Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
В ВИХРЕ ВРЕМЕН |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Лауреаты Конкурса Соискателей » Мир Гаора -2
– Спасибо, – слабо улыбнулась Гархему Торса. – И… позовите отца зпт пожалуйста, с Гархемом надо быть вежливой, так оно… безопаснее.
И еще запятую добавить.
Ника
Orry
Спасибо.
– Вот, – не приветствуя и предупреждая его вопросы, Торса протянула ему газету. – Сейчас я разверну, вот!
Мгновенный пробег взглядом по тексту, мимолётный, но всё замечающий взгляд вокруг, кивок Гархему и крутой разворот к выходу.
Торса поспешила за отцом, успев услышать спокойный, как всегда, голос отцовского управляющего.
– Отдел закрыт. Ждите распоряжений.
В кабинете Сторрам жестом показал дочери на кресло у стола, признав тем её право на участие, и сел за стол, перечитал статью, уже явно всё поняв и обдумывая дальнейшие действия. Торса невольно затаила дыхание: отец не часто допускал её в «святое святых» – место и время своего размышления и принятия решений, и каждый такой акт величайшего доверия был высочайшей наградой… да, пафосно, даже выспренно, она никогда не позволит себе написать даже приблизительно такое, вообще её стиль – снисходительная ирония, но одно дело – работа, а совсем другое…
– Да, – Сторрам кивнул бесшумно вошедшему Гархему, слегка подвинул газету, чтобы тот смог читать, стоя сбоку, и снял телефонную трубку.
Торса не знала отцовских служащих по именам, но по коротким чётким распоряжениям догадывалась об абонентах. Так… отдел поставок, нет, юрист… разорвать договор с «Три кольца»… В зал… весь товар спустить на склад…
Зазвонил второй – внешний – телефон
– Слушаю… Вот как? Сбрасывайте… Да, все… по любой цене…
Положив трубку, Сторрам посмотрел на Гархема и улыбнулся.
– Биржа? – уточнил тот. – Оперативно.
– Начала какая-то мелочь в первую же долю, – понимающие улыбки. – Надеюсь, успею до обвала.
– Такой сообразительный или предупреждённый, – не спрашивая, а рассуждая, сказал Гархем.
– Да, это может быть интересно, – согласился Сторрам. – Проследите за очисткой отдела из-за…
– Ремонта? – подхватил Гархем.
– Смена дизайна, – неожиданно для самой себя выпалила Торса и под удивлёнными, но не осуждающими взглядами пояснила, замирая от собственной даже не храбрости, а наглости. – Новый бренд требует нового интерьера.
Взгляд отца стал одобряющим.
– Вывеску убрать, – сразу кивнул Гархем и выжидающе посмотрел на Торсу.
Сторрам кивнул, разрешая ей говорить.
– Да, сделать отдел безымянным, только… «Скоро ожидаем» или что-то в этом роде…
Её прервал новый звонок уже внутреннего телефона.
– Да… – брови Сторрама удивлённо вздёрнулись. – Соединяйте… Приветствую… Интересно… Хорошо, присылайте… Да, можно сегодня… – быстрый взгляд на развёрнутый ежедневник… – Через два с половиной периода… Отлично.
Положив трубку, Сторрам снова переглянулся с Гархемом.
– Кристрог или Райгрег? – Гархем назвал владельцев двух фирм, давно и безуспешно соперничавших с «Три кольца»
– Не угадал, – хохотнул Сторрам. – Совсем новый, – и посмотрел на Торсу. – А ты догадываешься?
– А я знаю, – поддержала она игру. – Иртрег Фомал. У него не фирма, а мастерская. Делал показ в нашем журнале.
– И…
– Оригинально без претенциозности, ближе к классике. И такое, – она кивком показала газету, – с ним невозможно. Он работает исключительно с искусственной кожей и мехом. Даже слоган у его мастерской. Ни одно живое существо не пострадало.
– А вот это интересно. Посмотрим, – Сторрам усмехнулся. – Цена, качество и… – новая усмешка, – и этичность.
– Да, – Торса порывисто встала. – За этим теперь надо следить. Отец, я поеду. В журнал, оттуда домой. Надо почиститься.
– Выбросишь на помойку?
– Нет, – она мотнула головой. – Я подумала... Эти вещи… это останки. Сделаю погребальный костёр и прочту молитву.
– Разумно, – кивнул Сторрам. – Я предупрежу. Можете пригласить храмовника.
– Храм согласится? – удивилась Торса.
Гархем усмехнулся и промолчал, а Сторрам ответил серьёзно:
– Для них это тоже наилучший вариант. Всё, езжай, – он протянул ей газету. – Спасибо.
– Да, отец, – она послушно склонила голову, взяла газету и вышла из кабинета.
Когда за ней закрылась дверь, Гархем и Сторрам переглянулись.
– И никакой истерики, – одобрительно отметил Гархем.
– Да, благодарю. Весь товар отправим им обратно, погребальный костёр, – Сторрам насмешливо улыбнулся, – пусть сами делают.
– А удобрения?
– Это уже пепел, так что… Но на всякий случай уберите пока на склад.
Гархем щёлкнул каблуками и вышел.
Сторрам ещё раз быстро проглядел свой ежедневник, внёс кое-какие поправки. Так, однако, занятно. А ведь «Три кольца» давно и плотно связаны с Королевской Долиной. И всё один к одному, все поленья в один костёр, как говорится. Тоже учтём.
Во исполнение поступивших ранее дополнительных указаний по отслеживанию прессы свежий номер «Эха» лёг на стол Главы Храма сразу после утреннего молебна. Статья заинтересовавшего Главу автора, укрывшегося за озорным, даже нахальным псевдонимом, аккуратно обведена выделяющей рамкой.
