...Он лежал, закрыв глаза, и было тихо и спокойно. И хорошо. Ему никогда ещё не было так хорошо. Ну да, всё, это конец, он сам этого захотел, вот и сталось... по желанию. Он ушёл, как бы эта сволочь ни старалась, здесь ей его не достать. Вот так лежать, закрыв глаза, и ничего не видеть, не слышать, чтобы ничего не было. Только почему так холодно? Да, это же Коцит, мрак и холод Вечного Огня. Он полукровка, раб, Коцит не принимает его, но и не отпускает, и ему некуда идти, здесь его место...
– Вот он!
– А ну вставай!
– Нашёл, где спать!
– Давай, вставай!
– Ну же!
Чьи-то мужские голоса звучат над ним. Горячие, обжигающие кожу чужие руки дёргают его за плечи, пытаются поднять. Что это? Он не хочет, нет, он будет спать, долго спать, пока не врастёт в лёд, а они, кто они, кто это?!
– Ну же, Отчаюга! Очнись!
Нет! Этого не может быть, нет!! Он со стоном открыл глаза и попытался сесть. С третьей попытки получилось. И он увидел двоих, возвышающихся над ним, призрачно-серых, чуть светлее окружающей темноты.
– Наконец-то, – сказал мучительно знакомый голос. – Тебя что, выживать не учили? Не знаешь, что голым на льду не спят?
– Жук?! – потрясённо выдохнул он. – Это ты?! Откуда?!
– Оттуда, – кратко и достаточно язвительно ответил, поправляя очки, Стиг. – Мы тут бегаем, орём, ищем его, беспокоим предков, а он дрыхнет и слышать ничего не хочет.
– А меня и узнавать не хочет, – подхватил второй.
– Кервин? – неуверенно спросил он. – Ты-то как сюда попал?
– За тобой пришли, – ответил Кервин. – Давай, Адвокат, бери его.
– Не командуй, Редактор, не впервой.
Они склоняются к нему, и горячие, твёрдые руки с двух сторон подхватывают его и рывком ставят на ноги.
– Ребята, – трясёт он головой, – откуда вы? Вас за что сюда? Это я...
– Ты, ты... Пошли.
– Ну же, Гаор, переставляй ноги…

Нянька и Мокошиха одновременно вздрогнули и подались вперёд. Еле заметно дрогнули веки, как лёгкая рябь пробежала по неподвижному лицу.
– Ну, началось, – вздохнула Нянька.
– Нашли они его, – кивнула Мокошиха.
– Далеко он ещё.
– Подождём, пока к черте доведут.

