СОН ДЕВЯТЫЙ
...надо твёрдо помнить, что именно надо забыть...

Успокоительно потрескивают поленья в камине, на стёклах книжных шкафов багровые, но совсем не страшные, а даже уютные отблески живого огня, где-то далеко звучат голоса, и тоже спокойные, обыденные, домашние. Он дома, его дом – его крепость, родовое гнездо, крепкая, не богатая, а именно крепкая усадьба, всё хорошо... Всё хорошо, что хорошо кончается, и хотя, если честно, до конца этой дикой истории ещё далеко, но уже ясно, что самое страшное позади. Да, не победа, но и не поражение. Его армия не отступила, а осталась на завоёванных ранее рубежах с минимальными потерями и в глубокой обороне... Чёрт, тридцать две тысячи, конечно, сумма весьма солидная, в доме сотки медной не осталось, в буквальном смысле, но... Кладовки и погреба полны, дворовые службы в порядке, скот здоров, рабы сильны и умелы, дети здоровы и даже, спасибо Огню, не простудились, жена и он сам... в порядке. Да, он в полном порядке.
Корранту было стыдно и неловко вспоминать, какую безобразную истерику он устроил. Но... ну, сорвался, слетел с катушек, что уж тут, самому себе можно не врать, и если бы не Нянька...
Прибежав на его крик, она сразу, он даже удивиться этому не успел, как говорится, «овладела ситуацией» и стала распоряжаться. Прибежали Милуша с Белёной, стали его обнимать, гладить и успокаивать, с ласковой настойчивостью уводя в дом. Мужики унесли Рыжего на кухню. Сивко и Лузга разметали двор и дорогу за воротами, уничтожая следы колёс странной машины, посыпали разметённое солью и снова разметали, «Чтоб нелюдь дороги обратной не нашла», – мимоходом кто-то объяснил ему. Милуша и Белёна завели его в спальню, раздели, уложили и заставили если не забыть, то хотя бы на время отключиться. А что и как было в это время на кухне... нетрудно представить.
Сбросив первое напряжение, он встал, накинул халат и пошёл на рабскую половину. От него шарахнулись, освобождая проход. Рыжий уже лежал в повалуше, одетый в полотнянку – рубаху и штаны из грубого поселкового полотна. И он, вспомнив, что так в посёлках одевают мёртвых, нахмурился. Рыжий был ещё жив, с трудом, но прощупывался слабый редкий пульс, слегка запотевало поднесённое к губам зеркальце, но... труп трупом. Он стоял и смотрел на неподвижное строго спокойное, как у мертвеца, лицо и старался подавить снова поднимающуюся из глубины нерассуждающую ярость, когда подошёл и встал рядом Джадд. Он покосился на него, и Джадд спокойными уверенными движениями задрал на Рыжем рубаху, спустил до колен штаны и показал ему шрамы, ранки и пятнышки ожогов, приговаривая: «Собаки... ток давно... ток вчера...», – и напоследок, уже оправив на Рыжем одежду, последние два ожога: на висках, кивнул и ушёл. А он... последним усилием, чтобы не сорваться в таком же, как у деда, припадке неукротимой ярости – тот из-за разорившего семью карточного проигрыша убил своих рабов: камердинера, горничную и няньку младшего сына, а самого малыша покалечил, выбросив из кроватки в окно – заставил себя отвернуться и уйти. И в коридоре его опять нагнали Милуша с Белёной и увели в спальню.
А потом... он уже совсем успокоился и лежал, отдыхая, когда распахнулась дверь и в спальню вошла Нянька. Лежавшая рядом с ним Милуша – Белёну он отправил за квасом, пересохло горло – ойкнула и спрятала голову под подушку.
– Нянька, – укоризненно сказал он. – Стучаться надо.
– А то я не знаю, какое оно у тебя, – отмахнулась Нянька. – Вставай и в кабинет иди. Поговорить надо, – и не давая ему опомниться, велела Милуше: – А ты убери здесь.
– Ступай, Нянька, – прибавил он строгости.
Но Няньке явно было не до соблюдения формальностей.
– И не копайся, – приказала она, выходя из спальни.
Он покосился на Милушу: не вздумала бы та фыркать и посмеиваться, но Милуша лежала неподвижно, всей позой и даже выпяченной попкой демонстрируя полную покорность, и он уже совсем, ну, почти совсем спокойно встал, надел халат и пошёл в кабинет.
Нянька ждала его, стоя посередине. Высокая, прямая, руки спрятаны под накинутый на плечи платок.