Ну, и что на этот раз?
Так-так… Однако, какие подробности… И да… неблагодарность, нарушение справедливости… Мы должны согласиться… Автор… Личность до сих пор установить не удалось. Так хорошо законспирирован, или служба поиска разленилась, или кто-то успешно мешает поиску. Да, надо проверить. А пока… Посмотрим реакцию…
Он небрежно шевельнул рукой и рядом, как из воздуха, возникли листы сводки…
Так… Биржа… понятно, но оперативность наводит на размышления А это… Приглашение храмовника на погребальный костёр в имение Сторрама, сжигались вещи, список прилагается… Остроумно и заслуживает поддержки.
Новый жест вызывает из небытия секретарей-оповещателей.
– Мы согласны, это, – палец с ритуальным перстнем указывает на статью, – мерзость.
Понимающие кивки и шелест перьев по бумаге, все храмы получат соответствующую установку и уже в завтрашних, а в Аргате и сегодняшних вечерних проповедях и поучениях прозвучат слова осуждения.
– Мерзость и непотребство навлекают гнев Огня. Да, наше упущение, ибо даже в мыслях не допускали такой низости, такого падения.
Немного самоосуждения для доказательства правдивости и обоснования праведности гнева. Ведь действительно излишество, даже… да, можно…
– Подобные извращения недопустимы.
А теперь чуть-чуть смягчим на… Как раз подойдёт вот это: удобрения из пепла. Тут и лёгкий намёк дан прямо в тексте, как подсказка, умён автор, понимает, что полный запрет и бессмыслен, и чреват… Сделаем так:
– Огонёк жизни гаснет, порождая новую жизнь, но не для тщеславия. Прах земле – это справедливо, но отдайте последний долг.
– Молебен? – уточняет оповещатель для храмов.
– Да. Сначала молитва, провожающая тела в огонь, а уже потом любая переработка, – а это уже для других служб: – Озаботьте соответствующие ведомства об обязательном нашем присутствии при утилизации. И в добавление к ранее сказанному. Любое изъятие тканей и прочего допустимо только для Ведомства Крови, и только для спасения и продления, – курс омоложения трогать нельзя, – другой жизни. И тоже с соответствующей молитвой.
Глава Храма услышал, вернее, почувствовал сладостный вздох возникшего в кабинете казначея и мысленно улыбнулся: это ж сколько новых молебнов и соответствующих пожертвований. Что опять же справедливо, ибо служит Возвеличиванию Огня.
Резкий и какой-то… тревожный сигнал городского телефона заставил Нургана вздрогнуть.
– Слушаю!
– Брат, – голос Норна напряжённо сдержан. – Мне нужна твоя помощь, брат.
Да, давным-давно, они обговорили сигналы и варианты экстренной связи, но ни разу ещё этим – городской линией непосредственно в рабочий кабинет Дома-на-Холме – не пользовались. Слишком… чревато.
– Жди, – ответил Нурган кодовым словом и положил трубку.
Что случилось, чтобы Норн впал… в панику? Что-то с детьми? Или Нирганайн, их брат-Наследник, решил окончательно избавиться от Норна и его потомства, а заодно и от остальных братьев? Ничего более серьёзного и требующего немедленного вмешательства быть не может.
Быстро рассовав по ящикам и папкам бумаги со стола, Нурган с привычной тщательной аккуратностью запер все замки, встал и вышел. Сидящий за соседним столом Моррон – его напарник по кабинету – головы от своих бумаг не поднял, даже не покосился, но Нурган знал, что время его ухода зафиксировано так же точно, как и звонок, и содержание разговора на внутреннем коммутаторе. Прослушка с фиксацией круглосуточна и неизбирательна. Слушают всех и фиксируют всё. Для чего и нужны кодовые слова и прочие сигналы, хотя и их… скорее всего давно зафиксировали и расшифровали.
Норн ждал его в маленьком кафе в соседнем квартале. Этим заведением Нурган пользовался очень редко. Найдя от входа взглядом сидящего в углу спиной к стене брата, Нурган без малейшей запинки подошёл и сел напротив, как бы закрыв того собой от остальных немногих и занятых исключительно своей едой посетителей. Возникший из небытия официант поставил перед ними стандартный набор «деловой беседы на двоих».
Норн взял свою чашку и тут же поставил её обратно, не поднеся к губам: у него так дрожали руки, что кофе выплеснулось. Нурган напрягся в ожидании, стараясь никак этого не проявлять, по привычке опасаясь неизбежных в таком месте соглядатая.
– Мне нужна твоя помощь, – глухо повторил Норн.
– Всё, что могу, – ответил Нурган.
Норн перевёл дыхание, сцепил пальцы обеих рук в замок, скрывая их дрожь.
– Я увольняюсь!
Брови Нургана непроизвольно дрогнули в жесте удивления, а на языке завертелось: «С чего вдруг?» и «А зачем в таком житейском деле моя помощь?». Но он молча ждал. Брат понял или предвидел эти вопросы, поэтому заговорил, сразу отвечая на второй.
– Мне нужно оформить увольнение прошлой декадой. По болезни, по собственному желанию, даже за профнепригодность, с любой неустойкой, всё равно. Но чтобы это было декаду назад. Можешь?
Нурган не сразу, а прикинув возможные варианты действий, задумчиво кивнул, и Норн перевёл дыхание, даже улыбнулся несколько вымученно, но искренне.
– Спасибо, брат.