…Он никак не мог поверить, что Кервин и Стиг рядом, но... да, они умерли, понятно, что они за Огнём, но не место им в Коците, они-то... да, праведники, им место в Элизии, саду праведников, и почему они такие горячие, живые... Живые?!
– Ребята...
– Ты шагай, давай.
– Жук, прости меня, это я виноват.
– Заткнись, мозги в заднице.
– Всегда знал, что ты дурак, но чтоб до такого... Нашёл, где спать.
– Кервин, я не спал, я... я предатель, стукач...
– Адвокат, он ещё и психом стал.
– Он всегда им был. Давай, шевелись, дохлятина строевая.
Лёд под ногами. Там, в его глубине, кривятся, гримасничают утрамбованные чужие и в то же время знакомые лица. И он вдруг ощущает, как ему холодно, как он промёрз. Как тогда, в пресс-камере, когда отключили отопление, и они грелись общей свалкой, а его положили вниз, подо всех, чтобы согреть своими телами, своим теплом.
– Ребята, как вы сюда? Вам же нельзя...
– Когда нельзя, но очень нужно… – смеётся Кервин. – Как там дальше, Адвокат?
– Причинение вреда для предотвращения большего вреда входит в пределы необходимой самообороны, – смеётся Стиг.
– Ребята...
– Очухался? – подчёркнуто заботливо спрашивает Стиг. – Может, сам пойдёшь?
– Нет, – сразу вмешивается Кервин, – сам он не дойдёт.
Он идёт между ними, закинув руки на их плечи, на подгибающихся ногах, временами бессильно повисая, и их руки, сильные и горячие, поддерживают его, не давая упасть. Он плачет, чувствуя, как обмерзает лицо, плачет от боли, стыда и... и радости.
– Ребята, простите меня, это я... я подставил вас...
– Бредит? – озабоченно спрашивает Кервин.
– Возможно, – кивает Стиг. – Но ты его пьяного не слушал, он такое выдавал... уши вяли. Сейчас ещё ничего.
– Ребята, я не пьяный.
– Не знаю, не знаю. Спиртным от тебя несёт. Редактор, чувствуешь?
– Чувствую. Немного, но его развезло.
– Сажай его, я ему уши натру.
Они останавливаются, и его сажают на лёд, нестерпимо, обжигающе холодный, и горячие, ставшие необычно сильными руки Жука трут ему уши. Но у Жука никогда не было таких рук.
– Жук, это ты?
– А кто же ещё. Ну, очнулся? Вставай и пошли.
Он встаёт сам, ну, почти сам, и они идут дальше. И он уже может их разглядеть. Они... они совсем такие, как раньше. Кервин в своём неизменном костюме, без галстука, в вязаном жилете под распахнутым пиджаком. А Жук... в костюме, адвокатском, с галстуком, и... и никаких следов... Так что... как же это?
– И чего на мне нарисовано? – интересуется Стиг.
– Жук, а как же...
– А, ты вот о чём, – смеётся Стиг. – А просто.
– Ты что, – смеётся и Кервин, – думал, я так и буду с дыркой в затылке ходить?
– Как это?
– Умрёшь, сам узнаешь.
– Я уже умер! – кричит он.
– Не выдумывай, – отвечает Кервин. – Это твои субъективные ощущения. А объективно ты жив, и делать тебе здесь нечего.
– Классно завернул, – одобряет Стиг.
Темнота вокруг редеет и одновременно наливается розовым, красным светом, а под ногами уже не лёд, а жёсткий колючий песок, обломки камней. Стало заметно теплее...

Мелкие частые судороги пробегали по его лицу и телу, заставляя дрожать пальцы и дёргаться гримасой губы.
Нянька достала бутылку, налила коньяка в рюмочку и обмакнула палец.
– Осторожней, – предупредила Мокошиха, – захлебнётся ненароком.
– Знаю, – кивнула Нянька, смазывая ему губы и язык.
Показалось им или нет, но у него дёрнулся кадык.
– Сглотнул никак? – обрадовалась Нянька.
– Не спеши, – остановила её Мокошиха, – там ещё далеко.

... Чёрная спёкшаяся земля, оплавленные камни под ногами, сзади в спину бьёт твёрдый холодный ветер, и в лицо такой же твёрдый, только горячий.
– Ну, вот и дошли, – улыбнулся Стиг. – Стоять можешь?
– Да, – выдохнул он, потрясённо оглядываясь.
Впереди красное, багровое зарево, стеной, от чёрной земли до... он закинул голову и не увидел верхней границы огненной стены. Огонь? Так это и есть ты, Великий Огонь?! Справа... ощутимо тянет гарью, запахом горелого, нет, горящего тела.
– Правильно, – кивнул Кервин, – там Тартар.
Тартар – огненные ямы с грешниками, а тогда...
– И опять правильно, – поправил очки Стиг. – А там Лимб, а за ним Элизий.
– Нам пора, – извиняющимся тоном сказал Кервин. – Понимаешь, нельзя уходить далеко и надолго.
– За самоволку помнишь, что бывает? – рассмеялся Стиг.
– Нет, это не совсем самоволка, – поправил его Кервин. – Нас отпустили, но мы уже должны вернуться. Дальше тебе придётся самому. Справишься?
– Справится, – ответил за него Стиг.
Он молча смотрел на них, освещённых багровыми отсветами, совсем таких, как раньше, нет, всё-таки других, он только не может понять, что в них изменилось, но это они, они вывели его из Коцита, а теперь...
– И не вздумай здесь оставаться, – строго сказал Стиг. – Скатишься опять туда, а во второй раз не вытащим.
– Он прав, Гаор, – кивнул Кервин, – такое бывает только раз. Конечно, я понимаю, тебе хочется...
– Мало ли чего ему хочется! – перебил его Стиг. – Не вздумай, понял? Ты нужен там. Это тоже дезертирство, понял?
Он кивнул.
– Всё, Адвокат, – Кервин нервно оглянулся на неслышный ему зов и кивнул. – Да-да, идём.
– Да, пора, – Стиг поправил очки. – Давай прощаться, Отчаюга. Там не получилось, так хоть здесь. Удачи тебе.
Он беззвучно и бессмысленно шевельнул губами...

