Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Архив Конкурса соискателей » Гибель Химеры (Тайная история Погорынья)


Гибель Химеры (Тайная история Погорынья)

Сообщений 221 страница 230 из 272

221

Верховья Пивени. Тот же вечер.

     «Холодно. Знобит-то как!» - Поджав колени к подбородку,  Феклуша уткнулась носом в рубаху, исподлобья наблюдая за вооруженным охранником, что прохаживался от одного  костра к другому.
     Костров развели много, светло как днем! Вот только греться вокруг дали одним малышам. Всем, кто постарше, разрешили съесть по сырой репе, да привязали к деревьям поодаль.  Это тот самый стражник, что связал за спиной руки и прикрутил единой веревкой к осине вместе с незнакомой  девчонкой. Осина мокрая и холоднючая, аж  мороз спину  пробирает!  Но напарница-то какова! И, похоже,  совсем ненамного меня  старше! Не всякий мужик так зло ругаться сможет! Руку охраннику чуть не насквозь прокусила! Почти вырвалась. Вот тогда тот и ударил, да с такой силой, что рухнула, бедная, навзничь, и затихла. Бесчувственную и вязал, усадив рядом. Привалилась, как неживая, уронив голову. И котомку ее переворошил, что-то за пазуху спрятал, а больше видать, ценного ничего не нашел, назад к ногам бросил. Вот  теперь, каждый раз, как проходит, поглядывает злым взором!

- Откуда ты? - через силу прошептала незнакомка, чуть повернув склоненную голову. Правый глаз ее заплыл и совсем не открывался.- Как звать?
- Из Огнева. Фёклой кличут, - от жалости зазнобило еще сильнее,- а еще Феклушей, или Фешей. А тебя?
- Ю-ю-юлей,- с полувсхлипом-полустоном произнесла та и заерзала, пытаясь изменить положение веревок, давивших на ребра, отчего те еще глубже врезались в тела обеих.
- Не крутись. Больно.
Затихли, плотнее прижавшись друг к другу, - так и теплее, и путы слабее давят.
Феклуша начала клевать носом. Сознание уплывало, но вместо сна  возобновились видения  вчерашнего дня:
    Батюшка со старшим братом  были  в поле, а они с мамкой на подворье трепали лен. Время еще только шло к обеденной выти, когда на село, откуда ни возьмись, налетели вороги. И как на зло, почти некому защитить – большинство огневских мужей седьмицу назад  ушли на лодьях ко Княжому Погосту.
Отчаянные крики женок, лязг железа, удары и стоны раненых – все смешалось в голове в тот миг. «Беги!» - мать, подтолкнув в сторону бани, с одним трепалом кинулась на заскочившего во двор  одоспешенного воина. Тот, не глядя, отмахнулся и она рухнула, получив с размаху мечом по голове.
     Ноги отказывались повиноваться, и  не успела сделать несколько шагов, как находник догнал, и, схватив за косу,  заволочил в темный сарай, подперев дверь снаружи дрекольем. Слышно было, как мамка, которой удар, видно, пришелся плашмя, зашлась в крике напополам с рыданьями. Сквозь тонкую жердяную стенку пугающе донеслось хриплое мужское гоготание, сопровождаемое какой-то возней. Но довольный смех прервался звуком смачной оплеухи и чьим-то повелительным голосом.  Воин, потирая покрасневшую скулу,  вытащил из сарая. Затем,  скверно бранясь, связал за спиной руки, и, снова за косу! , поволок к подворью старосты, где сидя на земле, выла многоголосая огневская ребятня почти со всего села. Оттуда и погнали, подстегивая тычками да плетьми.  Шли, почти не останавливаясь, весь день и полночи. Лишь под утро, когда добрались до большого сжатого поля, стражники, согнав всех в плотную кучу, разрешили чуть-чуть вздремнуть. А уже через пару часов пинками и оплеухами снова подняли полоняников на ноги. И опять гнали весь день...

     Внезапно подруга по несчастью вздрогнула, вся напряглась и замерла, как будто почувствовала что-то. Ее волнение передалось Феклуше, и девочки затаились, вслушиваясь. Через несколько мгновений обеим показалось, что позади дерева есть кто-то еще.
- Волчок, ты?- неуверенно, словно боясь ошибиться, прошептала Юля. В ответ раздалось еле слышное утвердительное ворчание, сопровождаемое прерывистым дыханием и колебанием веревки.
- Молчи!- она повелительно глянула в глаза напарницы и продолжила жарким шепотом.- Не бойся. Делай как я. – Сдвигая ослабевшую веревку, медленно сползла по стволу вниз, освободившимися руками поддернула повыше одежу и, распластавшись по земле, поползла в темноту леса, волоча за собой котомку. Феша попыталась повторить  действия с другой стороны осины, бестолково путаясь ногами в подоле. Отползла за куст и уткнулась носом в землю, не в силах двигаться дальше. За спиной раздалось уже знакомое ворчание, и девочка почувствовала, как сначала напряглись, а потом ослабли веревки, стягивающие руки за спиной.
Она кинула через плечо взгляд на своего спасителя. Необычного вида мальчонка настойчиво толкал ее вперед:
- Ю-ля та-ам!
     Феклуша понятливо кивнула. Теперь, когда освободились руки и она смогла завернуть повыше подол, передвигаться на четвереньках стало несравненно удобнее. Вскоре они нагнали напарницу. Еще немного усилий и беглецов поглотила спасительная стена ночного леса. Можно было перевести дух и вытряхнуть набившиеся под рубахи хвоинки, исколовшие все тело.  Луна выглянула на пару мгновений и снова скрылась среди рваных туч. Феклуша подняла глаза - впереди густел молодой ельник, из которого внезапно выкатился черный комок.
- Вор-рон! - Нежданный спаситель ласково потрепал  вилявшего хвостом и норовившего лизнуть в щеку пса. Феша набралась смелости и тоже погладила черную, как смоль, шерсть. Волчок выпрямился и потянул Юлю влево:
- Ту-уда!
   И девчонки побежали во весь дух, стараясь не отстать от Волчка, который неведомо как выбирал дорогу среди ночной чащобы. Впереди мелькнула светлая лунная полоска – путь преградила узкая, в полторы сажени, лесная речка. Мальчишка легко, словно играючи, перемахнул на другой берег по тонкому стволу упавшей березы, а дальше вышла заминка. Ни Юлия, ни тем более Феша, не решались ступить, таким ненадежным казался «мост». Напрасно Волчок знаками звал за собой. Наконец, уставши звать, он перебежал обратно и силой потащил Юлю через преграду. Охнувшая Феша, не желая оставаться в темноте одна, вцепилась в руку спутницы и так бочком-бочком вся троица перебралась на другой берег, где пришлось почти сразу остановиться и еще долго разыскивать лапоток, свалившийся с ноги младшей. Слава Богу, порвавшаяся обувка была найдена, и беглецы, быстро миновав сжатое поле, снова влетели в лес. Пробежав еще с полверсты по лесной тропке, все трое буквально рухнули около небольшого стожка сена, поставленного местными косарями посреди широкой лесной поляны. Сил хватило только на то, чтобы кое-как зарыться вовнутрь стога. Затем Феклуша, а следом и остальные,  провалились в долгий тревожный сон.

+3

222

Ратное. Следующий день.

      Анна, пройдясь вдоль тына на отведенном Лисовинам участке, немного успокоилась.  Бабы, еще вчера в панике метавшиеся по двору, похоже, сполна осознали серьезность положения. Ее женочья полусотня ждала только указаний, готовая на любые жертвы, лишь бы не допустить ворога в село. 
     Просдоха,  вырядившись в мужний шлем, только и оставшийся в память о погибшей изо всей воинской справы, выглядела урядницей среди пятерки баб, повязанных в темные платки.
- Да как же забыла то? Вот эту сюда прикладывай и гляди, будто хочешь нить в игольное ушко вдеть,  -  объясняла  правила владения оружием забывчивой  золовке вдова.
- Так, с испугу…. Ага!  Куды ее потом направлять?
-  В этих иродов и мечи,  что деток твоих хотят поубивать. Только так  и мысли, если хочешь их от полона да смерти уберечь.
-  Моих кровиночек в полон, значит?!  Давай мне стрелок на крупного зверя, да поболе.
-  Охолони. Не загребай все-то! Запас не очень велик. Стреляй только наверняка.
Одно присутствие Анна чудесным образом преображало баб. Завидев невестку воеводы, женки подбирались и всерьез готовились к защите родного села.