– Спасибо будет, когда сделаем, – отмахнулся Нурган. – Но, чтобы всё получилось, я должен знать всё.
Норн кивнул и, покопавшись в своём портфеле, достал газету.
– Читай. Да-да, это.
Нурган поглядел на заголовок и чуть не присвистнул. «Эхо» ?! С каких пор брат стал интересоваться оппозиционной прессой? Конечно, времена сейчас не те, но всё-таки… мало ли что.
– Читай, читай, – повторил Норн и всё-таки смог поднести к губам чашку, отпил.
«Стервятники», автор… Никто-Некто. Остроумно. Анонимность, конечно, в наше время понятие весьма условное. И что тут такого, чтобы брату пришлось бежать из такой уважаемой и крепкой фирмы, как «Три кольца»?
Норн смотрел, как брат быстро, но очень внимательно читает и как меняется его лицо. Да, для любого постороннего наблюдателя ничего, кроме скучающего небрежного любопытства, когда читают из простого любопытства, не более, но он-то знает своего брата. Нурган встревожен и…
– Ты прав, – тихо сказал Нурган, не отрываясь от текста. И совсем тихо: – Если редакцию в полном составе не арестовали ещё до выпуска тиража, то это очень серьёзно.
Норн кивнул. Да, когда сходятся в схватке такие большие, а в величине и силе и официальных, и подлинных владельцев «Трёх колец», как и в масштабе их противников можно не сомневаться… когда дерутся великаны, то обычным людям нужно убираться побыстрее и подальше, а то растопчут, даже не заметив. «Короли обстреливают друг друга головами своих подданных»
Нурган свернул газету по прежним сгибам и вернул брату.
– Дом тоже надо почистить.
Норн кивнул.
– Я уже слышал, что относят в ближайший храм и сдают на погребальный костёр.
– Значит, храм в курсе, – Нурган усмехнулся. – Кто бы сомневался, им-то чистая прибыль.
– Думаешь, они это и затеяли?
Нурган пожал плечами.
– Не знаю. И… особо лезть не хочется. Заедешь ко мне, заберёшь. Саму папку оставь, сними только обложку.
Норн качнул головой.
– Придётся сказать Нирганайну.
– Тогда не надо, – сразу переменил решение Нурган. – Сам сделаю, как вернусь с дежурства.
И оба кивнули. Да, пусть гнев Огня обрушится на их брата-Наследника, пусть получит по полной. Потому что именно на это, не просто на смерть, а на превращение в перчатки, обложку бювара, дамскую сумочку и какие-то ещё «эксклюзивные модели из особо тонкой натуральной кожи» обрекал их самого младшего брата, Найра-Мизинчика, сдавая того не просто в Амрокс, а именно продавая в рабы.
– Брат, я ничего не знал. Клянусь Огнём, жизнью детей клянусь. Этот отдел закрытый, каждый отдел работает со своим видом сырья, с чем работали они, никто не знает, вообще не принято интересоваться другими отделами, а этим… просто запрещено. Ну…
– Как везде, – усмехнулся Нурган. – У нас тоже… излишнее любопытство не приветствуется. Всё, брат, езжай, через… – он посмотрел на часы, – через сорок пять долей идёшь в кадровый отдел. Там уже будет всё готово.
– Спасибо, брат.
– И с поиском работы пережди, я думаю, декады полторы, две. Сможешь?
– Продержусь на неприкосновенном запасе даже чуть больше, – кивнул Норн. – Придётся поджаться, конечно, но мои меня поймут.
– Если что, я подкину, – Нурган встал. – По-братски.
Норн благодарно улыбнулся ему вслед.
Сумасшедший день! Нет, каждая статья… стоп, без имён! Да, каждая его статья вызывала шум, но такого… Уже к полдню начались звонки от киоскёров с просьбами о дополнительной поставке, пришлось бежать в типографию договариваться о допечатке. Хорошо, что там набор не рассыпали, будто… хм, предвидели или предчувствовали. И не успел вернуться из типографии, как новые звонки. Уже от коллег с просьбами о разрешении перепечатки с указанием источника. Ага, просто так не решались: а вдруг власть выскажет неудовольствие. Чтоб тогда все шишки на нас, а они только рядом шли.
Признаться честно, Арпан трусил и ждал, что в любой миг нагрянут… хоть из Ведомства Юстиции, хоть из Дома-на-Холме, хоть из Храма и потребуют… ну, ясно чего, автора, конечно, и тогда… да не знает он, где он, ни пыткой, ни гипнозом из него эту информацию не достать, знал только Стиг Файрон, ну, и, возможно, Кервин, но оба уже за Огнём. Только… жить-то хочется. Но, похоже… похоже, обошлось. Шум оказался настолько большим, что заслонил источник. И спасибо Огню на этом!
Уйдя, как было заведено ещё Кервином, да будет ему светло за Огнём, из редакции последним, Арпан не удержался и по дороге домой – крюк в три квартала – забежал в Клуб Журналистов. Кое-кого послушать, кое с кем поговорить, ну и, разумеется, промочить горло в баре.
Здесь как всегда в любое время суток – у журналистов рабочий день не нормирован – шумная суетливая толкотня. Арпана встретили радостно, и многие с плохо скрываемой завистью. Что вполне понятно, объяснимо и, пока не переходит в подлянку, простительно.
Потолкавшись, выпив, именно промочив горло и не более, выслушав некоторое количество в меру язвительных поздравлений с таким удачным «фитилём» и подтвердив коллеге из «Экономического обозрения» согласие на перепечатку и дальнейшую раскрутку-расследование своими силами и в своём направлении, Арпан уже направился к выходу, когда его небрежно-властным жестом придержали.