Трещавший метавшийся в плошке огонёк успокоился и стоял неподвижным жёлтым лепестком, отражаясь в чёрной густой жидкости. Мокошиха покачала головой.
– Не спешит, – кивнула Нянька. – Я же говорю, упрямый.
– Пойдёт, – возразила Мокошиха, – куда он денется. Ослабеет только сильно, потом тяжко придётся.
– Пусть выйдет, – вздохнула Нянька, – дальше уже мы поможем.
– Надо ждать, – Мокошиха поправила на плечах платок и строго посмотрела на плошку с огоньком.

Отредактировано Зубатка (02-06-2011 16:52:54)

Orry
Спасибо.
Вы во всём правы. Исправила и чуть-чуть изменила.

...Он уже долго шёл вдоль огненной стены, спотыкаясь на горячих неровных буграх и даже каких-то обломках, и ничего не менялось. Справа обжигающий жар, а слева ледяное дыхание Коцита. А Лимб продолжал маячить где-то впереди. Опять кружит? Похоже, что так, и надеяться уже не на кого, через Огонь тебя никто не проведёт, сам трепыхайся. Так, что же делать? И сам себе ответил: остановиться и подумать. И вспомнить, чему учили на уроках Закона Божьего. Раз и Лимб, и Тартар, и Коцит оказались правдой, то и остальное тоже может быть в наличии.
Он остановился на подходящем бугорке, вполне возможно, всё том же, где он говорил с Сержантом, и огляделся, пытаясь сообразить, что же делать дальше. Ладно, сядь и подумай. Горячо, конечно, как на сковородке, но терпеть можно. Итак, Огненная черта, за ней направо асфоделиевые поля Лимба и сады Элизия, налево огненные ямы Тартара и за ними ледяное озеро Коцита, но... но, во-первых, от Коцита, оказывается, есть прямой проход к Огню, а... во-вторых, ты дурак. Чтоб было озеро, должна быть река, больше льду неоткуда взяться. И втекает она откуда-то извне, своей воды у Огня нет. Так что надо искать реку. Стоп, помню, говорили. Три реки, Ахерон, Стикс и Флеготон. Две из них огненные, а третья вытекает из Коцита, вроде бы так. Или втекает? Ладно, на месте разберёмся. Найти бугорок повыше и оглядеться...

Чуть потрескивая, успокоившийся огонёк покачивался над гладкой чёрной поверхностью. Выровнялось и успокоилось дыхание лежавшего. Мокошиха и Нянька переглянулись.
– Поможем? – спросила Нянька.
– Пока он кровь свою не пересилит, – вздохнула Мокошиха, – нам делать нечего.
– Так и будем ждать?
– Так и будем, – жёстко ответила Мокошиха. – Устала – пойди, сосни, я с ним посижу. Крепкий парень.
– Курешанского корня, – кивнула Нянька.
– Кто ему только про курешан сказал? – покачала головой Мокошиха. – Вот не думала, что кто ещё их помнит.
– Рассыпали утробу, вот и разошлось.
– Видно, что так. А у твоего Малого семя хорошее.
– Видела евонных? – живо спросила Нянька.
– Поселковых-то? Видела. Крепкие, хоть и в него вылились.
– Значит, в «галчата», – вздохнула Нянька.
– Там ещё года два, а то и три ждать, всякое может быть, – успокаивающе сказала Мокошиха.
– Думашь, отмолим? – с надеждой спросила Нянька.
– Посмотрим. Девка там хороша, мальчонка-то обычный, а девку жалко терять, – и заключила. – Посмотрим.
Нянька кивнула.
– Шумнём, чтоб высветлили.
– И то дело, – согласилась Мокошиха. – Ты смотри, что удумал. Ну, как есть гридин.
– Такому и воеводой не зазорно, – гордо сказала Нянька.
Мокошиха задумчиво кивнула.