– Ну? – спросил он, проходя к столу, на котором так и остались лежать купчая, карта Рыжего и квитанция об уплате налога. – Что скажешь? Вызывать машину, или пусть он до завтра полежит, чтоб вы его отвыть и обмыть успели.
– Он живой, – разжала губы Нянька. – Нужон он тебе?
– Я за него тридцать две тысячи отдал, сотки медной не осталось. – Он заставил себя усмехнуться, – машину в долг вызывать придётся.
– Тады лечить его надо.
– Чем?
Нянька кивком показала на угловой книжный шкаф.
– Там у тебя бутылка есть. С «Чёрным амператором».
– Что-о?! – вполне искренне изумился он.
– Что слышал. Отпаивать его буду.
– Да ты, Нянька, что? С ума сошла? Отпоить надо, так у тебя что, ни вишнёвки, ни водки не осталось? Так всё в Новый год и выхлестали?
– Выпили в плепорцию, – сурово возразила Нянька, – сколь положено, столько и отмерила. А ты не жмись. Нельзя ему водки сейчас, обожжёт душу только, а ему прогрев нужен.
– Может ему ещё устриц с трюфелями подать? – начал он злиться.
– А это чо за гадость? – спросила Нянька и тут же отмахнулась. – Потом расскажешь, недосуг. Я уж за Мокошихой послала. Отмаливать будем. Давай бутылку-то.
– А без бутылки молиться не можете? – съязвил он.
– Тьфу ты! – сплюнула Нянька. – Сказано же, его поить будем. И не лезь ты, коли без понятия.
– Мг.
Он достал из-за Большой Академической Энциклопедии пузатую бутылку, где на золотой этикетке красовалась чёрная императорская корона. Бутылка была открыта, но оставалось ещё больше половины.
– Так, Нянька, а теперь послушай мои понятия. Сволочь эта, что его привезла, все документы оформила и даже налог уплатила.
– Ну и хорошо, – кивнула Нянька.
– Мало хорошего, Нянька. Такого, чтоб купчую без осмотра и торга оформляли, не бывало. Не по правилам это.
– А раз деньги уплочены, то на правила и накласть можно, – убеждённо сказала Нянька.
Он хмыкнул.
– Это смотря кому, Нянька. Вот захотят зелёные петлицы проверить: за что такие деньги отвалены и почему с нарушением продан, и нагрянут посмотреть на него. А он подыхает. А штраф до двойной продажной цены доходит, если новокупку сразу ухайдакали.
– Вот он и помрёт, пока я тут с тобой лясы точу.
Нянька ловко выхватила у него из рук бутылку и спрятала к себе под платок.
– Всё, иди, ложись, отдыхай, дети в порядке, на усадьбе порядок. Лишь бы он до Мокошихи дотянул.
Про Мокошиху Коррант слышал многое, даже пару раз видел издалека эту высокую худую рабыню с гордой, прямо-таки королевской осанкой. Кто был её владельцем, никто не знал, как и её возраст. За кем-то она, конечно, числилась, в каком-то посёлке или чьей-то усадьбе жила, но все относились к ней с плохо скрытой суеверной опаской. И раз Нянька позвала её лечить Рыжего... то ему и в самом деле нечего соваться. Коньяка, конечно, жалко, но как-то всё остальное ещё дороже. И он вернулся в спальню, где его уже ждали кувшин с квасом, перестеленная кровать и Милуша с Белёной, весёлые, ласковые и услужливые. Он довольно быстро отправил их отдыхать, поспал, встал, совсем успокоившись, и вернувшись в кабинет уже спокойно, на трезвую во всех смыслах голову перечитал оставленные ему заезжей сволочью документы.
Купчая и квитанция об уплате налога были заполнены с соблюдением всех формальностей и ничего нового не дали. А вот карта... к пометке «шофёр» добавлено «телохранитель», в графу навыков «владеет рукопашным боем», а к трём единичкам категории добавлен плюс. Категория «Экстра». О рабах с такой категорией он только слышал, но ни разу не встречал. Что и понятно: категорию «экстра» не продают. Надо быть сумасшедшим, чтобы продать такую ценность, дважды сумасшедшим, чтобы купить такого раба, беззаветно преданного, готового выполнить любой, но не твой приказ, потому что не ты, а кто-то другой сделал из него «экстру», настроенного на полное подчинение одному единственному человеку, но не тебе, и трижды сумасшедшим, чтобы указывать это в официальной карте. Хотя... чтобы оправдать несуразно высокую цену? Или ещё одна пакость? Будем ориентироваться именно на этот вариант. И тогда сейчас всё зависит от Няньки и таинственной Мокошихи. А ему остаётся только ждать.