– На пару слов, коллега.
– Почту за честь, – несколько растерянно согласился Арпан.
Никому и в голову не придёт отказать Мэтру, а именно так по-алемански уже много лет называют неофициального, тем более, что официальной иерархии и связанной с этим субординации принципиально и традиционно в среде журналистов нет и не было, но всеми признанного по правам крови, возраста и опыта старейшину журналистского мира.
Тем же мягко-властным нажимом Арпана направили в одну из маленьких комнаток-беседок, натыканных по всем углам, закоулкам и тупичкам Клуба.
Усадив собеседника на потёртый кожаный диванчик, Мэтр расположился в кресле напротив так, что выйти отсюда уже можно будет только с его разрешения.
– Я давно наблюдаю за вашей газетой, – Мэтр извлёк пачку дорогих, очень дорогих привозных сигарет и закурил, небрежно бросив пачку и золотую зажигалку на разделяющий их маленький столик с большой стеклянной пепельницей. – Курите, коллега.
– Спасибо, – качнул головой Арпан, сразу и благодаря, и отказываясь.
Бровь Мэтра удивлённо дрогнула: он очень давно не получал отказа, ни в чём, а уж в предложении покурить дорогого табака, как говорят в трущобах Арботанга, «на халяву»… Весьма необычно и даже интересно.
– Конечно, риск, – Мэтр улыбнулся, – благородное дело, а для журналиста входит в его профессиональные обязанности. Согласен. Но риск должен быть продуман и оправдан. Мне думается, коллега, вы не совсем объёмно оцениваете ситуацию. Ваш предшественник, Кервин, так? – Арпан кивнул. – Да, я помню, именно он открыл этого… Некто, он же Никто. Но Кервин был Кервинайком Армонтином, последним и единственным в своём роду, пусть обедневшем, но достаточно древнем. И с ним обошлись очень… деликатно, со всем возможным уважением к древности рода
«Деликатно?! – мысленно возмутился Арпан, – пуля в затылок…»
Видимо, лица он не удержал, потому что Мэтр понимающе кивнул и сочувственно улыбнулся.
– Да, мой юный друг, да, коллега, мгновенная смерть, поверьте, в наше время уже благодеяние. С вами, простите, но это вполне реально, обойдутся намного жёстче. Вы затронули непозволительную для вас сферу. И дело совсем не в самой фирме, да, старой, да весьма влиятельной, и даже не в личных связях её владельцев, официальных и реальных, да-да, это совсем не секрет.
– А в чём? – Арпан воспользовался паузой, возникшей при прикуривании Мэтром новой сигареты.
«А ведь интересно, – мелькнула непрошенная, не нужная сейчас мысль, – сигареты дорогие, а курит их по-простецки, прикуривая одну от другой».
– Ну, во-первых, коллега, в том, что есть вещи, о которых не принято говорить. Не потому что это опасно или формально запрещено, а просто не принято. А ваш… Некто, я давно, да, фактически с самой первой статьи слежу за ним, упорно лезет именно туда. Пишет он, признаюсь, изрядно, стиль, лексика… всё выдержано. А вот темы выбирает… если честно, помойные, грязные темы. Да, помойки существуют, да, надо куда-то девать отходы жизнедеятельности общества, но копаться в этом… грязь, коллега, прилипает.
– Вы считаете рабство помойкой? – не сдержался Арпан.
– Ну-ну, коллега, я этого слова не говорил, и вам не советую. Да, оно существует, и, позволю себе такое сравнение, как пищеварение необходимо любому живому организму, так и… оно необходимо нашему обществу, является его частью, причём жизненно необходимой. Понимаете? Но как в приличном обществе не принято говорить о пищеварении и его, – лукаво-снисходительная усмешка, – продуктах, так и об этом. Вы меня поняли?
Арпан задумчиво кивнул.
– Это, во-первых, – повторил он. – Да, я понял, а во-вторых?
– Ну, во-вторых, я сказал чуть ранее. Есть и, в-третьих. Обвинение в непатриотизме. Трудно доказывается, но невозможно оправдаться. Нас читают за границей. Вы понимаете?
Арпан снова кивнул.
– И в-четвёртых. Возможно, этот Некто считает себя защищённым и неуязвимым, и, скорее всего, он прав. Он останется неизвестным анонимом, а за всё ответите вы и ваша газета. Постарайтесь при встрече объяснить ему, что своими разоблачениями, никому не нужными, потому что ничего, – снова усмешка, – концептуально нового он не сообщил, а, как говорят в Арботанге, подставляет вас, и очень серьёзно. Пишет он хорошо, пусть сменит тематику.
– Я понял, – ответил Арпан.
– Но не согласны, – добродушно рассмеялся Мэтр. – Как же вы молоды, коллега! Не смею и не хочу вам как-то мешать, у каждого своя дорога к Огню, как нас всех учили на храмовых уроках. Только один совет. Если вас позовут, пригласят в Королевскую Долину, неважно зачем, взять интервью, посмотреть старинные шедевры, просто погулять, на любовное или деловое свидание, повторяю, неважно, здесь возможны любые варианты, не соглашайтесь. Королевская Долина опасна даже для высокородных, а вы…
– А я безродный, – кивнул Арпан.
– Вот именно, коллега. Вы знаете свой статус, свой ранг, так и соблюдайте предписанные вашему рангу рамки. Каждый статус имеет свои привилегии и ограничения. Нарушая рамки можно только понизить свой статус, и понизить необратимо, – очень строгие, даже злые глаза на снисходительно улыбающемся лице Мэтра. – Вы просто исчезнете, и вас никто не будет искать. Королевская Долина очень ревностно оберегает своё спокойствие. Оно ей недёшево досталось.
