного. И давно это с тобой?
– Тебя хочу? Давно. Да пока ты в третьей был, не с руки как-то. А сейчас, – она по-свойски подмигнула ему, – и по-семейному можно. Не чужой ты теперь.
Это было нечто новенькое и весьма интересное. Тем более, что под разговор он разделся, сел на кровать и принялся за еду.
– А зовут тебя как? – поинтересовался он между двумя ложками каши, густой, ещё тёплой и даже с каким-то приварком, чуть ли не мясо туда нарезано.
Она рассмеялась.
– Вербочка я.
– Хорошее имя, – вежливо одобрил Гаор. – Так о чём поговорить хотела?
– Потом, – отмахнулась она, внимательно и как-то выжидающе наблюдая за его трапезой.
– Потом не до разговора будет, – усмехнулся Гаор. – Ну?
– О Вьюнке.
Гаор сразу и удивился, и тут же, как ему показалось, сообразил.
– Он что, твой...?
– Ну да, – кивнула она.
– Ну, так чего? – не понял её озабоченности и даже тревоги Гаор. – Нормальный малец, не трогаю я его.
– В том-то и дело. Ту, Снежку вроде, ты тоже не трогал. Её и порвали сразу насмерть, как в серьёзную работу взяли. Вот и беспокоюсь я. Не готовишь ты его к серьёзной работе. Ну, рвать не надо, конечно, но постепенно-то, пальцем хоть, или скажем, у Милка стержни возьми, есть такие...
– Ты... – наконец справился с собой и перебил её Гаор. – Ты хоть понимаешь, о чём просишь меня? Чтоб я твоего сына насиловал?! Так... так какая ты мать после этого?!
– Нормальная! Он сын мне, хочу, чтоб он жил, а не в трупарне лежал. Как человека прошу.
– Как человека, – хмыкнул Гаор, вытряхивая в рот последние капли густого и сладкого до приторности чая. – Всё у вас не по-людски... Ладно, придумаю что-нибудь.
Сытная и достаточно вкусная еда привела его в благодушное состояние, и усталость куда-то прошла, и свет словно ярче стал. Он уже хотел попросить её выключить свет, а то глаза режет, как... как вдруг понял, что это не лампа, а он... это он как после «пойла». Откуда?! Гаор схватил кружку, быстро провёл пальцем по тёмному липкому налёту на дне, и увидел... еле заметный слабый – не обострись зрение, и не заметил бы – зеленоватый отблеск. «Пойло!» Эта стерва налила ему «пойла» в чай! И сахару пять ложек вбухала, чтоб он не заметил!
– Ты... ты чем напоила меня? – сдерживая себя, чтобы не заорать в полный голос, спросил Гаор.
– А что? – она то ли в самом деле не знала, то ли притворялась незнающей. – Оно усталость снимает, а ты после выезда...
– Ну... – у него тряслись, прыгали губы, мешая говорить, а где-то внутри снова вспухала, разрастаясь комом, чужая злобная, и к его ужасу, приятная даже долгожданная сила, – ну, сука, стерва, я с тобой как с человеком хотел, ты сама меня довела, ну так, получай.
– Ты чего? – даже испугалась она, увидев его внезапно посветлевшие, ставшие янтарно-жёлтыми глаза. – Да они все четверо глушат его, и мы все пьём, иначе ...
– Меня с голозадыми равняешь! – он ухватил её за волосы, скомкав, разрушив уложенный на макушке пучок и рывком не укладывая, бросая на постель. – Ну, так получи по полной!
Слепая, туманящая голову, сбивающая мысли ярость двигала им сейчас. Так грубо он ещё не брал ни одну женщину, никогда, даже тогда в полуразрушенном только что отбитом от аггров городке, когда он со своим отделением натолкнулся в подвале на прячущихся то ли девчонок, то ли женщин и они яростно с ходу оприходовали их, сбрасывая и злость недавнего боя, и радость, что выжили, и страх перед новой атакой. Даже там, под стоны и далёкий грохот рвущихся снарядов – аггры начали отбивать город – даже там он что-то помнил и сознавал себя, свою силу, и старался не увечить, а потом бой стал совсем близким, и они ушли, убежали, не оглядываясь и напрочь забыв о случившемся, да на войне и не такое бывает, но... но там он всё равно оставался человеком, а здесь, с ней... чёрт, она же нравилась ему, сам хотел с ней закрутить, ну, зачем она с ним так?
Он яростно, хрипя и рыча руганью, снова и снова брал её, по-всякому, а она стонала, билась и извивалась под ним и... и не отталкивала его, не пытаясь вырваться, уйти, впивалась в него ногтями, прикусывала ему кожу на плечах и груди... Так что, ей нравится? Чтоб её брали силой, злобно? Ну... ну так получи, шлюха, сука, падаль, подстилка господская!
Бушевавшее в нём белое холодное пламя не давало ему остановиться, хотя она уже лежала неподвижно и тихо просила его о чём-то. Но он не понимал и даже как будто не слышал.