     Конечно, защитники из баб были не ахти, особенно потому, что не приученные к воинской строгости все время порывались закончить всякие дела по хозяйству, коих на любом подворье нескончаемое множество. То вдруг вспоминали о голодном младенце в зыбке, брошенном на пятилетнюю пигалицу, то спохватывались об оставленном в устье печи горшке.
     Тайком посовещавшись с Беляной, Анна решила ставить в дозор не по две, а по три бабы, потихоньку разрешив одной из них отлучаться до дому. Узнай о таком Аристарх, и виновница, и те, кто ей дал потачку, включая Анну, прилюдно получили бы плетей, да еще благодарили бы за науку. Но староста, в ожидании вражеского приступа проведший на ногах бессонную ночь, только недавно ушел прикорнуть, а потому  самоуправство пока сходило женкам с рук.
     Так что в строенном дозоре редко когда стояли все сразу, - уж больно неожиданно перевернулась давно устоявшаяся мирная жизнь.
     Вот и сейчас на вышке оставалось только двое. Анна подошла к лестнице и невольно вслушалась в голоса наверху.

- Ты пока сторожь,  сбегаю мигом, гляну тесто, поди из ушата выперло.  А уж  опосля ты, Владанка,  Долюшку покормишь, крестницу нашу - Лизавету.
-  Погодь. Упредить-то надо будет, когда вон те, что за холмиком  хоронятся, побегут, или как  стрелять начнут? 
-  Когда только бежать соберутся. Ефрем сказал, оттуда не стрельнут, - далеко.
- Постой! Вдруг убьют меня, да уж сказать не успею? - Влада схватила напарницу за рукав и, притянув к себе, перешла на шепот. - Ты только не серчай, Лиза, но послушай, что скажу. Виновата я перед тобой. Сама знаешь, мужа на переправе потеряла. Как жить одной?  Твой-то зашел раз подмогнуть по-соседски. Вот и … А когда Андрейка, кровиночка мой, по весне погиб, только и удержало на этом свете, что ребеночек должен был скоро появиться. Без того с ума сошла бы от одиночества, али руки на себя наложила. Не смотри, что уж не молода, силы еще хватит дитя поднять.  Долюшка, доченька моя, не просто тезка тебе, она сестренкой твоему Макарке будет. Если со мной случится что, забери, - родная она Трофиму.   
- Господи! - напарница, сделала шаг назад и, не устояв,  опустилась на рогожу в углу сторожевой  вышки -  Видела, когда крестили, что похожа. Так вот отчего мой-то крестным отцом  вызвался, да упросил отца Михаила, чтоб Елизаветой назвать, хоть и не положено по святцам, -  замолкла ненадолго, уставившись в одну точку, а потом, подняв на напарницу полные слез глаза, сказала – Не сумуй, заберу, конечно. Коли ж меня убьют,  Макарку не оставь, что же родных разделять. Авось, мой…  наш Трофим живым вернется…
- Вернется, Бог милостив! - бабы кинулись друг к другу и, обнявшись, заревели во весь голос.

     Анна стояла внизу, с трудом сдерживая слезы. Услышанное помимо воли всколыхнуло память, вызвав картину совсем недавнего прошлого.
     Проводили….
     В обычно шумной, наполненной девичьим щебетом светлице,  установилась гнетущая, изредка прерываемая тихим шорохом, тишина. Анна безучастно сидела возле понурившихся старших дочерей, вяло перебирающих рукоделия. Все трое заново переживали события сегодняшнего утра. В ушах до сих пор продолжал навязчиво звучать нескончаемый топот копыт и, Анна могла кому угодно поклясться в этом - ломающийся голос урядников, отдающих отрывистые команды. Заглянула  Арина, и, наткнувшись на пустой отрешенный взор боярыни, ушла, ничего не спросив.
Тугой тошнотворный комок поднялся к горлу. Встала из-за стола и, молча, вышла на широкий двор под хмурое серое небо. Подставила лицо ветру. Мелкие иголочки дождевой пыли не смогли привести в чувство, пронять и вернуть к реальности. Ноги сами несли к парому. Что и кому говорила, отвечая на вопросы, как оказалась на другом берегу – так и не осталось в памяти – словно задернуто призрачно-туманной кисеей.
Невыносимая боль жалостью к себе ударила в висок: «Одна!». И уже не остановить…., летела, не видя дороги, леденея от ужасающей мысли и предчувствия горя, сжимающего сердце. Слезы перехватили дыхание, и она взвыла раненой волчицей, криком выталкивая из горла комок, чтобы не задохнуться в беге.
«Бежать, пока есть силы, пока не откажет дыхание. Куда? К нему! Только не оставаться одной! Только не одной! Не одной!»
     Понева промокла насквозь, косы растрепались, выбившись из-под съехавшего на бок плата. Ноги подкашивались, Анна с трудом осознавала, где находится. На ее счастье впереди показались задние телеги обоза, возникнув посреди туманной пелены осеннего леса. Цепляясь за ствол березки, опустилась на мокрую палую листву. Обхватила голову руками, закачалась из стороны в сторону. И только тут медленно пришло осознание бесцельности изнуряющего бега…
«Что же это я? Зачем? Оставила дочерей, все хозяйство, а на кого? Дел то ведь сколько… Что скажу?».
     Но пересилила бабскую немочь. Решительно привела  одежу в относительный порядок, и раздраженно запретив себе искать любое объяснение свершенного поступка, встала. И спустя короткое время с натужными усилиями нагнала медленно движущийся обоз, начальные подводы которого уже приближались к Пивени.
Первым распознала Матвея, идущего чуть в стороне и изредка наклонявшегося сорвать что-то. На последней телеге сидел мужичонка из недавних холопов и на ходу поправлял укрытые рядниной мешки.
     Анна свистнула горлицей, привлекая внимание. Матвей  вздрогнул и, резко обернувшись, вскинул самострел. Узнал, облегченно опустил оружие, и улыбаясь, крикнул возчику, чтобы тот придержал лошадь.
     Горделиво выпрямив стан, а на самом деле с трудом держась на трясущихся от усталости ногах, боярыня поравнялась с телегой, неспешно сказав с придыханием:
- Далеко уехали. Не хотела с вами в Ратное, да вот, пришлось нагонять - дело срочное.
- Матушка,- Матвей бестолково пытался куда-то деть самострел, чтобы поклониться как должно, - тебе на этой телеге удобнее будет, остальные поболе нагружены. Или до Кузьмы сбегать, его коня взять, коли спешишь?
- С тобой поеду - боярыня из последних сил умудрилась подсесть на телегу сбоку, приветливо кивнула вознице, что развернувшись, глазел, в восхищении разинув рот.
- Чуток отдышусь, – и, тут же, отвалилась на спину, закинув голову на начавшую было сползать потревоженную ряднину. И в благодарность за изнуряющий бег отозвалось разомлевшее тело - первый раз торкнуло в животе. – Четвертый месяц никак?! Матерь божья, спаси и сохрани!

     Только на исходе дня добрались до Ратного, вдобавок успев продрогнуть до костей.
     Двор был пуст, если не считать двух холопов, что ковырялись у сарая с рыбацкой сетью, да сонной курицы, бестолково бродящей взад–вперед в поисках просыпавшегося из торбы овса.
В полумраке сеней столкнулась с выходившим, уткнувшись носом в промокшую сряду.
- Анюта?!
От голоса любимого  колени затряслись и, прильнув плотнее к его груди, Анна затихла, боясь свалиться. Отвечать не было мочи.
Алексей, обняв, заглянул в глаза:
– Лица на тебе нет. Продрогла поди? Что-то случилось?
- Проводить тебя. Вас. Всех. Завтра. Надо.
- Дед с Михайлой, с десятниками там, в горнице сидят. А я отроков иду размещать. Может позвать кого?
- Не надо. К себе пока, – еле вымолвила и, подняв глаза, горячо зашептала – Ты делай что должно. А потом приходи. Я ждать буду…
Он привлек Анну к себе и впился долгим горячим поцелуем в губы. А потом, освободившись из кольца ее рук, решительно вышел со двора.

