Калитка не заперта и открылась при первом касании. Да, не обманули, не ошибся! Свои! Его сразу окружили, жадно расспрашивая: чей, откуда? Нашлись и старые знакомцы по встречам в заведениях.
– Чегой-то тебя видно не было?
– О, Рыжий, тебя где носило?
– А я тебя помню, чего не заезжал к нам?
– Тебя чо, с усадьбы не выпускали?
– Где был, паря?
– В Аргате, – ответил он всем сразу, пожимая чьи-то руки и обмениваясь дружескими шлепками по плечам и спине.
– В аренду, что ли, сдавали?
– Да, – облегчённо кивнул Гаор.
Ну да, ничего другого и подумать не могут, так что и врать не надо: всё за тебя сами скажут, а ты только не спорь, да кивай.
– Оно и видно.
– Аж с лица спал.
– Какой ни есть хозяин, а свой тебя поберегёт.
– Да вот меня на месяц сдали, да ещё родичу хозяйскому, так не чаял, не доли, миги считал, а потом полгода отъедался.
– Нет, браты, это ещё к кому попадёшь.
– Да, из аренды вернёшься, а с торгов...
– Заткнись, пока не накликал.
– Давай, паря, горячего глотни.
– Горячего? – изумился Гаор. – Откуда?!
– А оттуда! – радостно заржали в ответ.
И только тут Гаор увидел, вернее, его подвели и подтолкнули к столу, на котором стояли два армейских «ротных» термоса и стопки картонных стаканчиков.
– Байгур угощает!
– Гуляй, братва, кипяточком потчуют!
Что изображал горячий тёмный и даже немного сладкий напиток – чай или кофе – Гаор не понял и даже не допытывался. Он пил, обжигаясь и смаргивая набегающие на глаза слёзы, а ему рассказывали, что прижима прежнего куда как нет. Вот, не в машинах сидим, а загородку выделили, так и поговорить, и потолкаться можно, даже вона скат раскатали, тоже катайся, как хочешь, и хоть кури, хоть кипятком балуйся, а вчерась почти настоящую «стенку» завели...
– И ничего? – удивился Гаор.
– А ничего!
– Сказали только, чтоб без увечий, а то...
– А то мы сами не понимаем.
И в самом деле, площадка оказалась огороженной только со стороны стоянки, а напротив... снежный склон, с укатанными до чёрного блеска длинными дорожками. И с хохотом, посвистом, барахтаньем в нижних сугробах... катанье? Катанье!
Гаор залпом допил чай или что там налито, сбросил стаканчик в стоявший тут же большой пластиковый бак и медленно, словно опасаясь, что это окажется сном, маревом, пошёл к скату. Огонь Великий, когда же это у него было?
К третьему спуску тело вспомнило, как держать равновесие, и он с шиком докатился до самого низа, не упав. А голова тоже вспомнила, как на дембеле, в первую его «вольную» зиму, он так же катался с какой-то девчонкой на «диком», то есть бесплатном спуске. Но здесь... здесь лучше! И снег искрится и играет на солнце, ничем не напоминая страшную белизну кафеля, а чёрный лёд никак не похож на Коцит.
Как он, стоя да с разбегу, никто больше не смог, и его опять шлёпали по плечам и спине, чествуя как самого ловкого. Смешно, но... приятно!
А тут ещё прибежали девчонки в синих с жёлтым форменных байгуровских комбинезонах. Вообще-то они должны были поставить новые термосы с горячим, забрать опустевшие и ещё там чего-то, но хоть по разику-то скатиться, да ещё с такими ладными и ловкими, да пока остатное допивают, чтоб не пропало, да...
А с девкой кататься, да в сугробе не побарахтаться, это ж каким дураком надо быть! Когда девчонки, наконец, уволокли опустевшие термосы, они ещё долго гоготали и балагурили, кому чего удалось и досталось.
Выгребая неведомо как попавший за шиворот снег, Гаор смеялся, поддевал и отругивался вместе со всеми. Да вот оно – вместе! Он с ними, и они с ним. Заодно, по... по-братски.
И в самый разгар веселья от калитки начальственный, «господский» голос:
– Рыжий! К машине бегом!