...Падение прекратилось так внезапно, что он даже удивился, ощутив вдруг удар о холодную твердь. Как с парашютом – успел он подумать, падая набок и почему-то в темноту...

Мигнув, громко затрещал огонёк в плошке, но тут же пламя выровнялось, правда, став чуть красноватым.

...Темнота была прозрачной. Да, не серая пустота, не слепящая белизна, а темнота. Где он? Он лежит на твёрдом гладком и холодном. Что это? Это... он осторожно повёл руками, ощупывая... что? Похоже, лёд. Лёд? Страшная догадка мгновенно обдала тело ознобом, собрав кожу пупырышками. Коцит?! Мрак вечного Огня, ледяное озеро клятвопреступников, отце- и братоубийц, палачей... Так оно... оно есть?! И это его судьба?! «Огонь Великий, – беззвучно шевельнул он губами, – за что?» И ответный хохот, оглушительно грянувший со всех сторон.
– Он не знает!
– Он не помнит!
– Он ещё спрашивает!
Они смеялись над ним, хохотали. Медленно, с трудом, он перевернулся на живот, подтянул под себя руки и, как когда-то в пресс-камере, оттолкнулся, отжался от холодной тверди, и встал. На четвереньки, на колени, во весь рост. Огляделся. Прозрачная темнота вокруг, прозрачный чёрный лёд под ногами. Сквозь черноту смутно просвечивали какие-то голые фигуры. Их было много, они лежали, сидели, стояли, там, в толще льда, теряясь в его глубинах. И они видели его сквозь лёд, гримасничая, строя рожи, хохотали над ним.
– Кто там?
– Ещё один Юрденал.
– Слышали, Юрденалы? Принимайте родича!
– Он полукровка!
– Но достоин Коцита!
Он слышал их голоса и смех. Они были повсюду, со всех сторон. Он со стоном заставил себя поднять руки и зажать уши. Но голоса продолжали звучать где-то внутри, под черепом. Он шёл по гладкому чёрному льду, по их гримасничающим кривляющимся лицам, а вокруг чёрная прозрачная темнота и голоса, и смех...

– Дошёл? – встрепенулась Мокошиха и подалась вперёд.
– Ох ты, – Нянька досадливо покачала головой. – Ну и занесло ж его.
– Совсем чужое место, – недоумевала Мокошиха, – не место ему там, и как попал?
Нянька вздохнула.
– Он говорил, отец у него... вот по крови и дорога вышла.
– Нехорошо, – покачала головой Мокошиха, – не хватит силы нашей, боюсь. Там чужие силы, не отдадут его.
– Попробуем? – предложила Нянька.
– Надо, – вздохнула Мокошиха, – нельзя им победу давать, – и заговорила тихим монотонным речитативом. – Матери-миродержицы, Матери-владычицы, вас зовём, вы одни опора нам...
– Матери набольшие, – вступила Нянька, – Мать-Вода, Мать-Земля, Мать-Луна, силы земные и небесные вам подвластны, вас зовём, вас о помощи просим...
Затрещал, взметнулся красными искрами огонёк в плошке и снова припал к чёрной ровной глади, стал маленьким и ровным.
– Ох, Рыжий, – вздохнула Нянька, – угораздило же тебя крови своей поддаться.
– Совсем чужое место, – вздохнула и Мокошиха. – Матерям чужое, нету у них там силы.
– Ну, давай ещё, – попросила Нянька, – нельзя, чтоб пересилили Матерей.
– А то не знаю, – сердито отмахнулась Мокошиха. – Да Золотой Князь на отдыхе, тёмное время сейчас.
– Не его время, – кивнула Нянька, – а Ветер звать не с руки, закрыто всё. Ну, давай ещё.
И они снова зашептали, зовя Матерей и Судьбу-сестру.

...Он брёл по чёрному гладкому и холодному льду, из-под которого скалились лица, неразличимые, странно знакомые. Сколько же их?
– Зря ты это.
Он вздрогнул и обернулся. Голый, чёрно-прозрачный человек, сидел на ледяной и тоже чёрной прозрачной глыбе в трёх шагах от него и разглядывал его жгуче чёрными, холодно блестящими глазами.
– Что зря?
– Убегаешь. Из Коцита не уйдёшь, – и усмехнулся, блеснув белыми, но тоже прозрачными зубами. – Бегай, не бегай, ляжешь и вмёрзнешь.
– А ты?
– И я. Как пролежишь тысячу лет, научишься, вылезать, – и снова жуткая усмешка, – новичков встречать и к порядкам приучать.
– Кто ты?
И в ответ странное прищёлкивающее слово.
– Что? – удивился он. – Как это?
Прозрачный рассмеялся, запрокидывая голову странно знакомым движением.
– Не помнят! Уже не помнят! – веселился Прозрачный.
– Кто ты? – повторил он.
– Тебя встречаю, – продолжал смеяться Прозрачный, – и знаешь почему? Нет, – тут же поправил сам себя, – хочешь знать, почему?
– Хочу, – кивнул он, уже начиная смутно догадываться.
– Хоти, не хоти, – стал серьёзным Прозрачный, – раз сюда попал, так будешь знать. С меня Юрденалы начались, это раз. И был я младшим из младших и захотел стать первым. А чтобы младшему стать первым, он должен стать единственным, это два. Правда, не думал я, что ты отца опередишь. Тот бы меня понял, сам такой же. А ты...
– Я не Юрденал, – твёрдо ответил он. – Я Юрд.
Прозрачный снова закатился смехом.
– А мы все такие! Бьём в спину и руками разводим, дескать, не хотел, копьё само из руки выскочило. Убивать любим, а как отвечать, всегда найдём на кого свалить. Ты скольких убил?
– Я убивал на войне! – крикнул он. – Я выполнял приказ!
Ему ответил дружный многоголосый хохот. И с хохотом, кривляясь, разламываясь на осколки, Прозрачный исчез вместе с ледяной глыбой, на которой сидел. Он попытался повернуться и уйти, но не смог. Опустил глаза и увидел, что его ноги по щиколотку погрузились в лёд. Он рванулся и, не удержав равновесия, полетел вниз в чёрный, заполненный просвечивающими телами лёд…

