Осторожность помогла – десятки Луки и Егора, сторожившие неприятеля в поле, одним своим видом держали противника в отдалении от места переправы. Уходить через болото они стали только через час после того, как лагерь опустел и последний вьючный конь был отправлен в путь. А может быть, действительно, у врага здесь не было достаточных сил, но в остальном переход через болото завершился без значительных происшествий.
     Уже совсем вечерело, когда Мишка, с трудом проделавший в седле путь через болото – серьезно сказывались раны, во главе двух десятков опричников приближался к паромной переправе, предвкушая торжественную встречу.

     Ритуал встречи возвращающихся из похода, был в Ратном давним и устоявшимся. Всадники неторопливым шагом ехали навстречу родным и близким, возглавляемым священником. Спешивались, обнажали головы и по очереди подходили под благословление настоятеля. Крестились на колокольню ратнинской церкви. Затем все вместе стояли благодарственный молебен, старательно вторя молитвам священника о благополучном возвращении из похода. Так же старательно все вторили молитвам о даровании выздоровления раненым ( тут уж жарче и старательнее всех молились их жены и дети).
Ничто не должно омрачать первую радость встречи. Поэтому обозные телеги, везущие тела погибших, заранее сворачивали в сторону, чтобы причитания женщин и детей не омрачали этой радости. Днем скорби и поминания всегда был день следующий. Он был посвящен отпеванию и похоронам погибших в походе. Сотник, староста и десятники ходили по их дворам, просили прощения у матерей и жен, что не уберегли отданных под их начало ратников. С поклоном вручали причитающуюся долю добычи и определяли какая помощь потребна семье, оставшейся без мужских рук, до возрастия детей.
Но всегда в первую голову радость встречи и благодарность Всевышнему.

     Нечто подобное Мишка ожидал увидеть и сейчас, может быть и переиначенное в более подходящую для Младшей Стражи сторону. Каково же было его разочарование, когда вместо торжественной встречи у ворот Академии он еще у въезда на паром увидел небольшую группу: мать, Юльку, накинувшую на плечи голубой платок, наставника Филимона, нескольких опричников и Дударика, при виде колонны всадников, протрубивших сигнал встречи.
Неловко сойдя со Зверя, все же сильно давали о себе знать последствия ранения, он поклонился матери и принял из ее рук ковшик. Пахнуло стоялым медом. Мигом осушив небольшую емкость, Михайла еще раз скованно поклонился матери, которая, забрав у него ковш, уже что-то говорила следующему спешившемуся отроку, и повернулся к Юльке. Сразу бросились в глаза ее руки, судорожно комкающие край платка – не забыла его подарок, и яркие пятна румянца на щеках девушки, и ее напряженный взгляд.
Так, глядя глаза в глаза, и шагнули навстречу раз и другой. И только для двух любящих сердец и был слышен этот немой разговор:
- Вспоминал?
- Ждала?
И каждый одновременно делает шаг:
- Только тебя!

- Простил ли?
- Больше не сердишься?
И вот уже тесно смыкаются объятия:
- Люблю … Только тебя!

Гляжусь в тебя, как в зеркало,
До головокружения …

Кажется, как мало могут сказать глаза за эти два шага, и как много на самом деле.

