Дом управляющего облегчённо выдохнул: пронесло! Ночная рыбалка, да ещё на острове… ну, понятно, что не просто так, но ни лишнего крика, ни буйства уже не будет. Снова послышались голоса и обыденный домашние шумы. Рейург невольно улыбнулся. Да, предстоит принять совсем не простые и очень важные решения, но это уже не так опасно, потому что решать будет он сам, всё обдумав и прикинув варианты.
И к вечерней реке он спустился внешне не только спокойным, а даже довольным, действительно уже всё обдумав и решив. Оставалось только донести свои решения до подчинённых.
Староста, как и было велено, ждал его у наполовину сдвинутой в воду лодки, нагруженной снастью и припасами для ночёвки. И рядом никого. Поскольку приказано было персонально старосте, а кто там и как там помогал и готовил… никому неинтересно.
Староста на вёслах, господин управляющий впереди сидит, простором речным любуется… ничего такого особенного и необычного. В приречном посёлке все и плавают, и рыбачат, и… ну, река много чего человеку дать может, если с умом брать. А река Светлой не зря называется, добрая она к людям, спокойная.
Выведя на стремнину, староста мягко приподнял вёсла, давая течению самому пронести лодку к продолговатому, поросшему невысоким, но густым лесом острову, разделявшему реку на два рукава, а потом, чуть-чуть подправив, вдоль правого крутого почти отвесного обрыва к песчаному «язычку» и так, что лодку и вытаскивать почти не пришлось, сама на песок вылетела. От посёлка их никак углядеть невозможно, и потому вытаскивали лодку, переносили поклажу в балаган из почерневших от старости брёвен и ставили мордушки – староста понятливо кивнул, видя, что к удочкам управляющий и не притронулся: значит, как и думал, для разговора поехали – уже вдвоём.
Пока возились и обустраивались, совсем стемнело. Но в очаге уже горит небольшой жаркий огонь, в котелке булькает вода для походного чая и на деревянных, чтоб руки не обжечь, шампурах скворчат пузатые жирные колбаски.
Рейург вытащил из кармана плоскую небольшую фляжку, свинтил оба стаканчика-колпачка.
– Давай, Весенник. Вспомним и помянем.
Староста, услышав своё почти забытое детское имя, вздрогнул. Даже так?! О чём же разговор пойдёт, если… и, проверяя себя, свою догадку, ответил:
– Отца вспомнить и помянуть всегда надо… Ветерок.
Рейург кивнул, подтверждая догадку. Слово сказано, и нет управляющего и старосты, есть два брата, дети одного отца, а матери… ну, про то, только отец и те две женщины – мать и кормилица-нянька – знают, которая из них которого мальчишку родила, растили-то их обе вместе, ничем не разделяя до шести лет. А потом… одного за руку отвели в детскую, где уже стояла только одна кроватка, а другого так же за руку отвели в посёлок, в избу, одного одели в магазинное-привозное, а другого в полотнянку, один жил с отцом и матерью, а другой с вотчимом и маткой, а ещё через год одного увезли в школу и одели в форму, а другого на клеймение и надели ошейник, одного растили и учили на управляющего, а другого – на старосту. Так уж положено, от века веков, что рождается господин, рождается и раб ему, и каждому законному сыну положен брат-бастард, не нами заведено, не нам и ломать.
Двое мужчин молча приподняли стаканчики и склонили над огнём, чтобы несколько капель упали прямо в пламя, не загасив, а подбодрив его, и выпили, одним глотком до дна.
Староста вернул стаканчик брату, чтоб тот убрал фляжку: им не напиться, а поговорить надо, повернул палочки с мясом, чтоб прожаривались равномерно.
– Даже так?
Рейург кивнул.
– Да. С весны крутят. Новые бумаги пришли, у меня волосы дыбом.
– Ну?
– Ну, про выдачи ты знаешь.
– Невелика прибавка.
– Да, но зато разрешили внутренние ресурсы.
– Огороды увеличим?
– И скотина своя.
– Это хорошо.
– Но не в ущерб.
– Это-то понятно, – староста даже поморщился, показывая, что об этом и упоминать не стоило. – А с дорогой как?
– На менки бегать? Дозволяется, но… – Рейург мрачно хмыкнул. – Ежели кого увезут, то… А тут ещё машины эти… с чёрными беретами.
– Слышали. Предупрежу. Наша доля…
– Всё ваше. Фишки и деньги сдаёте мне, я к выдачам прибавлю.
Староста весело ухмыльнулся.
