4 декада 5 день
К середине декады гонка не то, чтобы прекратилась, а вошла в спокойное даже рутинное русло. Где-то прибыло где-то убыло, а в целом... война-войной, а канцелярия с бухгалтерией работают в чуть более напряжённом, но становящемся привычном режиме.
Дамхар
Усадьба капитана Корранта
Извещения, предписания и прочие, доставляемые курьером и вручаемые под расписку, официальные бумаги всегда не к добру.
Ридург Коррант сидел в своём кабинете за письменным столом, на котором перед ним лежали два официальных бланка, доставленных только что курьером из регионального отделения по учёту несамостоятельного контингента Ведомства Учёта Населения. Надо же – на каждого. Отдельно на Рыжего, отдельно на Сизаря. Так сказать, для вразумления, чтобы прочувствовал. И в нарушение экономии ресурсов. Интересно, по посёлкам тоже на каждого отдельно или списком? Надо будет поспрашивать при случае. Заодно выяснится и убыль, потому что закон обратной силы не имеет, а, значит, менять статус и присылать извещения будут только на живых.
И даже злости не было. Ведь к этому всё и шло. Догадывался и не верил своей догадке. Вот и громыхнуло. Ну, что на возвращение Рыжего и Сизаря с самого начала не рассчитывал – это да. Отобранное, даже отданное добровольно и в счёт патриотического долга, не возвращают. Давно известно и многократно проверено на практике поколениями ургоров. И обещания компенсации – это всегда только обещания. Это всё... не пустяки, но терпимо, хозяйство в принципе переналажено и функционирует нормально. Важно другое. Это – он с отвращением, но внимательно перечитал не сами извещения, а их заголовки – только начало, нет, новая стадия давно идущего и до сих пор остававшегося скрытым процесса. Единство... х-ха! Союз всадника с лошадью. Сначала ты меня повози, а потом я на тебе поезжу. Кого-то поднимут, кого-то опустят, но станем мы – все, без исключения – вровень. Перед властью, как перед Огнём. И Огонь – он там, за Огненной же Чертой, а власть – она здесь, глядит на тебя в упор и... стоп! Уймись, не при на танк с прадедовским ножом. Броню не пробьёшь, а танк проедет по тебе, даже не заметив.
Ладно, с этим ясно. А вот что будет дальше? Тоже более-менее. До конца войны будут осваивать и зачищать мелкие нестыковки и заусеницы в армии и Трудовом Фронте. Так сказать, приучать и приучаться. А вот потом...
Коррант снова вздохнул и, отодвинув бланки, взялся за текущие дела.
В дверь слегка поскреблись.
– Входи, Нянька, – сказал, не поднимая головы, Коррант
Нянька вошла, плотно и бесшумно прикрыла за собой дверь и подошла к столу.
– Да, читай, – Коррант по-прежнему не глядел на неё, углубившись в свои ведомости.
– И как понимать? – после недолгого молчания разжала губы Нянька.
– Они живы, но не вернутся, останутся в армии. На мёртвых извещений не будет. Так всем и передай.
Нянька кивнула, но не ушла, осталась стоять.
– Ну, – поторопил её Коррант, уже догадываясь о следующем вопросе, но добиваясь, чтобы именно она сама его озвучила. Потому что формулировка вопроса определяет и ответ.
– А кончится война, тогда что? – спросила Нянька.
– Пусть она сначала кончится, – усмехнулся Коррант. – И хорошо бы, чтоб нашей победой.
– Побеждённым всем плохо будет, – вздохнула Нянька.
Коррант быстро вскинул на неё глаза и тут же опять демонстративно углубился в бумаги.
Нянька вдруг легко, почти неощутимо погладила его по голове и бесшумно вышла. Коррант закрыл лицо ладонями и посидел так неподвижно долей пять, не меньше. Это язык ургоров, столь древний, что ему не надо учиться, его познают ещё в утробе матери. Женщина гладит по голове сына или брата, того, кто ей близок и дорог, и кого она обещает защищать. К возлюбленному и мужу прикасаются иначе. У... поселковых немного по-другому, но тоже... всегда понятно. И что бы и как бы ни было, в его усадьбе, с его семьёй всё будет в порядке. Нянька обещала помощь и защиту. Ей он верит.