Гаор вернулся из рейса как раз к обеду. И сначала удивился отсутствию в гараже малого фургона: обычно хозяин для своих поездок брал легковушку, а если на срочный развоз, то почему крепёжные ремни сняты и лежат у стены? И где мальца носит?
Вбежавший в гараж Тихоня сначала получил лёгкую словесную вздрючку за то, что оставил ремни на полу, а не переложил на стеллаж, а то бы и повесил, вон крюки свободные, а на полу они подмокнут… Тихоня с ходу подключился к обычной работе по послерейсовому обслуживанию фургона, сразу сообщив Гаору, что хозяина нету, так что…
– Так что с отчётом успеется, – кивнул Гаор. – Понятно. А куда он умотал, да ещё на фургоне, не знаешь?
– Да тут такое было!
И Тихоня рассказал о телеграмме, приезде Гарда и какой-то газете со статьёй про Амрокс, из-за которой хозяин вспомнил про своих, ну, что от поселковых рождены, а им уже пять есть, вот-вот на сортировку и торги повезут, и поехал забирать их в законные дети…
Гаор внешне небрежно, что далось ему с трудом, спросил:
– А что за газета?
– Не знаю, – вздохнул Тихоня. – Гард из Аргата привёз, так хозяин только хозяйке дал прочитать, и Гарда с собой увёз, чтоб никому не разболтал. И… Старшая Мать про Амрокс, – Тихоня передёрнул плечами, как от озноба, – приходила спрашивать, ну, что я помню. Я и честно сказал, что до него ничего не помню. И про электроды рассказал, ну, как через них память выжигают.
Гаор кивнул, старательно, даже со злостью отгоняя мысль, что аргатская газета – это «Эхо», а статья про Амрокс – его. Нет, не бывает таких удач. Но… ох, лишь бы… А если посмотреть… в кабинете… Хозяина нет, и, если не в сейфе…. То найдёт, хоть одним глазком глянет. Гаор сгрёб сумку с бланками и накладными и велел Тихоне заканчивать с фургоном без него.
– Пойду отчёт напишу и на столе оставлю.
Тихоня пытливо посмотрел на него, но промолчал, не спросил ничего, будто… то ли всё понял, то не понял ни хрена.
Не скрываясь, но и не привлекая внимания, Гаор прошёл на хозяйскую половину, тронул дверь кабинета… Заперто?! Ну… не сдержавшись, он выругался вполголоса.
– Ага, – сказал за его спиной голос Милуши. – Даже убрать не дал, аж на ночь закрыл. А ключа и у хозяйки нет.
Гаор обернулся к ней.
– И с чего это? – поинтересовался он.
– А то тебе Тихоня уже не растрепал, – фыркнула Милуша.
Гаор обнял её, изображая пылкое любопытство, и она, оглянувшись для проверки: нет ли поблизости хозяйки, быстрым жарким шёпотом рассказала ему о вчерашней суматохе.
От версии Тихони её рассказ отличался некоторыми подробностями, но названия газеты и она не знала.
– Даже Старшей Матери глянуть не дал.
– А она что, грамотная? – искренне удивился Гаор.
– Ну ты и… – Милуша даже задохнулась, подбирая точное, но не слишком обидное слово.
– Понял, – кивнул Гаор и плавно перевёл разговор: – А как же мне отчёт сдать?
– А к вечеру вернётся, тогда и сдашь, или завтра с утра. Ну, это если злой вернётся.
– Дело, – согласился Гаор, быстро чмокнул Милушу в щёку и вернулся на рабскую половину.
Жаль, конечно, но не ломать же замок, да и если газета в сейфе, то там ему ни быстро, ни тихо не справиться. Хреново, но… чудес не бывает, о них не мечтай… Была когда-то песенка, с таким припевом, Жук ещё любил её напевать, копаясь в своих бумагах, стоп, о нём тоже не думай… Гаор забросил сумку обратно в кабину большого фургона, а тут и Трёпка прибежала звать их на обед, а заодно и с Тихоней потискаться. Но тот, к её удивлению и даже обиде, держался холодно и неприступно. Удивился и Гаор, но ни одобрять, ни порицать не стал: в таких делах каждый сам за себя. Но Тихоня всё-таки по дороге в кухню, шуганув Трёпку подальше от них, замедлил шаг и тихо сказал:
– Ну, я тут подумал… Я-то как чистокровный смотрюсь, так если что, если в меня пойдут… ведь в Амрокс отправят. Не хочу.
Гаор понимающе кивнул. Надо же… а соображает малец… по-взрослому. Сам он этого не то, чтобы не опасался, а… а просто не думал, да и вряд ли… он же неспроста Рыжий, и полукровкой его ещё в училище дразнили, пока у него кулак не окреп.
А в кухне тепло, даже жарко от раскалённой печи и пахнет едой, и разговоры все обычные житейские. У господ-хозяев своя жизнь, а у нас своя, и они нам – по хрену!