     Дом разом принял хозяйку в свои заботы, внешне стирая усталость. Привычные к воинским проводам бабы вовсю готовили мужиков к походу. Татьяна, забежав на минутку, попыталась пристать с расспросами, но, ничего не добившись, ушла собирать Лавра с сыновьями. Анна, как можется, раздавала указания. Осталось накормить, да спать уложить мужей перед дальней дорогой. Но было и еще одно дело.
     В свою светелку попала уже к ночи. Подняла лежню широкой лавки, достала, стараясь не запачкать воском, бережно припрятанное под душистыми травами алое корзно из тонкой шерсти.
Вспомнились  последние минуты давнего прощания с Фролом. Чуть-чуть не успела тогда закончить вышивку оберега, чтобы хранил в пути-дороге. Расстаралась к его возвращению, да только совсем не такое оно случилось – неживого привезли мужа. Столько выплакано. Тогда в отчаянии чуть из корзна веревку себе не сделала, да отец Михаил, царство ему небесное уберег, о детях напомнив.
     Пока добиралась с обозом до села, думала подарить сыну. Великоват будет, так до утра еще есть время подогнать. Только мысли опять вдруг к Алексею повернули, и представилось, как скачет любимый на лихом коне, и обереговыми крыльями золотой вышивки укрывает воина багрянец, развивающийся за плечами. И решилась: «Накину суженому не плечи, повелю, чтобы берегся, да признаюсь – можно уже - что будет у Саввушки к весне брат или сестра, а то и двое, коли Бог даст.»
« Ну, а Мишане,- она вытянула из-за пазухи тайный шнурок со сплетенным из волос погибшего Фрола коловратом,– пора отцовскую силу перенимать!».

     Вот и наступила прощальная ночь, которую так ждали оба. Это их желание, как могучий подземный огонь, весь вечер с момента встречи рвалось наружу, бросая блики на окружающих. Но сейчас можно было не сдерживаться, и они устремились друг к другу, сгорая в пламени страсти…
     Анна лежала, не шевелясь, чутко прислушиваясь к тихому дыханию любимого.
Что-то сегодня было совсем не так. Вот только если бы понять, что? Прикрыв глаза ,и касаясь руками своего обнаженного тела, пыталась заново прочувствовать недавно пережитые мгновенья близости, когда всем нутром отзывалась его страстному напору, обволакивая Алексея нежной ласковой покорностью. Все вроде было так, как всегда или нет? Кажется, в этот раз горячее и яростнее? У Анны просто не хватало слов для описания того, что же она ощущала в тот миг. Откуда это неутихающее волнение плоти? Или виной тому расставание, да этот новый шрам? На мгновенье перед ее воображением нарисовалась картина безвольно лежащего в луже крови тела возлюбленного.
- Нет, не хочу,- завопило все ее естество,- мне не вынести второй потери! Богородица, заступись и помоги! Не допусти более крови. Так хочется спокойной и тихой семейной радости!
     А немного спустя холодный разум вдовы, жены и матери воина взял вверх над взрывом отчаяния. Нет, не будет ее Алексей беречься в сечах и тихо доживать в потребе и довольстве. Ибо тогда перестанет быть самим собой, тем Рудным воеводой, которого уже считала своим, сужденным, стать надежным помощником ее Мише на нелегком жизненном поприще.
     А для меня хватит просто его любви.
Женское счастье был бы милый рядом.
Ну а больше ничего не надо.

     Анна постояла еще пару мгновений, справляясь с нахлынувшей слабостью, и решительно двинулась к лестнице…

Отредактировано PKL (12-05-2012 19:46:29)

+3

223

Верховья Пивени. Следующие дни.

     Лес медленно просыпался. Рассветный туман все не хотел уходить, расползаясь по опушкам и оврагам, норовя залезть своими влажными щупальцами под одежу маленьким беглецам. Но измученные невзгодами вчерашнего дня, одурманенные легким ароматом прелых трав, они никак не желали просыпаться и вылезать из пахучего сена.
     Всех поднял на ноги Ворон. Сначала заскулил, а потом весело затявкал, рьяно разгребая стог рядом с Феклушей. В импровизированном  «постоялом дворе»  видно ночевал  кто-то еще, кроме смертельно уставших детей.
- А-а-а! - Феша в испуге выметнулась из стога и с разбегу влетела в небольшой муравейник, притаившийся в зарослях малины. В кровь исцарапав руки, продралась назад, и заплясала на поляне, стряхивая с ног десятки потревоженных насекомых.
В этот момент собачье гавканье возымело действие - прямо из-под морды пса в руки к подоспевшему Волчку выскочил зайчонок.
.  Мальчишка, шустро ухватил серого за уши и, расплывшись в довольной улыбке, протянул трофей Юльке: 
- За-я!
    И куда сразу подевались горести минувших дней? Девчонки мигом забыли про свои ушибы, синяки и ссадины всех цветов радуги, про грязные, разодранные рубахи и растрепанные волосы. Обе, присев на корточки, ласкали испуганного зайчика.
- Такой славный! - Юля потрепала бархатные ушки. -  Где твоя мамка?
- Можно, себе возьму? -  с мольбой во взгляде Феша прижала зверька к груди - Я его Егоркой назову, как маленького братика.
И, покачивая зайчишку, как младенца, вдруг разревелась.
- Ты чего? -  Юлька обняла рыдающую няньку за плечи, - братишку вспомнила?
- Да-а-а. И мамку -у-у.
- Тихо. Не реви. Вдруг кто услышит. И Егорчонка своего напугаешь. А ты, - перевела она взгляд на Волчка,- погляди, нет ли впереди лихих людей, да как нам домой добраться.
Понял ли?
- Угу. Дом,- и его небольшая фигурка растворилась в лесных зарослях.

     Подруги по несчастью сгребли в кучку раструшенное псом сено. Старшая, притянув котомку  поближе, огорченно вздохнула:
- Не подумавши, парня голодным отправила. И еще не мешало родник найти, али ручей какой.
- Да пить вроде пока не хочется…
- Не пить. Пораненные места промыть, да и самим умыться надо бы.
      Юлька закопошилась в суме, постепенно спадая с лица. Неожиданно подскочила и, высыпав все содержимое прямо под ноги, обреченно уставилась на кучу,- зеркальца не было!   
     Феклуша , с голодной жадностью разглядывавшая съестные припасы, не заметила расстройства подруги. От одного вида бережно завернутой краюхи хлеба, так  заурчало в животе, что она поспешила вернуться к начатому разговору:
- А ты в ранах понимаешь что ли?
- Уже давно мамке помогаю. Мы у Ратного живем. Но с лета на новое место переехала. У Нинеиной веси знаешь? Вот там и травничаю помаленьку, - оживилась было Юлия и, с тяжким вздохом, поправилась - травничала. Небось, пожгли все.
Помолчала и совершенно невпопад добавила:
- Зеркальце жалко - подарок.
- Да кто спалил-то? Эти же вороги, что на Огнево напали и полонили нас?
- Они. Находники  ночью налетели. Много. Все доспешные, а кому было защищать? Девкам, что остались?  Седьмица вторая пошла, как  все по зову воеводы Корнея Агеича ушли. Слышала про Лисовинов?
Феша уважительно покосилась на рассказчицу:
- Ага. А ты не тетки Анастасии ли дочка?
-  Откуда знаешь?
-  Когда тятя на лугу ногу косой чуть не оттяпал, мамкин  дядька Алексей из Ратного лекарку привозил. Умело попользовала, батюшка уже без палки ходит. 
- Выходит, Алексею Трофимычу,- быстро прикинула в уме Юлия,- племянницей внучатой приходишься?!  Ой, чего это я, у него ж пол-Огнева родня! А кто еще в семье-то, кроме Егорки?
- Брат старший Ванька. Но важный! На девчонок помладше и не смотрит. Ты не подумай чего, он хороший,- поспешила поправиться Феклуша,-  дощечки вощеные для  буквиц  делать обучился. Две даже подарил. И еще сестра есть. Мария. А, ну ее!
      И не правда, что младшенький Машку больше любит. Конечно,  она ему кусок сот медовых утащит, вот Егорка и не плачет, сосет.  Мала еще, по дому ничего не может, в огороде глаз да глаз нужон, прялку сломала. А мамка на меня подумала и крапивой…  Машка-а-а-а… - опять зарыдав в голос, рассказчица уткнулась лицом в пушистого зверька, отчего тот испугался и сильно дернулся, пытаясь вырваться. Это привело в чувство маленькую хозяйку.- Её с братишкой в полонном обозе повезли. К ним хотела, а стражник, которому ты руку прокусила, плетью…
      Юлька, обняв рассказчицу, вновь перешла на лекарский тон и потихоньку увела разговор в сторону, отводя печальные мысли о случившемся. Больше для себя, пытаясь отогнать воспоминания о страшной беде. Однако, память возвращала в прошедший день.