Мокошиха покачала головой и решительно встала.
– Нет, не могу. Нет у нас там силы.
– Не хотят Матери туда идти, – вздохнула Нянька. – Что делать будем?
– Что-что, – Мокошиха сверху вниз с необидной насмешкой более сильной и старшей посмотрела на Няньку. – Ты давай пои его, держи, сколько можешь. А я буду, – она вздохнула, – Древнюю Силу звать.
Нянька охнула и вскинула руку защищающим лицо жестом.
– Боишься, так уйди, – даже не спокойно, а равнодушно сказала Мокошиха и стала искать что-то в своём узле.
Нянька, стараясь сдерживать дрожь внезапно захолодевших рук, достала из-под платка бутылку коньяка и рюмку, налила, обмакнула палец, смазала Рыжему губы и язык. За её спиной что-то вроде как звенело, но она не оборачивалась. Про Древнюю Силу она слышала, но что её можно позвать... Сильна Мокошиха, да Древняя Сила может прийти, а подчиниться не захочет, Древняя Сила Матерей старше, нет над ней старших, она всему начало. Ох, как же это? А ну как рассердится, что по пустякам беспокоят? Ей ведь люди, что комары летом, не заступилась за склавинов, позволила рода-племена вырезать да выжечь. Что ей Рыжий? А рассердится – так всем конец, вырвется из Глуби – так не удержишь. Ей ни Матери наши, ни Огонь ихний не указ, по своей воле творит, как создала, так и прахом созданное рассыплет. Всем тогда конец.
Откуда-то сзади потянуло холодом, огонёк в плошке задрожал и испуганно прижался к чёрной глади, темнота в повалуше стала синей, странно светящейся. И окутанная этим синим светом как туманным платком, из-под которого тускло просвечивала грибатка и ярко светились ажурные шарики на височных кольцах, ставшая необычно высокой – головой под потолок – с неразличимым бледным лицом выпрямилась Мокошиха, заполнив собой повалушу. Задрожали, заструились туманными дымными струйками брёвна стен, распахиваясь в синюю равнину, где колыхались тоже синие, светящиеся и просвечивающие клубы то ли дыма, то ли тумана... Камни, деревья, рыбы, птицы, странные звери, и всё сразу, меняющееся, плывущее ничто.
Мокошиха что-то говорила, но... голос был не её, и слова непонятны... И вдруг прорвалось:
– Не прошу многого, не прошу невозможного.
И глухой далёкий голос, чужая, но почему-то понятная речь.
– Ну чего тебе?
– Открой Двери. Ты их закрыла, только тебе и открыть.
– Зачем тебе?
– Помощь позвать.
– Кому помощь?
– Ему. Не по праву он место занял. Не по вине осудил себя.
– Нет. Сам решал, сам пусть и отвечает.
– Не виноват он в бедах своих.
– Нет виноватых. Все виновны.
– Свою вину я знаю. За неё и отвечу. А он чужую вину на себя принял.
– А мне-то что?
– Открой Двери, дальше я сама.
– Надоели вы мне, – совсем по-человечески вздохнул далёкий голос. – Иди. Не успеешь вернуться, сама там останешься.
– На сколько открываешь?
– А не скажу. Сама угадай. Иди, коль просилась.
Синие изменчивые глыбы задвигались быстрее, струясь и расплываясь отражениями в бегущей воде. И окружаемая только сиянием грибатки и блеском шариков на височных кольцах, ставшая сама сгустком синего тумана Мокошиха шагнула туда. Нянька невольно зажмурилась, догадываясь, что смотреть туда ей, младшей и недопущенной, нельзя, смертельно опасно.

Извините, но я основываюсь на этом правиле:

http://www.rusyaz.ru/pr/od07.htmlЭто интересно