– Во-во, веселись, с тебя с первого шкуру спущу, если что. А теперь самое веселье пойдёт. Слушай.
Рейург помолчал, борясь с желанием достать фляжку и отхлебнуть уже всерьёз и прямо из горлышка. Брат терпеливо ждал.
– Называется, экономия горючего. А на деле… возрастной сортировки ни в этом году, ни в следующем не будет. Так что… старики все остаются, но выдачи только на работающих.
– Так список же ты подаёшь.
– А проверка? Как хочешь, но чтоб все при деле были.
Староста кивнул.
– Дальше слушай. Кто помрёт, так ради одного труповозку не вызывать, хранить, пока полная загрузка не наберётся.
– Это как? – искренне удивился Весенник.
– Ледник сделать! – Рейург всё-таки выругался. – Полная загрузка, знаешь, сколько? Во-во! Это что, настоящий морг оборудовать?!
Староста невольно передёрнул плечами и спросил:
– И что, тут никак иначе?
– Иначе? Можно. Самим, понимаешь? А печку поставить ещё дороже.
Теперь оба замолчали надолго. Зашипел капающий в огонь из потрескавшейся колбасной кожицы жир, и они взяли себе по паре, тем более, что и чай поспел. Молча выпили по кружке, заедая горячим сочным мясом. Староста обтёр пальцы о разорванную лепёшку и нарушил молчание.
– А в бумаге как сказано?
– Использовать местные условия, – буркнул Рейург.
– Так… – Весенник не поверил услышанному, – так это значит…
– Оно и значит, что пепел закапывать, что тело, – вздохнул Рейург.
Староста с удовольствием рассмеялся.
– Ну так и не ломай голову! Это ж… это ж по-нашенски можно будет.
– Ага, развеселился! Вам-то по-нашенски, а мне ошейник представить надо! Вон Хромуля уже не встаёт, вот-вот ему осталось, молчи, всё я знаю, а застынет он, так мне что, идти голову ему отрезать?! – разозлился Рейург. – Или костёр ему персональный погребальный делать?
– Зачем костёр? – сразу стал серьёзным Весенник. – Не надо, не по местным условиям в посёлке костёр погребальный делать. А… а ты не думай об этом. Мы тут сами всё сделаем, и ошейник, чистенький обожжённый тебе принесём. И шуму никакого не будет. Ты только не спрашивай, чтоб нам врать не пришлось.
– Точно без шума? – недоверчиво переспросил Рейург. – А то тут не штрафом, тут и вовсе с места полететь можно. А у меня дети, – и твёрдо посмотрел в глаза брата, – мальчишек в школу отправлять пора.
Весенник медленно, не отводя взгляда, кивнул, показывая, что понял, что древняя традиция беспощадно порушена, что оба… племянника будут считаться законными сыновьями господина управляющего, разница там по месяцам такова, что можно хоть близнецами, хоть погодками записать, это как отец решит. Воля отца священна.
– Воля отца священна, – повторил он уже вслух и спросил: – Твоя будет молчать?
– Если не захочет развода по бесплодию, то будет, – спокойно ответил Рейург.
Весенник кивнул и не удержался:
– А девчонки?
Рейург вздохнул.
– Их не могу, не потяну я, там и приданое, и учёба опять же. Да и… не от маток же их дёргать. А Малинка с Чернушкой вовсе с родными.
– О клеймёных и речи нет, – отмахнулся Весенник. – Оно не смывается. Мелюзгу на обработку когда повезут?
– Не раньше следующей весны. Опять же для экономии горючего, чтоб накопилось побольше, – Рейург невесело усмехнулся. – И ещё по бумагам. Велено всем к номерам прозвища приписать. И свои, и родителей. А я…
– А это совсем просто, – перебил его Весенник. – Я к тебе из баб, кто постарше, подошлю. Есть у нас такие, что всех знают. Да, а вотчимов с матками писать или…
–Я тебе имя твоего отца могу вписать? – теперь перебил Рейург. – На сегодняшний день что есть, то и запишу, а что у кого раньше было, ну, так сам сообрази.
Староста кивнул.
– Вот как сообразишь, так и пришлёшь… знающую. И не тяни. Чтоб когда с проверкой припрутся, у меня уже всё в порядке было, а если спрашивать начнут, то чтоб с ответами не путались.
Весенник снова кивнул и встал.
– Пойду мордушки посмотрю. А ты посиди. Может, ещё что нужного вспомнишь.
Рейург молча согласился.
Им обоим надо было сейчас помолчать и подумать порознь.