      Обреченные пустые взгляды  малышей, скопом загруженных в телеги, что обгоняли их, связанных, устало бредущих по дороге. В этой толпе, кроме неё с помощницами и девичьего десятка было еще столько же, если не больше, незнакомых девчонок из Огнева, уставших и избитых.  Вот только Арина куда-то запропастилась.
А на последней  телеге детского обоза, увидев крепко прижавшуюся друг к другу пару, едва не приняла за мальчонку Красаву. Та, совершенно не обращая внимания на свои растрепавшиеся короткие волосы и рваную рубаху, прижимала к себе застывшего с остановившимся взором Саввушку,  временами шепча ему что-то успокаивающее...

+2

224

Время шло, каждая спешила рассказать о своем, но тут из кустов выскочил Ворон, тоже бегавший в разведку. А следом показался и сам Волчок.
- Чего это у него вид  такой странный? – заинтересовалась было младшая, но Юлька, торопясь расспросить о происходящем в округе, только отмахнулась. Узнав, что на ближнем поле и проходящей мимо леса дороге никого нет, девчонки облегченно вздохнули и засобирались в путь. Маленький проводник отвел их к ручейку, где лекарка, порыскав по пути в пожухлой траве и с трудом насобирав несколько стебельков, заставила Фешу скинуть рубашку. Промыла ранки и ссадины обжигающе холодной водой, смазала пожеванной травкой. Затем подружки поменялись ролями, и настал черед младшей оказывать помощь не менее пострадавшей напарнице.
     Умывшись и утолив голод припасами из котомки, отправились дальше, на восход. Осеннее солнце, что иногда пробивалось сквозь низкие грязно-серые тучи, круглым, молочно-белым пятном хоть немного, но позволяло держать нужное направление. Феклуша подставляла лицо свежему ветерку, с радостью чувствуя, что уже не так болит голова от тяжелого болотно-затхлого запаха. Или уже принюхались  за всю ночь, или источник зловония остался далеко позади. Она прижимала к груди зайчонка больше, чтобы согреться, чем от боязни  выпустить. И только когда расплелся правый лапоть, мешая идти  и совсем не защищая онучи от влаги, да от холода перестал зуб на зуб попадать, девочка решилась обратить на себя внимание.
- Погодьте. На-ка, Волчок, подержи Егорчика, пока лапоток подвяжу.
     Уселась на поросший мхом ствол завалившегося дерева, вытянула перед собой ногу и замерла в растерянности – ступни обувки почти не было. Незадачливая путешественница собралась было зареветь, да Юлька проворно скинув котомку с плеча, достала и протянула спутнице кожаные поршни, не новые, но почти по ноге. Мало того, подруга, оставшись в сероваляной душегрее поверх рубахи, пожертвовала и кожушком, хоть и стареньким, но очень теплым.
- А м-м-меня дя-я-ядька так и уволок со двора, в чем была, - промычала, заикаясь от холода  Феша. - А ты вон как тепло одета.
-  Вот только собраться и успели. Со мной еще две девки были: Слана с Полиной. Почти убежали от ворога, уже на опушке леса были,  но, откуда, ни возьмись, те двое,- юная лекарка помолчала, заново переживая мгновения плена.- Видать, в засаде прятались. 
- Ш-ш-ш! - Волчок смотрел на Ворона. Тот, замер в стойке, принюхиваясь, и поводя носом в сторону кустов, что опоясывали небольшую рощицу за сырым овражком, вдоль которого  и тянулась еле заметная тропинка.
      Юлька в мгновение сдернула Феклушу за руку с импровизированной лавки и, крикнув Волчку  "Беги!",  потащила, не разбирая дороги, в противоположную сторону, вглубь леса. Так и бежала, не выпуская руки пока под ногами не захлюпала болотная жижа. Выбравшись на небольшой пригорок, сразу завалились отдышаться. 
- Кто там? Леший? -  крестясь, поинтересовалась младшая, принимая зайчонка из рук отрока.
- Не. И не волк.
От упоминания  зубастого зверя  у собеседницы округлились глаза:
- Косолапый?
- Люди. Следят.
Сказанному Волчком,  Юлька поверила безоговорочно - не простым  он был мальчишкой, ой, не простым!
- Значит так. На дорогу больше не выходим. Пробираемся лесом.  Пока мы таимся, ты, Волчок,  разведай путь. До Ратного недалеко осталось. Скоро заимка аристархова будет. До нее, поди, ворог не добрался, больно хитро упрятана, - ни с реки, ни с дороги не видать. 

- Еще батина мамка с нами живет, дедушко наш давно погиб. А большухой  - бабка Володара, так совсем дряхлая, уже полста пять лет минуло,- оставшись одни, девчонки занялись сбором лесных даров. Сухой пригорок, чуть подалее, оказался усыпан переспелой брусникой, а на вросшем в землю валежнике, да у основания ствола сухой березы мостились большими семьями поздние опята
- Только где сейчас они, не знаю. Они в тот день в лес по грибы ушли,- не умолкала Феклушка.
     Подруга хоть иногда и вставляла слово или спрашивала что, но поджатые губы и напряженно-блуждающий взгляд выдавали совсем иные заботы.

     Разведчик вернулся напуганным, хоть и не смог ничего объяснить толком. С трудом Юлька поняла - на реке вражьи насады, и, судя по растопыренным пальцам обеих рук - много. Получалось, что беда повсюду, куда ни сунься. Но делать нечего – надо было хоть чуть-чуть отогреться и поесть.
     На заимку пробирались крадучись. И только ввалившись в низенькую избенку, да затеплив костерок, вздохнули с облегчением. Холодная, пустующая в осень, полуземлянка прогревалась плохо. Спасала лишь горячая похлебка, сваренная на скорую руку из покрошенных мелко-мелко грибов. Феша еще только суетилась у очага, пытаясь справиться со своей долей, когда до них донесся печальный звон скорбящего колокола. Берущий за душу плач разом оборвал все разговоры - ребята притихли и вопросительно уставились на старшую. Та, сведя брови, молча теребила и без того растрепанную косу и вдруг огласила решение:
- Надо к Княжьему Погосту быстрее. Сотне о беде весть дать. Пойдем напрямую через лес до Бело-Игнатовки, там переночуем, а утром к дороге выйдем.
     Залив очаг, снова спешно засобирались в путь.
     В лесу, уяснив, куда нужно двигаться, Волчок вырвался вперед, и девчонкам пришлось поспешать. Очень помог Ворон. Пес сновал челноком, носился от переднего к задним,  не позволяя отстать совсем, показывая, куда надо двигаться.
     Уже смеркалось, когда вышли к Белой речке. Лес редел, скоро должна бы и деревня показаться, но никаких жилых запахов не было и в помине. Тревога сменилась смятением - вместо отстроенной нынешней весной Игнатовой деревни путникам открылось унылое пепелище. Смерть оставила на этом месте свой черный след – ни единой живой души, лишь обугленные бревна сгоревших изб. Каким-то чудом уцелела только отдельно стоящая банька из светлых свежеокоренных бревен.
     Пошли было к ней, но наткнулись на чьи-то разрозненные кости, и Феша чуть не лишилась чувств. Ее долго рвало на задворках. А чуть придя в себя, девочка наотрез отказалась приближаться к гиблому месту - вместо остановки пришлось делать крюк, обходя пожарище.