Поимённые списки поселковых для клеймения и отдельно на каждого полукровку, рождённого от… свободного – да, это очень серьёзно. Понятно, что полукровки угодят в тот же Амрокс, но останется чёткая фиксация: кто и почему сдал свою кровь. И если что, то предъявят. Закон обратной силы не имеет? Ну, когда очень надо, то очень имеет, Ведомство Юстиции найдёт, как это сделать. Вот аггел палёный. И негласной, но традиционной премии за сдаваемых полукровок не будет, тоже негласно, но предупредили, что расчёт только по общему списку. Так, что получается? Наплодил? Либо признавай своим, либо записывай поселкового вотчима отцом, и… и всё. И живи дальше сволочью, мразью, отказавшейся от своей крови. Многие, ох, многие в деньгах на этом потеряют. Ну, кто и сколько, это по заказам сразу выявится. Хреново, но не смертельно. И есть тут варианты, с Рыжим и Тихоней интересные комбинации могут быть. Ну, Рыжий уже весь в трудах, и нареканий на его… творчество нет, а вот с Тихоней… может интересно получиться. Но не будем спешить, посмотрим, подумаем, а там…
– Отец, второй поворот направо.
– Спасибо.
Гард невольно просиял от полученной похвалы. Если честно, то в посёлке он, не то, чтобы растерялся, а даже испугался, когда встал перед толпой… лохмачей. Да, рядом был отец, а между ними и толпой стояла Нянька, как всегда, бесстрашная, всезнающая и всемогущая, и по её даже не слову, а еле заметному кивку от толпы отделились двое: женщина с ребёнком на руках, а за ней бородатый мужчина. И закутанного в какое-то тряпьё малыша, с рук на руки отдали отцу, а отец отдал женщине платок, а мужчине зимнюю куртку. И малыш не плакал, и не вырывался, а только таращил чёрные круглые, как у Гриданга, глазёнки. Пока ехали до другого посёлка, он опять сидел рядом с отцом, а из кузова доносился негромкий говор Няньки с неразличимыми незнакомыми словами и такие же непонятные ответы малыша, но ни плача, ни крика. А в другом посёлке он опять, пока отец разговаривал с управляющим, топтался возле фургона со спящим, как сказала Нянька, его, да, теперь братиком, а сама Нянька бегала где-то между домами. А потом повторилась передача из рук в руки, и дальше он уже ехал в кузове, сидя на разостланной перине, знакомился с братиком и сестричкой, играл с ними в «ладошку-хлоп» и учил, как по-ургорски называть родителей, а ещё «да» и «нет», «хорошо» и «плохо». Нет, всё было сделано, как надо и как должно. И что разговоров с управляющими он не слышал, это тоже отец правильно решил: не надо ему этого знать, он не ребёнок уже, чтобы во всё лезть, а, когда не знаешь, то и не проболтаешься, всё-таки… будущее только Огню видимо.
Совсем стемнело, но фары уже выхватывают из синей темноты знакомые приметы, а вон и ворота на задний двор, но отец подъезжает к переднему крыльцу, и сразу распахивается дверь, и мама в одном платье сбегает навстречу, а за ней Куконя, и в распахнутых дверях вся четвёрка младших братьев и сестёр.
– А ну, все в дом! – весело командует отец.
Нянька передаёт маме и Куконе спящих малышей, а вот и Рыжий подбегает, и отец коротким властным жестом приказывает ему отогнать фургон в гараж. Милая домашняя суета. И Гард облегчённо перевёл дыхание, глядя на эти хлопоты и с предвкушением вдыхая вкусные запахи из кухни. Ужин, похоже, будет обильный и почти праздничный.

Отредактировано Зубатка (15-10-2016 10:42:19)