Приказ есть приказ, его надо выполнить, а что там у тебя... что господам, что командирам всегда по хрену.

Хозяйка с детьми ждали у машины, но у него всё наготове, так что и доли не прошло, как все в машине, и он за рулём в ожидании приказа.
– Домой, – сказала Гройна.
– Да, хозяйка, домой, – бодро гаркнул Гаор, мягко срывая машину с места.
И с удивлением заметил, что заметно потемнело и надо включать фары. Уже вечер? Или тучи натянуло? Похоже и то, и то. Вон и снег посыпал. Гаор включил дворники и подобрался. Легковушка не для снегопада, как бы...
Сзади было тихо: утомлённые катаньем дети сразу заснули. Гройна оглянулась на них и тихо спросила:
– До метели успеем?
– Раз надо, хозяйка, значит, успеем, – твёрдо ответил Гаор.
Снег всё гуще, но ветра пока нет. Успеем? Успеем.
Он гнал машину сквозь частую снежную сетку, и будь один, то даже запел бы: такая спокойная уверенность наполняла его. А что набившийся в ботинки снег растаял, и ноги ощутимо замёрзли... так это пустяки, совсем даже не смертельно.
– Промок? – тихо спросила Гройна и, не дожидаясь его ответа, распорядилась: – Скажешь Большухе, чтобы согрела тебя.
Это она про что? Гаор растерянно покосился на неё, увидел усталое, привычно усталое лицо и вдруг понял: ни о чём таком и речи нет, Большуха должна дать ему горячего питья или ещё чего-то, чтобы он не простудился. И не хозяйка это говорит, а... тоже Мать. И тут же повернулся опять к дороге. Потому что небо уже не синее, а чёрное, и фары с трудом пробивают снежную пелену, и вот-вот начнут проскальзывать шины... Вот чёрт, сюда бы сейчас ту машину, чтоб через быстро нарастающие заносы как по городскому асфальту... но уже чуть-чуть осталось... И сам себя мысленно одёрнул: не загадывай, не гневи Судьбу. Когда-то он слышал, что лётчики считают полёты по посадкам, а не взлётам, так и ему... по возвращению счёт. Но уже знакомый поворот, приметное дерево над соседским забором, а вон и парадный двор.
Он остановил машину у самого крыльца и дал короткий гудок. Сразу распахнулась дверь и выбежали Милуша с Белёной и Куконей. Сонных детей выгрузили из машины, Гриданг даже не проснулся, и его унесли на руках, а Гаор поехал на «чёрный» двор, в гараж. И только сейчас ощутил, что действительно промок, в ботинках аж хлюпает.
Гаор наскоро поставил легковушку на место – вся работа завтра, сейчас только самое необходимое – и побежал в кухню. В тепло. К своим.
Говорить ему ничего не пришлось. Он и оглянуться не успел, рта не раскрыл, как оказался сидящим у горячей печи. Босые ноги с закатанными до колен штанинами в шайке с горячей остро пахнущей горчицей водой, а в руках большая фарфоровая кружка с дымящимся сладким и крепким до черноты чаем.
– Ну? – подбоченившись, оглядела его Большуха. – Греешься?
– Ага, – выдохнул он, – спасибо, Мать.
– Ему б сейчас не чаю, – усмехнулся усаживавшийся за стол Тумак, – а кой-чего покрепче.
– Это да, – согласно кивнул Гаор, – это бы сейчас в самый раз было.
– Было, да сплыло, – сердито припечатала Нянька. – Ишь губы раскатал.
– Старшая Мать, а если того? – подмигнул он ей.
– А вот я сейчас вицу возьму, – пообещала Нянька. – Сразу будет и того, и этого, и всякого.
Под общие вздохи и стенания, что не балуют нас матери, ох, не балуют, Гаор допил чай, вытер ноги поданным Трёпкой полотенцем, надел свои чуньки и сел за общий стол. И... и будто не было ничего, не было страшного года, не было...
...И спал он крепко и спокойно, без снов, как когда-то.
*   *   *

Отредактировано Зубатка (08-08-2011 17:40:00)