+4

225

Ночь поглотила лес. Ветер разогнал облака, резко похолодало, и изо рта от скорой ходьбы валил пар. С ясного звездного  неба щурилась своими пестринами полная луна. Над верхушками деревьев мелькнула ширококрылая тень – большая сова  отправилась на охоту. Феклуша, задрав голову, залюбовалась ночной птицей и …
- Господи, спаси и сохрани! - крестясь и одновременно шаря в темноте рукой, девочка, наконец, разобрала, что попала в завалившуюся землянку. Наверху послышались голоса, окликающие ее, а скоро подоспели и «спасатели». Первым оказался Ворон, смело нырнувший в проломленный девочкой проход. Юльке с Волчком пришлось повозиться, но вскоре все трое  сидели на покосившейся лавке нежданного убежища.  Очаг оказался почти целым и вскоре общими усилиями в нем был разожжен огонь. Юля отломила три небольших кусочка от ломтя хлеба и раздала попутчикам  вместе с  вялеными рыбешками. Кусок не лез в горло и дети, немного отогревшись, уснули, втроем укрывшись  старой, проеденной мышами,  рогожкой.   
     К утру землянка выстыла. Каждый во сне норовил перетянуть рогожку на себя, тщетно пытаясь сохранить уходящее тепло и согреть коченеющую спину. Неразберихи добавлял Ворон, норовивший улечься поверх всех.
Лишь ушастый Егорчик, привязанный за самодельный поводок, смирно сидел у  подножья лавки, с хрустом обгрызая кору с юлькиного осинового посошка.
- Совсем замерзла. Все болит. - Феклуша села, попыталась растереть себе руки, но тут же, задев незажившие ссадины, скривилась от боли. Ворон, обрадовавшийся ее пробуждению, лизнул лицо шершавым языком.
- Отстань лучше. Иди Егорчика целуй.
Рассветная синь струилась в верхнюю, расширенную ночью дыру. Девочка немного огляделась – чуть дальше виднелся полузаваленый лаз, служивший в обычное время входом в землянку. «Наверное, вверху ход для дыма был» - мелькнула мысль и тут же сменилась другой: «Надо бы разведать, что снаружи!»
Феша на карачках протиснулась в узкое отверстие, да так и застыла, открыв рот - прямо на нее смотрел почерневший от времени лик. Деревянный идол, казалось, закрыл собой полнеба. Так и стояла бы она на коленках в оцепенении, если б в закрывающий проход девчоночий зад головой не уткнулась Юлька:
- Ты чего? Отползай!
     Юная лекарка выползла наружу, подняла голову и тоже застыла, не в силах пошевелиться. Если бы кто со стороны увидел эту картину, то решил, что обе истово отбивают поклоны Скотьему Богу, поедая его выпученными глазами.
Пережив первые мгновения ужаса, Юля, наконец, осознала, что ночевали на капище. Она поднялась и, трижды обмахнув себя крестом, огляделась. В центре достаточно просторной поляны, окруженной старыми соснами, в жухлой траве возлежал плоский жертвенный камень, покрытый рыжим мхом. Над ним величественно возвышался Велес, а  по кругу торчали  окоренные столбы с навершиями из рогатых черепов. Феклуша, выпростав из-за пазухи крестик, беззвучно шептала молитву и беспрестанно крестилась.
     Никого не пришлось торопить. Спешно собрав свои скудные пожитки, да прихватив ветхую рогожку, троица скоренько-скоренько распрощалась с гостеприимным хозяином и рванула со всех ног. Да так, что только к полудню, уже совсем изнемогая от усталости, решилась на привал. Место, правда, было не очень удачным – сырой болотистый берег речки, что преградила путь на полночь.
- Перейдем, там, вроде, посуше. А вон у того камня костер разожжем, согреемся и отдохнем - распорядилась Юля, указывая на небольшую полянку на противоположном берегу.
- Я плавать умею, - похвасталась Феша,- Ванька научил.
- Сначала я, - лекарка первая скинула одежу, скрутила ее тугим комом и, водрузив на голову, вошла в ледяную воду. В середине реки вода доходила до пояса. От холода  свело живот. Заторопившись и уже не глядя под ноги, девочка наступила на склизкую, полузанесенную песком корягу. Ступня поехала на скользком дереве, и Юлька, как не старалась удержаться, с головой бултыхнулась в воду, растеряв всю ношу. В мгновение ока Волчок оказался рядом и вытащил ее на берег, а потом с помощью Феши  выловил едва не уплывшие по течению  вещи. Лишь котомки с остатками еды не было  - похоже ушла на дно, но лишний раз лезть в ледяную воду никто не решился.
      После переправы занялись костром. Пострадавшая, у которой зуб на зуб не попадал, споро двигаясь, чтоб хоть чуть-чуть согреться, собирала валежник. Благополучно избежавшая воды рогожка составляла все ее одеяние. Феша, едва огонь разгорелся, занялась отсыревшими вещами, городя для просушки треноги из веток, а Волчок при активной помощи пса разыскивал и выкапывал коренья репейника.
     Пока сушилась одежа и запекалась добыча, усталость сделала свое дело - дети, отогревшись у костра, задремали. Опять разбудил Ворон - заливаясь лаем, он метался вдоль густых зарослей шиповника и ежевики, сплошной стеной закрывших устье небольшого овражка.
Причину огласила Феша, хлопая руками по своему кожушку:
- Егорчик! Егорчик убег!
Все усилия пробраться сквозь усеянные иглами плети кустарников и найти зайчонка успеха не принесли. Зареванная, она отказалась от печеных корешков и, поджав колени, грустно наблюдала за пляской язычков пламени.
Волчок подсел рядышком и, вынув из-за пазухи бережно завернутый в небольшую тряпицу кусочек хлеба, протянул его Феклуше:
- Не плачь. На.

     Весь остаток дня шли почти не останавливаясь, походя подкрепляясь горсткой случайной брусники или парой тройкой орехов, что еще не успели растащить в свои гнезда заботливые хозяюшки-белки. Феша время от времени поскуливала, сожалея о сбежавшем Егорке. Держались направления дороги, но выйти на нее не решались, - постоянное ощущение чужого, недоброго взгляда не проходило. 

     Пасмурный осенний день закончился быстро и как-то сразу. По всему выходило, что опять придется ночевать в лесу, вот только никак не отыскивалось подходящее место. Уже вроде и присмотрели вывороченную сосну, в корнях которого можно было пристроиться на ночлег. Да, как только занялись обустройством, то крепкое на вид дерево рассыпалось в труху. Решив немного отойти от дороги в поисках разлапистой ели, забрели на странную поляну. Небо, только что прикрываемое вековыми исполинами, просветлело,  и путникам открылась неожиданная картина - редкие юные деревца в окружении многочисленных кустов и вымахавших выше человечьего роста зарослей иван-чая.  Сунувшись в гущу, они обнаружили почерневший от копоти разбитый очаг.
- Деревню спалили,- догадалась Юлька, глядя на видневшиеся то тут, то там странные холмики. -Что же такое творится?  Беда за бедой...
- Не пойду! - запротестовала младшая, памятуя недавнее пожарище. И опять яростно закрестилась - Боюсь!
-Чего боишься? Пожар, видать, давно был, уже и лесом поросло.
Волчок отыскал большую печь с целым устьем, забрался вовнутрь и сразу  вылез обратно весь перемазанный сажей, но довольный.
Место для ночлега было найдено.

     Утром долго хохотали над чумазыми рожицами друг друга и отмывались в ледяной родниковой воде. Затем, сломали каждому по новому посошку и обобрав невесть как уцелевшую, забывшую полностью сбросить  урожай, яблоньку,  возобновили путь.
     Стоило чуть приблизиться к дороге, как странно повел себя пес, сопровождающий идущего впереди хозяина. Сначала остановился, потом вдруг завилял хвостом и молчком припустил к березовой рощице, что желтела за неширокой луговиной. Удивленный Волчок шмыгнул за куст, сделав девчонкам знак притаиться. Те незамедлительно бухнулись наземь, тихонько начав отползать под прикрытие елок. Но как раз спереди из-за березок показался сопровождаемый Вороном, дядька Стерв. А сзади, почти оттуда, откуда они пришли, уже поспешал Петька Складень из десятка Луки.
     Феша, увидев незнакомых людей, застыла не в силах сдвинуться с места. Волчок припустил к Стерву и кинулся к нему в объятья, как родному. А старшая, присев на колени, первый раз с момента захвата находниками Михайлова городка, заплакала:
- Дошли!
- Юля!?  Как здесь? - Петр, вставши перед ней на одно колено и взяв за опущенные плечи, с тревогой заглянул в лицо девочки. И отшатнулся, - на него смотрели печальные глаза  убитой горем взрослой женщины, пересилившей смерть.

+4

226

Глава 3(3).
Михайлов городок – Ратное – Княжий Погост. Начало октября 1125 года.

     Боярин Александр вышел на крыльцо захваченной хоромины внешне спокойным. Но все, кто хоть сколько-нибудь знал его, едва взглянув на играющие желваки да на руку судорожно сжимающую плетеную рукоять, спешили убраться с глаз долой. Немудрено: в глазах Журавля застыла едва-едва сдерживаемая ярость. И никто из ближников не хотел попадать под горячую руку.
     Впрочем, Сан Саныч быстро подавил свой первый порыв. И дело не только в уважении к чужому мужеству. Было и еще одна очень заманчивая возможность – вот ее-то и старался обмозговать со всех сторон боярин, не обращая внимания на суету вокруг. Благо, все командиры его рати дело свое знали и не нуждались в понуканиях.     
     Ближе к полудню два обоза из дотла разоренной Академии было отправлено. Один –  со связанными пленниками, сопровождало три десятка стражников, другой - с добром да скотиной, что досталась в добычу нападавшим, вели освобожденные холопы, в основном с Отишия да Куньего городища. Натерпевшиеся в неволе, потерявшие родных и близких, они готовы были голыми руками рвать своих обидчиков. И несдобровать захваченным полонянникам, кабы не могучий рык боярина:
- Назад!  Еще мы не всех своих освободили! – Он повернулся в седле и взмахом плети указал в сторону Ратного.- Может, придется по головам меняться!
- Батюшко! – Обняла сапог Журавля какая-то древняя старуха,- Ты уж постарайся, ослобони их! Сынок мой там где-то с невесткой, да детишков двое. Уж третий месяц ничего не слыхала о них.
- Надейся на нас, мать! – боярин осторожно высвободился из старческих рук.- Разобьем ворога и вернем тебе сына и внучат. А сейчас путь-дорога до дому вас ждет!
     
