Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Все дела на подворье у Лисовинов Юлька уже сделала, а просто посидеть и поговорить с Мишкой в ближайшие несколько часов не представлялось возможным, тот был вовсю занят с приехавшими учениками. Поэтому после совместного завтрака юная лекарка решила сходить проведать Настену, порасспросить о новостях Ратного, да и самой рассказать матери, что нового произошло в Академии. Настроение у нее было под стать светлому летнему небу – ясным и радостным, и даже на косые взгляды и неразборчивый шепоток в спину тетки Варвары она не обратила никакого внимания.
А вот громкие мальчишеские голоса, доносившиеся из-за забора усадьбы Ефрема Кривого, заставили ее сбавить шаг и прислушаться.
- А я говорю, что струсил и сбежал этот ваш Журавель. И скоро сотня и Младшая Стража в новый поход за болото пойдут. Всех остальных там попленят и холопами сделают.
- Ага, как выдернули все перья у Журавля из хвоста, так он и не вернется больше. А еще я слышал, что дядька Данила говорил. Дескать, всех холопов в новое пешее войско соберут. А все ратники в нем десятниками да полусотниками будут. Вот и мы чуть подрастем и тоже командовать будем. Вон, как Сенька. Чем мы хужее его?
Юлька сразу узнала неразлучную сладкую парочку. Старший – Сережка по прозвищу Бычок. Парнишка вымахал на полголовы выше сверстников, никому не уступал в драках и отличался редким упрямством. Юлька улыбнулась и вспомнила, как Михайла, услышав несколько раз рассуждения Бычка о «стене копий» да о рвах и завалах против конной рати, рассмеялся и проговорил:
Мужик, что бык,
Втемяшится ему какая блажь,
Дубьем ее оттудова не вышибешь.
Второй – Ингварка Котень, его неразлучный приятель. В одиночку в разговорах с другими он напоминал ласкового домашнего кота, разве только не мурлыкал и не терся о ноги собеседника. И в тоже время, в кампании Бычка по любым вопросам поддерживал своего старшего друга.
Третьего из говорящих Юлька не узнала. Это был кто-то из новеньких.
- Радуйтесь, радуйтесь. Вот посмотрим, что вы запоете, когда Журавель сюда к Ратному придет и спалит тут все. Боярин не такой человек, чтобы обиды прощать.
- Ха, придет. Да Младшая Стража их из самострелов как курей перебьет. А воевода Корней с сотней оставшихся конями в землю втопчет.
- Вот-вот, слышал я, как у болота пробовали втоптать, да еле живыми ушли. А уж как САМ пожалует, точно так просто не отделаетесь.
- И все ты врешь, Аспидка! Смотри, расскажу воеводе о твоих речах поносных – не сносить тебе головы!
- А я и воеводы ждать не буду, сам башку сейчас откручу! – ну, вот уж этого юная лекарка допускать не собиралась. Толкнув калитку и войдя вовнутрь, она уперла руки в боки и уставилась на Бычка пронзительным немигающим взором.
- И не стыдно тебе, Сергий, увечных обижать? Али не видишь, что у него нога до сих пор в лубках? – и действительно, третий парнишка – лет десяти, с неловко вытянутой ногой, сидел на низенькой скамеечке. Вокруг него лежали нарезанные лозинки и заготовки корзинок – паренек помогал Ефрему в этом нехитром на первый взгляд деле.
- Да я что, я ничего,- покраснел и смутился Бычок, делая на всякий случай шаг назад от разъяренной лекарки.
- Ничего? А кто корзинку запинал, аж в другой угол двора? Или это твоя работа, Котяра? – звонкий подзатыльник был слышен, наверное, на другом конце Ратного. – Ну-ка, бегом неси ее сюда.
Пристыженный Ингварка молнией метнулся и принес корзинку, пробормотал что-то неразборчивое и вылетел со двора. Бычок попытался еще что-то сказать, но, поглядев в лицо Юльке, счел за благо молча ретироваться за приятелем.
- Спасибо тебе, - парнишка встал, опираясь на палку, прохромал вглубь двора, вынес и протянул Юльке небольшую новенькую корзинку. – Как раз, будет куда лечебные травы складывать.
- Как же ты так просто даешь? Небось, родители тебя заругают?
- А убили всех моих. И отца, и мамку и сестренок двух. Так что ругай меня теперь, не ругай – хуже не будет. А дядька Ефрем, он хороший. Слова не скажет, что я лекарке корзинку подарил. Тем более мамка твоя, Настена, помогает всегда, когда ему худо становится. Да и мне ногу лечит.
- А как ты у Ефрема-то оказался?
- А он меня взял, когда полон делили. Меня, обезножевшего, никто брать не хотел. Я так один и оставался. А Ефрем узнал и пришел к Аристарху. У меня, говорит, и жена и дети все в одночасье в мор померли. Так раз никому паренек не нужен, отдайте мне его – на воспитание. Будем два увечных на пару поживать: два его глаза – к моему одному, а две мои ноги – к одной его. Так и выпросил. Я вот ему помогаю корзины плести разные. Он как раз за новой лозиной пошел. А тут и эти двое заявились. Когда Ефрем дома они сюда заходить опасаются. Но сейчас видно видели, как он к Пивени пошел, ну и вот … - он мотнул головой на разбросанные заготовки.
- Ладно, садись, тебе с раненой ногой стоять долго нельзя. – Юлька подошла и насильно усадила его на скамеечку, затем стала быстро собирать и складывать рядом раскиданные прутья. – Жаль, я Котяру просто так отпустила. Надо было его заставить все собрать. Да еще и прутом пройтись, чтоб неповадно было.
- Спасибо тебе, Юля. И тете Настене благодарность передай, скажи, нога уже меньше болит. А если корзинки или короба вам понадобятся, ты только скажи.
- Ладно. И тебе спасибо на добром слове. Выздоравливай, - последние слова лекарка произнесла, уже выходя со двора и закрывая калитку.
Отредактировано PKL (14-07-2011 15:56:26)