Мэтр небрежно раздавил окурок в пепельнице, забрал сигареты и зажигалку и встал. Встал и Арпан.
– Удачи, коллега
– Спасибо, – искренне поблагодарил Арпан.
И, оставшись в одиночестве, несколько мгновений простоял, как бы в оцепенении от услышанного. Значит… необратимое понижение статуса… Ниже безродного только раб… Ну… ну… Нет, угрозы вполне серьёзные, обе, и насчёт смерти под пыткой, и насчёт Королевской Долины…. Ходили, ходили такие слухи, как пользуются в Королевской Долине «правом личного клейма», значит, в самом деле не просто сплетни и досужие вымыслы, а…
– Ну как, – прервал его размышления незаметно вошедший в комнатушку фотограф из «Спортивного обозрения». – Прочувствовал?
– Да, – энергично кивнул Арпан. – До самых печёнок.
– Ну, в Королевской Долине это умеют, – ухмыльнулся фотограф. – Многовековой опыт.
Они улыбнулись друг другу и разошлись.
Арпан ещё немного поболтался в клубе, чтобы его уход не показался кому-либо бегством, и поспешил домой. А вот семью, угрозы семье не прозвучало. Забыл, не счёл нужным – дескать, сам догадается, или… хотя, семью Кервина не тронули, но самоубийство матери его бастардов – это было, но… но нет, он не предаст ни Кервина, ни… стоп, без имён. И когда бы и с чем бы ни придёт следующий конверт, он напечатает. И Огонь Справедливый нам всем в помощь!
Агирр Крайгон, заслуженный мастер, уважаемый старослужащий, уже много лет владеющий правом самостоятельного выбора модели, работающий по личным лекалам и так далее, всегда приходил с работы к общему семейному ужину, тщательно мылся в душе, брился и садился во главе их маленького, но дружного семейного стола, и всё шло устойчивым, заведённым ещё его предками – да будет им светло за Огнём – и неуклонно поддерживаемым порядком. Правда, последние пять лет после смерти его жены хозяйничала за столом одна из дочерей, младшая из троих, но замужняя и мать двух мальчиков. Её муж по праву второго мужчины в семье – пришлось принять в семью безродного одиночку, а то бы было совсем уж не по правилам – занимал своё место по правую руку, незамужние дочери рассаживались по левой стороне стола, остававшийся пустым дальний торец – стол старый, даже старинный, рассчитывавшийся на большую, не менее трёх колен, семью, почти род – заставлялся тарелками, соусниками и кастрюльками, маскирующими его пустоту. Обоих внуков сажали за общий стол не часто – и малы, и то один болеет, то другой, то оба, вечно постельный режим и особые диеты, ну да Огонь милостив, подрастут – выправятся.
А сегодня пришлось ужинать без него. Одна из дочерей рискнула позвонить на пункт охраны цеха: вдруг что, убереги Огонь, случилось. Но там не неё рявкнули: «Справок не даём!» – и бросили трубку. Хотя, как и положено хорошей охране, отлично знали по голосам все семьи работников, были вежливы и отвечали, что, дескать, уже ушёл столько-то долей назад или что задерживается по производственной необходимости. Да ещё эта паршивая газетёнка со своей поганой статьёй! Эта… змеюка, гадина с нижнего этажа, чтоб ей в Тартаре гореть, принесла, не поленилась к ним подняться, а то всё на ноги жаловалась, что дескать, болят, лестница ей крутая, хоть бы помог кто, а тут белкой взлетела, затрезвонила, детей разбудила, еле потом их успокоили, и сунула с улыбочкой, так бы и вбила ей её огрызки в глотку. «Это не про вашего главу пишут? Он ведь там работает?» и хихикает, тварь мерзкая! И так и стояла над душой, пока читали. «А газетку отдайте, она мне в три гема обошлась, вам за шесть отдам». Да пусть подавится своей газетой, а мы ею подтереться побрезгуем, враньё там всё, не может быть такого, Огонь справедлив и такого поношения не допустит, ещё и этих… писак за клевету покарает. А отца всё нет и нет, ох, Огонь милостивый, спаси и сохрани, выжги врагов наших, а нам освети дорогу.
И все спали или хотя бы просто лежали в постелях, когда в замке почти неслышно повернулся ключ.
Старшие незамужние дочери, по-прежнему спавшие в своей детской для девочек, одновременно подняли головы, зажгли ночнички на прикроватных тумбочках и переглянулись. Потом одна из них выключила свою лампочку и опустила голову на подушку, а другая встала, накинула халат и бесшумно вышла.
Отец сидел на своём обычном месте, склонив голову и глядя на свои безвольно лежащие на столе руки.
– Отец! Слава Огню, ты дома, я сейчас подам, поешь…
– Не надо, – прервал он её, не поднимая головы. – Иди спать.
Он не хочет есть? И… и не спросил о детях, что с ним?! И она поспешила сама рассказать о том, всегда самом важном для семьи.
– Им сегодня лучше, ели хорошо, немного покапризничали днём, но температура нормальная, и…
– Не надо, – глухо повторил он и с явным трудом поднял голову.
Она невольно отступила на шаг, зажав себе рот, чтобы не вскрикнуть: таким старым и… исступлённым было лицо отца.
Да, надо сказать, пока девочка не зашумела и не перебудила всех.
– Меня уволили. Фирма разорена, мой цех ликвидирован, балласт, – он скривил губы в горькой усмешке, повторяя слова главы фирмы, пришедшего лично объявить ему, остальным мастерам и подмастерьям о своём решении, – сброшен.