     В захваченном селении был оставлен десяток рысей – переять, если удастся ускользнувших из ловушки и вернувшихся к разоренным домам жителей. А под вечер, запалив все строения, идти на соединение с основными силами.
     Прозвучали отрывистые команды и спустя короткое время конные сотни двинулись, все убыстряя ход, по  наезженной дороге.
       

***

     План нападения на Ратное увенчался полным успехом. Напрасно большинство шедших в поход думали, что главным был захват села изгоном. Вовсе нет. Именно эту свою задумку и объяснял сейчас боярин всем ближникам, собравшимся на военный совет в просторном шатре:
- По моему приказу Ратобор и Неклюд именно так деяли! Понял, Хорь? По моему! И нечего на них волком зыркать. В том и задумка была, чтобы не сломя голову внутрь лезть, а крепко взять за горло,- тут пальцы его правой руки словно ухватили невидимого врага,- но погодить сжимать до конца.
- Не горячись, боярин,- Каар’н, единственный из всего собрания, осмелился прервать Журавля.- Ты прав, что о своем замысле рассказал только тем, кто все вершить был должен. Но теперь дело сделано, поведай, коль тайность миновала, что задумывалось, и почему не велишь к ночному приступу готовиться. Ведь согласен же, что не отбиться им от приступа с трех сторон.
     С десяток собравшихся выразили негромкое одобрение словам пришлого воина – почти все думали также, но предпочитали выждать, что скажет Хозяин.
- Что ж, искренний вопрос, на него столь же честный ответ дать должно,- союзников обижать не стоило, да и за время недолгого совместного похода сотник успел завоевать немалое уважение Александра.- Так вот, главная наша цель не эту развалюху, которая с первого удара рассыплется, взять на щит, а силу ратную у врага повыбить! Вот скажи, Хорь, что бы ты стал делать на их месте, узнав про осаду?
- Как что?- пожал плечами тот.- Всеми силами на выручку бы устремился!
- Правильно!- кивнул головой боярин.- А дорога для конницы сюда с полуночи – одна! И вот на ней-то мы ворога и встретим. Там, где будет удобно нам! А не пойти Корзень не сможет – его свои же на копья вздынут, потому как все семьи их здесь. Вот почему нам Ратное нужно невзятым. Оно как лисий выводок в норе. Пока щенки скулят Лис их ни за что не бросит, будет стремиться вызволить. Ну, тут уж и охотнику наготове надо быть.
- Выходит,- нахмурился Станята, полусотник стражи, под началом которого в походе было две сотни ополчения,- мы полон свой не отобьем? А что людишки подумают? Многие только этой мыслью и бредят – своих вызволить!
- Скажи, Неклюд!- Журавель обратился к другому ближнику.- Как там дела с полоном?
- Что ж! Посчитали мы, что холопам  днем в селе делать нечего,- обстоятельно начал тот,– работы у них полно. Так и вышло - кто в поле был, кто в лесу, кто в огороде. Потому и постарались «рыси» первым делом ворота перенять – и полевые, и речные. Заодно два стада захватили – скотинное да коневое. Полонянники, что в поле оратали – из тех, что здесь в холопах были, сначала не признали нас, пополошились, да разбегаться в лес начали. Ну, потом, мальчонка один, покойного Ловиты родич, он взглядом поострее, углядел знакомых воев.  Тут-то и стали выходить. Да и не только наши. Мы с Ратобором, как ты и велел, прочим холопам объявили – кто роту на верность боярину Журавлю принесет – тот от холопства освободится, да место для поселения получит. Ни один не отказался. Мы уж и первый обоз в свою землю отправили, баб и детишек, в первую голову. А некоторые мужики оружие просят, чтобы с обидчиками здесь, в Ратном, посчитаться!
- А я б не давал! – Хорь хмуро покачал головой.- Как бы не сблодили чего! Знать-то мы их не знаем!
- Ну, а ты, что скажешь, сотник?- все глаза устремились на  Каар’на.
- Что ж, лишние вои не помешают,- пожал плечом тот.- Только брать надо с разбором – у кого семьи есть. Они залогом верности станут. Да по разным десяткам новиков раздать. Вот и будет как надо!
- Согласен! Хорошо придумал!- внимательно слушавший Журавель довольно улыбнулся.- Станята! Бери их к себе, порасспроси, да по десяткам разведи. Неклюд, завтра с утра скотинное стадо отправишь! Ратобор!
- Здесь! – начальник «рысей» выступил вперед. У него, единственного из всех собравшихся, кольчуга была скрыта под желто-бурой накидкой.
- Для тебя дело важнейшее. Как мыслишь, отправили уже гонца за помощью?
- Никак не могли. Мы свое дело знаем! А попробуют выбраться как стемнеет. Ночью оно легче.
- И я о том же. Возьмешь полтора десятка своих. Но вот хватать посыльного не надо. Пусть едет – пошумите вслед, погоню изобразите и чуток приотстаньте.  А как он до Корзня доберется, вот тогда настанет ваш черед – разузнать, куда и в каком числе ворог пойдет. А уж мы его встретим…

+3

227

Журавель вышел из шатра. Темное, затянутое облаками небо, низко нависало над землей, скрадывая очертания стен Ратного, что высились в двух перестрелах от их ночлега.  Далеко на полдне гуляли сполохи – его рыси добросовестно выполнили приказ, предав огню все постройки нового городка Лисовинов. Сколько таких взятых на щит было за те три десятка лет, что он прожил в новом теле! Но самый первый останется в памяти навсегда!

«Мерцал закат, как сталь клинка. Свою добычу смерть считала.»
В багровых отблесках пламени, среди рушащихся от огня стен Митрофанова городка шла резня. Глухой лязг железа по железу, стоны раненых и хрип умирающих, остервенелый, надсадный мат еще живых – все смешалось в жуткую какофонию смерти, услышать которую здесь, на левом берегу Горыни, еще утром никто не ожидал.
С самого начала перевес был на стороне нападавших,  пришедших сюда исполненными решимости убивать и не останавливавшихся ни перед чем. Оборонявшихся было меньше, да и явная растерянность сквозила в их действиях – они никак не могли понять чем же вызвано это жестокое нападение. Уже не раз и не два в разных концах городка звучали мольбы о пощаде, но свирепые пришельцы совершенно игнорировали их.
Последним оплотом обороны был высокий терем почти в центре поселения, куда пробились полтора десятка защитников, все перемазанные в крови своей и чужой да в копоти разгорающегося пожара. Толстые бревна надежно хранили находящихся внутри и нападавшие приостановились.
- Что будем делать, Давид Игоревич?- высокий воин обратился к подъехавшему всаднику в богатом княжеском корзне, накинутом поверх кольчуги. Детские, сопровождавшие князя, выдвинулись вперед, прикрывая его от возможного выстрела из маленьких волоковых окошек. – Если двери вышибать, то много наших поляжет. Может, крикнем этим, чтоб сдавались?
- Не передавивши пчел меду не есть. Выкурим их оттуда, как из борти. Вели, Туряк, зажигать! А луки,- князь повернулся к своим дружинникам,- держите наизготовку и бейте любого, кто покажется!
Факелы, скрученные на скорую руку , полетели на кровлю. Уже почти стемнело, когда бревна терема поддались, наконец, огню. Попытка осажденных вырваться через задний ход была встречена ливнем стрел и захлебнулась в крови – шестеро трупов остались лежать у входа. Пламя постепенно разгоралось и вскоре стало ясно, что никакого выхода у обороняющихся нет. Передняя дверь терема распахнулась и на крыльце показалась коренастая фигура.
- Княже! Не вели стрелять! Мы все сдаемся! – Митрофан швырнул меч на землю и держа пустые руки над головой пошел к стоявшим в отдалении комонным. За ним потянулись остальные – мужики, бабы и детишки подальше от смертоносного пламени. Их всех немедля окружили дружинники, заставив встать на колени в ожидании княжеского слова.
- За что, княже? – пленник недоумевающее глянул на Давида, соскочившего с коня.- Послужить тебе хотел, а ты…
- Узнаешь, переветник? – Тот ткнул в лицо отшатнувшемуся Митрофану грамоту, писанную на дорогом пергамене.- Послужить хотел… только не мне, а Васильку Теребовльскому.
- Это какая-то ош… ,- полусотник узнал свое послание волынскому князю, которое поручил доставить племяннику с двумя ратными.
- Ошибка, что я получил грамоту сию, а не Василько. С ним еще разговор будет!- взбешенный Давид вырвал из ножен короткий меч и с силой ударил стоявшего в живот. Отпихнул сползшее на землю тело и махнул окровавленным мечом своим ратникам.- Всех. Бейте всех, кто выше тележной чеки.
Затем повернулся, отыскал глазами совсем молодого парня в порванной кольчуге и одобрительно кивнул, заметив обагренную вражеской кровью одежу:
- Молодец! И путь нам показал, да и в бою не сробел! За преданность беру тебя в свою младшую дружину!
- Благодарствую, княже!

