Эпизод третий.1945 год.
Это случилось 12 апреля. Почта в этот день запоздала. Ты Фрэнки, ты же ФДР (сокращенное от Франклин Делано Рузвельт), безмятежно болтал с Люси. Затем пришел секретарь Хассет и спросил, подпишет ли он бумаги утром или отложит на вторую половину дня. Можно было перенести и на вторую половину дня, но почему-то, тебе, Фрэнки, захотелось их подписать сейчас, и ты сказал:
- Нет, давай их сюда, Билли.
После этого ты стал читать по диагонали и ставить размашистые подписи. Хассет терпеливо ожидал у громадного камина, ожидая окончания процедуры. Ещё какой-то документ. Ты даже прокомментировал:
- Ну вот, типичный документ госдепартамента. Ни о чем!
...Около часа дня Хассет ушел, оставив несколько документов, которые ты хотел прочитать. Или не хотел? Что-то ведь было не так! Тот документ Госдепа! Хассет вроде бы вздрогнул. О чем был документ? Ни о чём? Но зачем тогда ты взялся за японские марки? Ты тогда осмотрел японские марки, выпущенные для оккупированных Филиппин, рассортировал их, затем позвонил в Вашингтон, напомнив министру почт Уокеру о его обещании прислать образцы нового выпуска американских марок в связи с конференцией в Сан-Франциско. А ещё ты был в отличном настроении. Всё вроде как складывалось удачно.
Затем пришла Елизавета Шуматова продолжить работу над твоим портретом. Она установила мольберт. Ты стал читать оставленные документы. Все были в сборе - у окна сидела Люси, на кушетке напротив – племянница Сакли. Другая племянница - Делано, наполняла вазы цветами. Неестественная идиллия. Расслабляющая и сбивающая с толку. Ведь такой идиллии никогда не было раньше! Внесли столик для ланча. Ты, продолжая читать, сказал Шуматовой: «Нам осталось пятнадцать минут». Та кивнула и продолжила работать. Затем время вышло, она собрала мольберт и вышла. А вместе с ней внезапно вышли и все остальные. Вошел Гарри. И тогда ты понял, почему была такая идиллия! В руках у Гарри был шприц. Твоё время вышло! Но почему? Ведь…
- Русские слишком быстро выигрывают Фрэнки! Мы рассчитывали, что война с Гитлером продлится ещё хотя бы год или два. Это позволило бы ещё больше ослабить Россию, Германию и Британию. ТЫ перестарался с помощью русским! – ответил на невысказанный вслух вопрос Гарри Трумэн.
- Черта с два Гарри! Не ты ли утверждал объемы поставок русским? – попробовал огрызнуться ты.
- Да я, – ответил Гарри. - И мы недооценили русских. И именно поэтому настала пора резко менять политический курс, не дожидаясь сроков окончания твоего президентства. Сам понимаешь, но такое возможно только когда…
Ты закурил, ибо понимал, когда такое возможно. Твой дядя Тэдди, именно таким образом стал Президентом САСШ, сменив «случайно» убитого Мак-Кинли. «Случайно», но ВОВРЕМЯ. Ирония судьбы, но теперь именно ты, племянник Теодора Рузвельта, сам оказался в роли «должен уйти».
Ты почувствовал укол в спину. Холод стал растекаться по всему телу. Холод, но ты почему-то вспотел. Затем заболела голова. Сильно. Страшно. Ты захотел крикнуть, но уже не смог – сигарета выпала из твоих пальцев, а на глаза опустилась черная пелена. Странно, всё вокруг черно, но ты чувствуешь, как тебя словно несёт ветер внутри какой-то трубы. Трубы, на конце которой виден свет. Туннель? Ты не умер? Свет всё ближе и сильнее. Ослепительная вспышка, и совершенно не к месту запах чего-то сгоревшего. И боль. Не адская, разрывающая человека изнутри, а почему-то обычная. Болела голова. А ещё кто-то его, Фрэнки, тормошил и испуганно причитал…
Эпизод четвертый. 1965 год.