Да, так и сказал, что мы – балласт, помеха, нежелательные свидетели. Все вон, а попробуете болтать и чего-то требовать – будет хуже. Откровенно, простыми словами, а за его спиной два охранника из бывших спецовиков с боевым оружием наготове. И тут же, прямо при них демонтируют станки, сваливают в ящики почти готовые изделия и полуфабрикаты, инструменты и лекала. И не рабы из обслуги, а тоже охранники. И всё навалом, так что ясно: не на хранение или перебазирование, а на уничтожение.
– Отец это… из-за…
– Ты читала?
Она молча кивнула.
Он снова криво усмехнулся.
– Я… мы… не поверили… отец…
– Там всё правда, –твёрдо ответил он. Снова как-то странно усмехнулся и тихо добавил: – Но не вся, – и твёрдо, прежним голосом и тоном главы семьи: – Иди спать.
– Да, – послушно кивнула она. – Спокойной ночи, отец.
– Спокойной ночи, – кивнул он ей вслед.
Мягко почти бесшумно закрылась дверь детской девочек, ночная тишина спящего дома, его дома, его семьи. Он всю жизнь думал только о семье и работал на благо семьи, и вот… Как же страшна твоя кара, Огонь. Почему ты не остановил меня тогда, в первый день? Я бы отказался и, да, потерял бы место, но я был молод и нашёл бы другую фирму, работал бы с… другим сырьём, да, за меньшую зарплату, но был бы чист перед тобой, Огонь. А сейчас… уходить поздно и некуда. Только… да, иного пути у меня теперь нет. До седьмого колена Огонь карает. Прости, Огонь, что… что не понял тебя, не захотел понять раньше. А ведь ты предупреждал. Два мертворождённых законных сына, трижды от разных женщин слабенькие умирающие в первые же месяцы бастарды, а законные дочери… Старшим ещё тогда, на их совершеннолетие, Ведомство Крови поставило штамп на их картах: «Репродуктивная деятельность нежелательна ввиду потенциальной генетической неполноценности». На бумаге, не на теле, но тоже «пересмотру не подлежит». Младшей разрешили рожать, а внуки… Огонь Великий, будь к ним милостив, они не при чём, моя вина, я и отвечу…
Он тяжело встал, взял с буфета чашу для возжиганий и поставил её на стол, пошёл в спальню, забрал из потайного ящика в прикроватной тумбочке папку с документами на квартиру и на храмовые вклады дочерей и внуков, вернулся и положил её рядом с чашей. Проверил, как разложены документы. Будем надеяться, что зять выполнит его завещание и не выгонит девочек, оставит семью общей. Огонь возжигать не будет, чтобы никого не разбудить, Огонь поймёт… Пойми меня, Огонь, я не для себя, для них, прими меня и дай мне предназначенное, но пощади их…
Выключив свет, он вернулся в спальню, достал из прикроватной тумбочки со стороны жены – так там всё и оставалось нетронутым со дня её смерти, хотя уже… сколько же лет прошло, нет, неважно – пузырьки и коробочки с таблетками, отобрал болеутоляющие, успокаивающие и снотворные. Врачи и аптекари предупреждали, что ни в коем случае нельзя смешивать, что несоединимые, принимать строго по расписанию с перерывами и следить за дозировкой, потому что превышение смертельно опасно. Вот и соединим, стакан с водой у изголовья наготове, и выпьем все, и сразу, горсть за горстью, всё. И ляжем, чтоб не на полу, а в своей постели. И… голова уже кружится и в глазах темнеет, мрак и боль вечного Огня, иду к тебе, Огонь Справедливый…
В спальне девочек сёстры снова переглянулись. Кажется, да, отец лёг и заснул. Ну, слава Огню, отец дома, жив и здоров, теперь всё будет хорошо.
В замке Акхарайнов благопристойность, тишина и порядок. Не приём и тем более, не бал, даже не, как говорят алеманы, раут, а просто маленький… м-м-м… скажем так: мальчишник в кабинете для бесед.
– Подлые мерзкие твари! Клянусь, Огнём клянусь, я их найду! Я их уничтожу!
– Ты про газету?
– Нет! Об этих я и мараться не стану! Это только… стадо! Куда им пастух укажет, туда и бегут. Но пастухов я найду!
– Ты понимаешь, куда пойдёт след? И сколько ты пройдёшь, нет, тебе дадут по нему пройти?
– Хоть на шаг, но я…
– Окончательно загубишь род.
– Да плевал я на род!
На столь кощунственное, даже святотатственное заявление собеседники промолчали, дружно сделав вид, что не только не слышали сказанного, но и что ничего не прозвучало. «Думать ты можешь, что угодно, но вслух должен говорить только то, что положено», – старая мудрость, но, к сожалению, пренебрегаемая нынешней молодёжью. Но никто и не возразил. Если кому-то так хочется испепелить свой род, то, как говорится: нам же меньше работы. Когда твои враги истребляют друг друга, не мешай процессу
Молчание собеседников, их скучающе равнодушные, не осуждающие лица не то, чтобы отрезвили, но заставили всё-таки остановиться и перевести дыхание.
После недолгого молчания разговор возобновился очень спокойным и умеренно деловым тоном.
– Потери настолько велики?
– Дело не в сумме, а в принципе. Но… и да, ощутимы и даже, – несколько смущённая улыбка, – существенны.
Задумчивые кивки. Да, одно к одному, все поленья в один костёр, эта безумная ненужная перерегистрация, рекомендации – Королевской Долине не приказывают! – по упорядочению условий содержания опекаемого контингента, мораторий на «право личного клейма» и утилизацию…
– Вряд ли они пойдут на полную отмену.