      Александр был единственным, кто знал почему и как письмо, адресованное самому Давиду Игоревичу, стало иметь адресатом совсем другого князя. Единственное, что вызывало тогда досаду - он не мог открыто в глаза объявить тем, кого резали в отблесках пожара, что их смерть – это возмездие за разоренное селище за Кипенью.
Но ничего, он еще сможет высказать  в лицо врагу все!   

+2

228

Несколько дней ранее. Княжий погост.

     Загаженное, обесчещенное селение с трудом приходило в себя. Вернувшиеся в свои дома ратники боярина Федора только зубами скрипели, глядя на картины всеобщего разора – почти все годами нажитое добро, что было схоронено в скрынях и погребах, было расхищено. А в двух отбитых лодьях не было и четверти недостающего.
- Хорошо хоть пожечь не успели,- сумрачно заметил десятник Кондратий,-  да скотинное стадо пастухи сумели подалее в лес угнать. Федор Лексеич вернется скажу ему обязательно : «Вот что бывает, коль писца вместо воя главным ставить!»
     Короткое «совещание» было собрано воеводой Погорынским в боярской усадьбе почти сразу же после взятия Погоста. И тотчас разгорелся спор, что делать дальше.
- Давай-ка лучше, смекнем, как нам разбежавшихся по лесам ворогов поймать,- Корней не дал увести разговор от главного, хотя и видел, что ущерб хозяйству друга весьма велик.- Евстратий, где ты там? Михайла, а ты иди гонца в Ратное отправь, что отбили мы Княжий. Пусть семьи ихние сюда скорее едут – холопов, вишь, нету никого, да и людей всего треть осталась. А хозяйство да скотина – не ждет. У нас же совсем других дел по горло.
     Боярич кивнул и пошел прочь из горницы, а за его спиной уже разворачивалось обсуждение охоты, что предстояло устроить на двуногую дичь.
     Еще на подходе к усадьбе, которая была определена дедом как место постоя Младшей Стражи, Мишка услышал, как Глеб громко втолковывает кому-то из погостных:
- Стрела какая в ране? Ты морду не вороти! Али буквиц не видишь? «Мыслете» и «Слово», что означает Младшая Стража. Такая помета на каждой стреле у наших отроков. Вот любого сейчас останови и узришь! А потому все, что на мертвом теле – наша добыча!
- Так ведь находники-то половину добра здесь на Погосте расхитили, что ж это получается,- обиженно возражал наставнику незнакомый баритон,- тати пришли грабят, ратники – опять же грабят, ну, куды бедному хрестьянину податься?
- Вот что,- боярич решительно толкнул калитку и вошел во двор,- не знаю, как  зовут тебя почтенный. Мы сюда не грабить пришли, а, наоборот, защитить от ворога. И воевода Погорынский строго-настрого указал, добро, что у здешних отняли, вернуть. Но чтоб лишнего соблазна не было – отдавать только тогда, когда хозяин трех видоков выставит, а те поклянутся Христом-Богом, что его эта вещь. Понял ли?
- Как не понять! – обиженно протянул неказистый пегий мужичонка.- На свое же добро еще и послухов ищи!
- Иди, делай, что тебе бояричем сказано,- отмахнулся Глеб и, дождавшись, пока за жалобщиком закроется калитка, повернулся к Мишке.- Так и лезут урвать лишку себе. Бронь, вишь ли, не наша добыча. Дескать, убитый кольчугу ту в еговом дому, прям перед сегодняшним нападением стащил, на себя одел, да отроки его и подстрелили…
- Ох, врать горазд мужик! Но я по другому делу – надо весточку в Ратное свезти. Где там Сенька? Это для его ребятишек дело. Пошлем двоих, так вернее будет.
- Семен где-то на другом конце Погоста, с Алексеем ходит. Да я  сам сейчас гонцов снаряжу,- наставник устремился вглубь двора,- а ты пока придумай, кому и что они сказать должны.

     Спустя короткое время перед Михайлой стояли двое мальчишек, внимательно слушающих распоряжения:
- Сначала старосте Аристарху все подробно расскажите, пусть он погостных сюда быстрей отправляет. А потом пусть один скачет в Академию, там тоже от неизвестности все измаялись поди! Поняли?
- Так точно!- два мальчишеских голоса слились в один.
- Молодцы,- не удержался от похвалы подошедший Глеб, глядя, как лихо оба взмывают в седла,- хорошо вас наставник Тит учит.
- Он говорит, умри, а весточку доставь!- откликнулся старший.
- Вы уж, ребятки, сделайте, а умирать погодите, ладно?- улыбнулся Мишка.- С Богом!

+2

229

Вот что мне нравится в этом тексте - что все персонажи описываются разными красками, а не свои в основном белой, а противные - черной, как бывает. И поэтому персонажи не картонные, а живые и убедительные.
Хотя это далеко не единственное достоинство "Химеры", разумеется.

0

230

Отправив гонцов, боярич вернулся к усадьбе Федора, где его перехватил старший наставник:
- Поди и не ел сегодня?
- Да кусок в горло не лезет, переживаю, как ребята доедут – путь неблизкий, вдруг кто из беглых им встретится?
- Брось дурью маяться, боярич! Мы же с той стороны пришли и находники это знают, потому на полдень никто из них бежать и не пытался. Так что дорога сейчас вполне безопасна,- отмахнулся от мишкиных опасений Рудный воевода.-  Пошли-ка со мной, поснидаешь, заодно и услышишь кое-что интересное.
Стоило устроиться в укромной клети за сенями гридни, перед ними сразу выросло на столе по большой миске, с верхом наполненной кашей, заправленной кусками мяса. Стряпуха - рябая девка, долговязая и неимоверно тощая для такого сытного места, как поварня,  - выставила на стол кувшин с квасом и вопросительно уставилась на Алексея. Тот достал ложку из-за голенища и кивнул:
- Ты что ли Сухиной будешь?  Давай, рассказывай все по порядку. С самого первого дня, как здесь находники объявились. 
Девка, сложив на груди руки, отрицательно замотала головой. – Не видела ничего, все у печи, да у печи.
- А не твоя ли понева на колу вздернута?
Слезы хлынули ручьем, сопровождаемые всхлипываниями и причитаниями. Среди них Михайла с трудом различил:
– Не виноватая я. Он сам пришел.
Стряпухе явно не хотелось делиться пережитым, но Рудный Воевода был не из тех людей, с кем удается отмолчаться. Оставалось только внимательно слушать и наводящими вопросами подталкивать рассказ в нужную сторону
 