- Что, обижаешься на меня, сынок?- уже на пароме, с улыбкой глядя на Мишку и прижавшуюся к его плечу Юльку, спросила Анна.
- За что, мама?
- Что не устроила тебе въезд, такой же, как в Ратном всегда делали?
- Ну, - покраснел и замялся Мишка, - есть немного.
- Не горюй, я договорилась с отцом Михаилом, в ближайшее воскресенье он приедет, тогда и торжественный проезд всех отроков в бронях устроим и большой благодарственный молебен Архистратигу Михаилу о возвращении из похода. А сейчас тебе величаться не перед кем – нет никого в Академии.
- Да куда ж все делись?
- Эх ты, боярич! – она ласково потрепала сына по вихрастой макушке. – Совсем со своей войной про обыденную жизнь забыл. Сейчас же каждый день – год кормит. Все же в поле – хлеб жнут, нам никак нельзя ни колоска потерять. Смотри, сколько с прошлого года людей-то прибавилось. Я уж и Cучкa с его людьми в поле отправила, все равно для них пока ни лесу высохшего, ни рабочих лошадей нет, и девок всех наших, даже Машку с Анькой. В страду, али забыл, что жнивень идет, никогда лишних рук в поле не бывает.
- Ну, Анька в новом своем платье, - вспомнил пристрастие старшей сестры не вылезать из понравившейся обновы Мишка, - много в поле наработает!
- Ох, и язва ты, Мишаня, - снова улыбнулась мать. – Я все новые платья девок в сундук свой закрыла. А ее дело не серпом работать, да снопы вязать, хотя и это уменье не лишнее, а смотреть, чтоб у страдников работа спорилась, да все в достатке было, да ленивым потачки не давать. А когда и самой за серп взяться – показать неумехам, как надо.
- Машке да Аньке ведь уже скоро и замуж пора будет, надо привыкать быть хозяйками в дому.
- Вот и я про то, сынок. А какие же из них хозяйки, если с домочадцами, да холопами управиться не смогут, да главных хозяйских дел не знают?
- А может жизнь сама научит?
- Учить-то она учит, да все больше по лбу! Пока шишек не набьют, не научатся. Так пусть лучше в родном дому набивают.
Плеск волны от причалившего к берегу парома почти заглушил ее последние слова. Ночь вступала в свои права, лишь только западный край неба еще светился розовым.
Процессия неспешно шагающих отроков растянулась по дороге в Академию.
- Смотри, Юленька, звезда упала, - Мишка показал рукой на искорку, сверкнувшую в вышине. – Загадывай скорей желание, только никому его не говори, иначе не сбудется.
- Ты уже загадал? – Девушка заглянула ему в глаза, словно надеясь там узнать ответ на свой невысказанный вопрос.
- А ты? – В глазах Мишки, крепко сжавшего ее враз вспотевшие ладошки, светился тот же вопрос.
- Да, - одновременно прошептали их губы, смыкаясь в первом поцелуе.

     И только лишь мудрая ночь, укрывающая своим черным бархатным плащом усталую землю, знала, что загаданное желание было одинаковым у каждого из них:
«На всю жизнь вместе».

(конец 1-й главы)

Отредактировано PKL (13-06-2011 13:15:45)

РОMAH, спасибо.

Михайлов городок показался совсем не таким, каким по возвращении из похода, наоборот, в этот раз Мишка  поразился его суетливой многолюдности. По случаю молебна занятий не было и отроки, уже знавшие, что им предстоит пройти перед всеми прочими (а в первую очередь перед девками!) при оружии и в начищенных бронях, позабросив все прочие дела, только и ждали команды на подготовку к построению. Женский контингент, в свою очередь, все никак не мог выбрать наряды для такого торжественного случая,  то и дело перебегая из одной горницы в другую, держа в руках то платье, то бусы, то ленты – в общем, весь арсенал средств, призванных штабелями укладывать будущих воинов к их ногам. Что-то громко кричала своим помощницам Плава, выглянувшая из кухни, чтобы отдать очередные распоряжения насчет готовящегося застолья. Около часовни Михайла узрел артельщиков Cучкa, украшавших здание по случаю праздника. А самому плотницкому старшине что-то поочередно втолковывали Анна и Алексей. И еще бросилось в глаза присутствие нескольких десятков совершенно незнакомых мужиков, один из которых, здоровенный, весь заросший светлым, чуть в рыжину, волосом, нетерпеливо переминался неподалеку от матери.
- И не забудь сказать своим артельщикам, чтобы сразу как закончат, переодевались и все к часовне шли,- донеслись до Михайлы слова матери, когда он подъехал к говорившим и спешился, держа коня в поводу.
- А ты куда запропал? – напустилась Анна на сына. – Все тут с ног сбились, скоро отец Михаил будет, а тебя нет, как нет. Живо давай - умываться и одежу примерять. И где два десятка твои?
- Все в порядке, мам. Я из Ратного. Ребята как раз отца Михаила привезут – вроде как охрана почетная. А я вперед поскакал, чтобы предупредить, ну и помочь, если надо.
- А, тогда ладно. Здесь, у нас, слава богу, почти все готово.
- Так готово, - вступил в разговор Алексей, - что приходится парней чуть ли не силой останавливать. Аж из штанов готовы выскочить и бежать воинскую справу одевать на себя. Прямо как девки, которым новые обновы привезли.
- Так спекутся же в бронях. Вон солнце жарит уже как.
- Вот и я про то. Когда, как думаешь, отец Михаил приедет?
- Должно быть ближе к полудню, часа через три – не раньше.
- Ладно, тогда я пошел - приструню наших самых нетерпеливых. А ты с матерью иди – она для тебя уже все подобрала и разложила, «младший воевода», - слегка поддел Мишку Алексей и повернулся к подошедшему почти вплотную мужику. – А тебе чего?
- Боярыня Нинея Гредиславна  нас в помощь прислала, стало быть,- прогудел тот.
- В помощь? – быстро переглянулись Алексей с Михайлой.
- В помощь, на городовое дело, - басом подтвердил мужик, кивнув косматой головой.
- Что ж, от помощи отказываться не след,- Алексей взял инициативу на себя. – Но о делах будем разговаривать завтра. А сегодня праздник у нас, значит и вы – гости на этом празднике.
- Так среди нас тех, кто требы Христу кладет, и нет почти.
-  Значит, когда наш священник отец Михаил будет молебен служить, они в стороне постоят,- вмешался Мишка, чувствуя, что разговор уходит в опасную тему. – А за праздничные столы всех зовем. Только, раз гостей прибавилось, помогите вот Кондратию Епифанычу новые столы да скамьи приготовить.
- Это можно. Пошли, Епифаныч,- пробасил тот, хлопнув Cучкa по плечу, от чего плотницкий старшина даже присел.
     Проводив их взглядом, Анна вдруг встрепенулась:
- Надо же Плаве велеть и на новых людей сготовить. Сынок, ты иди в мою горницу, там все для тебя приготовлено, а я сейчас.
- И мне пора,- Алексей, кивнув, удалился в сторону здания Академии.   