Отогнав фургончик в гараж, Гаор передал его Тихоне, взял сумку с бланками и пошёл сдавать отчёт. Сейчас, в суматохе, газета может оказаться на глазах. Но… когда он, получив разрешение, а вломиться с ходу всё же не рискнул, вошёл в кабинет, хозяин как раз захлопнул дверцу сейфа, запер её, спрятал ключи в карман и вернул на место маскировочную полку. Гаор постарался скрыть вздох разочарования, но, судя по хозяйской ухмылке, получилось это у него плохо. Отчёт был принят сразу и без нареканий.
– С этим всё. Легковушку на завтра подготовь, выезжаю на рассвете.
– Да, хозяин.
– Всё, ступай!
Ехидная ухмылка на хозяйском лице недвусмысленно объясняла, что всё понятно и ни хрена не отломится, а вот поездка на «кобыле» вполне возможна. Гаор гаркнул вполголоса уставную фразу повиновения и строевым разворотом покинул кабинет.  Вот аггелы палёные-копчёные, ну… не сволочь ли? Убудет от него, что газету посмотрят? Дело-то уже сделано, новоявленные бастарды уже в детской, их там купают, кормят, переодевают. Но задерживаться на хозяйской половине ему незачем, ещё и в самом деле нарвёшься. И не может такого быть, чтобы и Старшая Мать так уж ничего и не знала, вот её и расспросим.
Но и за ужином навести разговор на газету не удалось, и появление в доме новых хозяйских бастардов не обсуждалось, хотя кое-что интересное услышал. Тумак, ходивший опять помогать с кроватками и старой лошадью-каталкой, спросил, чего это малышню наголо обрили, неужто так завшивели.
– Да нет, – отмахнулась Нянька. – Высветлили к сортировке, а то чёрненькие оба.
– Ну да, – кивнула Большуха. – А теперь-то и незачем.
Гаор постарался скрыть мгновенно возникшую досаду, что не узнал вовремя о таком способе спасения от Амрокса, можно было бы и добавить к основному тексту… а нет, наоборот, нельзя о сопротивлении писать, это с потрохами поселковых матерей сдать. Так что и тут всё к лучшему, но на заметку взять надо, и, похоже, эту хитрость давно знают. Как же много того, что «все знают и не говорят», спасибо тебе, Кервин, пусть тебе светло и тепло за Огнём будет, без твоей наводки… Он не додумал, на мгновение ужаснувшись открывшейся перспективе бессмысленности, бесцельности жизни без… этого. Снова серая пустота?! Стоп! У тебя ещё не все листы сделаны!
–Рыжий, ты чего? – обеспокоилась его молчанием Красава.
– А? – встрепенулся он. – Да ничего, это я так… Вспомнил, – и заставил себя усмехнуться, – вспомнил, как меня от матери забирали.
Понимающие сочувственные кивки, разговоры снова о житейском, простом и обыденном. И тоскливого шёпота Тихони: «А я и этого не помню», – никто будто и не заметил.

Отредактировано Зубатка (23-10-2016 06:11:14)

Когда дом окончательно затих на обеих половинах, Коррант вернулся в кабинет и сел за бланки заказов. Раз он завтра всё равно едет в Центр, то заодно заглянет ещё кое-куда уже по своим вопросам, да хотя бы уточнить новые нормы поселкового обеспечения. Да, всё обошлось даже лучше, чем ожидалось, чем могло обернуться. А наметившиеся тенденции… До конца весеннего сезона надо съездить в Аргат. Надо? Значит, сделаем. Он пододвинул календарь с уже размеченными рейсами и стал прикидывать и передвигать сроки и даты.
Еле слышно скрипнула дверь. Он демонстративно не поднял головы, дав жене незаметно подойти и, присев на подлокотник, обнять себя за плечи. И только тогда откинулся на спинку, коснувшись щекой её груди.
– Всё в порядке, – Гройна поцеловала его в висок. – Дети спят. Гард настоял, чтобы ему постелили на полу в комнате мальчиков. А с девочками осталась на ночь Куконя.
– Гард молодец.
– Да. А Гриданг так рад, что он теперь не самый младший, – Гройна улыбнулась. – И малыши чистенькие и здоровенькие. Ты их когда оформишь?
– Завтра. Отвезу Гарда на вокзал и зайду в Ведомство, моего слова теперь достаточно. И в Храм.
– Молебен?
– Да, и открою счета, – Коррант так же улыбнулся. – Как всем.
– Да, конечно, ты прав. Но… но на этом всё?
– Да, – твёрдо ответил Коррант. – Больше не будет. Этих бы поднять.
– Ты прав, – повторила Гройна. – Пойду, не буду тебе мешать. Да, а газета…
– Завтра отдам Гарду, он увезёт. И… это не секрет, но не надо говорить об этом.
– Я поняла. И… захватишь мой браслет?
– Конечно, – даже слегка смутился Коррант. – Прости, чуть не забыл.
Она сняла с левой руки и положила перед ним свой «материнский» браслет с двумя большими красными, одним большим синим и двумя маленькими синими камушками – по числу дочерей и сыновей, рождённых ею и бастардов её мужа. Старая, даже древняя традиция, но соблюдаемая многими в Дамхаре, правда, камни бастардов не все вделывают в свои браслеты, но они все – её дети, она сама давно решила, что слова храмовой клятвы о готовности любить всех детей мужа – не просто слова.
– Если возможно… Отдай переделать на все камни одного размера.
– Как скажете, владычица души моей, – улыбнулся Коррант, целуя жену в ладонь.
Она снова поцеловала его в висок и вышла.
Коррант посмотрел на браслет и сдержал невольный вздох. Да, это непредвиденная и, скажем так, не самая малая трата, но… шагнул, так иди до конца. А ещё учил сына экономии.

*   *   *