      Надо же было так случиться, что старшую повариху боярского подворья, сразу увезли захватившие Погост вои. А вот ей и Чаре поручили стряпать на всех, пока оставшиеся победители грузят на лодьи добро из захваченных изб. Мужи, что кормились на боярском подворье,  сказывали, мол старший ихний указ дал, чтобы девок не трогали, а велели им печь хлеба да каши варить.  Вот они и расстарались. Сами! И получилось вкуснее, чем у Станы. Чара  травки добавила, не те, что повариха пользовала, а свои, особенные.  Вот и тогда от варева шел одурманивающий аромат, что у самой слюньки текли.
      На второй день довелось Сухине нести горячий горшок к старому домишку, в котором отдельно от воев разместились писарь Буська-Грызло и молодой приказчик, что, со слов Чары, не раз приезжал на Погост с товаром. Оба крепко сдружились и теперь, когда  дом писаря занял десяток ратных, приятели поселились в жилье обозника Ермолы, что полез с топором на находников, за что был забит насмерть.
        Непонятное что-то было с этими двумя. Вроде пленники, но не сидели связанные в амбаре, как прочие, даже ходить по усадьбе не воспрещал им никто. Однако, за тын не пускали и столоваться со всеми мужами, среди которых и освобожденные из полона холопы были, в повалушу боярскую не пускали, да частенько к начальному человеку кликали. О чем уж там разговоры велись, стряпуха не слышала, но, видать, полезными оказались писарь с приказчиком, что их так жаловали.
       Чара расхваливала этого молодца – Спиридона именем -  какой пригожий и обходительный, да почему его держат не как узника, а как гостя.  Мол, сам намедни поведал, что не было ни в чем его вины. И помог пришлым, и удачу принес. Да видать зависть людская в оговорах не скудеет, что многие бабы и мужики, кои из холопства освободились, на него косятся.
       Напарница вновь хотела горшок отнести, но все же уступила ей, как старшей. А не надо было рассказывать про то, какой он молодец справный, да учтивый. По всему выходило, что Спиридон был противоположностью Грызлу, что при любой возможности норовил свою власть показать, когда словами, а зачастую и плетью, начиная с первого дня, когда тетка отдала ее боярину Федору в услужение. Батина сестра была ненамного и старше, но после смерти родителей и трех братишек, сгинувших разом в моровое поветрие, осталась большухой и крутила бабами в оскудевшем роду по одной ей понятному умыслу.
      Внутри избенки со света показалось темно. Волоковое оконце помещалось ровно напротив низенькой двери, оттого по бокам ни зги не видать было. Растерялась, покрутилась у входа, и, бухнув горшок на земляной пол перед  окном, поклонилась вправо, где очаг во всех жилищах бывает.
-  Что за красна девица к нам пришла,  яства дивные принесла? – тихие ласковые слова раздавались откуда-то сбоку. Присмотревшись, различила фигуры двух человек на лавках у боковой стены, один из которых приподнялся на локте и поманил Сухину к себе. Именно ему принадлежал вкрадчивый голос.
- Плыви сюда, лебедь белая. Давно я не видал  такой красы. Словно солнышко  в нашу нору заглянуло.
- Я поесть принесла. Кушайте побыстрее, да горшок заберу.
Буська поднялся первым,  сгреб  с массивного стола берестяные свитки на освободившуюся лавку, достал из-за пояса ложку и уставился на Сухину:
– Ну? Что принесла?
- Так вот же, ушица! – вновь подцепила горшок ухватом и водрузила по центру стола.
- Эй, Грызло! Старшой кличет! – в дверном  проеме возник коренастый стражник.- После пожрешь!
Писарь раздраженно рубанул ложкой по столешне:
– Не дадут похлебать спокойно. Что опять?
- Давай пошевеливайся, а то так березовой кашей накормим, что с лавки не встанешь.
Пока Буська, ворча под нос, натягивал вотол, Спиридон продолжал тихонько лежать на своем месте. Но стоило только ему остаться наедине со стряпухой, как приказчик поднялся и вальяжно присел за стол:
- Не люблю горячее, пусть чуть остынет. Посиди со мной, посудачим, да вместе и отобедаем. Как зовут, красна девица?
Смутилась, но, прислонив  ухват к стене, все же присела к столу.
-  Сухиной кличут. А ты тот самый Спиридон, что все заморское вежевство превзошел? А еще, говорят, будто удачу приманивать умеешь?
-  Это Чара-чаровница наболтала? А что ж она  сама не пришла?
-  Так я заместо нее! – девка  поправила плат и стеснительно припрятала замаранную сажей руку в прорезь поневы. - Али по душе пришлась?
-  С тобою ли эту толстуху сравнивать? Как же мила ты, Сухинушка! 
Только сейчас смогла рассмотреть  собеседника. Он и вправду был хорош. Глаза, глядевшие почти в упор, так и горели желанием, аж сердце захолонуло – ни один из парней до сих пор не смотрел на нее ТАК. Коротко стриженая бородка почти не прикрывала горловины рубахи,  и видно было, как пульсирует синеватая жилка. В смущении отвела взгляд и, слушая ласковые речи, что текли из уст молодца волнующим напевом, затеребила косу. Потом, пока Спиридон трапезничал, не зная как, рассказала о своей сиротской судьбе. Всплакнула, перебирая воспоминания. А парень, обойдя стол, приобнял за плечо и в самое ухо, щекоча бородой щеку, зашептал:
  – Не кручинься, зеленоглазая. Есть у меня для нежной шейки бусы чудные, жемчуговые. Только сама понимаешь, ноне их открыто держать боязно, вот и припрятал в схороне, на задах. Нет другой шейки, чтобы такие бусы носить, окромя твоей. После вечерней зорьки, приходи, душенька моя, к сеновалу, будет тебе подарок.   
- Ой ли!? Не смеешься ли надо мной, Спиридон Батькович, проведал небось уже, что некому меня защитить!? – а у самой сердечко так и заколотило, да костяшки на пальцах хрустнули, когда в кулачок ладони сцепила, прижимая к груди. Впилась взглядом в жилку на его шее, не оторвать.
- Что ты, лебедушка белокрылая! Не было за мной такого, чтобы обманул кого. По нраву ты мне пришлась, прикипел  душой. Приходи, ждать буду. 
- Приду, коли не шутишь.
Весь остаток дня металась, не находя места, гляделась в ушат с водой, подбирая налобный венец и ленту к косе, и, еле дождавшись сумерек, кинулась к сеновалу за конюшней. Вот оно, счастье! …

 
- Эй, Сухина! Ты не уснула часом? – Алексей вернул стряпуху от волнующих воспоминаний к жестокой реальности. – Что молчишь, голову повесив, рассказывай, коли вспомнила.
 
- Жарко весь день у печи, да у печи, вот и пошла на сеновал остыть, оттого и одежу сняла, да рядом разложила. Попрохладнее, да дух повольготнее там. Задремала, не приметила, как этот молодец все забрал,-  девка отвечала все вроде складно, а у самой лицо, уши и даже шея налились густым багрянцем.
- А дальше как дело было? – Михайла отметил краем глаза, как охально прищурились глаза Алексея. – До утра остывала, или как?
-А-а-а…. – похоже, у Сухины кончилась фантазия и, не зная, что сказать, она лихорадочно придумывала отговорку, от усердия прикусив губу и вытаращив на боярича подведенные угольком глаза. - Дак, уснула же я. Только перед утренней зоренькой и кинулась, что одежи нету. Потом, когда мужей завтраком кормили, узнала, как дальше-то случилось.
      Спиридону, вроде как, за тын хода не было. Он одежу мою надел, да, видать, хотел задами с боярского подворья уйти. А тут под утро Терентию невмоготу стало после пива, так он туда же на задворки решил сбегать облегчиться. Видит баба молодая, в сумерках спьяну не разобрался и похоть-то свою не удержал. Со спины зашел, да приголубил по-свойски, грешно говорить, но вся понева на заду в клочья изодрана. После развернул к себе ликом, да бороду нащупал – тут с Терентия весь хмель-то и соскочил вмиг. Отметелил сгоряча так, что на свету и не признать было. А поутру беглого на кол и посадили в бабьей одеже.
А на что мне теперь рванье-то. Не надобно совсем. Вчерась, вона, какой обновкой мужи одарили, за то, что бочку с пивом указала в подклети. – Сухина погладила рубаху на плоской груди и, засмущавшись, умолкла, глядя как двух мужиков разбирает неудержимый ржач.
- Ох, уморила, девка,- Алексей, вытирая проступившие слезы, махнул рукой.- Ступай  себе! Ну, Михайла, чего скажешь?
- Осьма с ребятами в какой-то дурной переплет попали,- дождавшись пока закроется дверь, начал Мишка.- Но это и так ясно -  их лодью, хоть и без товара мы сегодня отбили. А вот что с ними самими приключилось – вопрос! Жаль, конечно, что Спирьку уже послушать нельзя. Но, кажется, девка что-то не договаривает?
- Ну, тут все понятно – с ним она на сене прохлаждалась! Хватит о паскуде, подох – и ладно. Пойдем лучше у погостных поспрашиваем, может, кто-нибудь о других пленниках что расскажет?

+4


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Архив Конкурса соискателей » Гибель Химеры (Тайная история Погорынья)