Простуда, так некстати, навалившаяся после Нового Года не проходила, и он, Уинни, почувствовал, что это намёк свыше. Это его ПОСЛЕДНЯЯ простуда. Время пришло. Пора уходить. Уходить самому, пока ещё можешь ходить сам. Прожить ещё несколько лет очень хотелось бы, но … как человеку, а не как постельной дряблой развалине, из-под которой регулярно выносят утку.
Сигары, коньяк и сквозняк его убьют. Но это не страшно! Он испытает эти удовольствия перед смертью. Последний раз. А потом умрёт очень быстро, скорее всего даже не просыпаясь. А пока пьёшь и куришь можно подвести кратенький итог всей жизни. Отделить наносное от главного. Для себя, а не для публики. Публики это знать необязательно. Абсолютно! Для неё он герой, разгромивший Гитлера, создатель «королев» и непримиримый борец с большевизмом. А для себя? Для себя он…неудачник, погубивший Англию! Эти чертовы политические танцы с избирателями! Это чертово политическое мнение! Эти чертовы русские! Этот чертов Сталин! Ведь он тогда всё делал правильно! Не могли большевики в семнадцатом году продержаться долго! Их дни были сочтены! Так казалось в семнадцатом, восемнадцатом, девятнадцатом, двадцатом, двадцать первом, двадцать втором… и далее, пока внезапно «Россия во мгле» не ощетинилась трубами сотен и тысяч заводов. Все эти Троцкие, Свердловы, Каменевы и Зиновьеву куда-то исчезли, и показался тот, кто прятался всё это время – хитрый грузин со своей знаменитой трубкой. Грузин, который строил отнюдь не социализм. Как это не чудовищно звучит сейчас, но чтобы произошло тогда, в семнадцатом году, если бы они поставили не на бездарных «белых вождей», а на большевиков? Устранив наиболее одиозных из них. Ах, да на кону была Мировая Война и победа в ней. Великая война. Но что мешало Англии использовать свои старые добрые принципы? Почему мы пошли на поводу у Франции? Долги России? Их можно было частично простить, а частично отсрочить. Или не прощать, но отсрочить с помощью маленькой морковки – усадив Россию за стол переговоров в Версале в качестве страны победительницы. Дать русским эти черноморские проливы. Не создавать «санитарный кордон», а организовать благожелательное отношение Англии. Кредиты и помощь в возрождении экономики. Это бы умиротворило бы русских, и снизило бы их агрессивность. Возможно, даже привело бы к ещё одной революции – буржуазной. Ну, даже если бы и не привело, то совершенно однозначно ясно, что доброжелательное отношение к СССР со стороны Англии нанесло бы большевикам вреда больше, чем прошедшая гражданская война. Большевики при поддержке Англии развивались бы МЕДЛЕННО, И НЕСПЕША, ибо им никто бы не угрожал ультиматумами. Не было бы этих гигантских скачков и пятилеток. И, к войне с Гитлером они оказались бы совершенно не готовы! Либо, наоборот – их можно было подготовить к войне с Германией, ввязать в войну и потом, как всегда, оставаться в стороне. И цель была бы достигнута – Германия и Россия вновь ослабили бы друг друга. И янки не получили бы никаких барышей. Не было бы треклятой Атлантической Хартии. Британия сохранила бы и приумножила свой статус-кво. Черт! Но кто же знал, что нужно ставить на другую лошадь! Бутылка коньяка пуста. Сигара была восхитительна. Сквозняк от открытого окна тоже хорош. Закрыть окно и лечь в постель, выпив перед этим ещё стакан. Сладкая алкогольная дрёма. Даже не чувствуется накатывающей слабости и усиливающегося жара. Пинг! Словно лопнула тоненькая струна. Исчезли все ощущения и появилась какая-то странная лёгкость.
Это была смерть, которой он, Уинстон Черчилль – Уинни, уже не боялся, хотя и умирать, не смотря на преклонный возраст, не хотелось, хотелось прожить ещё чуть-чуть. Затем был длинный тоннель и свет в конце этого тоннеля. Яркий свет! Ослепительная вспышка, и совершенно не к месту запах чего-то сгоревшего. И боль. Не адская, разрывающая человека изнутри, а почему-то обычная. Болела голова. А ещё кто-то его, Уинни, тормошил и испуганно причитал…