Сколько так продолжалось, Гаор не помнил, но вдруг он очнулся. Лёжа рядом с ней на развороченной кровати, весь покрытый потом, с пересохшим горящим ртом. И первая мысль была: «Сволочь, напоила меня». Преодолевая тягучую даже не боль, не усталость, а онемение в мышцах, он сел, покосился на неё. Она лежала неподвижно, белая, как изломанная кукла – видел как-то в развалинах какого-то дома – с закрытыми глазами. Гаор отвернулся и встал. Его шатнуло и, выругавшись в голос, он оттолкнулся от спинки кровати, сгрёб в охапку свою одежду и вышел. Утро, день ли... накласть ему на всё и всех. А если Мажордом или другая какая сволочь ему сейчас попадётся... убьёт, а там пусть хоть запорют, хоть что...
Но коридор был пуст, и он вполне благополучно добрался до спальни, и даже свою кровать нашёл. Распихал выездную форму, натянул грязное бельё и шлёпки, взял мыло, мочалку и полотенце и пошёл в душ.
Он долго, тщательно мылся, сдирая с себя засохший противной коркой пот... совокупления. А как ещё это назовёшь? Вот сволочь баба, да на хрена ей? Разве бы он отказался? Как человека... Это человека «пойлом» подпоить, да... Сволочь, сына согласна подстилкой сделать. Она что, думала так его купить? Все бабы шлюхи. И стервы. Одно надо. Чтоб их оттрахали до потери пульса и ещё деньги заплатили. Мразь востроносая...
Когда он вышел из душа, в третьей женской спальне, судя по шуму, уже вставали. Гаор поправил обмотанное по бёдрам полотенце и, угрюмо глядя себе под ноги, пошёл спать. Сегодня выезда не будет, можно до обеда отоспаться, сволочь баба, если бы не она, он бы хоть немного в гараже со своими побыл, а теперь не получится – после обеда на тренировку.
Первая спальня как всегда – кто встаёт, кто ложится, а кто на смене, и никому ни до кого дела нет. Хотя бы с виду. Гаор вошёл в свой отсек, повесил, расправив, полотенце, убрал мыло и мочалку и лёг, едва не придавив Вьюнка. «Не повезло тебе, малец, с мамкой, – успел он подумать, засыпая, – у меня хоть только отец сволочь, а у тебя вся родня по всем линиям».
Встал он с тяжёлой, как после перепоя, головой, но всё же не натощак его «пойло» шарахнуло, успел поесть, да и... не впервой ему, так что к тренировке он оклемался. Почти. Рарг, конечно, заметил, недовольно поморщился и сам встал с ним в спарринг, так что после тренировки пришлось идти к Первушке.
– Опять нормальная тренировка? – встретила она его.
– Нормальная, – кивнул Гаор, снимая заляпанную его кровью футболку.
– Всё снимай, – скомандовала Первушка.
– Это ещё зачем? – насторожился Гаор.
– Больно интересные вещи о твоём хозяйстве рассказывают, – насмешливо улыбнулась она.
– А то ты раньше его не видела? Ты ж меня голяком всегда смотришь, – рассердился Гаор.
– А злишься чего? – спокойно поинтересовалась Первушка. – Неужто не понравилось?
– Я и получше пробовал, – отрезал Гаор. – И подпаивать меня незачем было.
– Вон ты о чём, – рассмеялась Первушка. – Это ты зря, питьё это особую сладость даёт. Ну, и силы, конечно. Ты ж с выезда был, заснул бы, не кончив.
Гаор хотел было сказать ей, что ещё даёт «пойло», но сдержался, вовремя сообразив, что нарвётся на вопрос об источнике этой информации, а Первушке только дай зацепку, живо размотает, где и как он «пойло» пробовал, и сколько вливали и как потом чистился. Поэтому он нехотя разделся уже полностью и дал себя осмотреть и ощупать. Чёрт с ней, пусть лапает, лишь бы не выспрашивала.
– Для Вьюнка ты и впрямь велик, – наконец вынесла решение Первушка. – Как ни берегись, а порвёшь.
– Ты что? – изумлённо уставился на неё Гаор. – И вправду решила, что я... на такое соглашусь?!
– Тебя как человека просили, – рассердилась и Первушка. – Или ты только по хозяйскому приказу умеешь и можешь?
– А ты по чьему приказу ко мне в душу лезешь? – вспылил Гаор. – Чего ты всё выспрашиваешь? Это тебе с какого боку нужно? Трахнуться со мной хочешь? Так и говори, – и позволил себе по-армейски нагло ухмыльнуться. – Может, и сговоримся, если в цене сойдёмся.
К его удивлению, Первушка не обиделась.
– С Вербочкой, значит, не хочешь больше, – деловито сказала она. – Ну ладно, подберём тебе. Но это ты зря, Вербочка умелая, и ты ей понравился.
– А пошла она...
Гаор сунул в руки Первушки пакет со льдом и стал одеваться.
– Ну, чего злишься, Дамхарец?
– Я из Аргата! – рявкнул он, натягивая футболку.
– А из семьи какой? – с показным равнодушием спросила Первушка.
– Сволочной!
Гаор бешено выругался и ушёл, хлопнув дверью.
Этим всё тогда и закончилось. Вьюнка ему оставили, и разговоров, чтобы он Вьюнка к «серьёзной работе» готовил, не заводили, видно, других учителей нашли, потому что случалось ему заставать Вьюнка зарёванным, но... ничем он тут мальцу не поможет. Не дадут помочь. А Вьюнок оказался с характером и ни разу ему ни на кого не пожаловался.
Отредактировано Зубатка (06-03-2011 18:42:18)