...Пока искал бугорок и проводил рекогносцировку, вспомнил про реки. Точно, три реки. Флеготон – огненная, круговая, Ахерон – смоляная из Коцита дальше в Бездну, и Стикс – кровавая от Огня к Коциту. Ну, ни по огненной, ни по смоляной рекам не выплыть, а вот Стикс... можно попробовать. Кровь не вода, конечно, но откуда за Огнём взяться воде. И лёд, значит, в Коците такой тёмный потому, что не вода там, а смола замёрзшая. Ладно, это сейчас побоку, хотя побродить по Коциту и поговорить… Жук же обмолвился, что они, пока искали его, предков потревожили, да и сам он сподобился беседы с первым Юрденалом, так что... взять интервью было бы весьма занимательно, Кервин сразу понял его, но и Жук прав. Мало ли чего хочется, надо выбираться отсюда. Все ему говорят, что его место там, так что... чёрт, где же здесь Стикс?
Земля всё больше напоминала городские развалины после бомбёжки и хорошей артподготовки, он спотыкался о какие-то твёрдые и даже острые обломки и осколки, и самое неприятное, что все они горячие. Вполне ощутимо припекало ступни и вообще... И только сознание, что, скатившись на дно Коцита, самостоятельно он обратно не выберется, останавливало его от попытки свернуть туда, чтобы охладить раскалившиеся, а может, и обожжённое тело.
Сколько он так метался между Огненной чертой и Коцитом, опасаясь слишком приближаться к Тартару, там было слишком горячо ногам, и останавливаемый воздушной стеной на подходах к Лимбу? Наверное, долго, но... но он всё-таки нашёл их! Рыже-золотистый с дрожащим над ним горячим воздухом Флеготон, чёрный густой, кажущийся стоячим Ахерон, и, наконец, тёмно-красный, багровый Стикс. Кровь в Стиксе была горячей, но не обжигала, так что это он вытерпит, но самое неприятное, что Стикс протекал от Черты к Коциту, и придётся плыть против течения, а он уже здорово устал, бегая по горячей земле, и очень хотелось пить. По берегу Стикса он подошёл к границе Коцита, осторожно, стараясь не оступиться, накрошил подобранным тут же обломком от чего-то деревянного, но спёкшегося и затвердевшего как железо, немного чёрного льда и натёрся ледяной крошкой, чтобы хоть так охладить тело, вернулся к Огненной черте, насколько она подпустила его, с мгновение, не больше, помедлил на берегу и прыгнул в казавшуюся почти чёрной кровавую реку.
Прыгнул по-солдатски, стоя, и тут же ухнул с головой, оттолкнулся от скользкого, как развороченное человеческое тело, дна, всплыл, плотно сжав губы, чтобы даже случайно не хлебнуть, и его властно поволокло назад, к Коциту. Ну, Валсу ты переплывал, а она и шире, и ты в полном вооружении, и с берега по тебе стреляли, так что, давай вперёд, по-другому тебе за Черту не выбраться, плыви теперь... до упора. Либо выплывешь, либо отнесёт тебя в Коцит, и тогда всё напрасно и всё зря...

Мокошиха и Нянька пристально смотрели на заметавшийся в плошке огонёк, будто не замечая тяжело задышавшего, судорожно дёргающегося тела.
– Пошёл? – недоверчиво спросила Нянька.
– Пошёл, – кивнула Мокошиха. И строго добавила: – Пока сам не выйдет, и мы не поможем.
– Знаю, – кивнула Нянька. – Как бы не упал, привязать его, что ли?
– Зачем? Сильно биться начнёт, и так удержим. Ну, кровь не вода, а плыть можно.
– Лишь бы не нахлебался, – озабоченно сказала Нянька, с мягкой, но властной силой придерживая молотящие воздух кулаки.

Отредактировано Зубатка (06-06-2011 19:24:15)