     Отведя жеребца в конюшню и передав его на попечение дежурному, Мишка, однако, торопиться в материну горницу не стал. Во-первых, распирало желание похвастаться Юльке, что он уже полноправный опоясанный ратник. А, во-вторых, утренняя скачка разбудила в молодом организме прямо-таки зверский аппетит, подстегиваемый крайне завлекательными запахами, доносящимися из плавиных владений. Непродолжительная схватка сердца и желудка дала явный перевес последнему и ноги сами собой свернули в сторону трапезной. Здесь, правда, нашла коса на камень. Кухонные девчонки, не иначе как по команде своей строгой начальницы, наотрез отказались открывать дверь. И так бы и пришлось бояричу убраться не солоно хлебавши, если бы не сама Плава, выглянувшая на шум. Смилостившись над голодающим, она вынесла ему кусок праздничного пирога, как оказалось, несколько видов пирогов стряпуха испекла еще накануне – на пробу.
- Ну, как, годится? Скоро еще такие же будем в печь ставить.
- Угу,- только и смог промычать Михайла с набитым ртом и, поспешно проглотив кусок, добавил. – Вкуснотища. Прям к жизни вернулся.
- Вот и славно, - расцвела от похвалы Плава.- Значит, и гости в обиде не будут. На кваском запей.
- Благодарствую, - он залпом осушил протянутую кружку и, передав ее назад, вышел.

     В горнице матери все стояло вверх дном. Анька младшая и Машка, поминутно перебегая от открытого сундука к лавкам, на которых были разложены их «доспехи», и обратно, вовсю старались подобрать себе такие наряды, чтобы сразить всех особ мужеска пола наповал. На Мишку они не обратили абсолютно никакого внимания, за что он был сестрам только благодарен. Его проверенный праздничный наряд василькового цвета лежал на отдельной лавке, прикрытый куском полотна – единственная вещь в горнице, не потревоженная ураганом девичьих страстей. Видно, сказалось строгое внушение матери. Мишка сграбастал все свои вещи и, бочком-бочком, стараясь не становиться на пути двойной лавины по имени Анна-Мария – сметут ведь и не заметят, выбрался за дверь. Спускаясь во двор и обдумывая, где бы ему спокойно, чтобы никто не тревожил, переодеться, он неожиданно столкнулся с Никитой.
- Ты откуда здесь? Неужто, отец Михаил уже приехал?
- Нет. Меня воевода Корней Агеевич послал предупредить, что они все через час будут. И чтоб встречали. Ну и еще троих музыкантов прислать нужно.
- Что, разве воевода с отцом Михаилом едет?
- Ну да. И еще староста Аристарх, и несколько десятников, и Лавр Корнеич. Все верхами и при оружии.
- Ох, твою ж…  Ладно, беги скорей, бери кого нужно, а я пойду к старшему наставнику Алексею. С ним вместе будем ребят для встречи строить. А ты скажи музыкантам, чтобы протрубили, как подъезжать будете.
     Алексей, узнав, что времени осталось намного меньше, чем они предполагали, ничуть не растерялся. Привычными движениями он натянул поддоспешник и кольчугу, накинул и застегнул на правом плече корзно.
- Ну, а ты чего ждешь, одевайся скорей, - с этими словами старший наставник взял в руки шлем, покачал головой и поставил его обратно. Вместо шлема достал и одел волчью прилбицу  и вышел.
- Дударик, труби сбор, - раздался с улицы его зычный голос, заглушенный звонким пением трубы.
     Мишка торопливо стал переодеваться, стараясь не задеть больную руку и чертыхаясь от задержек.