– Если там, – глаза на мгновения даже не движением, а намёком на него указывают на висящий в углу портрет Главы Нации, – не полные идиоты, то не пойдут.
– Да, это крушение всего, коллективное самоубийство.
– Думаешь, они это понимают?
– Это надо не понимать, а чувствовать.
И опять молчание.
– Но если война…
– Не если, а когда.
– Ну, война очередная, не первая и не последняя, это не повод паниковать и менять…
– Да, стадо расплодилось, можно и, – усмешка, – проредить.
– И нужно.
– Не менять, а ломать!
Они так ничего и не понимают, но всё же попробуем проверить, да, подкинем вот это:
– Или мы, именно мы, меняем, сами, и так, как нам нужно, или нас сломают. И эта война будет именно последней. Для нас.
И дружный хор не столько возражений, сколько возмущений.
– Вы паникёр.
– Они не посмеют!
– Мы основа основ!
Он кивает, понимая, что спорить бесполезно и отвечает про себя. И не вопросом, а утверждением: «Да, но сколько нас осталось» И улыбается давно подсчитанному результату.
Немолодые, а многие и просто старые наследники когда-то всесильных родов, осколки королевских династий. Такие дружеские посиделки, беседы, ну, почти равных. И с каждым годом, а то и чаще кабинет просторнее и приборов меньше. Да, время – неплохой союзник. Не спеши, и ты увидишь, как мимо твоего дома несут труп твоего врага.
– А эти святоши, эти ханжи… – снова вскипает самый молодой из них.
Вот неуёмный! Хотя Таррогайны никогда не славились благоразумием. Но задевать Храм опасно не только для говорящего, но и для слушающих, если только они не собираются устраивать гонки – кто успеет донести первым. И взгляды становятся осуждающими, а лица хмурыми и даже возмущёнными.
– Крайнтир, прекрати!
Резкий окрик заставил не только замолчать Крайнтира, но и подтянуться и сесть прямо остальных.
– Прекрати истерику, – это уже спокойнее, но по-прежнему властно. – И какого аггела тебя понесло в «Три кольца»? У тебя своя фирма, ты – технарь, вот и не лез бы не в своё дело.
– У меня…
– Знаем.
Ехидные ухмылки.
– Знаем-знаем. И о твоей гениальности, и о деловой хватке.
Крайнтира зримо трясёт от ненависти и невозможности ответить. Вот… вот сволочи высокородные, уже сколько лет прошло с той поганой статейки о его плагиате, и ведь поминают ему при каждом случае. Ничего, отцу осталось немного, когда он станет главой, он… заставит их вспомнить, что именно Таррогайны были…
И насмешливо понимающие кивки. Они все в равном положении и думают одинаково.
Фордангайр Ардинайл с трудом, но заставляет себя промолчать. Его фирма тоже… не блещет, потому и пошёл на уговоры Крайнтира вложиться в «Три кольца», стать не просто заказчиком, а инвестором, почти партнёром. Теперь опять… объясняться с Орнатом, ненавистным дядюшкой, никак не подохнет сволочь старая. Что они ровесники, он искренне даже не вспоминал. Но… попробуем утешить компаньона, Крайнтир – дурак и, обидевшись, может серьёзно повредить.
– Всё не так страшно, Крайнтир. Ну…
– Походим в перчатках из ягнячьей кожи, – насмешливо перебивает хозяин кабинета.
И общий удивлённый хор:
– Ты собираешься…
– Нет, конечно. Погребальный костёр скотам… Это уж слишком. Но и дразнить стадо незачем. Спущу в сокровищницу. Рядом, – и новая улыбка, – рядом с костяными чашами.
Общие кивки. Да, чаши из черепов врагов и соперников – давняя традиция, священные реликвии прошлых веков, свидетельства побед предков. И перчатки, бесшовные, снятые целиком с рук, кисеты из женских грудей и кошелёчки из – хе-хе, мы умеем ценить хорошую шутку – из мошонок, а ещё обложки бюваров из ненужных бастардов и дамские сумочки – подарок жене – из кожи её любовника, и ещё многое, и многое, да, этим вещам будет уместно в сокровищнице рода.
Залпом допиваются рюмки с тёмно-зелёным густым ликёром «Шартрез-форте». Кивки и дежурные слова прощания, и кабинет пустеет.
Хозяин кабинета немного презрительно оглядывает стол, пустые рюмки и блюда с заедками. Напились, нажрались и умотали. Вырожденцы, все, до единого… знакомо и сладостно ноет внизу живота и где-то под черепом. Да, «энергин» – великая вещь, сейчас к себе в спальню и дать себе волю, чтобы с кровью и криком… и сладостным сознанием терзания родственной, да, именно так, почти, братской плоти… А они – дураки, и Крайнтир, и Фордангайр, как только их отцы отправятся к Огню, с Таррогайнами и Ардинайлами будет покончено. И тогда… Чтобы стать первым, надо остаться единственным. Останется сущая мелочь, и мы – Акхарайны… всё, всё будет наше! Всё… всех… Нет, я… я… всё моё!
И последняя мысль в уже заволакивающем мозг багрово-красном тумане: отец должен пережить глав других родов. К сожалению, но так…
А до Дамхара эта волна так толком и не докатилась. Ну, не было в Дамхаре ни игроков на бирже, ни покупателей «Трёх колец», тем более заказчиков «эксклюзивных моделей». Велика Ургайя, и столичные шумы и дрязги мало кому интересны на её окраинах. Правда, заметили, что подорожало удобрение, ну, те мешки с зелёной полосой, ещё издавна болтали, что там пепел, ну, так Рабское Ведомство своего не упустит, из любого дерьма звонкий гем скуёт, а из пепла-то… а с чего подорожало, так, опять же болтают, что теперь Храм подсуетился, что, дескать, погребальный костёр рабам не положен, а вот чтоб молитва над телом, как положено, вот тоже хапуги, вот…
Но разговоры быстро затихли. Хотя бы потому, что в усадьбах больше обходились своим самодельным компостом, а в посёлках и вовсе печной золой или совсем ничем: земля, что ей надо, сама вырастит.
А Гаора это и вовсе никак не касалось, и не коснулось. Тем более, что осенняя страда на всякие посторонние мысли и соображения времени не оставляла. Да и зимний завоз уже начался, и мотаться приходилось вдвое, а то и втрое чаще и быстрее. К тому же он завяз в своих листах. «Паразиты» об Амроксе и «галчатах», «Фабрика маньяков» о спецучилище и «Высокая кровь» о нравах Королевской Долины оказались связаны сильнее, чем он предполагал, одни и те же эпизоды годились в каждую статью, и он снова и снова тасовал их, выверяя и «вылизывая» текст, и меняя порядок самих статей, ну, чтобы по нарастающей шло. А тут ещё от Тихони, ну, не каждый вечер, но опять же частенько всплывают очень интересные нюансы о том же Амроксе и… и прочем. И то, что лучше впрямую не называть, а давать намёками, и такими, чтоб всё понятно, а придраться не к чему. Как он уже заметил, перерывы между конвертами не меньше четырёх декад, а то и больше, так что… есть шанс успеть.
* * *
572 год
Зима 3 декада (вторая половина декабря)
Аргат
* * *
Зима начиналась как бы нехотя, шла уже третья декада, а снега толком не было, выпадал и сразу таял. Промозглая сырость и гадость.
Ангур невольно зябко передёрнул плечами и прибавил шагу. Может и зря он смухлевал с питьём, уходя в увольнительную, но, что сделано, то сделано. Конечно, после питья тебе всё уже по хрену, ни холода, ни голода не чувствуешь, а в голове… вот именно, после питья в голове такое, что потом глядишь на то, что сотворил, и думаешь: «Огонь Великий, мне ж теперь ни Тартаром, ни Коцитом не расплатиться…». А ему сейчас голова нужна трезвая и ясная. И если всё получится, как задумали… то много грехов им Огонь спишет, потому как спасти невинного, конечно, хорошо, но покарать виновного намного лучше. Он тогда так и сказал, объясняя и доказывая своё право на участие, ещё в первом разговоре…
…Разговор слишком серьёзен для улицы, а тем более бара, поэтому жилая комната крохотной квартирки. На столе ни выпивки, ни еды, ни бумаг, только чаша для возжиганий. И тяжёлый изучающий взгляд сидящего напротив… спецовика, да, в штатском, но выправку и ухватки не скроешь, это спецовик, офицер… вряд ли, но командовал, тоже сразу заметно, немолод, но в полной силе.
– Доверяешь ему?
Сержант – хотя взаимная клятва позволяет и даже предписывает имена, но он по привычке и, чтоб не сбиться при постороннем, даже про себя называет Арга Сержантом – чуть заметно дёргает углом рта в улыбке.
– Мы на клятве, – и уточняет: – Взаимной.
– А третий?
– Сработает в тёмную, – отвечает Сержант.
– Любит он это дело, – вступает он в разговор. – Из любви и сработает.
– Нужны ещё трое. На подготовку и уход. Возьмёте моих.
– Тоже в тёмную? – уточняет уже он.
– В сумеречную, – усмехается уже открыто… а ведь Сержант ни разу по имени не обратился, значит… ну, пусть будет… Старший. – Знают, но не всё. Моего слова им достаточно.
Он кивает. Понятно, что когда такой говорит, то ни возражать, ни переспрашивать никто не рискнёт.
– Хватит троих? – аккуратно выражает сомнение Сержант.
– Три да три. Их пятеро, я шестой. Хватит.
– Не засветишься?
И опять улыбка.
– Хочешь меня поучить? – и неожиданное, но многое объясняющее: – Салага.
Оба негромко искренне смеются.
Обсуждение и уточнение уже чисто технических деталей, сигналов и вариантов, и огонь в чаше, и их общая молитва Огню Справедливому, Огню Карающему. В первый раз он так искренне молится, истово веря каждому заученному ещё в далёком детстве слову…
…А потом декады подготовки, когда у каждого своя задача… Ему выпало уговорить на участие Дарга, ну, это несложно. Псих, шалеющий от крови и чужой боли… только намекнул, что будет «веселуха», да ещё над штафиркой, аж затанцевал от предвкушения, но раз надо ждать сигнала, затаился в засаде. А вот со вторым разговором могло повернуться по-всякому…
…В эту увольнительную, он, как и планировал, опять же смухлевав с питьём, пошёл домой. Дом, конечно, как у них у всех, взятых по обету из Амрокса на доращивание, не кровный и не родственный, а условный, но он всё-таки и после совершеннолетия, не в нарушение, но и без обязанности, старался как-то сохранить его и своё право держать там свои кое-какие неуставные и нетабельные вещи, и не слишком часто, но заходить-забегать. Приходил он всегда в форме, и потому соседи не наглели, а, значит, и семье это было хоть не выгодно, но полезно, вот и терпели его.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Лауреаты Конкурса Соискателей » Мир Гаора -2
|
|